Религер. Последний довод

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Пролог

– Верю!

Человек хрипит, извиваясь в холодной осенней луже. Каблуки дорогих ботинок загребают грязь, оставляя неглубокие борозды. Бледное лицо с рваными дырами вместо глаз, перекошенный рот, сжатые до скрипа зубы.

Намокшее пальто придает человеку схожесть с раздавленной мухой: полы мятыми крыльями прилипли к асфальту узкого переулка.

Вокруг происходит действо. Вокруг прыгают тени и сверкает сталь. Воздух гудит от молитв и криков смерти, яркие вспышки обжигающего света проецируют на стены длинные, кривые силуэты.

– Верю!

Распростертый человек находится в эпицентре происходящего. Он не слышит ничего, кроме собственного клокочущего хрипа.

Разорванная шелковая повязка, некогда прикрывающая глаз мужчины, ленивой змеей оплетает рукоять красивого стилета, хищное лезвие тускло отражает в себе окружающий мир.

Человек слепо тянется к своему оружию, безошибочно определяя его местоположения. Тонкие, обескровленные пальцы стучат по зернистой поверхности асфальта в паре миллиметров от рифленой рукояти. Но не хватает как раз этих миллиметров, никак не достать.

Вспышка света озаряет лежащего, перевернутый бак помойки, серую молнию спасающейся бегством крысы. Раскатисто загрохотало, ударило звуком по окнам близлежащих домов, запахло грозой. Раздался чей-то пронзительный крик. Плеснула на стену дымящаяся кровь.

Пальцы лишенного глаз мужчины в последний раз дергаются, тщетно силясь достать такой близкий клинок. Обессилено замирают, так и не добившись своего.

Мужчина, распростертый в холодной осенней луже, умирает. Сегодня в этом он не одинок.

Рядом с ним расстается с жизнью еще один человек. Он, кашляя кровью, последним рывком дотягивается до безглазого, до своего бывшего врага, роняет на скрюченные пальцы свою, еще теплую, руку. Шепчет:

– Верь…

Обоих накрывает хлынувший с новой силой ноябрьский ливень.

Глава 1

«– Необходимо ли государству наличие института церкви? Я имею в виду некую общенациональную культуру единого вероисповедания.

– Я понял ваш вопрос. Отвечу следующее – ограничение граждан в возможностях выбора вероисповедания ведет к ущемлению свобод человека. Единый же институт церкви ограничит этот выбор рамками государственной диктатуры…»

Некоторым временем ранее

Сигарета раскуривалась плохо. Слабый огонек лизал желтоватую промокшую бумагу с торчащими из нее палочками табака, отчаянно пытаясь разжечь кончик мятого цилиндрика. Наконец, нехотя, по бумаге побежали огненные трещинки, задымились.

Мужчина затянулся, убрал зажигалку в карман промокшего пальто. Багровый отсвет сигареты осветил запущенную щетину, немного на сторону нос и черную шелковую повязку через левый глаз. Второй, здоровый глаз, угрюмо щурился, внимательно рассматривая происходящее через дорогу.

Внимание одноглазого обращено на нервную суету у входа в ресторан с красной неоновой вывеской «Росинер». Несмотря на поздний час, в заведении сегодня много посетителей, их видно сквозь большие, подсвеченные синим, окна. Свет из этих окон падал на мокрые капоты припаркованных у обочины машин, отражался в лужицах на мраморной дорожке вдоль фасада.

Возле самой двери, у стеклянного турникета, замер блюститель порядка в промокшей форме. Еще двух полицейских видно в зале ресторана, они скорым шагом направились за распорядителем вглубь заведения. Там, за плотной гардиной цвета индиго, находились туалетные комнаты.

Спустя непродолжительное время к ресторану подъехала машина «Скорой помощи», монотонно мигая маячками. Деловитые люди в белых халатах, со свойственным им рабочим равнодушием, вытащили из кареты носилки и проследовали внутрь «Росинера». Под взволнованные взгляды гостей заведения, санитары пересекли зал и скрылись за гардиной.

Огонек сигареты мигнул у самого фильтра. Одноглазый уронил окурок в чугунный тюльпан урны и переступил с ноги на ногу. Скрипнула кожа черных перчаток – мужчина поправил тонкое кашне в развороте воротника пальто.

Ночное небо бомбило город дождем. Тяжелые капли залетали под железный грибок автобусной остановки, стоящий на противоположной от ресторана стороне дороги. Изогнутый навес не спасал от всепроникающей осенней сырости.

От воды ткань пальто промокла, неприятно холодила плечи. Становилось неуютно. Но уходить еще рано, мужчина должен убедиться, что все сделано до конца.

Шли минуты. С шелестом проносились мимо ресторана машины. Грузно прокатился скособоченный автобус с темным салоном и надписью «В парк» вместо номера. Редкие прохожие спешили домой, перепрыгивая лужи. Ветер донес пьяный женский смех со стороны близлежащей аллеи.

Наконец, гардина цвета индиго качнулась, волной отошла в сторону, пропуская двух санитаров с носилками. Следом за ними вышли распорядитель ресторана с красным лицом и полицейский. Их лица озабоченные и напряженные.

Вся процессия миновала турникет и понурого постового на входе. Через мгновение носилки с шумом въехали в утробу машины, двери «Скорой помощи» гулко захлопнулись. Автомобиль, не торопясь, вырулил на проезжую часть, пропустив наглое такси, и молчаливым призраком покатил в сторону больницы. Ни проблесковых маячков, ни сирены медики не включали – мертвецу быстрая доставка ни к чему.

Одноглазый чуть заметно кивнул, удовлетворенный увиденным, стряхнул ладонью воду с плеч, поднял воротник и прогулочным шагом направился в противоположную убывшей «Скорой помощи» сторону. Его рослая фигура еще раз мелькнула в конце улицы, попав в круг света от фонаря, но потом и вовсе растаяла в лабиринте ночного города.

Одноглазого мужчину зовут Егор Волков. Он – религер.

Нарастающая трель телефонного звонка, вырвала его из омута сна, требовательно и бескомпромиссно. Егор мученически застонал, простер руку в сторону тумбочки и зашарил пятерной в поисках мобильника. На пол полетели пустая пузатая бутылка из-под коньяка, зажигалка. С четвертого шлепка одноглазый накрыл-таки вибрирующий телефон, потащил к себе, практически уронил на подушку возле уха. Разомкнул слипшиеся губы и хриплым голосом выдохнул:

– Алло.

– Разбудил? – без тени сожаления поинтересовался бесцветный мужской голос.

Егор лишь замычал, ожесточенно массируя ладонями лицо.

– У меня плохие новости, – раздалось из динамика.

Волков насильно заставил себя сесть, ощущая в голове перекатывающийся свинцовый шар, тяжело бьющийся о стенки черепа. Облизал пересохшие губы шершавым языком. Прижал прохладный пластик телефона к щеке:

– Что случилось?

– Кирилла Сухнова полчаса назад нашли повешенным у себя дома.

– А-а, черт, – глухо выругался Егор. – Хреново. Кому еще звонил?

– Владу, Артему и Сергею. Подъедешь?

Егор, сощурившись, кинул взгляд на настенные часы.

– Дай мне минут сорок, в себя придти. К половине третьего буду.

– Быстрее никак?

– Не думаю. Но я приложу все усилия.

Экран телефона погас, Волков отложил его в сторону. Глубоко вздохнул, разминая шею ладонью. Привычно потянулся к пачке сигарет. Бросил проясняющийся взгляд в сторону холодильника. Там должно еще остаться пиво.

День обещал быть длинным.

Волков тяжело вылез из такси, поправил повязку на левом глазу. Сунул водителю мятую купюру, от сдачи отмахнулся. Нетерпеливо дернул головой, мол, уезжай уже. Закурил, наблюдая за удаляющейся легковушкой.

Когда машина скрылась за поворотом, зябко поежился, поднял воротник и быстрым шагом пошагал по дороге назад, старательно обходя лужи. Свернул к дому с высоким, бугрящимся серыми валунами, забору, поднялся по крыльцу к утопленной в камне входной двери с литой паутиной подпорок козырька. Над стеной виднелись окна второго этажа двухэтажный кирпичный дом бордового цвета. Узкие окна, покатая крыша. Не бросающийся в глаза, такой же, как и стоящие по соседству коттеджи.

Только мало кто из жителей района знает, что здесь располагается загородная резиденция религеров, оперативный штаб религиозной конфессии мистириан.

Волков еще раз огляделся, вдавил пальцем кнопку домофона. Поднял помятое после вчерашнего лицо к камере, угрюмо пыхнул дымом в сторону стеклянного глазка.

Раздалось гудение, щелкнул магнитный замок.

Мужчина толкнул дверь, переступил высокий порог и пошагал по посыпанной гравием дорожке по двору, мимо аккуратно ухоженного газона, мимо плетеной скамейки подле небольшого неработающего фонтана. Свернул за угол дома.

– Привет.

– И тебе не хворать, – Волков пожал протянутую руку.

На крыльце курил, привалившись поясницей к перилам, Влад Гаврилов, сорокалетний крепыш с пудовыми кулаками. На голову выше Егора, почти вдвое массивнее и шире в плечах, он взирал на мир открытым, немного наивным взглядом голубых глаз. Возраст несколько оплавил молодецкую фигуру Влада, но на пляже на него все еще поглядывали уважительно.

Против обыкновения Влад был одет не в спортивное, а в видавший виды твидовый костюм с широким галстуком-«селедкой». Бросалось в глаза, что Гаврилов не особенно умеет носить строгое.

– Чего вырядился? – спросил Егор, щелчком отправляя окурок в чугунный тюльпан урны.

– Да, встречался там, по делам, – туманно пробасил Влад. – Ты что-то не очень выглядишь. Опять пил?

– Нет, – без тени стыда соврал Волков. – Это все от занятий йогой. И от плохой экологии.

Он бесцеремонно вытащил сигарету изо рта здоровяка и отправил ее в урну. Прежде, чем Гаврилов успел что-то сказать, сказал:

– Идем, дела ждут.

Проходя через короткую прихожую, Волков поравнялся с искусно вышитым гобеленом. Снизу вверх черное переходит в золотое. В черном поле – тянущаяся к прекрасному небу человеческая фигурка, маленькая и беззащитная. Из груди и от ладоней ввысь тянутся алые нити, которые уходят в золотое, сливаются с лучами белоснежного солнца. В центре светила четкими черными нитями вышит знак Бога – вытянутый по вертикали ромб с кругом внутри.

Егор, не задерживаясь, привычным жестом коснулся пальцами спрятанного под рубашкой серебряного символа веры, потом губ и лба. Машинально прошептал заученные слова приветственной молитвы, входя во внутренние покои.

Практически весь первой этаж занимал зал для конференций. Два больших дивана друг напротив друга, рядом – три кресла с покатыми подлокотниками. Газетный столик, мохнатый ковер на полу, книжная полка. По-деловому, но уютно. Никаких резких цветов, лишь пастельные тона. Довершал картину аккуратный камин, в котором сейчас лениво потрескивали березовые полешки.

На диване, напротив входа, закинув ногу на ногу, сидел Сергей Ким. Жесткие, рубленные черты азиатского лица, тонкая линия губ. Длинный хвостик темных волос, перетянутый серебристым кольцом, сливался с безупречного вида черным костюмом. Уголок дорогого галстука, искорки запонок на рукавах белоснежных манжет, молния света на лакированных ботинках. Сергей любил и умел одеваться эффектно. Невысокого роста, он виделся антиподом тому же Владу, но по эффективности работы превосходил последнего в разы.

Ким встал, кивком приветствуя вошедших. Чуть поморщился, уловив остатки похмельного запаха от Волкова. Но ничего не спросил.

Влад сел в кресло рядом с окном. Егор прошел чуть дальше, к креслу возле камина. Повесил пальто на вешалку у стены, остался в джинсах и свитере грубой вязки. Мягко опустился в распростертые объятия дорогой кожи.

– А где Артем? – спросил у Кима Влад.

– Наверху, с Николаем. Они с Петербургом связываются.

– Есть необходимость?

– Видимо, есть.

Замолчали, лишь изредка хлюпал носом простывший Гаврилов. Егор повернул голову к камину, уставился на огонь. Тот плясал на полешках, словно усталый рыжий степист, сухо потрескивая своими суставами.

Хлопнула дверь на втором этаже, еле слышно заскрипели ступени лестницы. До сидящих в зале долетели приближающиеся мужские голоса.

Первым на верхнюю ступень лестницы ступил невысокий мужчина средних лет с полуоткрытой пластиковой папкой в руках. Он был во всех отношениях серым, безликим, являл собой предположительную оценку в абсолюте. Неопределенный возраст, обычное, чуть полноватое лицо, светло-рыжие волосы с проплешиной плохо скрываемой лысины, бледно-серые глаза, тихий, бесцветный голос, мешковатая одежда. Такие приметы соответствуют тысячам людей, которые ежедневно проходят мимо. Но таких, как они, невозможно запомнить, а тем более описать. Слишком уж они обычные. Стандартные. Неокрашенные.

Серого человека зовут Николай Иванов, он заместитель координатора звена. Именно он разбудил телефонным звонком Волкова.

Вслед за Ивановым показался его собеседник, Артем Колеров. Высокий, стройный, с русыми, густыми волосами ниже плеч. Эрудит с осанкой аристократа и холодным взглядом зеленых глаз. Изящный, надменный, опасный. Всегда подтянутый и в тонусе. Одетый в неброского стального цвета рубашку и строгие брюки с модными остроносыми полуботинками. Любитель дорогих часов и коллекционных вин.

Религеры в зале поднялись со своих мест, приветствуя Иванова. Колеров чуть отстал, чтобы подчеркнуть статус Николая.

Заместитель координатора быстрым взглядом окинул присутствующих, глядя на всех сразу и ни на кого конкретно. Профессиональная привычка.

– В безверии слепы, – лишенным эмоций голосом поприветствовал Николай присутствующих.

– Зрячи мы, – нестройным хором ответили религеры.

Иванов коротко кивнул, жестом предложил товарищам сесть на свои места. Сам опустился в соседнее с Волковым кресло у камина, положил папку на колени. Подождал, пока Колеров займет место на дальнем диване.

Теперь все в сборе, в молчании уставились на серого человека.

Иванов со свойственной ему неторопливостью и обманчивой вялостью копался в открытой папке, перекладывая какие-то листы. Егоров отметил, как напряжены лицевые мышцы заместителя координатора.

Наконец, Николай нашел то, что искал, быстро прочитал несколько предложений и захлопнул папку, положив сверху скрещенные пальцы. Его голос словно звук старого патефона разнесся по залу:

– Рад видеть вас, друзья и соратники. Так получилось, что очередную летучку приходится проводить сегодня. Не смогли подъехать Моторнов и Соловьева, а также Нечаев, который как раз занят в связи со случившимся, – Иванов вновь обежал взглядом сидящих мужчин, опустил глаза к папке. – Напомню, что Кирилл Сухнов, координатор нашего звена, был найден сегодня мертвым у себя в квартире. Влад, когда поступила информация?

Гаврилов тихо кашлянул, прочищая горло.

– Тимур Нечаев позвонил мне сегодня около десяти утра, – Влад нахмурился, рассказывая. – Сказал, что находится дома у Кирилла. Тимур должен был забрать у Сухнова какие-то вещи, пришел без предварительного звонка. Входная дверь оказалась открытой. В дальней комнате, в рабочем кабинете, он и нашел Кирилла висящим на крюке от люстры.

В воздухе повисла пауза, но никто не выглядел испуганным или сильно удивленным. Смерть – частый спутник их работы.

– Тимур сказал, – продолжил Влад, – Что следов насилия он не нашел, что квартира вроде бы в порядке. На столе, в коридоре под зеркалом, обнаружилась записка. Тимур узнал почерк Сухнова. Сейчас, он мне продиктовал, – Гаврилов полез во внутренний карман пиджака и выудил сложенный вчетверо тетрадный листок. – Вот. В записке было: «Слишком много лжи на дороге к правде».

– Оскар Леонэ, – тихо проговорил Артем, задумчиво крутя в пальцах монету, – Роман «Падение Рима».

– Каков контекст фразы? – поинтересовался Ким.

– Это из диалога Брута со Смертью. Собственно, книга построена на факте переосмысления жизни в момент раскаяния на смертном одре.

– Как записка может быть связана с причиной смерти? – попытался выяснить Николай.

Артем лишь пожал плечами.

– Делом Сухнова занялся Тимур, – продолжил доводить информацию заместитель. – Его контакты в МВД смогут прояснить сложившуюся ситуацию. От остальных я требую проверить все возможные контакты координатора, а также навести справки через собственных информаторов. С сегодняшнего дня и до особых указаний Храма я становлюсь временно исполняющим обязанности координатора, прошу с пониманием отнестись к ситуации. Если станет известно, что смерть Кирилла не была результатом самоубийства, то будут приняты соответствующие меры. Вопросы?

– Есть ли сведения о планируемых Кириллом Поединках? – спросил Егор.

Николай одарил Волкова мазком бесцветного взгляда. Если и заметил серость лица одноглазого, помятость и несвежий вид, то не придал значения. Или привычно предпочел не заострять внимания.

– Координатор не участвует в Поединках, – ответил за него Влад.

– Я знаю, – сухо бросил здоровяку Егор и вновь обратился к Иванову. – И все же, нет ли такой информации?

– Нет, – сухо ответил Николай, качнув лысиной. – Кирилл не вел Поединков.

– Еще вопросы? – серый человек поправил легкую прядь тонких волос, упавших на лоб. – Если вопросов нет, я перейду к насущным делам. Понимаю, что уход нашего брата по вере, нашего боевого товарища тяжелым бременем лег на наши души, но мы должны показать свою любовь и уважение плодотворной работой. Линии судьбы Кирилла распустились и уже сплетаются в новый орнамент. Продолжим же и мы свой путь.

Обычные слова, соответствующие ситуации. Религеры согласно кивнули, коснувшись символов веры на груди.

Иванов выдержал необходимую паузу, лицо его приобрело строгое выражение. Чуть ослабил бледно-зеленый галстук, провел сухими, похожими на ветки старого дерева пальцами по вороту рубашки. Повернулся к Гаврилову, спросил:

– Влад, у меня отмечено, что ты должен был провести рабочую встречу с…, – Иванов приоткрыл папку и пробежал глазами текст на верхнем листе, – С религером рамаи Новиковой. Каковы результаты?

Гаврилов неопределенно пожал плечами:

– Пока преждевременно говорить о каких-то результатах. Мы еще не все обсудили, – здоровяк замешкался, замялся, подбирая слова. – Есть некоторые положительные подвижки, но пока ничего конкретного.

– У меня записано, – настойчиво произнес Иванов и его голос неприятно царапнул слух, – Что состояние положительной неопределенности между тобой, Влад, и этой рамаи, длятся уже довольно долго. Почему такие сложности?

У Гаврилова на круглых щеках выступил легкий румянец. Он поспешно заговорил, стараясь не встречаться взглядом с Николаем:

– Как известно, рамаи не представляют угрозы для нашей конфессии, поэтому необходимость Поединка отсутствует. Приходится действовать более тактично. Координатор был в курсе…

– Хорошо, – чуть повысив голос, перебил отдувающегося здоровяка серый человек. – Пусть пока будет так. Но не стоит забывать, что в этой войне каждый союзник – лишь временно затихший враг. Поэтому будьте бдительны, братья. Не дайте себя обвести вокруг пальца. Не ставьте под удар нашу веру. Не будьте слепы.

– Зрячи мы, – глухо ответили религеры.

Иванов на мгновение закрыл глаза, коснулся узловатыми пальцами серебряного ромба на шее. Его примеру последовали присутствующие.

– Продолжу, – заместитель обвел комнату взглядом. – Как временно исполняющий обязанности, я прошу всех собравшихся своевременно оповещать меня обо всех своих шагах и планах. Покинувший нас Кирилл, безусловно, знал и мог анализировать их, но я не обладаю Даром истинного Координатора. Поэтому своевременная корректировка действий поможет вам избежать столкновения лбами во время работы. Действуйте в свободном полете, но я должен знать, куда именно вы летите.

Кто-то кивнул, кто-то молча принял к сведению.

Удовлетворенный тем, что его услышали, Иванов продолжил:

– Теперь ближайшие дела. Сергей, – взгляд в сторону выпрямившегося корейца, – Появилась информация о незваных гостях на нашей земле. Они называют себя люцианами, ведут себя осторожно, но настырно. Нужна исчерпывающая информация о численности и силе Искр, о руководстве и финансировании. В общем, все как обычно. Адреса и фотодокументы возьмешь в кабинете.

Ким коротко кивнул.

– Теперь ты, Егор, – обратился к одноглазому Иванов. – Сегодня, в районе обеда, езжай в детский дом, заберешь ребенка для ученичества. Документы готовы, машину возьмешь в гараже.

– Хорошо, – ответил Волков.

– Только переоденься и прими душ. И сделай дыхательные упражнения, у тебя нездоровый цвет лица.

– Всенепременно, – дежурно кивнул Волков.

– На этом у меня пока все, – Николай сложил руки на пластике папки, обвел взглядом собравшихся. – У кого-то есть что добавить?

Все промолчали.

– Тогда до свидания, – серый человек поднялся из кресла. – Артем, останешься. Есть для тебя сообщение из Собора.

Николай одернул пиджак, вышел из зала. Засопел Влад, пересаживаясь за газетный столик. Встал со своего места Колеров, направился к лестнице наверх.

Поднялся и Егор, закидывая в рот жевательную резинку.

– Тебя подвезти? – обратился к нему кореец.

– Нет, пройдусь, – Егор отмахнулся, – Чую, опять начинаются собачьи деньки. Надо проветриться, пораскинуть мыслишками.

– Как скажешь, – не стал настаивать Сергей.

Егор снял с вешалки пальто и вышел в холл. Методично пережевывая мятную жевачку, посмотрел на гобелен. Пробежался взглядом по тянущимся от маленького человека к недоступному Богу нитям судьбы. Наспех осенил себя ритуальным движением и вышел на улицу.

Глава 2

«Атеизм – это тоже религия»

Первую официально зарегистрированную Искру звали Вероника Кахал. 12 марта 1999 года, во время утреннего служения в небольшой церкви Сан-Морено, сорокалетняя аргентинка вдруг воспарила над полом и, находясь в состоянии религиозного транса, левитировала на протяжении трех часов. По словам очевидцев, все это время глаза Вероники были широко распахнуты, с блаженно улыбающихся губ срывались слова молитвы.

Не прошло и часа после «вознесения Вероники», как в церковь прибыла группа репортеров местного телеканала. Расставили камеры, настроили свет, дежурно улыбнулись. И пустили прямой эфир.

Съемка шла прямо с места событий. Фоном служила парящая в разноцветных лучах светящихся витражей фигура скромно одетой женщины с раскинутыми в сторону руками. Плачущая, смеющаяся и поющая толпа благоговейно касалась ее ног.

Трансляция велась до самого конца, до того момента, как Вероника Кахал разом утратила способность висеть в воздухе и упала в заботливые руки новоиспеченных почитателей. На тот момент маленький зал церкви оказался забит под завязку, под сводами стоял оглушительный шум. Тем, кому не хватало места внутри, располагались во дворе, на подоконниках, в проемах открытых окон.

Священник срывающимся голосом объявил, что имело место Чудо. Божья Искра загорелась в истово верующей Веронике и Бог явил себя через нее.

Эта история могла остаться лишь достоянием маленького аргентинского городка. Могла затеряться среди статей на схожую тему, которыми с завидной регулярностью потчуют легковерных читателей со страниц «желтой прессы». Чудо могло предаться забвению, если бы не одно «но».

Через несколько дней Вероника Кахал повторила сеанс левитации прямо в студии телеканала, куда ее пригласили для интервью. Сюжет попал в Сеть.

Спустя сутки о Веронике узнал весь мир.

А спустя еще несколько дней подобное чудо проделал молодой человек в эфире британского ток-шоу. Пришедший вместе с ним араб силой молитвы крошил камень и расщеплял доски.

Уже через неделю практически каждая страна могла похвастаться открытыми дарованиями. Так началось время Искр.

Ученые сломали не одно копье в попытке объяснить причину возникновения аномальных способностей у никак не связанных друг с другом людей. Но единственным условием проявления Дара, которое удалось выявить, было обязательное обращение к Богу. Только верующие могли становиться Искрами. Только посредством молитвы могли сотворятся Чудеса.

Первыми о своей богоизбранности заговорили признанные мировые религии. Их представители, имеющие более широкий доступ к средствам массовой информации, объявляли о том, что именно их Чудеса – истинные. Призывали народ не верить шарлатанам и мошенникам. Громогласно заявляли и разоблачали. Потрясали кулаками и призывали к совести.

Но вскоре стало ясно, что Дар не делал разницы в каноне или ереси, в клире или язычестве. Не имело значения имя Бога и количество демиургов, различия обрядов и ритуалов, нюансы в трактовке и языке проповеди. Каждый верующий любой захудалой секты мог стать Искрой.