Миссия в пыли

5

Какой сегодня день? Неужели я тут уже почти сорок дней? Я думал, что лежать будет утомительно, но время летит очень быстро. Пытаюсь читать книгу Рудого. Стало получаться, дошёл уже до места, где появились первые подозреваемые – робот-слуга, брат убитого и сестра жены. Склоняюсь к последней, но, честно говоря, книга не нравится. Как детектив, она слабая, улик не хватает, чтобы самому решить проблему, всё откроется только в конце. Конечно, как всегда у Рудого, прилагается куча рассуждений о смысле жизни, намёков, которые я не понимаю, и прочей ненужной лабуды, которую так любит Иблик.

Иногда меня развлекают врачи. Особенно 239, который считает своей обязанностью рассказывать мне тупые и несмешные анекдоты. Вот один для примера:

«Встречаются два человека, оба мёртвые. Начинают спорить, кто из них мертвей. Один говорит – меня вообще никто уже не помнит из живых. А другой – меня помнят, но так ненавидят, что мечтают забыть, потому что я работал коллектором».

В общем, я так понял, что второй в споре победил. И это очень похоже на меня, так что анекдот у меня вызывает грусть. Я тоже за свою жизнь навредил такому количеству существ на разных планетах, что вряд ли искуплю свою вину даже смертью. Конечно, некоторым и помог. Но вот взять, к примеру, теракт на Гнате. Да, я выяснил, кто виноват, но жизни погибших это ведь не вернуло. Да, благодаря мне на Рослине произошли изменения, но принесёт ли это рослингам реальное счастье? Никто не знает.

Я часто думаю, что мне делать дальше. Склоняюсь к тому, что буду продолжать служить. Мне наплевать на советы Панадеру. Некуда мне идти. Возможно, я поменяю подразделение, но мне хотелось бы выполнять миссии. Кроме них, я не годен ни на что. И всё-таки остаются сомнения, мешающие мне принять решение окончательно. Кому нужны эти миссии вообще? Делают ли они чью-то жизнь лучше?

У меня ещё есть время подумать. Когда меня выпишут, у меня останется почти сто дней отпуска. Так что я позволяю себе расслабляться. Я переслушал столько различной музыки, что разбираюсь теперь во всех жанрах и направлениях. Аньела Курц, кстати, стала одной из моих любимых исполнительниц. Я знаю наизусть все её песни. С другой стороны, мне кажется, моя память настолько улучшилась, что я вообще запоминаю все тексты, что прослушал. И с концентрацией у меня удивительные успехи…

– Это вы молодец, – говорит Бирн, подёргивая рукой. – Сам не похвалишь, как говорится, никто не похвалит.

– Я опять всё говорил вслух? – удивляюсь я.

– Ага, – отвечает Бирн. – Отличная привычка для шпиона, как мне видится. Зато благодаря этому я имел возможность проанализировать ваше психологическое состояние. И оно меня радует. Мне кажется, вы вышли из того саморазрушительного замкнутого круга, в котором находились несколько лет.

– Да? – удивился я. – Не замечаю.

– Вы же не психолог, – парировал Бирн. – Позвольте мне решать. Конечно, вам нужен отдых и положительные эмоции, но я чувствую в вас крепнущую силу. Да и нога ваша, похоже, практически зажила.

– Бирн, вы лезете не в свою область, – вмешался Эрдэпфель. – Лавустри с вами и так уже не разговаривает после того, как вы решили отменить все таблетки. Теперь моя очередь обижаться. А вы, ыкс-майор, скажите лучше сами, устраивает ли вас состояние вашей ноги?

– Не уверен, что я смогу бегать прямо сейчас, – отвечаю я, вставая возле кровати. – Хотя сгибается нормально, и хожу, почти не прихрамывая.

– Вам пора начать заниматься физкультурой, – говорит Эрдэпфель. – Немного ходьбы, плавание, командные игры. Только следите за ощущениями. Если почувствуете что-то неприятное, сразу прекращайте.

Я хочу возразить, что всегда чувствую что-то неприятное, но вдруг замираю с приоткрытым ртом. Я так привык говорить, что всё время чувствую боль, что эти слова вылетают из меня почти автоматически. Но правда ли это? Да, я ощущаю каждую клеточку тела и могу мысленно разобрать его на молекулы. Но я будто наблюдаю это со стороны. Я научился не принимать это как боль. Как это получилось? Благодаря мадам Лавустри? Или музыке?

Что такое человек? Я вижу каждого насквозь и знаю, что человек – это просто сгусток пустоты. Он может развалиться от ветра, от страхов, от боли. Но если в человеке ещё есть силы бороться, жить, то пустота сгущается, уплотняется и держится в нужной форме. И сейчас я – цельный, крепкий. Это приятно ощущать.

– Хорошо, – говорю я. – Буду очень осторожен. Так что же… Вы меня выписываете?

– А какой смысл вас держать? – отвечает 239. – Вирус всё равно никуда не денется, а чувствуете вы себя неплохо. Приходите на осмотр по мере необходимости, на перезарядку инъектора через пару лет. В общем, собирайтесь. Будем оформлять выписку.

6

Небо над Эгозоном серое, тучи бегут по нему так быстро, что узор меняется прямо на глазах. Кажется, скоро начнётся дождь. У меня в кармане походный зонтик, который может создать надо мной защитный купол, прикрывающий от капель, но, думаю, что он мне не понадобится. Потому что я уже пришёл, путь не так уж и далёк. Даже нога не успела заболеть. Вывеска на невысоком здании со стеклянными балконами сообщает, что я вхожу в отель «Чихекончик».

– Ну почему вы всё время к нам, господинка Аж? – говорит лысеющий портье за стойкой, воздевая к небу руки. – Мало, что ли, гостиниц? То вы пересажали половину персонала за нарушение законов, известных только вам, то теперь требуете услуг, которые мы не оказываем!

– Обязаны оказывать! – возражает старушка, висящая в летающем инвалидном кресле прямо перед ним. – В радиусе десяти километров от отеля нет деревьев Киспела, соответственно, вы должны обеспечить меня соком бесплатно!

– Да этот закон был придуман не для Эгозона! – возмущается портье. – Здесь не растут такие деревья.

– Какая разница, для чего закон придуман? – не соглашается старушка. – Главное, что он здесь действует!

Тут она замечает меня, и её морщинистое лицо с искусственным глазом расплывается в широкой улыбке.

– О! Сэм! Какими судьбами? Очень рада вас видеть! – потом оборачивается к портье и хмурится. – А с вами мы ещё продолжим вечером…

– Здравствуйте, господинка Сджутка, – говорю я. – Специально решил остановиться в этой гостинице, чтобы вас увидеть и посоветоваться. Да и просто поболтать.

Сджутка подлетает ближе к портье:

– Срочно дайте господину майору номер! Если успеете за две минуты, то, так уж и быть, не буду закрывать ваш отель.

– Минуточку… – говорит портье. – Вам как всегда?

– Да, – отвечаю я. – И никакой ароматизации, разумеется.

Через несколько минут мы уже, как в добрые старые времена, сидим на балконе в номере Сджутки и пьём чай. Кроме того, что на балконе сидеть приятнее, он ещё и не прослушивается, а это в наше время гигантский плюс. Хотя, конечно, нельзя защититься от пролетающих в воздухе дронов, экосимов и прочей техники. Но я стараюсь быть начеку.

Я краем глаза разглядываю Сджутку. Волосы совсем поредели, морщин прибавилось, руки дрожат. Никого не щадит время.

– Что? – спрашивает она, расслабляя пояс на своём потёртом кожаном платье. – Постарела я?

– Да нет, что вы! – спешу я возразить, но вспоминаю, что лести и вранья Сджутка не любит. – То есть, немного постарели, но для вашего возраста вы очень хорошо выглядите.

– Благодаря протезам и медицине, наверно, так и есть, – отвечает она. – Но, по правде говоря, чувствую я себя не очень хорошо. То здесь болит, то там. Да и сил совсем нет. Одно время была мысль переселиться в киборга, но с юридической точки зрения это одни минусы. Да и к чему? Жизнь я прожила и так неплохую…

– Мне кажется, вы бы могли с вашими способностями и в виде киборга вести неплохой образ жизни.

– Да, – соглашается Сджутка, отпивая чай. – Однако я не смогла бы быть Высшим Арбитром. Это может быть только человек. А если лишиться этого, то жизнь для меня становится гораздо менее ценной. Однако, что мы всё обо мне? Как у вас дела?

– Чуть не умер на задании, – отвечаю я, вглядываясь вдаль сквозь плотную застройку, – но вот выкарабкался. И теперь мне дают понять, что я недостаточно лоялен власти, чтобы продолжать служить в СБ.

– Кто это говорит? – уточняет Сджутка. – Ваш генерал? Апулинафи, кажется…

– Берите выше, – говорю я. – Председатель Конгресса. Лично приходил в госпиталь.

– Жалкий он слизняк, – цедит Сджутка сквозь сжатые протезы челюстей. – Он сам вообще ни на что не годен, кроме как строить тупые интриги. До чего он довёл Содружество… Ну, и что вы думаете делать?

– Не решил ещё, – отвечаю я. – Пока склоняюсь к тому, чтобы служить дальше и наплевать на эти их пожелания.

– Ваше дело, – отвечает поспешно Сджутка. – Но, если честно, я этого не понимаю. Вы уже можете получить пенсию. Если хотите, я помогу сделать её как можно больше. Я даже могу устроить так, что вы со своими заслугами и ранениями вообще разорите ваше ведомство. Впрочем, вам и без того выплатят приличную сумму при увольнении. Вам хватит на всю оставшуюся жизнь, Сэм. Чего ещё нужно?

Я задумываюсь. Действительно, чего мне ещё нужно?

– Я не смогу сидеть без дела… – неуверенно произношу я.

– Ну так не сидите! – Сджутка возмущённо вращает искусственным глазом. – У вас будет время, чтобы поискать себя. В конце концов, если вам так уж нравится ваша работа, вы можете стать наёмником, охранником, частным детективом. И потом – вы не собираетесь, случайно, заводить семью?

– Нет, – отвечаю я. – Это точно не моё.

Сджутка морщится и отворачивается от меня.

– М-да, – говорит она. – Действительно, мужчины взрослеют гораздо позже женщин.

– У меня проблемы со здоровьем, – напоминаю я.

Пауза становится неловкой.

– Ладно, – говорит Сджутка. – Я так поняла, что вы сейчас в отпуске? Куда направитесь?

– Направлюсь?

– Не будете же вы сидеть всё время в гостинице.

– Я буду иногда выходить размяться. Мне сказали ходить пешком и плавать. Это полезно для колена.

Сджутка начинает хохотать, вытирая слезу из своего единственного родного глаза. Слегка успокоившись, поясняет:

– Послушайте, Сэм, не в обиду, но скажу. Я вас знаю уже лет десять, но только сейчас понимаю, какой вы, в сущности, ребёнок. Пользуйтесь моментом! Вы родились на бедной планете, потом всё время служили и видели жизнь, скажем так, с неприглядной стороны. Теперь у вас куча денег и полно времени. А вы забиваетесь в угол и говорите, что хотите тут сидеть и только иногда высовывать нос наружу, чтобы подышать.

Я задумываюсь. Понимаю, что она права.

– Спасибо, Сджутка. Я подумаю. И, честно говоря, думаю уже сейчас, потому что голова моя устроена так. Она не способна совсем не думать. Даже во сне мне приходят бредовые идеи, я просыпаюсь среди ночи и думаю, например, а есть ли в Галактике животное с нечётным количеством лап. Вот и сейчас я вроде бы разговариваю с вами, а мысли скачут. Вы говорите, что я родился на бедной планете, и я понимаю, что мне не нужно богатства. Я не получаю удовольствия от вкусной еды, потому что разбираю её вкус на составляющие, будто машина. Я не люблю шумных тусовок, потому что в них я теряюсь от цветов и звуков. Я не могу нормально заниматься сексом, потому что для меня это слишком сильные ощущения. Куда мне девать деньги? А потом вы говорите, что я знаю жизнь только с плохой стороны. Это правда. Но если я увижу хорошую сторону, я всегда буду знать, что за ней стоит плохая. Вижу богатый дом – и предполагаю, что деньги на него украдены. Вижу красивого человека – и замечаю следы пластической операции. Вижу счастливых – и думаю, что где-то умирают люди. Впрочем, я брежу, как всегда.

– Нет, вы хорошо сказали, Сэм, – Сджутка кладёт свою руку на мою, и я чувствую холод от её металлического пальца. – Это, должно быть, не так просто, как мне кажется со стороны. Каждый человек – сложный инструмент, и редко получается его правильно настроить. Но знаете… Вы и правда слишком много думаете. Попробуйте забыться. Не переживать ни за кого, не размышлять о своей судьбе и проблемах Галактики. Просто живите моментом. Вот знаете, что бы я сделала на вашем месте? Поехала бы на какой-нибудь безумно дорогой курорт, где меня облизывали бы со всех сторон, ухаживали и выполняли капризы. Может быть, со стороны это и мерзко, но, мне кажется, человек иногда нуждается в чём-то подобном. Забудьтесь, Сэм.

– Я подумаю.

– Ха-ха-ха! – Сджутка сдерживает смех. – Ну вот, опять. Думайте, если хотите, но я бы на вашем месте не слишком этим увлекалась.

Чай горячий, но вкусный. И я вдруг понимаю, что я наслаждаюсь этим вкусом. Я не анализирую его, а просто получаю удовольствие. Значит, я это могу.

И почему бы не попробовать?

7

Я отвык от толпы. Путаюсь в потоках, еле уворачиваюсь от людей. Хорош секретный агент. Ещё и колено немного ноет. А также скрипит, и я начинаю подозревать, что мне поставили некачественный сустав. Бывает такое, я слышал. А может, я просто слишком долго шляюсь по космопорту в поисках своего рейса. Кто придумал в гражданских аэропортах Эгозона такую дурацкую систему посадки на корабли? Сотни ворот, тысячи рейсов, четыре этажа, на каждом своё табло и никакой возможности понять, где именно отобразится твой рейс. Пытался выяснить у робота из обслуги, но он взял с меня две единицы и вдруг почистил мне один ботинок, проигнорировав мой вопрос.

Устав от беготни, присаживаюсь за крохотный столик кафе. Собственно, я не голоден, просто других посадочных мест поблизости не вижу. Но официант, человек в блестящем чёрном комбинезоне, тут же возникает рядом.

– Чего желаете? – спрашивает он.

– Молоко синтетическое, – говорю я. – И сэндвич с аброзятиной. А вы, случайно, не знаете, с этого ли этажа…

Но тут за мой столик втискивается полноватый суетный человечек в бежевом плаще.

– Официант! – перебивает он меня, и я вижу, как с его губ в пространство летят крохотные капельки слюны. – Быстро! Толоноки обезжиренный, бедро жухлика в острой подливке, чай фиолетовый и булочку номер двадцать семь.

– Слушаю, – отвечает официант и удаляется.

Толстячок шевелит густыми бровями, косится на меня, потом водружает на столик свой огромный кейс и начинает доставать из него гаджеты, включая и раскладывая вокруг себя.

– Работа, – поясняет толстяк, кажется, не мне, а в воздух. – Вот вроде бы и отпуск, а куда деваться…

Официант приносит чай и молоко. Стакан абсолютно некуда поставить, так что я беру его в руку.

– Между прочим, – замечает толстяк, – с этого этажа вылет только на Буд.

– Это хорошо, – говорю я. – Как раз туда я и лечу.

Бровь толстяка приподнимается.

– А! – понимает он. – Вы из обслуги?

Он вдруг вызывает мой интерес. Понятно, что он – избалованный и зазнавшийся богач, но как он определил, что я не из его круга? На мне сшитый отличным портным пару дней назад костюм, дорогие ботинки, один из которых только что вычищен, я бодр, пострижен и побрит.

– Нет, что вы, – отвечаю я. – Я тоже лечу в отпуск, как и вы. Даже, насколько я понимаю, в тот же отель.

– Вот как? – настало время толстяка удивляться. – А как вы думаете, в какой отель я лечу?

– «Шифштюрцеаб Люкс», в центре Штандехольдефлиха, – говорю я.

– Удивительно, – отвечает он, – но откуда…

– Успел заметить на ваших документах, – говорю я, не уточняя, что надпись я вижу и сейчас, сквозь крышку его кейса. – А как вы догадались, что я лечу на Буд впервые?

Толстяк словно бы смущён моим вопросом.

– Не знаю… Мне показалось… Просто перед отпуском все обычно расслаблены, наслаждаются моментом. А вы напряжены, будто на работе, и думаете, где достать кусок хлеба. Глаза у вас бегают…

Интересно слышать это от человека с бегающими глазами, который работает прямо за обеденным столом, но я на это не успеваю остроумно отреагировать. Официант как раз приносит моему собеседнику суп, и они пытаются найти место на столике. Толстяку приходится убрать планшет.

– Меня зовут Чурр Тамняа, – наконец решает он представиться. – Не слышали?

– Как же, слышал, – отвечаю я. – Вы разоряете компании, правильно?

– Грубо и неточно, – вздыхает толстяк, зачерпывая ложку супа. – Я торгую компаниями. Иногда для этого приходится их принудительно удешевить. Но разорять – нет, поскольку я их ещё собираюсь выгодно продать. А вы?

– Сэм Дьюрек, – отвечаю я. – Я государственный служащий.

– И летите отдыхать на Буд? – в голосе господина Тамняа недоверие.

– Мне хорошо платят, – поясняю я. – И есть необходимость поправить здоровье.

– Что ж, – толстяк приподнимает свободную пухлую руку, и я стараюсь не обращать внимания на косточки, которые видны сквозь плоть. – Не в моих правилах копаться в чужих источниках доходов. По крайней мере, в отпуске, ха-ха! Но хочу сказать, что отель вы выбрали правильно. Мне он, правда, несколько надоел, я лечу туда уже в пятый раз, но по части оздоровительных процедур они молодцы. У меня, конечно, есть претензии к номерам, к обслуге и отчасти к еде, но врачи у них что надо…

Мне приносят сэндвич, и я чувствую, что уже успел немного проголодаться.

– Раз уж вы там были… – я кусаю сэндвич, ощущаю сотни смешавшихся запахов, вкус на всех клеточках языка, и это на несколько секунд отвлекает меня, так что я чуть не забываю, что хотел спросить. Зато успеваю прожевать кусочек. – Раз уж вы уж были в этом отеле, может, подскажете, какие там есть развлечения? Чем можно заняться?

– Смотря чего вы хотите, – отвечает Чурр Тамняа. – Игровой зал там большой, но я не любитель азартных игр. Много экстрима – ну, знаете, прыжки с дронов, паркур, тоже не моё. Командных игр хватает. Подводные гонки, кибервойны… В последний раз, кстати, я собрал команду, которая всех порвала, несмотря на мои скромные физические данные. Тут ведь ещё и голова нужна, чтобы придумать хорошую тактику…

– Может быть, и присоединюсь, – говорю я. – Это интересно. А что-то более пассивное?

– О, – говорит Тамняа, принимая тарелку из рук официанта и сдвигая кейс на самый край. – Вот и мой жухлик. В самом отеле всё скромно. Викторины, танцульки по вечерам, детские игры. А вот вокруг много всего интересного. Кинотеатр неплохой в двух кварталах. На площадях по всему городу концерты, иногда неплохие. Неподалёку лучший концертный зал во всём Буде, «ШтандеХолл», но репертуар у них достаточно…

– Извините, – говорю я, указывая в направлении над его головой. – На табло наш рейс. Думаю, нужно пройти на посадку.

– Да, но я уверен, что у нас есть несколько минут, – Тамняа берёт внушительное бедро жулика за косточку и начинает быстро обгладывать, поглядывая на монитор одного из гаджетов. – И, похоже, я сейчас заработаю приличную сумму.

Он тыкает жирным пальцем в экранную кнопку и улыбается. Улыбка недобрая. А может, это потому, что я вижу между его зубов застрявшую частичку мяса, и мне это кажется несколько зловещим.

8

Короткий полёт прошёл приятно. Стюард без конца предлагал напитки и еду, от которых я отказывался, по монитору крутили странную анимацию про взбесившихся лоперов, а мне хотелось спать.

На ближайшем ко мне кресле, в паре метров слева, сидела молодая мама с грудным ребёнком, но вёл он себя спокойно, посапывал. Глядя на них, я сначала думал о Маа Арри, а потом о себе.

Потом их куда-то пересадили – видимо, из соображений безопасности, поскольку мы начали снижение.

Я не у самого окна, но большой иллюминатор вижу хорошо. Пока планета выглядит так же, как и Эгозон – белые рваные облака, а в разрывах тёмные пятна. Что за пятна? Я чуть перестраиваю взгляд, чтобы видеть насквозь, за пелену, и сон тут же улетучивается.

Море. Огромное, синее, прозрачное, пронизанное тёплым светом. Я вижу косяки серебристых рыб, которые скользят в глубине. Вижу тени огромных кораблей и катеров, которые плавают по поверхности. Я чувствую эту глубину, я хочу погрузиться…

– Пристегнитесь, пожалуйста.

Стюард, весь в белом, обходит пассажиров. Я застёгиваю ремни и возвращаюсь взглядом к иллюминатору. Снова облака, но вдруг они кончаются, и я вижу береговую линию, облепленную зданиями, преимущественно светлых цветов. Они сверкают в лучах света, несутся внизу, сменяя друг друга, и им не видно конца. Я никогда не думал, что курортное побережье Буда – такое огромное.

Я был на Буде один раз, давно, ещё до войны, но тогда мы высадились тайно, ночью, с большого транспорта, и запомнил я только сухую колючую пыль, которую несло ветром сквозь темноту. Мы быстро захватили главаря террористов и улетели, так что я побывал на величайшем в Галактике курорте, не увидев ни моря, ни дневного света…

Корпус лайнера мягко касается посадочной площадки. Мой столик приподнимается, открывая секцию с багажом, недоступную во время полёта. Я вытаскиваю свой чемоданчик за ручку и иду по мягкой дорожке к выходу. Впереди уже образовалась толпа. Но я понимаю, что торопиться мне некуда. И это очень непривычное и приятное ощущение.

Меня никто не ждёт. Мне никто не приказывает. Меня даже никто не заставлял прилетать сюда. Я сам этого захотел. Пусть с подсказкой Сджутки и её небольшой помощью в виде советов, как сэкономить деньги на перелёте и отеле, но сам. И, если я оставлю службу, возможно, так будет теперь всегда. Хочу ли я этого?

В толпе у выхода мелькает голова моего нового знакомого, Чурра Тамняа. Не буду догонять. Хочу продлить это чувство свободы и одиночества. Впрочем, если одиночеством наслаждаешься, можно ли его называть одиночеством?

9

Я просыпаюсь от того, что вся комната залита приятным жёлтым светом. Секунда уходит на то, чтобы вспомнить, где я. Да, точно. Я в одном из самых роскошных отелей на самом дорогом курорте Галактики. Номер, правда, экономического класса, но я бы постеснялся так его называть, учитывая стоимость.

Я принюхиваюсь. Удивительно. Мне приходилось бывать в разных гостиницах на разных планетах Галактики и даже за её пределами. В плохих гостиницах пахнет гнилыми овощами, потом и мочой. В гостиницах получше пахнет дезинфекцией. В хороших гостиницах пахнет освежителем воздуха, цветами или фруктами. Но в лучших гостиницах, подобных этой, не пахнет ничем. Каждый предмет по отдельности имеет свой запах, но никакого постороннего аромата в воздухе не ощущается. Удивительно.

Я приподнимаюсь в постели и оглядываю всё вокруг. Травмобезопасная набивная кровать, парящая в паре сантиметров над полом. Огромное окно во всю стену, а за ним терраска, которая выходит, правда, не на океан, а во внутренний двор с несколькими бассейнами и на прилегающую улочку. Несколько мягких опять же травмобезопасных столиков, которые можно использовать и как сиденья, они автоматически чистятся изнутри нанороботами. Светло-жёлтый тон комнаты можно настроить, но меня теперь не раздражает этот цвет. Да, он яркий, но я воспринимаю эту яркость будто со стороны, она не причиняет боли.