Тюремный дневник
- -
- 100%
- +
В этот период у Гувера появился новый союзник. Им стал сенатор от штата Висконсин Джозеф Маккарти. Его имя стало нарицательным, а вся эпоха борьбы против левых и либеральных деятелей и организаций в США получила название маккартизма.
Гувер и Маккарти вели многочисленные политические расследования о «проникновении коммунистических агентов» во все сферы американского общества – профсоюзные и фермерские организации, СМИ, университеты, Государственный департамент и армию. Для этой работы было создано отдельное подразделение ФБР – Управление по контролю за подрывной деятельностью, в обязанности которого входила охота на членов коммунистических партий и движений, а также сочувствующих им граждан США и иностранцев.
Коммунистическую партию обязали зарегистрироваться в качестве иностранного агента, при этом она лишилась права выдвигать своих кандидатов в национальных выборных кампаниях. Коммунистам запрещалось получать заграничный паспорт, состоять на государственной службе в федеральных учреждениях и работать на военных предприятиях. Въезд в страну иностранцев, которые были или являются членами коммунистических партий, и другим лицам, представляющим «угрозу безопасности США», был запрещен. Все коммунисты, ненатурализованные в США (не получившие гражданства США), но уже проживавшие в стране, подлежали высылке. Собственно, именно господам Гуверу и Маккарти американское общество обязано появлением в июне 1948 года специального закона под номером 951 «Деятельность иностранным агентом без регистрации», который и стал основанием для моего ареста.
И снова цель была достигнута – общество, как маленького ребенка, плачущего из-за разбитой коленки, переключили на яркую красную игрушку.
Все вышеперечисленные периоды имели четкую последовательность действий по формированию образа врага народа и борьбы с ним.
Первый этап предполагает выделение правдоподобного виновного в соответствии со страхами и стереотипами общества. Тут я подошла идеально по всем признакам: во-первых, российское гражданство, во-вторых, регулярные заявления в поддержку своей страны. Показателен, например, один из эпизодов моей жизни в США. На одном из мероприятий республиканцев, посвященном ужасам репрессивного режима в Российской Федерации и кровавому диктатору Владимиру Владимировичу Путину, вещал за более чем достойный гонорар известный российский диссидент, оппозиционер Гарри Каспаров. Слушать его, человека, тявкающего на мою страну, мне было глубоко отвратительно. Несмотря на то что я далеко не со всеми политическими решениями российской власти была согласна, высказывать свою критику, я полагаю, нужно достойно, глядя оппоненту в глаза, что я, собственно, и делала, выступая в СМИ, проводя митинги и конференции. Каспаров же давно проживал за бугром на американские доллары – их ему щедро отслюнявливали за поливание грязью страны, которой он, собственно, был обязан всем – от образования до мировой известности гроссмейстера. Считая такое поведение недостойным, я, единственная из нескольких тысяч гостей в громадном торжественном зале, где Каспаров выступал со своими изобличениями, осталась сидеть, когда все стоя аплодировали его речи.
Второй этап формирования образа врага – его дегуманизация. Это когда некоего носителя угрозы наделяют исключительно негативными свойствами и качествами. У общества не должно возникать симпатий к врагу. Его оценка должна быть однозначно негативной. Тут кстати пришлась даже моя внешность: достаточно вспомнить, с чем ассоциируются в обществе рыжеволосые женщины или «рыжеволосые бестии». Они неизменно ассоциируются с образом ведьм, которых так боялись в Средневековье. Женщинам с таким цветом волос любят приписывать неустойчивость психики и неуемную сексуальную энергетику. А теперь добавляем в наш «рецепт» многочисленные фотографии с оружием, плюс мой чисто личный оружейный интерес, переросший в гражданскую позицию, а из нее – в российское общественное движение с говорящим само за себя названием «Право на оружие», и блюдо почти готово. Приправляем моими посещениями американских оружейников, организации-побратима Национальной стрелковой ассоциации, а также пару их встречных визитов в Москву, и останется только немного «разогреть».
С февраля 2017 года в американской прессе – в газетах, информационных ресурсах и книгах, как грибы после дождя, стали появляться многочисленные публикации о моей возможной связи с российскими спецслужбами, потенциальным наличием «больших денег», которые якобы шли от Кремля на вмешательство в американские выборы и за счет которых, бесспорно, выиграл Трамп и дестабилизировалось американское общество. Как говорил Йозеф Геббельс, еще называемый отцом пропаганды: «Ложь, повторенная тысячу раз, становится правдой». И наконец, на помощь призвали тяжелую артиллерию – Голливуд. Буквально за месяц до обыска у меня и примерно за четыре месяца до моего ареста во всех кинотеатрах Америки показали художественный фильм «Красный воробей» про советскую секс-шпионку, который окончательно развеял все сомнения о моей «истинной сути».
Фильм преподнес прекрасную аналогию для американских пропагандистов. Итак, оружейного движения в России быть не может, ибо в стране – кровавый режим и диктатура. Значит, организация «Право на оружие» – это некий проект российских спецслужб, созданный для прикрытия и с единственной целью – внедрения в американский истеблишмент. Итак, будто волк в овечьей шкуре, прикрываясь общими идеями, а на самом деле стремящаяся как минимум повлиять на выборы, а как максимум разрушить США изнутри, через одну из двух ее опор – Республиканскую партию США, которая, как известно, не гнушается многомиллионными дотациями от НСА на выборных кампаниях, я тихонько втерлась в доверие наивным, словно дети, малым американским лидерам. Но главное – это методы вербовки, естественно, через постель, по-другому эти роковые русские женщины просто не умеют, и, конечно, громадные деньги, которые лично Путин поручил передать бедным американским оружейникам. К молодой девушке – магистру международных отношений, работающей на кафедре в университете, могли быть симпатии, а к рыжеволосой кремлевской соблазнительнице, проникшей в недра американского общества с целью его разрушения, – никогда.
Именно так подавала американская пресса мою жизненную историю, которая на самом деле, возникнув из искренних идеалистических взглядов, превратилась в борьбу за гражданские права на оружие в России и возможности сотрудничества с организациями единомышленников в других странах, причем не только в США, с целью обмена опытом. Не будет лишним упомянуть, что никаких денег не было. Но фактами и доказательствами утруждать себя ни американские СМИ, ни ФБР, ни прокуратура необходимым не сочли.
И вот – ведьма найдена. И это – я. Теперь меня будут жечь под громкое улюлюканье разъяренной толпы.
Накачанный ненавистью американский зритель жаждал крови. И тут на помощь пришли спасители – бравые люди в черном – агенты Федерального бюро расследований, схватившие и уничтожившие врага. Американское общество может спать спокойно! Зрительный зал взорвался в овациях от чувства благодарности к блюстителям порядка.
Меня часто спрашивают, мол, чего же ты тогда не уехала, в посольство не пошла сразу после обыска. Ответ прост – я же знала, что я не кремлевский секс-шпион, и была уверена, что американское правосудие построено на справедливости и неоспоримых доказательствах вины.
Мои адвокаты
Мне часто кажется, что я родилась под счастливой звездой, потому что к тому черному дню, когда ФБР провело разгромный обыск в моем доме, у меня уже был адвокат.
Пару месяцев спустя после публикации первых «изобличительных» материалов против меня в американских СМИ мне на электронную почту пришло «письмо счастья» – повестка от комитета по разведке американского Сената, предлагающая добровольно явиться для дачи пояснений о моей деятельности в США. На этот запрос я отреагировала положительно, обрадовавшись возможности рассказать правду о моей настоящей жизни в Америке в ответ на грязные инсинуации в американской прессе. Скрывать мне было нечего. Единственное, что я сделала, прежде чем принять решение о добровольной явке в Сенат, это позвонила Александру Порфирьевичу Торшину, поскольку сенаторы запрашивали всю мою личную переписку в социальных сетях с этим человеком за пару лет. Он был моим давним другом и «братом по оружию», который стал мне практически дедушкой после смерти моего кровного деда в 2011 году.
Каждый, как известно, видит мир через собственное восприятие. Для меня Торшин был прежде всего товарищ, а для них – госчиновник, близкий к высшим эшелонам российской власти. Нет, в нашей переписке не скрывались пароли и шифры, там не было информации о миллионах долларов, якобы текущих из Кремля прямиком в Белый дом. Там не было даже интимных подробностей чьей-нибудь частной жизни, но там действительно было много душевных переживаний, юмора, были разговоры о детях, внуках, болезнях, домашних животных. Передавать такие личные детали без разрешения Торшина я посчитала недостойным и потому обратилась к нему за советом.
– Конечно, Мария! Передавайте! Нам нечего скрывать! – ответил Торшин.
– Спасибо, Александр Порфирьевич. Я и не сомневалась, – сказала я.
Только после получения этого разрешения я передала материалы и согласилась на добровольный допрос.
Однако не зря говорят, что Америка – страна адвокатов, и без них в госструктуры на допросы не ходят, а уж тем более в таком щепетильном деле, как «русский след» в американских выборах, которое сплошь и рядом обсуждалось на всех телеэкранах страны. Заявляться без знающего законы США человека было бы для меня равнозначно политической версии «Премии Дарвина», присуждаемой, как известно, за самую глупую смерть. Чтобы поддержать меня в трудную минуту, мой друг-американец, один из немногих сохранивших рассудок во всеобщей антироссийской истерии, посоветовал мне адвоката.
Моего адвоката звали Роберт Дрисколл – седовласый солидный мужчина в элегантном костюме и неизменном галстуке-бабочке с округлой аккуратно стриженной бородкой. В прошлом заместитель генерального прокурора США и начальник администрации отдела гражданских свобод Министерства юстиции США, мистер Дрисколл уже несколько лет вел частную адвокатскую практику в Вашингтоне, являясь соруководителем известной международной юридической фирмы – МакГлинчи. Он по праву считался одним из лучших адвокатов Америки в области громких гражданских и уголовных дел, в которых обвинителем выступали госструктуры США. В офисе этой самой фирмы в самом сердце американской столицы в пяти минутах от Капитолийского холма я впервые встретила моего адвоката, и эта встреча оказалось воистину судьбоносной, но тогда я об этом не имела ни малейшего понятия.
Никаких обвинений ни мне, ни Торшину никто тогда не предъявлял. По заявлениям сенаторов, они просто пытались разобраться, есть ли российское вмешательство в американские выборы или нет. Я всегда думала, что его нет, а потому с удовольствием обрушила на американский сенат восемь коробок с документами-распечатками всех моих электронных сообщений за пару лет.
На изучение печатных материалов у членов комитета по разведке сената США ушло пару месяцев, и мы с адвокатом уже подумали, что допроса не будет. Но в начале апреля 2018 года из комитета позвонили и предложили все-таки пообщаться.
Монументальное прямоугольное тринадцатиэтажное здание с четырьмя огромными бежевыми колоннами на входе и украшенными позолотой стеклянными дверями было похоже на элитный отель премиум-класса. Я с силой потянула на себя сияющую в лучах летнего солнца ручку двери и из темного хвойно-зеленого лобби вырвался в летнюю сухую жару прохладный воздух, вырабатываемый множеством кондиционеров. На входе справа за стойкой сидел одетый в дорогой костюм молодой охранник. Я подала свой паспорт, и он быстро забил данные в компьютер. Улыбнувшись, он отметил, что меня ожидают на четвертом этаже, и рукой указал на ряд лифтов в конце зала. Я поднялась на четвертый этаж, где у лифта меня встретила красивая девушка-секретарь в белой блузе и черной юбке-карандаш.
– Мистер Дрисколл уже ожидает вас, – приветливо улыбнулась она и проводила меня в просторный конференц-зал с темным деревянным лакированным столом и рядом дорогих кожаных кресел на колесиках. – Мистер Дрисколл будет через минуту. Кофе, чай, вода? – спросила секретарь.
– Нет, спасибо, – ответила я, несколько потерявшись в роскоши зала.
Секретарь ушла, оставив меня один на один со своими мыслями. До этого дня у меня никогда не было адвоката. Конечно, в рамках деятельности моего оружейного сообщества я не раз сталкивалась с представителями этой профессии, но тогда мы нанимали адвокатов для третьих лиц, я же лично никогда не имела такой необходимости. Так что я не особо представляла, как взаимодействовать с адвокатом, что и когда говорить.
– Здравствуйте, Мария, – мистер Дрисколл уверенно вошел в конференц-зал и протянул мне через стол руку. – Меня зовут Роберт Дрисколл, но вы можете называть меня Боб.
Рукопожатие Боба было крепким и уверенным, и это мне сразу понравилось. В Барнауле мой первый в жизни руководитель – успешный бизнесмен и профессиональный кикбоксер – учил меня, что по рукопожатию всегда можно определить тип человека – крепкое рукопожатие отражает «настоящего мужчину» – уверенного в себе, открытого и верного данному слову. С такими людьми можно иметь дело.
– Здравствуйте, мистер Дрисколл, то есть Боб, – начала я. – Благодарю, что вы нашли время на встречу со мной.
– Присаживайтесь и рассказывайте, что у вас случилось. Я уже немного знаю, – улыбнулся он. – Вы личность знаменитая.
– К сожалению, – вздохнула я. – Мне пришло письмо из Сената США.
И я рассказала Бобу суть моих злоключений в Америке. С каждым моим словом он становился все серьезнее.
– Мария, – сказал он, когда я закончила, – я буду говорить прямо. Как ваш адвокат я должен стать вам ближе, чем священник на исповеди. Вы должны рассказать мне все подробности о том, что касается предъявляемых вам претензий, ничего не утаивая. Каждая деталь – важна. Это главное условие нашей работы.
– Я понимаю, Боб, – ответила я. – Скажу вам больше, я не понимаю вообще, зачем люди лгут.
– Тогда мы сработаемся, – улыбнулся Боб и снова протянул мне руку.
Началась долгая ежедневная работа по подготовке к встрече с сенаторами комитета по разведке. Я передала Бобу тысячи моих электронных сообщений и документов о моем пребывании в США. Наконец, где-то через месяц еженедельных встреч в его офисе на Пенсильвания-авеню, мы были готовы к даче пояснений.
16 апреля 2018 года я в сопровождении Боба вошла через черный ход в одно из зданий американского сената на Капитолийском холме. Истерия в прессе росла не по дням, а по часам, потому мы старались избежать телекамер и фотографов, прознавших про «ту самую Марию Бутину», и нам это удалось. На выходе из такси нас встретил только моросящий противный дождик. Ни журналистов, ни зевак вокруг не было.
Здание сената представляло собой невысокое серое бетонное ничем особенным не примечательное сооружение. На входе нас встретила широко улыбающаяся женщина в сером брючном костюме. После прохождения через рамку металлодетектора она проводила нас на третий этаж в крыло, выделенное для комитета по разведке. Мы остановились у высокой деревянной лакированной двустворчатой двери с золотой табличкой, не оставляющей сомнений, что мы пришли точно по адресу. Боб нажал кнопку звонка и сообщил наши фамилии и цель визита. «Проходите», – послышалось в ответ из домофона. Боб пропустил меня вперед в маленькое помещение, где сидел один-единственный охранник с журналом для записей в крупную клетку. Когда наши паспортные данные были им аккуратно вписаны в положенную графу, нам предложили отключить мобильные телефоны и оставить их в специальных деревянных ячейках на стене кабинета.
В кабинет из противоположной двери вошла другая женщина:
– Ванесса, – представилась она, протянув руку сперва мне, а потом и Бобу. – Следуйте за мной.
– Не бойся, Мария, – поддерживающе улыбнулся мне Боб. – Я с тобой. Все будет хорошо.
Я не боялась. Во-первых, я ничего противоправного не делала, а во-вторых, чего можно бояться в самой демократической стране мира? Мне, скорее, было любопытно, но заботу Боба я все равно оценила.
Внутри комитет по разведке представлял собой настоящий бункер, – сквозь деревянные панели на стенах виднелся серый бетон – и несколько комнат, в каждой из которых могли едва разместиться пять человек вокруг небольшого прямоугольного стола. Сразу после нашего появления в комнату вошли человек пять и сели вокруг маленького стола на принесенных с собою стульчиках. Они представились помощниками сенаторов комитета, сами сенаторы посетить это мероприятие не сочли нужным. Следом вошел мужчина с наушниками и печатной машинкой, которому полагалось вести стенограмму заседания. По какому-то закону в сенате запрещалась аудиозапись разговоров, а потому мужчина все время печатал и иногда останавливал нас, чтобы по буквам записать русские фамилии.
Боб расположился слева от меня. С ним и вправду было как-то спокойнее.
– Итак, давайте начнем. Спасибо вам, Мария, за то, что вы согласились с нами пообщаться, – начала допрос Ванесса.
– Это вам спасибо! – ответила я.
Судя по удивленным лицам сотрудников Комитета по разведке, они ожидали от меня всего – агрессии, возмущения, хамства, оправданий, слез, но не благодарностей.
Заметив вытянувшиеся лица участников допроса, я поспешила продолжить:
– Мне порядком надоели эти гнусные инсинуации в вашей прессе, так что я буду рада рассказать правду о том, как все было и есть на самом деле. Сразу скажу, что Александр Порфирьевич тоже не возражал против нашей беседы. Я позвонила ему, прежде чем передать вам нашу с ним переписку за интересующий вас период – с середины лета 2015 года по январь 2017 года. В нашем общении много личных деталей, того, что обычно обсуждают друзья. Как вы уже видели, мы неоднократно обсуждали вопросы здоровья и благополучия членов наших семей. Прежде чем передать вам такую личную информацию, я была обязана спросить человека, которого это касается напрямую. Меня так родители воспитали, уж не обессудьте. Итак, Торшин не возражает, но я бы просила вас не публиковать эти детали. Все же это личное.
– Конечно, Мария, – закивала одна из участниц допроса. – Вы можете быть спокойны, это же комитет по разведке, посмотрите на эти стены, – она огляделась вокруг бетонной комнаты внутри бункера, – и все люди здесь более чем надежные.
В отношении стен женщина, возможно, была права, а вот в отношении людей – вряд ли. Два с половиной месяца спустя американские медиа взорвались от скандала, возникшего из-за утечки информации по вине одного из сотрудников комитета, директора по безопасности – Джеймса Вулфа, который признал себя виновным в том, что неоднократно сливал секретные сведения своей любовнице из New York Times.
– Спасибо.
– Вы готовы начать?
– Да, конечно. Что вас интересует?
– Давайте начнем с самого начала. Как вы оказались в США? – спросил мужчина в белой рубашке справа от меня.
– Приехала учиться в магистратуре Американского университета в Вашингтоне в августе 2016 года.
– Но это же была не первая ваша поездка в США?
– Совершенно верно. Впервые я приехала в Америку на конференцию Национальной стрелковой ассоциации США весной 2014 года. Это был ответный визит. За полгода до этого, осенью 2013 года, на съезд моей оружейной организации «Право на оружие», или «русской версии НСА», как американцы любят нас называть, прилетели Дэвид Кин, экс-президент НСА, и Пол Эриксон, его помощник, тоже член американской оружейной ассоциации. Наша организация «Право на оружие» пригласила их в числе пятнадцати других иностранных гостей – представителей оружейных сообществ со всего мира, чтобы обратиться с приветственными речами к нашим сторонникам и обменяться опытом, а также принять участие в стрелковом матче. На мой взгляд, все прошло удачно, Кин и Эриксон остались довольны и пригласили меня на ежегодную конференцию НСА. Так весной 2014 года я впервые оказалась в Индианаполисе, штат Индиана, США, соответственно.
Позже я побывала еще на нескольких конференциях в Штатах, в основном оружейной тематики, выступала в университете и на молодежных конференциях. А потом решила попытать удачу и попробовать поступить в магистратуру в Америке. У меня два российских диплома, я из учительской семьи – обе мои бабушки всю жизнь проработали в школе, так что тяга к знаниям у меня в крови. Я выбирала между юридическим вузом в Москве и факультетом международных отношений за рубежом: в США или Великобритании, поскольку свободно говорю на английском. И вот решила остановиться на Штатах: американские вузы имеют хорошую репутацию. Подала документы в несколько университетов и остановила свой выбор на Американском университете в столице. Мне осталось около двух месяцев до выпускного.
– И как вам наше высшее образование?
– На высоком уровне, должна вам сказать. Учиться непросто, но так и должно быть. Есть моменты, которые я считаю преимуществами, этого недостает российской системе образования, но есть и то, что можно бы позаимствовать у нас. Так, например, мне нравится обучение в малых группах на семинарах, а также детальный разбор ситуаций, происходящих, скажем, в режиме реального времени, прямо сейчас. Из негативного – мне не хватало теоретических лекций и рассмотрения альтернативной американской точки зрения на геополитику.
– Вопрос был не совсем об этом, Мария, – вмешался в разговор худой мужчина с вытянутым лицом напротив меня, – не каждому доступно учиться в США, правда? Это стоит денег, и немалых. Кто платил за вашу учебу и проживание в США? Торшин?
– Поступила я сама, получила небольшие деньги, написав несколько заявок на гранты. Но в основном учебу мне помогали оплачивать два американских гражданина, к России, насколько мне известно, никакого отношения не имеющих. Это мой молодой человек Пол Эриксон и мой друг Джордж О’Нил. На жизнь у меня были свои собственные деньги, которые я заработала в России, у меня был небольшой бизнес в Москве. Конечно, этих денег хватило только на первое время, а потом мои друзья помогли мне, за что я им, конечно, очень благодарна.
– А почему эти люди вдруг решили вам помогать?
– Это вам, наверное, лучше у них спросить. Я могу только сказать то, что они сказали мне.
– Как вам, наверное, известно, Мария, мы направляли письмо с этим вопросом вашему Полу Эриксону, но он решил с нами не общаться.
– Известно. Это его решение. Пол и Джордж сказали мне, что верят, что когда-нибудь я смогу быть человеком, который принесет мир двум государствам, России и США. Взаимоотношения наших стран, как мы все видим, переживают не лучшие времена. Так вот, я могла бы быть мостиком к миру, обычным человеком, который понимает оба мира. И для Пола, и для Джорджа – я не первая студентка, которой они помогают оплатить учебу. Это их благотворительная деятельность на пользу вашей стране. Думаю, у Пола еще, конечно, есть и личный мотив – все-таки мы встречаемся. Я также работаю на кафедре в университете, так что, как у нас, русских, говорится, с миру по нитке. У вас есть все распечатки моих счетов за учебу и проживание. Там все есть.
– Есть, но вы, кажется, забыли упомянуть вашу работу помощником российского чиновника Александра Торшина.
– Мистер Торшин – мой хороший друг и единомышленник по оружейным вопросам, но я никогда не работала ни с ним, ни на него. Я его, скажем, помощник на общественных началах по всем вопросам, касающимся оружейной темы. Александр Порфирьевич, как и я, член Федерации практической стрельбы России, общественной организации «Право на оружие» и Национальной стрелковой ассоциации США. Все это для него не работа, а – хобби, выросшее из увлечения стрельбой и коллекционирования оружия. Я помогаю ему вести эту общественную деятельность, не более того.
– Но вы же его помощник, – не сдавалась Ванесса, – у вас даже есть визитная карточка. Вот, посмотрите, – она протянула мне мою визитку, на которой черным по белому красовалась надпись Special Assistant.
– Что ж, вы правы. Эта визитная карточка своим происхождением обязана банальной, но очень неприятной для меня истории.
Участники допроса устроились поудобнее и превратились в слух.
– Однажды, кажется, в 2015 году, я боюсь ошибиться, нас с Торшиным пригласили на оружейный съезд Национальной стрелковой ассоциации. Гостиничные номера всегда бронировал оргкомитет на всех гостей сразу, потому что съезд НСА – это многотысячное мероприятие с оружейной выставкой на целую неделю, так что номера очень тяжело достать. Их бронируют за год вперед. Мы, конечно, опоздали, так что руководство НСА поручило своим помощникам выделить нам два номера из их «коллекции» забронированных номеров. Мне позвонил помощник, чтобы уточнить, нужен ли нам один номер на двоих с большой кроватью или два отдельных номера. Это было очень обидно, сами понимаете. В Америке, к сожалению, видимо, привыкли воспринимать русских девушек исключительно как «эскорт». После этого диалога, в котором я вежливо объяснила, что наши с Александром Порфирьевичем отношения носят исключительно дружеский характер, я попросила у Торшина разрешения напечатать визитные карточки с официальной должностью «помощника», чтобы сразу пресечь все неприятные домыслы. Это помогло. Больше мне таких вопросов не задавали.