Пролог
Вокруг теплейшая майская ночь, а меня всю трясёт и колотит. Это нервное. Я стою на безлюдной остановке, на глухой окраине города и жду неизвестно чего. И совершенно не понимаю, чем всё это может закончиться?
Никогда раньше мне не было так страшно, как сейчас. Но приходится подавлять в себе липкий ледяной страх, потому что только я в ответе за всё, что случилось. И что может случиться дальше. На фоне этой беды все мои сердечные метания и терзания сейчас кажутся такой смешной ерундой. Сейчас от меня зависит жизнь и здоровье ни в чём не повинного шестилетнего мальчика.
Воображение рисует мрачные картины какого-то подвала, наручников, прикованных к ржавой батарее, зловещих бурых пятен на детской маечке… Нет! Лучше о таком не думать!
Лучше думать о том, что может мне помочь, о тонких ниточках, которые удерживают меня от падения в пропасть отчаяния и ужаса. Этих ниточек всего две. Первая – gps-трекер, вшитый в уголок моей джинсовки. Он либо спасёт меня, если останется незамеченным, либо погубит, если его найдут. Я бессознательно прикасаюсь к тому месту, где он вшит, и отдёргиваю руку. Хрупкий приборчик лучше не трогать лишний раз.
Вторая ниточка, дающая мне шанс, спрятана в левом кроссовке, под стелькой. Если чуть-чуть пошевелить пальцами ноги, можно почувствовать этот плоский металлический кругляш. Уникальная вещь, единственная в мире, бесценная историческая реликвия. Но она словно проклята, с её нахождения началась вся череда событий, которая привела меня сюда, на эту пустынную остановку…
Зловещий шелест шин прерывает мои размышления.
Из плохо освещённого переулка выезжает машина с выключенными фарами и останавливается рядом со мной. Я успеваю заметить, что передние номера заклеены какой-то чёрной плёнкой. На водителе кепка с низко надвинутым козырьком.
Опускается стекло, раздаётся хрипловатый мужской голос:
– Марина?
Это не тот голос, который я ожидала услышать. Сердце начинает колотиться, словно зверь, попавший в капкан и пытающийся вырваться.
– Да.
Из окна высовывается рука, которая держит что-то чёрное.
– Возьмите. Завяжите себе глаза. Плотно.
Это какая-то длинная чёрная тряпка вроде шёлкового шарфа. Я быстро беру её, зажмуриваюсь, накладываю на глаза и плотно затягиваю узел на затылке. Я не пытаюсь мухлевать и подсматривать: слишком опасно дать повод для подозрений.
Слышится звук хлопнувшей двери, быстрые приближающиеся шаги.
– Извините, должен вас обыскать.
Чужие пальцы обследуют меня спереди и сзади, охлопывают мои руки, поднимают их и обшаривают подмышки. Забирают из кармана выключенный телефон без симки. Быстро проезжают снизу вверх по одной ноге, по другой, не стесняются проверить промежность. Очень хочется сказать в ответ на это какую-нибудь гадость, но слишком страшно.
Щёлкает открываемая дверь.
– Садитесь в машину. Осторожно голову.
Заботливая пятерня ложится мне на макушку, другая рука поддерживает, пока я на ощупь залезаю на сиденье рядом с водителем. Села. На голову мне нахлобучивают кепку.
– Чтобы не было видно повязку, – объясняет хриплый голос.
Слышу щелчок пристёгиваемого ремня, хлопок закрываемой двери.
Пока неведомый водитель обходит машину, чтобы сесть за руль, я успеваю подумать с облегчением: меня не убьют! По крайней мере, не собираются. Поэтому кепка, завязанные глаза. Почему он так долго? А! Наверное, убирает плёнку с номеров. Боится, что менты остановят.
Но вот незнакомец садится рядом. От него пахнет костром и давно нестираной одеждой. Слышу звук включившегося мотора. Машина трогается с места.
Меня одолевает приступ паники, от страха я сжимаю кулаки и поджимаю пальцы на ногах. И опять чувствую то самое, спрятанное под стелькой. Когда я случайно нашла это, всё и завертелось.
Хотя, если задуматься, то началось всё ещё раньше. С чего же? Где исходная точка? Вечеринка с пуншем, клювастой маской и галлюцинациями? Экскурсия на остров Канта? Ругань на пороге у бабы Лизы?
Нет! Ещё раньше.
Всё началось с того, что семидесятипятилетняя старушка украла мой оргазм.
Глава 1. Ненужный подарок
Пятничным утром я вышла из ванной – в тюрбане из полотенца, в халате на голое тело – и пошла завтракать. Меню стандартное: чашка крепкого кофе и пачка творога со сметаной, солью и укропом. Конечно, было бы вкуснее с мёдом или вареньем, но такие вольности – только зимой. А сейчас у нас на дворе май, на носу пляжный сезон, и я совсем не хочу, чтобы попа не влезла в любимый купальник.
Я сидела на кухне, потягивая обжигающий кофе и заедая его творогом. Вдруг из приоткрытого окна донёсся гулкий мелодичный перезвон. Я подняла глаза и – как частенько бывало – подвисла. Уже год снимаю эту квартиру, а до сих пор не привыкну к такой красотище. Видимо, я очень везучая, раз завтракаю на кухне с самым лучшим видом из окна в городе. В квадрате рамы возвышалась над зелёными кронами рябин оранжевая готическая башня – со шпилем, башенками по углам и огромным циферблатом. Областная филармония сообщила, что уже восемь.
Несколько секунд я любовалась этим никогда не надоедающим видом, а потом опять нырнула в ленту Нельзяграма. И когда мне попалась фоточка с каким-то знойным красавчиком, демонстрировавшим свой идеальный мускулистый торс, я – вспомнила! Я пропустила свой ежеутренний ритуал: не поласкала себя в душе.
Каждое утро, принимая душ, я откручиваю лейку, чтобы напор был посильнее, и направляю струю между ног. Можно даже не прикасаться пальцами к клитору, но уже через две-три минуты накрывает оргазм. Это гарантирует мне хорошее настроение и спокойствие на целый день. И на мужиков я тогда не пялюсь дольше, чем надо. Но как раз сегодня, моясь, я обдумывала, как за один день успеть доделать всё по работе. И совершенно забыла о своём маленьком удовольствии.
Это нужно срочно исправить! Доев творог и залпом допив остатки кофе, я секунду поколебалась: помыть ли сначала посуду или… Конечно, соблазн победил. Рука сама скользнула под стол, пальчики привычно нащупали чувствительные складочки и нырнули в них.
Включить какую-нибудь порнушку на телефоне? Нет, мне хватало моего воображения и памяти. Как-то сам собой встал перед глазами Олег – мой последний парень. Целых шесть месяцев вместе – по моим меркам, почти юбилей. Потом, правда, выяснилось, что он подлец и кобель, но об этом я предпочитала не вспоминать. Зато мы с ним очень хорошо трахались. Когда он оставался ночевать у меня, мы кувыркались в постели полночи, пока не выбивались из сил. Утром я голая шла на кухню готовить завтрак, а он тихо подкрадывался сзади, обхватывал мускулистыми руками, заставлял нагнуться и лечь грудью на вот этот самый стол, где сейчас стоит моя чашка с кофейной гущей на дне. Олег звонко шлёпал меня сначала по одной булочке, потом по другой.
Не все мужчины умеют делать это правильно. Не бить больно, так что аж в кости отдаётся, не робко похлопывать, не лупить сверху вниз, будто гвозди заколачиваешь. Нет. Олег шлёпал как надо: снизу вверх, с громким возбуждающим хлопком и огненной волной, которая проходит сквозь ягодичные мышцы и растекается по телу. Каждый шлепок сладким эхом отдаётся в той глубине, где зарождается и стремительно распаляется желание. Мои груди помнили холодную твёрдость столешницы, об которую они расплющивались, когда Олег, чуть-чуть поласкав пальцами клитор (но этого хватало, чтобы я увлажнилась), властно входил в меня сзади и начинал вколачивать в меня своего богатыря. Мои ягодицы звонко шлёпали по его бёдрам, соски тёрлись об стол…
Если бы я вдруг случайно столкнулась с Олегом где-нибудь на улице, я бы развернулась и ушла без раздумий. Но, чёрт побери, по его члену я скучала. Вспоминая, сколько сладкого удовольствия он мне подарил, я сидела, широко раздвинув бёдра, и ласкала себя. Мой средний палец, ритмично скользя, входил и выходил из меня, распаляя влажный пожар внизу живота, возбуждение нарастало с каждой секундой… И тут…
ФАК!
Именно в этот момент мерзко заверещал телефон.
Бабочки-ебабочки!
Елизавета Робертовна, моя квартирная хозяйка решила позвонить мне именно сейчас! Я почувствовала себя поездом, который уже почти набрал полную скорость, и вдруг какой-то идиот дёрнул стоп-кран.
– Да чтоб у тебя телевизор так ломался во время сериалов, ведьма старая! – прорычала я, но, нажав «Ответить», сказала любезным тоном:
– Доброе утро, Елизавета Робертовна.
– Доброе утро, Мариночка, – послышался в трубке скрипучий, словно заржавевший, старушечий голос. – Надеюсь, я тебя не разбудила?
– Нет, что вы, Елизавета Робертовна. Я уже давно встала, позавтракала, сейчас на работу убегаю.
– На работу? Как на работу? Нынче суббота же! Ты что теперь и по субботам работаешь? – удивилась старушка.
– Нет, Елизавета Робертовна. Сегодня только пятница, суббота завтра.
– Да ты что? Вот же я дура старая! Всё перепутала.
– Ничего, Елизавета Робертовна, бывает. У меня вот в неделе постоянно четверги пропадают куда-то. А что вы хотели?
– Хотела? Я-то… И правда! Я же что-то хотела, раз тебя набрала…
Да что же это такое! Эта старая перечница украла мой оргазм и даже неизвестно ради чего!
– А! Вспомнила! Мариночка, если ты не очень торопишься, зайди, пожалуйста, ко мне. У меня для тебя кое-что есть.
«Кое-что»! Прекрасная сделка: сладкий утренний оргазм в обмен на «кое-что» от семидесятипятилетней старушенции.
– Хорошо, я тогда после работы к вам…
– Нет! Ты лучше сейчас зайди. Я тебя сильно не задержу. Буквально на минутку!
– Ладно, Елизавета Робертовна, – я не стала спорить. – Сейчас оденусь, накрашусь и заскочу к вам минут через… несколько.
– Спасибо, Мариночка. Жду тебя.
Вообще-то, она не такая уж и плохая бабулька. С причудами, конечно, но посмотрим, что у меня будет в голове, если я доживу до такого возраста. К тому же, квартиру она мне сдаёт поразительно дёшево, чуть ли не в два раза дешевле рыночной цены. Даже не знаю почему. Чем-то, наверное, я ей понравилась. Так что можно и потерпеть эти её закидоны. И заскочить к ней большого труда не составит, благо живёт она в одном подъезде со мной: я на пятом этаже, она на первом.
Возвращаться к прерванному занятию уже не имело смысла. Время поджимало, да и внезапный звонок совершенно сбил настрой. Теперь весь день пойдёт наперекосяк. Вздохнув, я пошла одеваться и краситься. Натянула трусы и лифчик. Просунула голову в мягкую, собранную окружность сарафана, мимо глаз, сверху вниз, пролетела красная тень, и я вынырнула, чувствуя себя одетой, защищённой, готовой встретить все вызовы начинающегося дня. Десять внимательных кропотливых минут перед зеркалом – и я в полной боевой раскраске направилась навстречу приключениям.
Очень скоро я жала на кнопку звонка возле двери с номером «1». Медный дверной номерок был такой старый, что что успел покрыться зелёной патиной. Я бы подумала, что он ещё немецкий, если бы мы жили не в хрущёвке. Ответом на мой звонок был крик из глубины квартиры: «Заходи, Мариночка, заходи! Не заперто!». Я открыла дверь и шагнула в прихожую. Первым, кого я увидела, был жирный чёрный котяра, который сидел на старом пуфике под вешалкой и смотрел внимательными зелёными глазами, кого это с утра пораньше принесло в его дом.
– Привет, Мурзик, – сказала я.
Кот сделал вид, что не понимает по-русски, отвернулся, спрыгнул и, гордо подняв пушистый хвост, ушёл вглубь квартиры.
– Проходи, Мариночка, не стесняйся! – послышался дребезжащий старческий голос.
Стесняться я и не думала. Быстро сбросив кроссовки, я прошла внутрь. Елизавета Робертовна сидела в гостиной в глубоком мягком кресле. Высокая, тощая, седая – она очень напоминала мне мою учительницу истории в школе, особенно добавляли сходство золотые очки и большое родимое пятно на левой щеке, а у исторички было точно такое же пятно, но на правой. Каждый раз, заходя сюда, я удивлялась такому чудесному сходству.
Другая вещь, которая меня всегда поражала в этой квартире, это какая-то нечеловеческая чистота. Тут всё было заставлено старой мебелью, ковры и на стенах, и на полу, но никакой затхлости, никакого кошачьего амбре, и даже фарфоровые фигурки на полке над телевизором (филин, пара белок, три буддийские обезьянки, трубящий слон, пионер, обнимающий собаку, ещё что-то) были идеально чисты, ни пылинки. То ли это какая-то магия, то ли бабулька не выпускала из рук пипидастр.
Мурзик по-хозяйски прошёлся по комнате, тиранулся боком об ноги хозяйки, но, когда она попыталась его погладить, увернулся, и вспрыгнул в соседнее парное кресло.
– Доброе утро, Мариночка!
– Здравствуйте, Елизавета Робертовна. Что-то вы хотели?
– Да. Подарок тебе хотела сделать небольшой.
Старушка взяла с журнального столика какую-то старую толстую книжку и протянула мне. На матерчатой обложке цвета горохового супа был нарисован носатый мужик и готическими буквами написано: «Сказки».
– Это Гофман, – сказала старушка таким тоном, будто это должно было мне что-то объяснить.
– Э-э-э… это который… «Щелкунчика» написал? – спросила я и сама удивилась, из каких глубин памяти это вдруг всплыло. Зато Елизавета Робертовна расцвела, словно майская роза.
– Да, Мариночка. Он самый. Наш великий земляк. Я знаю, что ты девушка читающая, видела у тебя книжки…
Вот же глазастая ведьма! Всего один раз она ко мне на пятый этаж поднялась (проблемы с сердцем, по лестнице ходить тяжело), а полку с книгами у меня над столом углядела.
– …очень мне это приятно. А то ваше поколение, кроме телефонов, ничего и не читает почти. Возьми, почитай. Надеюсь, тебе понравится. У Гофмана много интересных произведений.
О. Хре. Неть!
Это она меня так обломала, чтобы подарить нафиг не нужные мне сказки! Ну, спасибо, баба Лиза!
– Эээ… Спасибо, конечно… – вежливо проблеяла я. – Только…
– Бери-бери! Пусть будет у тебя. На память обо мне, – стала убеждать меня бабулька. – Вот помру, так хотя бы эта книжка тебе про меня напоминать будет. Не сразу позабудешь старушку.
Ох, любят же пожилые люди про свою смерть поболтать!
– Ну что вы такое говорите, – вяло возразила я. – Вы ещё правнуков нянчить будете.
– Ой, нет! Боюсь, не дотяну я до правнуков, – отмахнулась Елизавета Робертовна. – Ну да ладно… Не хочу тебя, Мариночка, задерживать. Тебе же на работу надо.
– Да, надо, – покивала я. – Спасибо за подарок. Неожиданный.
– Не за что, не за что! – махнула рукой старушка, и жест получился величественный, как у королевы, которая только что подарила, как минимум, перстень с бриллиантом, а не старую никчёмную книжку.
– Елизавета Робертовна, – я поёрзала, подбирая слова, – насчёт оплаты за май хотела сказать, что вот-вот должны придти отпускные, и я тогда…
– Ой, не переживай, Мариночка! Когда будет удобно, тогда и занесёшь.
– Спасибо. Я побежала тогда?
– Беги, детка, беги.
– До свидания!
Оказавшись за дверью, я пару секунд думала, что мне делать с этой макулатурой? Не тащить же с собой на работу! Если я приду в наш офис с томиком этого занюханного Гофмана под мышкой, то все решат, что у меня кукушечка упорхнула, либо, как минимум, на всю оставшуюся жизнь я стану для всех Щелкунчиком. Пришлось топать к себе на пятый этаж, чтобы оставить книгу дома, а затем, бегом бежать на остановку, потому что время поджимало. Однако, уже спустившись до второго этажа, я сообразила, что возвращалась и не посмотрела в зеркало. Я никогда не пренебрегаю этой приметой, поэтому пришлось ещё раз подняться, зайти домой, посмотреться в зеркальную дверь шкафа-купе в прихожей и потом уже мчаться на работу.
Хотя бы с транспортом мне сегодня повезло. Автобус подъехал почти сразу, как я дошла до остановки, пассажиров в салоне было мало. Я села у окна, там, где две пары кресел расположены друг напротив друга. Все соседние места были пустые. Но на следующей остановке напротив меня сел худой паренёк лет восемнадцати, оплатил билет полной одышливой кондукторше и, естественно, сразу уткнулся в телефон. Огромные беспроводные наушники на голове делали паренька похожим на Чебурашку. Одет он был в застиранный худи бывшего чёрного цвета и мятые джинсы. Из сбитых чёрных кроссовок торчали тощие голые щиколотки. На впалой груди белела надпись «Pornhub», последние три буквы, как положено, в рыжем прямоугольнике. Я глубоко убеждена, что такие худи, а также футболки и кепки с надписью «Секс-инструктор» носят только клинические идиоты и хронические девственники. Поэтому я наморщила нос и отвернулась от временного соседа по автобусу.
Я подумывала тоже достать телефон и погонять шарики, как я обычно делаю по пути на работу, но почему-то не захотелось. Какой-то неприятный червячок грыз меня изнутри. Что-то было не так. Чего-то не хватало, как будто я о чём-то забыла, что-то оставила, чего-то не сделала дома. Что это могло быть? Утюг я не выключила что ли? Нет. Я ничего не гладила сегодня… А! Воспоминание вспыхнуло, всё объясняя: звонок бабы Лизы и не случившийся оргазм. Вот что меня изводит. И теперь будет изводить до конца рабочего дня – уж я себя знаю.
Взгляд случайно скользнул по парню напротив. Сидит, пырится в телефон, ничего и никого вокруг не замечает. И меня в том числе. А я, между прочим, молодая и красивая девушка! По крайней мере, привлекательная. Ну, как минимум – не самая страшная в автобусе. Но ему фиолетово.
Словно какой-то бес нашептал мне на ухо. Я сидела, закинув ногу на ногу, но сняла ногу, которая была сверху и поставила параллельно. И потом ме-е-едленно стала разводить коленки. Кстати, какие на мне сегодня трусы? Блин, не помню. Так сложно бывает вспомнить какую-нибудь рутинную мелочь: что ела вчера на обед, в какой одежде позавчера ходила на работу, как звали предпоследнего любовника. Про любовника – шутка, разумеется. Хотя действительно… Как его звали? Вот тебе раз! А! Конечно! Паша. Павлик. Тот ещё мудила…
Про что я думала? Да, трусы! Вспомнила какие! Вполне подходящие: чёрные, кружевные, с ластовицей, прикрывающей мою щёлочку только наполовину. Есть на что посмотреть. Держись, Чебурашка!
Автобус заехал на Эстакадный мост и встал в ежеутренней пробке. Я слегка распахнула ноги и отвернулась к окну, делая вид, что любуюсь зданием Музея изобразительных искусств, похожим на трёхъярусный бисквитный торт. Колени разъезжаются всё шире, и я периферийным зрением наблюдаю за сидящим напротив парнишкой. Реакции, понятное дело, ноль. Телефон намного увлекательнее, чем промежность живой девушки.
Но я начинала заводиться. С одной стороны, меня бесил его игнор, а с другой – распаляло собственное бесстыдство. Лёгкие искорки возбуждения начинали покалывать где-то в животе. Между ног разрасталось приятное тепло. Я принялась тихонько качать туда-сюда коленкой, постепенно увеличивая скорость и размах. Наконец, рептильный мозг парня среагировал на движущийся объект и заставил оторвать глаза от телефона. Сначала он посмотрел на мою мотающуюся коленку, а потом – я внимательно следила за ним краем глаза – уставился мне между ног. Как только я засекла это, накатила волна возбуждения. Я ощутила, как расширяется какой-то огненный сгусток в районе солнечного сплетения. Сердце забилось чаще, даже в ладонях началось нервное покалывание. Сладко заныло ниже живота. Мне казалось, что на мне вообще нет трусов, и я физически ощущаю жадный мужской взгляд на своих нижних губках.
Я осторожно стрельнула глазами в сторону парня. Но он, к сожалению, это заметил и сразу опять уставился в телефон. Пришлось опять демонстративно смотреть в окно, разглядывая мутно-серую воду Преголи, торчащий из-за деревьев шпиль с русалкой-флюгером над Кафедральным собором… Колено продолжало периодически покачиваться, не позволяя пареньку окончательно спрятаться в телефоне. Оно отвлекало, манило его, и он, кажется, был совсем не против поотвлекаться. Эта игра нравилась и мне. Я возбуждалась всё больше и всё шире раздвигала бёдра, пока не вышла за рамки всякого приличия. У меня уже просто свербело между ног, и каждый косой взгляд парнишки, который я ловила, подстёгивал моё возбуждение.
Когда я почувствовала, что он совсем уже забыл про телефон и просто приклеился глазами к моей промежности, я резко повернулась и прямо посмотрела на него. Парень моментально сделал вид, что он тут вообще не при делах, и, кроме телефона, для него ничего не существует. Я сначала резко схлопнула бёдра, потом закинула ногу на ногу, одёрнула подол сарафана, безуспешно пытаясь натянуть его до колен. Парень робко приподнял глаза, но наткнувшись на мой прямой «возмущённый» взгляд, сразу же опустил их. Я увидела, как у него краснеют уши и еле сдержалась, чтобы не захихикать. Ещё раз дёрнув подол, я отвернулась к окну, подпёрла рукой щёку. Поиграли хорошо, но на этом всё. Дальше дразнить Чебурашку уже неинтересно.
На удачу, к этому моменту пробка как раз рассосалась, мы съехали с моста, повернули на проспект и подъехали к остановке. Мне пора было выходить. Пока автобус подруливал, я опять переменила позу, вставая, ещё разок распахнула бёдра перед Чебурашкой, светанув трусиками, но это уже был практически жест милостыни.
Я вышла и направилась к светофору, спеша на работу. Там сегодня меня поджидало много интересностей: нестойкие в постели черепашата, чудом спасённый торт и долгожданный оргазм.
Глава 2. Последний день
Наш офис расположен в самом центре района между Московским и Ленинским проспектами. До него можно дойти минимум шестью разными маршрутами, и я, чтобы не скучать, каждый день выбираю не такой, каким ходила вчера. Но сегодня, в последний день перед отпуском, мне некогда было думать о разнообразии, я выбрала кратчайший путь и уже через пять минут входила в офис.
Наша банда, разумеется, уже кучковалась у кофе-машины. Я поздоровалась, быстренько включила компьютер и, прихватив с рабочего стола любимую кружку со Спанч Бобом, присоединилась к коллегам.
– Ты как раз вовремя, Марина, – сказал Жора Жихарев, он же Жахарев, он же Жахарь в те нередкие моменты, когда женская часть нашего коллектива пользуется его услугами как мужчины. – Леська рассказывает, как она вчера с «черепашонком» замутила.
Боюсь, что тут не обойтись без некоторых объяснений. Например, почему с Жихаревым переспали в разное время все девки в нашем коллективе (все три, если быть точной и если исключить нашу Грымзу из представительниц женского пола, что, кстати, вполне заслуженно). Просто Жахарь – из породы прирождённых бабников, и для него заболтать девушку и уложить в постель, это так же естественно, как солнцу светить, одуванчику цвести, а мне – влюбляться во всяких мудаков. Но при этом Жора совсем не красавец и совершенно несерьёзный мужчина, поэтому у нас он нечто вроде дворового кота, которого время от времени все подкармливают, но домой к себе никто не забирает.
Также нужно рассказать, почему наша Леська мутит с «черепашатами». Леся Дудкина внешностью напоминает рыжую конопатую вечно взъерошенную школьницу. И только глаза – серые, внимательные, опытные выдают, что она старше меня, через год ей тридцатник. Характер у Леськи – помесь сороки и мартовской кошки. Я лично никогда не была ни ханжой, ни «монашкой», но до Леськиного сексуального опыта мне ещё расти и расти. И вот, судя по Жориному анонсу, Леська положила свой шлюшечий глаз на одного из «черепашат».
Так мы между собой называем своих соседей по зданию, где наша контора снимает офис. Половина второго этажа наша, а другую половину арендует ЧОП «Панцирь», который мы за такое дурацкое название окрестили «чопрепахами». И у нас в коридоре периодически пасутся рослые молодые парни в форме, сотрудники «Панциря», приходящие за нарядами или чем-то ещё. Их мы и называем «черепашатами». Иногда они пытаются заигрывать с нами, но лично я старалась с ними близко не знакомиться. Уж слишком сильно от них воняет потом, казармой и носками недельной давности.
А Леська, значит, не побрезговала. Интересно, интересно…
– Так, Леся, стоп! Давай всё с самого начала и в мельчайших подробностях, – сказала я, ставя свою кружку под кран и нажимая кнопку, над которой были нарисованы две чашки-близняшки.
– Да я как раз только начала, – пискнула Леська своим полудетским голоском. Поговорка «маленькая собачка до старости щенок» – это точно про неё.
– До самой мякотки ещё не добрались, – пояснил Жихарев.
– Не-не-не! – запротестовала я. – Давай с самого начала! Как вы с ним познакомились?
– Да как-как? Никак! – ответила Леська. – Я вчера вечером из туалета выхожу, а он – из соседнего, из мужского выходит. Он такой мне «Здрасьте», я ему тоже «Здрасьте». А потом смотрю – ширинка у него не застёгнута.
– Ну, конечно! Куда ж ещё Дудкина будет смотреть незнакомому мужику? Не в глаза же! – это включилась в разговор четвёртая участница нашего кофепития Наташка Горобец. Высокая крупная девка, с плечами, как у пловчихи, с некрасивым слегка лошадиным лицом. Тридцатидвухлетняя разведёнка с прицепом, крайне острая на язык. Мы её ласково называем «Наша язва».
– Ой, да было бы там на что смотреть! – отмахнулась Леська. – Ну, я ему намекнула, что у него непорядок в одежде. Сообразительный попался: всего с третьей попытки понял намёк. Ну, поржали, познакомились, то-сё. Он попросился меня после работы проводить. Дошли до дома, я его на пару палок чая пригласила, ну и там уже всё завертелось.
– Ну и как? – с профессиональным любопытством поинтересовался Жахарь.
– Как-как? Каком к верху! – саркастически ответила Леська и выставила кулак с оттопыренными большим и указательным пальцами. – Стоял солдат, стояла пушка. Упал солдат, упала пушка.
Пальцы по ходу этой фразы сложились в фигуру, известную нам всем как «дуля».
– Да ты что! – удивилась Наташка. – Неужели оловянный солдатик оказался совсем не стойкий?
Леська безнадёжно махнула рукой.
– Оказался даже не оловянный, а деревянный, – она выразительно постучала костяшками пальцев по столу, – и совершенно не стойкий. Минут тридцать поднимала, чтобы полторы попыхтел – и готов. А потом ещё такой спрашивает: «Тебе понравилось?».
Мы дружно заржали, я аж чуть не ошпарилась кофе.
– Охранник он охранник и есть, – назидательно сказала я.
– У меня муж бывший работает охранником, – мрачно сказала Наташка. Я замерла с чашкой в руке, уже готовясь каяться.
– Я с тобой полностью согласна, – добавила она.
Общий хохот продолжился. Дальше мы по очереди выражали своё сочувствие Леське, уточняли разные детали. Она отвечала, не стесняясь делиться самыми интимными подробностями. Но это никого не смущало. Все мы были взрослыми женщинами без постоянных отношений, близкими по возрасту да ещё и в некоем виртуальном «родстве» через Жихарева.
Я быстренько допила кофе и побежала за комп. Остальные, конечно, и не почешутся, пока не придёт Грымза, также известная как Гертруда Андреевна, наша начальница. А мне она накануне сказала со свойственной ей змеиной задушевностью: «Грешных, если в пятницу не закроешь все «хвосты» и не сдашь отчёт, то отпуск у тебя будет не две недели, а два дня – суббота и воскресенье. А в понедельник придёшь доделывать то, что не доделала». И пришлось мне в последний день перед отпуском разгребать всё накопившееся дерьмо и пахать, как савраска, не отрывая глаз от монитора. Я так ушла в работу с головой, что даже не заметила прихода «любимой» начальницы. Коллеги, разумеется, делали всё, чтобы меня отвлечь и сбить с мысли. Леська пять раз поинтересовалась, буду ли я проставляться за отпуск, я, соответственно, пять раз послала её в жопу. Так же она спрашивала, пойду ли я сегодня на день рождения к Златке Королёвой, и была послана в шестой раз. На это Леська что-то буркнула про мою «анальную фиксацию», а потом, наконец, отстала.
К часам четырём я поняла две вещи. Я таки успею сегодня сделать всё, что ждёт начальство. И я проголодалась. Грымза, хотя и имеет очень тяжёлый характер, но при этом руководительница умная. Это значит, она не конопатит мозги на тему опозданий или чтобы обедали строго по расписанию, как собачки Павлова. Приходи во сколько хочешь, хавай когда хочешь, но задачи должны быть закрыты строго в срок. Поэтому я спокойно встала из-за компа и отправилась в ближайший магазин за салатиком для себя и за тортиком для коллег. Не стоит отрываться от коллектива и зарабатывать репутацию скряги, зажавшей проставу. Боком выйдет!
Тортику все очень обрадовались и с удовольствием накинулись на халявное угощение. Я из вежливости постучалась в кабинет к Грымзе, предложила кусочек и ей. Та, не отрываясь от своего «макбука», отказалась и поинтересовалась моим отчётом. Я клятвенно заверила, что к концу рабочего дня всё будет готово. Вот тогда она подняла на меня глаза, и под этим взглядом я почувствовала себя как под прицелом двустволки. Сразу внутри врубилась сирена тревоги, а уверенность в том, что я успеваю, испарилась, как плевок на раскалённой сковородке. И я опять нырнула с головой в работу.
Когда я вынырнула, было уже начало седьмого. Почти все свалили, в офисе остались только я и Жихарев. Я сладко потянулась и встала из-за компа. Ныла перенапряжённая поясница. Только сейчас я почувствовала, что дико хочу в туалет. Я быстро направилась к двери, но по дороге Жихарев неожиданно перехватил меня, весьма фамильярно положив руку мне на бедро.
– Мариночка, постой, не уходи! – нарочито жалобным голосом сказал он.
– Чего это вдруг? – удивилась я.
– Не оставляй меня! Я боюсь один в офисе. Мне всё время кажется, что Грымза беззвучно подойдёт сзади, вопьётся мне в шею и будет пить кровь.
Рука Жахаря сползла чуть вниз по ноге, но это был лишь тактический манёвр. Ладонь нырнула под подол сарафана и сразу устремилась вверх к трусам.
– Лапы!
– Да я ж так, по-дружески, – извиняющимся тоном сказал Жахарь, но руку убрал. – Не уходи!
– Я не ухожу ещё. Я только пописать. Не плачь!
Мне аж живот свело, и опасаясь не добежать, я на всех парах устремилась в туалет. Успела. Сделала все свои дела и, вытираясь, вдруг вспомнила недавний жест Жахаря, крепкие мужские пальцы, скользящие по внутренней поверхности бедра. «По-дружески»! Вот же нахал! Но нахал свой, привычный. Можно сказать, родной…
Вернувшись, я сама подошла к Жахарю и села половинкой попы на край его стола.
– А ты чего так допоздна засиделся?
– Я-то? – Жахарь оторвался от монитора и на автомате положил руку мне на коленку; убирать её я не стала. – Да мне Грымза сказала, что уволит к херам собачьим, если я сводку по конкурентам не доделаю к понедельнику. А я к ним не хочу.
– К кому? К конкурентам?
– Нет. К собачьим херам.
Я рассмеялась, откинулась, опершись руками сзади о край стола. Коленки слегка разъехались, и только ткань сарафана сдерживала их окончательный побег в сторону греха.
– Долго тебе ещё?
– Минут десять, – сказал Жахарь. – Потерпишь?