- -
- 100%
- +
Свежий воздух ударил ему в лицо, когда они выбрались из руин. Мацуки глотнул его, как утопающий, но обернувшись, увидел, как сестра смотрит прямо на него:
– Ничего не говори Кицуне, она ничего не должна знать. Ты меня понял? – приказным тоном сказала она. Закончив фразу, фиолетовый свет в её глазах погас, и они вновь приобрели ярко-красную радужку, но тут же помутнели и закрылись. Кицуне, как сломанная кукла, камнем рухнула на холодную кладку бетона.
В этот момент подбежал Роберт и подхватил её раньше, чем Мацуки успел вскрикнуть. Роберт нёс Кицуне к скорой, прижимая к груди, а её хвосты – обычно не привлекающие внимания – слабо мерцали еле заметным фиолетовым светом.
«Они… красивые», – абсурдно подумал Мацуки, глядя, как Роберт укладывает её на носилки. В голове всплыл образ: свадьба в лесу, где он, смеясь, бросает в них лепестки, а их ребёнок, мальчик с рыжими волосами и лисьими ушами, гоняется за бабочками.
– Бред… – Мацуки тряхнул головой, чувствуя, как его щёки горят: защитный механизм – подумал он – только не это. Но картинка не исчезала из его головы, словно мозг специально цеплялся за сказку, чтобы не сойти с ума от реальности.

Глава 6. Тайна Кицуне
Прошло не менее двенадцати часов, прежде чем Кицуне пришла в сознание. Голова гудела, словно в ней бил колокол, а мысли путались, застревая на обрывках воспоминаний. Перед глазами плыли пятна света, будто кто-то размазал её реальность акварельными красками. Она зажмурилась, пытаясь собрать пазл произошедшего. Взрыв. Школа. Брат, вцепившийся в её руку… И тот демонический силуэт… А ещё это странное ощущение – будто её телом управлял кто-то другой, а она была лишь марионеткой, чьи нити обжигали ей кожу. Два хвоста ныли, как после удара кувалдой, хотя на вид оставались пушистыми и невредимыми.
Кицуне медленно открыла глаза. Знакомый запах антисептика, белые стены, еле заметное мерцание лампы под потолком. Из окна ярко светило утреннее солнце. Больница. Опять. Она с усилием приподнялась на локте, осматривая себя: руки, ноги, тело – ни царапины. Только слабость разлилась по всему телу, словно из неё высосали всю энергию. Даже хвосты, обычно шевелящиеся от малейшего волнения, лежали неподвижно, как парализованные.
Поворот головы вправо – и она замерла в изумлении: Роберт спал в углу на больничном кресле, подложив под голову свёрнутый халат. Его лицо, обычно озорное, сейчас было серым от усталости, веки припухли, а губы подрагивали во сне. Он храпел едва слышно, будто боялся разбудить её. «Сколько он здесь просидел?» – мелькнуло в голове, и что-то тёплое, щемящее ёкнуло в груди.
Осторожно, чтобы не скрипнула кровать, она спустила ноги на пол. Холод линолеума обжёг ступни, но Кицуне стиснула зубы. Надо уйти. Быстрее, чем Роберт проснётся. Быстрее, чем врачи заметят…
– Не пытайся сбежать, безумица. Я тебя отсюда не выпущу, пока не буду уверен, что ты в порядке.
Голос Роберта прозвучал хрипло, но твёрдо. Кицуне обернулась – он сидел, скрестив руки, будто вовсе и не спал мгновение назад, и смотрел на неё, словно читал её мысли.
– Я в порядке, – буркнула она, отводя взгляд. – Ни царапины, только усталость. Лучше посплю дома, чем в этой клетке.
– Клетка? – Роберт встал, и его тень накрыла её. – Вчера ты чуть не сгорела заживо, Кицуне! Ты вообще помнишь, что произошло, и как я тебя привёз в больницу?
Она помнила. Помнила слишком хорошо: полные ужаса глаза брата, огненный взгляд демонической тени, лижущее стены пламя… и эти нити. Невидимые, но такие прочные, что хотелось рвать кожу, лишь бы освободиться.
– Враг на шаг впереди, на шаг впереди нас всех, – прошептала Кицуне, сжимая край кровати. – Если я останусь здесь, он доберётся до меня…
Роберт замер. Его жёлтые волчьи глаза сузились, уловив дрожь в её голосе.
– Тогда давай поговорим, – он сел рядом, намеренно нарушая дистанцию. – Ты вчера спросила у меня, почему у тебя девять хвостов. Думаешь, это случайность?
Кицуне вздрогнула. Она не помнила, чтобы задавала этот вопрос – слова, видимо, вырвались сами, будто кто-то водил её языком.
– Обычно у оборотней один хвост, – продолжил Роберт, внимательно изучая её реакцию. – Но ты не обычная. Девять хвостов… это легенда. Знак избранности. Или проклятия.
Она резко встала, едва не потеряв равновесие.
– Проклятия? – её голос звенел, как натянутая струна. – Ты тоже веришь, что я злой демон?
Роберт схватил её за запястье, мягко, но не позволяя вырваться.
– Я верю, что ты Кицуне – моя лучшая подруга, которая панически боится замкнутого пространства, режет в овощном супе морковку звёздочками и… – он замолчал, заметив, как дрогнули её губы. – И которой сейчас очень больно.
Она отвернулась, чтобы он не увидел слёз, брызнувших из глаз.
– Где мой брат? – неожиданно спросила она, меняя тему.
– Дома, с родителями.
Тишина повисла густым полотном. Роберт понял свою ошибку слишком поздно.
– Они… не спросили обо мне? – Кицуне произнесла это так тихо, что он едва расслышал.
Его сердце сжалось. Он вспомнил фотографию на стене её комнаты, сделанную через несколько лет после удочерения: девочка лет четырнадцати, прижимавшая к груди плюшевую лису, стоит в стороне, пока родители обнимают её брата.
– Кицуне, они…
– Не надо, – она резко высвободила руку. – Я знаю, что они думают. демон, проклятие, ошибка природы… – её голос сорвался, превратившись в шёпот. – Но почему они взяли меня, если я их так пугаю?
Роберт встал, закрыв ей путь к двери.
– Они же тогда не знали этого, потому что они обычные люди. Никто не знал. Но они и сейчас не видят, что ты – самое сильное существо, которое я знаю. Девять хвостов? Пусть будет хоть девяносто девять! Это не делает тебя монстром. Это делает тебя…
– Уникумом? – она горько усмехнулась. – Или оружием?
Внезапно её хвосты дёрнулись, будто её ударили током. Кицуне вскрикнула, схватившись за голову. В висках застучало, и перед глазами поплыл образ: маска тигра с пустыми глазами, нити, впивающиеся в её хвосты, и голос, шипящий на древнем языке…
– Кицуне! – вскрикнул Роберт, подхватив её, едва не падающую.
– Она… использует их, – выдохнула она, цепляясь за его плечи. – Мои хвосты. Она находит меня через них.
Роберт прижал её к себе, игнорируя протестующий рёв своего волка.
К обеду Кицуне уже выпустили из больницы. С точки зрения врачей, её тело было безупречно: ни переломов, ни ожогов, только слабость, списанная на посттравматический шок. Перед выпиской к ней зашёл тот же бородатый врач в золотых очках и холодным взглядом хищника, что вёл её и в предыдущий раз.
– Ваши анализы… необъяснимы, – начал он, щёлкая ручкой. – Ваша регенерация на клеточном уровне, иммунитет, подавляющий любые инфекции за секунды. Если бы мы могли понять механизм, то…
Он не договорил, но Кицуне поняла и без слов, что он хотел сказать: «Вы научная сенсация. Мы разберём вас на части, чтобы это доказать».

– Может быть вы мне расскажете про свои способности к регенерации? – спросил он, пристально глядя ей в глаза. Доктор приблизился, и его тень легла на неё, как сеть. – Я помню, что обещал вам в прошлый раз, но только представьте, сколько жизней могли бы спасти ваши гены.
Гены. Это слово жгло, как раскалённый метал. Она вспомнила, как приёмные родители водили её по специалистам, которые тыкали иголками в хвосты, что-то бормоча о генетическом сбое. А потом приходили хулиганы, и её руки снова пахли кровью…
– Я – демон, понятно вам? Я не собираюсь быть вашей лабораторной крысой, и уж тем более не собираюсь никого спасать. Демоны не спасают – они жгут!
Воздух наполнился электричеством. Хвосты, до этого спокойно лежавшие на полу, дёрнулись, вспыхнув голубоватым сиянием. Зрение заиграло фиолетовыми бликами по краям, будто мир обрёл ядовитую ауру. Но самое странное – она чувствовала это. Каждую искру под кожей, каждый импульс, бегущий от предплечий к кончикам пальцев. Раньше это было цунами, сметающее разум. Теперь – река, чьё течение она могла повернуть.
– Вам… плохо? – Доктор отступил, наконец заметив, как дрожат лампы на потолке.
Кицуне встала. Медленно, как хищница, вышедшая из клетки. Её тень, удлинённая хвостами, поползла по стене, принимая очертания гигантской лисы. Она была полностью сосредоточена и понимала, что одним движением руки способна разрушить всё вокруг. И как только осознание собственной силы пришло к ней, Кицуне мгновенно успокоилась.
– Вы правы, – сказала она. Ей даже хватило сил улыбнуться своему врачу.
Доктор, бледный, как стены его кабинета, глядел то на Кицуне, то на её тень. Она подошла к нему, и тот замер, словно прикованный. Её рука сжала его ладонь в рукопожатии.
– Спасибо за заботу, доктор. И извините меня, пожалуйста, за грубость, это всё эмоции и гормоны. Я ни в коем случае не хотела вас обидеть или напугать.
Выбежав из палаты, она услышала за спиной грохот – это доктор рухнул в кресло.
В коридоре её ждал Роберт.
– Что, снова кошмаришь смертных? – попытался пошутить он, но в его глазах читалась тревога.
– Они сами напугали себя, – Кицуне посмотрела на свои ладони, где ещё мерцали искры, а под кожей чувствовались мурашки. – Но я… я контролировала это, представляешь? Впервые!
– Значит, демон учится милосердию?
– Нет, – она резко обернулась, и фиолетовые блики в глазах заставили его смолкнуть. – Учится не убивать… Шутка, – Она взглянула на друга ехидным взглядом, на который способны только лисы, и показала ему язык.
– Поехали скорее от сюда, у нас сегодня с тобой ещё куча дел. И ещё я голодная.
Кицуне вышла из больницы с тяжёлым камнем на душе. Вопрос, заданный Робертом, и обсуждение с врачом подняли на поверхность тему, о которой бедняжка всеми силами пыталась не думать. Она ничего не знала о своих настоящих родителях; все её воспоминания начинались с детского дома. До тринадцати лет у неё был только один хвост, и лишь необъяснимые вспышки гнева, когда она теряла связь с реальностью, намекали на то, что она была необычным лисёнком-оборотнем.
Кицуне пыталась рассказать воспитателям и старшим детям о странном зуде, который она чувствовала, и о том, что ничего не помнит, когда в ярости нападала на них. Но ей не верили. Её называли то монстром, то сумасшедшей, и издевательства только усиливались.
Единственным другом в приюте была девочка по имени Митико, но она прожила там совсем недолго – меньше года, прежде чем её удочерили.
Когда Кицуне исполнилось одиннадцать, в её маленькой жизни случилось главное чудо: семья из города Энто приехала в их приют под Токио в поисках девочки для удочерения. Они искали ребёнка не старше трёх лет, чтобы разница в возрасте с их сыном Мацуки, которому на тот момент как раз исполнилось три года, была небольшой. Пока родители ходили по комнатам и знакомились с детьми, маленький Мацуки играл во дворе на площадке.
Кицуне в это время сидела на качелях, раскачиваясь туда-сюда. Было утро после завтрака, и, как обычно, у неё не было никаких дел. Её никто не навещал, поэтому большую часть времени она проводила одна во дворе, где могла хоть ненадолго остаться наедине с собой.
– Пусти меня покататься на качелях, Оне-чан12, – неожиданно попросил мальчик.
Кицуне подняла голову и посмотрела на него. В его глазах она увидела тепло и доброту, которых давно не чувствовала от других детей в приюте. Он сразу ей понравился: чистый, опрятный, с растрёпанной от ветра причёской, которая вызвала у неё улыбку. Но больше всего её тронуло то, как он обратился к ней. Не просто Ане13, а ласково и душевно – Оне-чан.
Она разрешила ему покататься на качелях и даже стала раскачивать его, от чего мальчик весело смеялся. Его смех был заразительным, и Кицуне, сама того не заметив, улыбнулась впервые за долгое время. Потом он предложил поиграть в прятки, и она с радостью согласилась. Казалось, что мальчик наполнил её мир светом, которого ей так давно не хватало.
Когда Мацуки устал, она отвела его в столовую, напоила чаем и угостила лепёшкой. За едой он рассказал, что его зовут Мацуки, ему три года, и что его родители ищут для него сестрёнку.

Он признался, что тоже мечтает о сестре, но обязательно о старшей, чтобы она могла играть с ним, читать ему книжки, ведь мама часто занята, и у неё не хватает времени.
После импровизированного полдника они пошли искать родителей Мацуки. Мальчик взял её за руку, как будто это было самое естественное в мире. Так они вместе бродили по длинным коридорам приюта.
Проходя мимо комнаты, где жила Кицуне, Мацуки неожиданно остановился, заглянул внутрь и спросил:
– Ты живёшь здесь?
– Да, это моя комната. А как ты это понял? – удивилась она.
– Оттуда идёт такой же приятный запах, как от тебя: тёплый и… как лес после дождя, – ответил он, посмотрев ей прямо в глаза, и улыбнулся.
Кицуне едва сдержала слёзы. Никто и никогда не говорил ей, что от неё приятно пахнет. Обычно все морщились, когда она проходила мимо.
– Хочу, чтобы ты стала моей сестрой! – объявил Мацуки, и её сердце замерло.
В тот момент она чуть не разрыдалась. Она знала, что таких взрослых детей, как она, почти никогда не берут в семьи. Но именно тогда, глядя в его сияющие глаза, она впервые почувствовала, что хочет быть старшей сестрой. Настоящей Оне-чан для него.
Но как она и предполагала, родители Мацуки даже не спросили, как её зовут, когда она привела их сына после прогулки. Они уехали из приюта, как и многие другие семьи, которые приходили, смотрели, знакомились, а потом исчезали навсегда.
На следующий день Кицуне снова сидела на качелях, глядя на ворота. Ветер свистел в ушах, словно злорадно шептал: «Они не вернутся. Никто не возвращается».
Её одиночество стало ещё сильнее. Некому было рассказать о своих чувствах, некому доверить свои переживания. Теперь каждое утро она приходила к качелям и смотрела на ворота, ведущие от приюта к детской площадке, в надежде, что в них войдёт маленький Мацуки и, смеясь, бросится к ней, чтобы забрать её с собой.
Прошло три месяца. Осень окрасила листья в багрянец, и каждое утро Кицуне приходила на качели, цепляясь за последние крупицы надежды. Ветер гнал по небу рваные облака, а её хвост, теперь уже пушистый и белый, как первый снег, непроизвольно подрагивал от холода. «Жить ложной надеждой – глупость», – шептала она себе, раскачиваясь всё выше. Цепи качелей скрипели в такт её сердцу.

– Привет! Ты помнишь меня? – сзади раздался высокий детский голос, знакомый и неожиданно близкий. Он заставил её вздрогнуть – так звенели только колокольчики на праздничных кимоно.
Кицуне обернулась и застыла в изумлении. Перед ней, прижимая к груди потрёпанного плюшевого зайца с одним ухом, стоял Мацуки. За его спиной находились директор приюта, госпожа Изуми, и пара в дорогих, но уже слегка поношенных пальто. Женщина сдержанно улыбалась, а мужчина нервно теребил шляпу.
– Кицуне, – произнесла директриса неожиданно мягким голосом, – это семья Ренто. Они приехали…
– Чтобы забрать тебя! – перебил Мацуки, бросаясь к ней. Его кроссовки шлёпали по лужам. – Ты же обещала быть моей Оне-чан!
Кицуне замерла. Её хвост вздыбился, а уши прижались к голове – инстинкт кричал «ловушка», но в глазах мальчика не было лжи. Только восторг, как тогда, когда она качала его на этих самых качелях. Она поняла каждое сказанное ей слово, но никак не могла поверить, что это происходит с ней прямо сейчас.
Тишину нарушила мама Мацуки:
– Здравствуй, Кицуне. Меня зовут Мико, а это мой муж Нобу-сан. С нашим сыном Мацуки ты уже знакома. Мы… Мы долго искали тебя, – она сделала шаг навстречу, и Кицуне заметила её дрожащие руки со следами уколов на запястьях (позже Кицуне узнает, что это следы неудачных ЭКО.
– Мацуки не переставал говорить о сестрёнке с волшебным голосом, – неожиданно заговорил Нобу-сан. – Он всем друзьям рассказывает, что у него есть старшая сестра, и даже придумал историю о том, как вы вместе играете в супергероев, спасая город от злодеев.
Кицуне, наконец, пришла в себя. Слёзы потекли из глаз, и она закрыла лицо руками. Мацуки бросился к ней, обнял и стал просить перестать плакать.
– Кицуне, ты согласна? Скажи, ты будешь моей Оне-чан? Только не плачь, пожалуйста, я не хочу, чтобы ты плакала, – Мацуки потянул её за рукав и выронил плюшевого зайца.
Этот звук – шлёпок игрушки о землю – разорвал петлю страха. Она подняла зайца, отряхнула его и вдруг заметила: его единственное ухо было заштопано синей ниткой – того же оттенка, что и шарф Мацуки.
– Прости, – выдохнула она, обнимая мальчика. Слёзы капали на его куртку, оставляя тёмные пятна. – Я просто боялась поверить. Конечно, я буду для тебя самой лучшей старшей сестрой на свете. Обещаю, что всегда буду играть с тобой, читать все-все-все книжки и защищать от любых злодеев, которые посмеют напасть на нас.
Госпожа Изуми, обычно строгая, отвернулась, смахивая слезу.
Так Кицуне попала в семью Ренто и уехала на Хоккайдо, где у них был небольшой дом, наполненный ароматами сосновой смолы и солёного ветра. Здесь Нобу-сан управлял магазином, который специализировался на продаже товаров для рыбной ловли: от крючков и наживки до мощных двигателей для лодок и самих лодок. В те дни, когда Кицуне помогала отцу в магазине, он показывал ей различные удивительные предметы и сувениры, которые либо кто-то привозил ему, либо он сам покупал у других. Среди них была старинная карта с отметками «мест силы», пылившаяся на стене в углу магазина.
Там же, среди фотографий предков семьи Ренто, лежала кукла Теру-Теру-Бодзу14 – оберег от дождя, странно напоминающий кукловода из кошмаров Кицуне.
Мико-сан, была учительницей японского языка в средней школе и много часов проводила на работе, а после занималась с детьми индивидуально. Но когда у неё находилось свободное время, она любила рассказывать Кицуне о своей семье. Так Кицуне узнала, что они планировали родить ещё одного ребёнка после Мацуки, однако роды прошли не очень удачно, и врачи не рекомендовали ей рожать снова. Несмотря на это, они несколько раз проходили процедуру ЭКО, но всё безрезультатно.
– Ты никогда не спрашивала, почему мы выбрали тебя, – сказала как-то Мико, когда Кицуне в очередной раз уложила брата спать и вышла из его комнаты. – Мацуки тогда сказал, что ты пахнешь безопасностью. Видимо, сама судьба хотела, чтобы мы нашли именно тебя, Кицуне. – Мама присела рядом с ней. – Мы очень рады, что ты появилась в нашей семье.
Перемены в отношении родителей к Кицуне начались, когда ей исполнилось тринадцать. К тому времени она уже начала взрослеть, и её тело стало меняться, как у любой девушки. В один из дней, когда Кицуне возвращалась со школы и, как обычно, зашла в детский сад, чтобы забрать Мацуки домой, она увидела, как несколько мальчишек обступили её брата. Они отобрали у него сумку со сменной обувью и, играя в «собачку», перекидывали сменку по воздуху, не давая Мацуки возможности забрать её обратно.
В тот момент она ощутила такую злобу, какую ни разу не чувствовала даже в приюте, когда старшие дети хотели обидеть её. В ней смешались ярость и несправедливость, ведь маленький Мацуки не мог сам защитить себя. Знакомый зуд пробежал по телу, забился в пальцы, и Кицуне поняла, что сейчас произойдёт что-то страшное. Когда она пришла в себя, Мацуки стоял над ней, он плакал и тряс её за плечо.
– Сестрёнка, очнись! Кицуне, что с тобой? – сквозь слёзы говорил он.
Кицуне открыла глаза. Она лежала на газоне, вокруг не было никого, даже хулиганов не было видно; только Мацуки стоял рядом с испуганным взглядом. После переезда в Энто это случилось с ней впервые. Однако было и нечто другое: у неё сильно болела спина, как будто кто-то крепко ударил её в самый копчик или она упала с дерева.
Обернувшись, Кицуне не поверила своим глазам: за её спиной был не один хвост, а сразу девять! Она помотала головой: «Брррр, что за бред?» Хвосты не исчезли. Она пересчитала их ещё раз: «два-три-пять-семь-девять».
Мацуки перестал плакать, но смотрел на неё с испугом и не произносил ни слова. Наконец, его тряска утихла, и он смог выдавить из себя:
– Почему у тебя стало так много хвостов? Это теперь всегда будет так? А тебе не больно?
Кицуне не знала, что ответить. Ей самой было страшно. Она не понимала, что происходит, и никогда не слышала о таком. Она знала, что её тело должно измениться с взрослением, но никто и никогда не говорил про ТАКИЕ изменения.
Она схватила брата за руку, другой рукой подняла валяющуюся на траве сменку Мацуки, и они направились к дому. Дома никого не было: отец работал в магазине, и это означало, что он пробудет там минимум до девяти вечера, когда уйдут последние покупатели, и он сможет привести магазин в порядок. Мама должна была вернуться со школы через два или три часа, в зависимости от того, будет ли у неё сегодня собрание.
Когда они пришли домой, Кицуне сразу побежала в свою комнату. У неё кружилась голова, а боль в спине не проходила. Закрыв за собой дверь, она рухнула на кровать и почти мгновенно уснула.
Проснулась она от того, что кто-то тормошит и зовёт её. Это была мама.
– Кицуне, просыпайся, слышишь меня? Надо вставать, – сказала она.
Кицуне пришла в себя после сна. Голова всё ещё гудела, но боль в спине почти исчезла. Она села на кровать и огляделась. Отец тоже был тут, что показалось ей странным, ведь за окном ещё было светло, а значит, он закрыл свой магазин – чего раньше не делал, даже во время сирен, оповещавших о природных катастрофах. Он с гордостью рассказывал всем знакомым, что даже в 2011 году, когда произошло сильнейшее землетрясение в Японии и последовавшее за ним цунами, он самым последним в городе закрыл свой магазин.
– Кицуне, нам нужно поехать в больницу, – продолжала мама. – То, что произошло с тобой, не нормально, и врач обязательно должен осмотреть тебя.
Последующие пять лет стали для Кицуне чередой белых комнат с яркими лампами, жужжанием аппаратов и взглядами врачей, которые видели в ней не человека, а загадку. Её тело превратилось в поле битвы для науки и суеверий.
Ко всему прочему, хвосты Кицуне могли неожиданно появляться и исчезать, и любые исследования – рентген, КТ15, МРТ16 – которые врачи проводили бесчисленное количество раз, не дали даже ответа на вопрос, как и почему хвосты внезапно вырастают и куда они исчезают.
– Генетический сбой, – говорил один, тыча в рентгеновские снимки, где хвосты исчезали, словно призраки.
– Сиамский близнец-паразит, – утверждал другой, показывая на УЗИ пустоту в области таза.
– Радиация, – шептали третьи, вспоминая Чернобыль и Фукусиму.
Но ни один из них так ни разу не спросил: «Как ты себя чувствуешь?»
К тому же родители Кицуне были верующими людьми и, по легендам считали, если у лисёнка больше одного хвоста, значит он демон. Многие соседи и знакомые соглашались с их мнением, и поэтому некоторые перестали общаться и даже здороваться с ней, опасаясь, что она может украсть их душу.
Однажды отец принёс старую потёртую фотографию, на которой девушка с восьмью хвостами стояла на фоне разрушенного города. На обратной стороне была дата: 7 августа 1945 года.
– Вот, нашёл среди фотографий отца. Наши предки молились таким, как ты, и боялись их.
Кицуне повесила эту фотографию на стену в своей комнате и часто ловила себя на мысли, что взгляд той девушки из далёкого прошлого напоминает её собственный в моменты грусти.
И только Мацуки оставался её якорем.
– Оне-чан, покажи хвосты! – он тянул её на пустырь за школой, где они запускали воздушных змеев. Она послушно выпускала хвосты, и мальчик визжал от восторга, когда ветер подхватывал их, поднимая выше облаков.
– Они красивые, – как-то раз сказал он, обнимая самый пушистый хвост. – Как у героев из аниме!
Родители не теряли надежды вылечить её от этого недуга, но все их попытки были тщетны. Постепенно они свыклись с этой странностью дочери, но стали заметно холоднее относиться к ней. Достигнув совершеннолетия, когда Кицуне закончила школу и поступила в полицейскую академию, она переехала в общежитие при кампусе.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.