Россия – родина слонов!

Вот вам мой пример, хотя бы. Плохой пацан Дуля научил курить травку, если бы родоки загрузили меня обязанностями с утра до вечера, этого не случилось бы. Я, может быть, стал космонавтом или великим футболистом, а так получился размандяй недоделанный.

На уроках вместо того, чтобы, раскрыв рот, слушать учителя, рисовал в специальной тетрадке всякую чушь. Помню один рисунок, до сих пор перед глазами стоит. Как-то раз Яцек притащил фотографию группы Queen. Шикарная картинка! Фредди со своим знаменитым микрофоном на переднем плане, сзади Тейлор с барабанами, еле видимый в темноте. Фредди ярко освещён прожектором, от микрофона световой блик. Классное чёрно-белое фото. Так вот, всё это я скопировал в тетрадку чёрной шариковой ручкой. Очень тонкая, ювелирная работа. Иногда нужно чуть-чуть касаться бумаги шариком, и к тому же исправить в случае ошибки невозможно: тушь, ничего с ней не сделать. Можно только дырку протереть, соплями потом не заклеешь. Получилось просто неотличимо от оригинала, наверно, после этого я и охладел к рисованию. Знаете, есть такой психологический казус: когда человек добьётся чего-то труднодостижимого, это становится ему не интересно.

В дальнейшем, во всех последующих местах обитания, оказывался в редколлегиях и, оформлял всяческие стенгазеты, новогодние поздравления и прочая херота, связанная с рисованием.

Вот ещё один талантишко. Однажды пошли с дружками в бассейн, его как раз построили тогда. Платишь три рубля пятьдесят копеек в месяц и купаешься один час, три раза в неделю. В итоге тренер увидел мои оухительные плавательные навыки, развитые в Кировке с помощью «квача», и пригласил тренироваться в спортивную секцию. Как раз мои замечательные ноги, которые обосрала непутёвая акушерка, тут и пригодились. Я легко обгонял местных сраных чемпионов, которые потом вызывали меня в туалет и имели там со мной очень серьёзный разговор. Но когда узнавали, что я с «Квадрата», резко передумывали меня лупить, и мы расходились, пожав друг другу руки. Чуть позже какой-то подонок подрезал у меня ласты, ну, то есть своровал. Вот думаю: не их ли рук это дело?

«Квадратом» называли четыре дома на улице Горького, стоящих в форме квадрата, там проживала ужасно знаменитая шпана, гроза всего города, два брата близнеца. Но они были старше, я с ними совсем не якшался, разве только по башке от них получил пару раз. Так от них почти каждый на районе получил по затрещине, авторитет-то надо поддерживать. Короче говоря, проживание в квадрате было гарантией того, что в другом районе ты не получишь пидзюлей. Наверно, гниют сейчас эти близнецы где-нибудь на туберкулёзных нарах, если вообще живые. Ох, тяжела жизнь хулигана!

Прозанимался три года плаванием, выполнил норматив на третий взрослый разряд и бросил. Осточертело всё это. Каждый день надо проплыть пять километров разными стилями, да не просто, а с нереальным напрягом. Тренер Василий Саныч следил по секундомеру, если начинаешь халявить – пидзел неимоверно, давил на психику. Плывёшь, как конь, эти бесконечные километры, из сил выбиваешься. Вода, блин, то горячая, то холодная как лёд, нервов не хватает. Знаете, одно дело плескаться с бабёнками в бассейне, дурака валять, и другое дело вот так жилы рвать. В общем, заколебался я, ребята. Серьёзно! Думаю: «Ну-ка вас всех к чертям с вашим долбаным спортом! Плавать научился – и достаточно». Собрал свои вещички и свалил. Саныч потом приходил ко мне домой пару раз, рисовал радужные перспективы, олимпийские медали, титулы и всё такое. Но я не повёлся. Вообще, по жизни, если приму какое-то решение, то всё, кранты, назад ни ногой. Просто потеря времени. Это самая правильная политика. А Саныч мужик нормальный, дай бог ему здоровья.

Вот ещё кое-что. Спасибо господину Зингеру за его ловко сбацанную технику, не изнашивающуюся сотню лет. Все знают, что первый небоскрёб в Нью-Йорке построил именно он, разбогатев на швейных машинках. Он помог развить ещё один мой талант. Как я уже сказал, первую вещь я сшил в девять лет, это были опупенные, модные трусы-паруса, не постесняюсь сказать, номер один в Кировке. Ну, а потом пошло-поехало: шил штаны из всего, что подворачивалось под руку. Однажды сляпал подделку под джинсы. Внешне их было не отличить; лейблы, штампованные пуговицы на ширинке, двойная строчка, всё как надо но, только они были лучше чем фирменные. Я их шил из оранжевого брезента – того, из которого на заводе у отца делали робу работягам, ну, сварщикам там, токарям. Ткань слегка вытиралась подобно джинсовой, поэтому было полное ощущение, что это настоящие джинсы, только такого эксклюзивно-оранжевого цвета.

Дуля, когда увидел их на мне, аж поперхнулся цигаркой, модник был страшный, даром что хулиган. Выпрашивал их у меня, мы ведь с ним одного роста. Мне так не хотелось с ними расставаться, в них я был в центре внимания, и вообще сидели на мне как влитые. Но всё-таки уступил по- корефански, он потом в них долго зажигал, пока совсем не развалились. Под конец вообще штаны шил за пару-тройку часов, все движения отработаны до автоматизма.

Добрался до рубашек. С ними сложнее, там с воротом проблемы. Помню, состряпал из старого отцовского болоньевого плаща шикарную рубашку, изнанкой наружу. Выглядела как лакированная тонкая кожа. Фасончик придумал сам, объёмные кармашки там, погончики и всё остальное. Когда народ увидел моё произведение – пораскрывали рты. Никто не верил, что сам сварганил. Дуля долго её клянчил, но я не отдал, уж больно шикарная получилась вещица. Кто был не в курсе, думали – фирменная. Потом кепки разные, вельвет, кожа и прочее. Но всё это в школе. В конце концов бросил шить, не было времени, да и машинка под рукой не всегда. Сейчас, заходя в какой нибудь Остин или Глория якобы джинс, и видя тамошние страшные тряпки, мне становится неудобно за этих «дизайнеров», и я стараюсь поскорее уйти. Руки следует поотшибать за такое!

Да, чуть не забыл: сабо сварганил, тогда как раз была мода на эти штуки. Правда, саму деревянную платформу папик на заводе сделал, из дерева. Зато кожаный верх сам соорудил, с шикарной пряжкой от старых маманиных сапог. Сабо получились просто оухительные, ну как не сматериться, извините, высота в каблуке – двенадцать сантиметров. Короче, модник был до мозга костей.

Думаю, как всё-таки в этой жизни важен случай. А если бы я продолжил шить и выучился на модельера? А если бы я продолжил плавать? А если бы получил художественное образование и навыки? Этими вещами мне заниматься нравилось, по большому счёту. Что было бы? Кем бы я стал? Володя Путин во время учёбы в институте попросился в КГБ, но его не взяли: «Маленький ещё, иди подрасти». Если бы про него забыли, он никогда не стал бы президентом, но его не забыли и однажды пригласили поработать на контору, доработался до президента нашей Раши.

Так к чему я всё это развёз? А, вот! Наблюдайте за собой или, если есть дети, то за ними. Разберитесь, к чему тянет, что лучше получается? Если что-то есть, не просирайте, как я, берегите это, развивайте. И оно вам принесёт в лучшем случае известность, ну а в худшем – просто любимое дело, приносящее доход.

Но все эти талантишки я благополучно просрал, поступив учиться на механика судовых двигателей, и выучился именно на то, что не люблю и к чему у меня нет никаких способностей. Парадокс!

9 Отсечь всё лишнее.

Снова и снова продолжал влюбляться в девчонок, как ненормальный. В то время все они казались мне воплощением целомудрия и чистоты. Увидев более-менее симпатичную девчульку, я почему-то считал, что она скромна, прилежна, трудолюбива, добра, как дева Мария. Потом, позже выяснялось, что шикарные внешние данные не гарантируют шикарности её внутренних качеств. Иной раз под замечательной оболочкой скрывается такое говно, что просто не знаешь, куда бежать. Втихаря любил нескольких из своего класса, но общался со всеми примерно одинаково. Никого не выделял, понимал, что как только я попробую замутить с кем-нибудь, то остальные тут же отсекутся. Меня больше устраивало флиртовать со всеми.

А флиртовал так. Однажды из поролона вырезал нормальных таких размеров фаллос. Сделал, как советовал древний скульптор: взял кусок поролона – и отсёк всё лишнее. Постарался, конечно, напряг свои художественные способности, всё в деталях, как положено. Раскрасил гуашью в натуральные цвета, так, что он стал неотличим от настоящего. Если его вложить в кулак, как бы вмять туда, то при ослаблении сжатия пальцев он начинал увеличиваться и вылезать из руки, превращаясь во вполне настоящий с виду половой орган. Это было в самом деле круто. Сначала я испробовал этот хуй на корешах, ребятишки были в диком восторге. Он выглядел настолько натурально, что вначале все решили, будто я действительно вытаскиваю свои собственные муди.

Потом перешёл на девчонок. Они, ещё неискушённые, совсем зелёные школьницы. Это сейчас в интернете хуёв сколько хочешь, порнушка там и всё такое. А в те времена ничего подобного не было. В лучшем случае, десять лет назад, в садике, могли видеть стрючок у какого-нибудь прибабахнутого соседа по раскладушке. А тут такой членище вылазит из штанов, прямо дракон. Ужас! Руку, естественно, во время опытов прикладывал к ширинке, эффект был потрясающий. Девки сначала в панике разбегались, но потом просили показать ещё.

Да, пошалили мы на славу. Кстати, это моё ноу-хау, больше нигде такого не видел ни до, ни после. Долго потом экспериментировали с этим членом в школе и на улице. Недалеко от школы как раз в это время построили Находкинский ГУМ, мы там продавщиц пугали. Впрочем, тех, наверно, такой фигнёй не напугать, только и мечтали об этом. Весёлые были ребята, что там сказать. В итоге, эту штуку отобрал Циклоп, он нам преподавал труд. У него по какой-то причине был только один глаз, точнее, второй тоже был, но стеклянный, жуткий такой, который тупо смотрел в одну точку и не шевелился. Брр! Поэтому его так прозвали. Наверно, он в учительской отжигал с моим агрегатом, удивлял преподавателей. Но училки, скорее всего, не удивились, уже искушённые в таких делах.

Как-то раз с Мулей, то есть с Замориным Валеркой и Митькой делали у меня дома фотографии. Надо сказать, что делать фотки в то время было нелегко. Это сейчас у каждого тупня фотоаппарат, можно хоть год на флешку фотографировать, а потом сдать в проявку. А тогда у-у-у! Папин фотоаппарат «Зоркий 4», чудо советской техники. Только самые продвинутые имели фотик. В нём фотоплёнка, ровно 36 кадров, прежде чем нажать кнопку приходилось изрядно помозговать. Если начнёшь от фонаря щёлкать направо и налево, ничего не получится. Вначале продумать композицию, само собой, потом выставить вручную диафрагму и выдержку, в зависимости от освещённости. Диафрагма – это диаметр дырочки, через которую на плёнку падает свет. Всё просто, на самом деле: диаметр меньше – света меньше, и наоборот. Когда светит солнце, делаешь меньше, когда темно – делаешь больше. Выдержка тоже выполняет функцию ограничения попадаемого на плёнку потока света. Больше времени экспозиции – дольше дырка будет открыта, больше попадёт света, и наоборот, ничего сложного. Конечно, всё это на глазок, частенько ошибаешься в расчётах и, как правило, из всех 36 кадров отлично получалось несколько, какая-то часть хреновато, ну и штук 10—15 совсем никак. Жесть! А бывает, вынакиваешься по полчаса, композицию там выстраиваешь и всё прочее, про что сейчас пояснял, а в итоге получаешь хрен на палочке. Ни одного нормального кадра, полное говно. Короче говоря, в то время фотографированием занимались настоящие герои.

Напечатать фотографии с отснятой плёнки тоже не так-то просто. Во-первых, надо иметь фотоувеличитель. Такой специальный закрытый фонарь, в прорезь которого вставляется плёнка. Иметь красный фонарь, ведь вся процедура фотопечати происходит в темноте, и чтобы что-то видеть включают красный свет. Проявитель, закрепитель, ванночки, глянцеватель. Весь процесс обычно происходил в домашнем санузле, закрытом, дико закупоренном, чтобы не дай бог не засветить, сука, чёртовы драгоценные кадры. От всех этих ламп и закупоренной двери в гальюне стояла сумасшедшая жара, температура градусов под пятьдесят. Печатаешь обычно не один, а с кем-нибудь, толпой надышим углекислотой, напердим сероводородом, вообще полный пидзец! Пот градом, ужас! Короче, задолбаешься пока сделаешь эти проклятые фотографии. Именно поэтому так мало было людей, желающих заниматься подобной лажей. Но мне нравилось, до сих пор у меня много фотографий той счастливой поры. Всё, конечно, оцифровано, как полагается.

Так вот, сидим мы в этой жести, шлёпаем фотки. Чу! Кто-то щемится во входную дверь. Звонят… Снова звонят… Опять звонят… Проклятье! Только настроили процесс, неохота прерываться. Звонит какой-то лось, не унимается. Блин, надо вылезать! Открываю: стоит Нежига с подружкой, соседка с первого этажа, та ещё тёлочка. Старше на год, но почему-то предпочитала с нами зажигаться. Размандяйка ужасная, но грамотная до чёртиков, в смысле умная. Мозги у неё варили что надо. Да и сейчас варят, профессоршей стала во Владике, в Дальневосточной Академии Наук с трибуны не слезает. Её богу не вру.

Объяснил, что пацаны здесь, но выйти не можем, делом заняты. Она прорывается, сучка, типа тоже хочет участвовать в процессе фотопечати.

– Да куда ты ломишься!? Там места нет! И без тебя тесно! – упёртая такая была, борзая. Кое-как её уболтал, попросил подождать, а у самого мысль созрела.

Пока девчонки ждали, мы сделали им сюрприз, типа подарочек необычный, на память. Изготовили теневые фотки наших ялдаков. Всё предельно просто, суёшь член в поток света от фотоувеличителя так, чтобы тень попала на бумагу, и засвечиваешь. Но для уматности с этого негатива я делал позитив, приложив новый лист и засветив его сквозь негатив. После проявки и закрепления получается замечательный чёрный член, как у негра на чистейшем белом фоне, в натуральную величину. Надо было видеть эту картинку, три типа в красном свете фонаря вывалили свои пока ещё целомудренные писюны, и дико выворачиваясь, чтобы достичь нужного ракурса, суют их под яркий луч света. Пот бежал ручьями, мы ржали как кони, комизм этой тупой ситуации нас здорово развеселил. Таким образом, сделали три изумительных хуя и передали девчонкам.

Вначале они не поверили, что это настоящие копии наших половых органов. Но когда Нежига прочухала сюжет, вот же хитрожопая сучонка, ещё пуще стала прорываться в чуланчик, хотела удостовериться, что это всё натуральное. Своими глазами увидеть, как три дегрода пихают свои изумительные муди в фотоувеличитель. Любила она с пацанами якшаться, мы это знали. Распидзяйка страшная, но мы её уважали, уж больно умная была девчонка, это точно. И как в одном человеке могут уживаться такие противоречивые вещи?

10 Жизнь коротка.

Отец к тому времени стал изрядно закладывать за воротник. Видать, до него дошло, что жизнь коротка, а он просрал в долбаной армии восемь лет, да в тюрьме пять, самые продуктивные годы похерились. В институте ещё пять лет, тоже ничего хорошего не видел. Итого восемнадцать лет потратилось на чёрт знает что. Жизнь толком началась только в Находке. Подал прошение на восстановление в партии. Да куда там, отработанный материал, партии такие мудаки не нужны. На заводе получил должность заместителя начальника большого цеха. Но время упущено. Начальником завода – его бывший ученик Карабанов, пока старик по тюрьмам да ссылкам болтался, у нормальных людей карьера пёрла. Как тут не забухать? В алкогольном дурмане ощущал себя увереннее. Дружки на заводе завелись, тоже алкашня, после работы в гараж, а там бухаловка. Приползал, конечно, на рогах.

А тёткам такие приколы не нравятся, отношения с женой, естественно, испортились. Хотя по пъянке он был миролюбив и неопасен. Если сильно набухивался, то просто сразу падал спать. Другие погром в квартирах учиняли или мордобой устраивали, а Лёшка просто засыпал, абсолютно никому не мешая. Только храпел ужасно. Маманя была из обычного теста, ей такое тоже не нравилось, и она устраивала жуткие разборки, доставала его всячески, хотя он её не трогал. Не слышал, чтобы отец когда-нибудь матерился по-настоящему. Самое ужасное ругательство, которое он использовал в такие моменты: «Дурочка ты, Нинка!» Вполне даже нежно. А она изгалялась напрочь, иной раз даже милицию вызывала. Его увозили в вытрезвитель, потом лишали премии. Зашибись, умный ход!

В семьдесят втором году купили тачку, «Жига» апельсинового цвета. Оухительный рывок. Круто! Жигули только-только появились. Вообще, автомобилей у народа было крайне мало, все нищета, голытьба подзаборная, зарплаты еле-еле хватает на жратву. От получки до получки дотягивали кое-как. Жига в те времена – то же самое, что сейчас Круз 200.

Если даже человек каким-то чудом умудрился накопить денег, купить машину просто так было невозможно. Надо отработать на предприятии много лет, зарекомендовать себя оголтелым строителем коммунизма, записаться в очередь и прождать ещё несколько лет. Да и гараж нужен, об автостоянках в те годы не слыхали. На улице оставить на ночь нельзя: утром, скорее всего, машины не будет. Об автосигнализациях тоже не слышали, а гараж хер купишь, они не продавались. Но Алексей Палладьич был хоть и пьянь, но не лох. Построил кооперативный гараж, скорее всего, чтобы там спокойно бухать, и вот теперь он пригодился. Аккурат на сопочке, за тем самым знаменитым нашим ГУМом. Как покупали машину? О! Это целая история.

11 Фунтиков.

В конце декабря он уехал куда-то вроде как на разведку. Разведка, насколько я понял, завершилась успехом. Папаня нашёл способ приобретения машины, минуя все эти советские преграды, говорю же – не лох. Теперь требовалось отвезти ему в Кировку деньги для покупки. Вопрос: а кто доставит деньги? Мамуся как бы работает, кто её отпустит? В Совдепии с этим было строго. Короче, всё сходилось на мне. Она собрала все деньги, какие были дома, заняла ещё где-то, получилось пять тысяч пятьсот рублей, советских нормальных рублей. Завернула все эти бумажки в простыню в виде пояса, обернула вокруг моего тела и застегнула булавками. Чтобы было понятнее, в переводе на российские рубли двухтысячных годов это примерно миллион. Всё, конечно, относительно, но где-то так.

А мне в январе должно было стукнуть двенадцать годков. Или родители у меня были такие смелые, или я очень самостоятельный пацан, но как бы то ни было, именно мне доверили привезти этот миллион в Кировку, где в это время обретался отец, с нетерпением ожидая бабок для покупки четырёхколёсного друга. Предновогодняя суета и всё такое, билетов на тот поезд, которым мы обычно ездили, конечно же, не оказалось. Маманя взяла билет через Владивосток, только надо было его там «перекомпасировать» и пересесть на другой поезд, следовавший в родную деревню. Приехал во Владивосток, «переколбасировал» билет. Удивительно! Первый раз был во Владике, и колбасировал первый раз, наверно, в самом деле, был смышлёный малец, никто меня этому не учил.

«П-а-а-аехали!» – сказал я, когда отчалили от Владивостокского вокзала, практически как Гагарин. Поезд оказался очень странный, наполовину багажные вагоны, наполовину пассажирские, в расписании его не было. Добавили, наверно, чтобы разгрузить систему. Вместо того, чтобы прибыть в Шмаковку ночью, как было всегда, этот странный паровоз приехал ближе к обеду. От Шмаковки до Кировки ещё на автобусе тилипаться километров двадцать пять. Вышел на своей станции. Лепота! Хорошо! Солнце светит, сугробы в рост человеческий. В этих местах всегда так, снега зимой как грязи. Тишина! На улице никого. Народ сидит по избам, печку топит. Из труб дым столбом. И тут я нарисовался, обмотаный миллионом. Здравствуйте! Местный вокзал – это деревянная халабуда, только крыша из-за сугробов виднеется, и дымок из трубы. Пошёл узнать расписание автобуса.

– А хрен вы угадали, молодой человек! – сказал пузатый, красномордый дяденька в оухительной красной панамке с кокардой.

– Ждите. Ночью будет автобус! – И заулыбался коричневыми зубами. Всё-таки русский народ иногда бывает жутко гостеприимен. Похоже, этот парень, судя по цвету рожи, с утреца уже накатил грамм пятьсот. Видно, начал праздновать хэппиньюеар.

Вот тебе на! Оказывается, автобус тут бывает раз в сутки, встречает единственный останавливающийся здесь в четыре часа ночи поезд. Этот паровоз и сейчас так ходит, чтоб ему провалиться, долбанный №671, Тихоокеанская – Совгавань. Почесал я в затылке, думай, Юрбан, думай, шевели рогом, мать твою! Да уж, мама учудила. Поплёлся я к трассе, должны ведь какие-то машины проезжать. Температура за бортом градусов 30, ясное дело – зима, резко континентальный климат, как раз проходили недавно по географии. Давай закрепим сейчас знания на практике.

Промчались на раздроченном мотоцикле пьяные деревенские хлопцы, воняя бензином и что-то крича. Как бы не простудились ребята, разве можно на этаком морозе так широко раскрывать рот!

Знали бы они, что тут на дороге миллион практически ничейный стоит – не так бы заверещали. Из-за сугробов показался грузовик. Стою, размышляю – остановить или не стоит? Пока думал, автомобиль выехал на шоссе.

Бллин…

А это ещё что!?

Еле увернулся. Из кузова, чуть не задев мой мыслящий череп, вывалился прямоугольник замороженной рыбы и, пролетев со свистом мимо меня, врезался в сугроб. Хотел его взять с собой, но, подумав, решил не трогать. Одинокий пацан, обмотанный миллионом, да ещё с блоком мороженной камбалы под мышкой – это слишком. Даже для России. Конечно, если бы не бабло, обязательно взял бы. Хозяйственный был мальчик, бабушкино воспитание. До сих пор не выношу, когда выбрасывают хорошие продукты, а в далёком Занзибаре, может быть, в это время от голода загибается мальчик, который мог бы стать знаменитым артистом.

Потихоньку начал зябнуть. Здесь народ зимой в валенках зажигает, все поголовно, а я в ботиночках стою. Сразу видно, городской фраерок. Из снега вынырнул «Уазик». Надо что-то решать, замёрзну нахер тут, возле камбалы. Поднимаю руку. Лайба остановилась. В окошко высунулась сморщенная, как жопа у слона, рожа. Кстати, у всех матёрых шоферюг почему-то рожи одинаковые, высохшие и сморщенные. Вижу, водила уже под мухой. Да что за дела, они все тут уже начали праздновать, что ли?

– Дяденька, мне бы до Кировки.

– Залазь, моряк, не стесняйся. Мигом домчим! «Блин, остряк. Домчишь ты, в канаву ближайшую. И с чего он взял, что я моряк?»

Помчал, как и обещал, нормально, в меру быстро. По дороге выяснилось, что он знает моего папаню, и что они вообще какие-то кисельные родственники, через троюродных сестёр. В этих местах через пятое колено все родственники. Пока ехали, чуть ли не всю свою биографию успел рассказать. Нормальный мужичок оказался.

Приехали, а они тут все сидят офигевшие. Мало того, что внук пропал (они меня ночью встречали, оказывается), так ещё с кучей денег. В Израиль, вроде как, не должен сбежать, пионер ведь. Да и граница на надёжном замке, хотя идея хорошая! Выходит, всё, кранты, грохнули Юрку неизвестные злодеи, завладели богатством. Ладно, не буду описывать всё это нечеловеческое ликование по поводу моего чудесного воскресения. Чуть не раздавили в объятиях. Раздели, размотали миллион. Усадили возле печки отогреваться. Деньжищи разложили на столе, удивляются, сроду такой кучи бабла не видели.

Оказывается, документы на машину уже оформили, надо было только оплатить. Бумаги были на имя Фунтикова, я ничего не понял в этих маклях, папа что-то объяснял про доверенность, но я так и не въехал. Шибко сложная комбинация. Да это и не важно!

Главное, что машина теперь у нас в кармане. Изумительного оранжевого цвета. После всего, не помню даже, как до Находки добирались, переволновался, наверно. Совсем ничего не помню. Зато в Находке папа произвёл фурор своим появлением. Это были чуть ли не первые «Жигули» в городе, тут у всех «Москвичи» да «Жопарики» сратые. А у Палладича такое апельсиновое чудо. Пацаны на районе меня ещё больше зауважали.

12 Таракан.

Но в следующем году помер дед Палладий, царство ему небесное, и мои летние вояжи в Кировку прекратились. Только один раз приезжали с отцом на машине, и жили на природе в палатке, недалеко от паромной переправы. В том месте сейчас мост через Уссури. Удовольствия мало, комарья там дикое количество, мне чуть всю кровь не высосали. Если бы не машина, точно загнулся бы. Днем отец навещал всех своих кировских кентов, они собирались и бухали весь день за разговорами. Надо сказать, рассказчики все были отменные, пидзели – заслушаешься. В конце, когда уже все были в лёжку, я развозил их по домам. Мне было тринадцать лет. Но, правда, старикан сидел на соседнем сиденье, пьяный в ноль, и держался за ручной тормоз, на всякий случай. Гаишников там никаких нет и в помине, или сидели в это время, бухали тоже где-нибудь. Расея, мать её!

Потом папа, вырубленный, спал в палатке, а я, не будь дурак, гонял на тачке по лесным дорожкам, пока ему там снились мамины вареники. Так и научился управлять железным конём. Почему-то все пацаны обожают гонять на тачках, а девчонки любят шоколадки хавать или нюхать духи с этих белых бумажных полосок. Странно!