Узник «Пещеры наслаждений»

Пролог

– Несите серп.

Мужчина, крепкий и коренастый, явно ведший свою родословную от гномов-горняков, устало махнул двоим помощникам, и те торопливо бросились исполнять приказание. Сам он принялся ручными мехами раздувать горевшую в подземелье жаровню.

– Ты зря упрямишься, Тиль. У меня осталось еще много способов развязать тебе язык, включая его отрезание. И не только его, – палач гнусно хохотнул и посмотрел на пленника злым ненавидящим взглядом.

К стоявшему перед ним широкому деревянному столу, больше напоминавшему дыбу, был привязан другой мужчина. В отличие от своего мучителя, он был высок и худощав. Впрочем, худоба его была не врожденным тщедушием, а следствием нескольких месяцев, проведенных в застенках. Сейчас он выглядел сухим и изможденным, хотя ширина плеч и жилистые руки выдавали в нем сильного воина.

Все еще сильного.

Он был прикручен к прокрустову ложу тяжелыми оковами, на его шее красовалась толстая цепь из орихалка – колдовского металла, способного укротить даже очень сильную магию. И мага, ею обладающего… Цепочка матово блестела, несмотря на покрывавшую ее спекшуюся кровь и копоть пыточных огней.

Пленник сжал зубы и в очередной раз молча отвернулся.

– Ну, смотри, как хочешь. Начну я, пожалуй, не с языка. Вдруг ты еще одумаешься и начнешь говорить.

В этот момент вернулись помощники палача. У одного из них в руках был небольшой нож и хищно изогнутым острием, похожий на серп. Тот, кого назвали Тилем, бросил на орудие быстрый взгляд, и на миг в глазах его мелькнул ужас. Он сглотнул, крепче сжал зубы, закрыл глаза… И в очередной раз попытался докричаться до своей магии. Но источник был глух к его мольбам. А вернее, оглушен колдовской цепью.

Палач кивнул подручным:

– Снимите с него лохмотья.

Те только брезгливо переглянулись:

– Рагнар, так он же и так почти что голый, – один из помощников, крысиной внешности молодчик с бегающими глазками, попытался отбрехаться от задания.

– Портки с него снимите, говорю! – Рагнар прорычал так грозно, что подручные не стали больше препираться, бросившись исполнять приказание. А сам палач принялся прокаливать на огне изогнутое лезвие.

Тиль попытался сопротивляться, когда двое разбойников стаскивали с него последнюю одежду, но условия были не равны. Они просто разодрали его полуистлевшие штаны на две части, с гадливостью отшвырнув ставшие ненужными тряпки в дальний угол. Узник остался полностью обнаженным. И даже сейчас, истощенное, изуродованное побоями и пытками, его тело все еще было красивым.

И Рагнар не мог этого не видеть – и не завидовать:

– Да, ты красавчик, я погляжу, – он процедил сквозь зубы и сплюнул. – Особенно хер у тебя хорош. Добротный такой болт. Много баб перетрахал? Или ты из этих… как вас там?.. Адептов истинной любви? Одна-единственная баба на всю жизнь и ни-ни на сторону посмотреть?

Крепыш снова с отвращением сплюнул, вытащил раскаленный докрасна серп из огня и приблизился к пленнику. Тиль рванулся из последних сил, не сводя взгляда с орудия пытки, но цепи держали крепко. Его член, действительно настоящая гордость своего владельца, сейчас жалко скукожился от страха, тщетно пытаясь спрятаться от жестоких рук палача.

– Ну, теперь ты на баб разве что только смотреть и сможешь. Попрощайся со своим поскребышем, больше вы не увидитесь. В коробочке будешь его хранить – на недолгую память, – мучитель хохотнул, протянул руку в грубой кожаной перчатке к опавшим чреслам узника, а второй занес серп для быстрого точного удара.

Глава 1. Цветник на Окраине

– Эй, Рагнар! – женский голос, грудной и глубокий, прозвучал под сводами пыточной так неуместно, что Рагнар вздрогнул и отвел руку с серпом:

– Чего тебе, Тарис? Видишь, я занят?

– Вижу-вижу, опять материал мне портишь, – в пыточную скользнула женщина, невысокая и худощавая, темноволосая, того чудесного возраста, когда женщина еще свежа и красива, но уже достаточно опытна и мудра.

Тарис бросила быстрый взгляд на распростертого на дыбе пленника, недовольно дернула головой и отвела глаза, сделав вид, что рассматривает безыскусное убранство темного узилища:

– Не надоело еще над ним издеваться? – в голосе Тарис звучало осуждение, брезгливость, безразличие – все в точно выверенной пропорции. – Пещере нужен хозяин, а не свихнувшийся на своей жестокости псих, – в голос пролилось немного лести и чуть-чуть восхищения, совсем капельку.

– У Пещеры есть хозяйка, – Рагнар проворчал недовольно, серп, однако ж, опустил, и выпустил из руки истерзанные чресла узника.

– Я смотрю за Цветником, а Арена осталась без пригляда, пока ты здесь развлекаешься, – женщина шагнула ближе к палачу. Еще шаг – ее полновесная грудь в глубоком декольте уперлась в его объемный плотный живот. И хоть они были одного роста, она смогла заглянуть в его глаза снизу вверх – ласково и просительно:

– Оставь мальчика, Рагнар. Я его себе заберу. Вот увидишь, все матроны Окраины на него, как стервятники, слетятся. Молодой, свежий… хм… красивый, – она бросила на изможденного пленника оценивающий взгляд, – …будет, если его отмыть и накормить.

– А ты все на молоденьких заглядываешься, старая ты потаскушка, – крепыш ответил, гнусно ухмыльнувшись, однако ж, без злобы. В его устах это обращение прозвучало почти ласково.

– Это моя работа – отбирать качественный материал для гостей. И этот материал, – она ткнула длинным изящным пальчиком в сторону узника, – очень качественный. А ты собираешься лишить его самого большого, во всех смыслах, – здесь Тарис показательно вздохнула, – достоинства.

Женщина скользнула ладошками по широкой груди Рагнара, вроде невинно, но так игриво, что крепыш тут же расплылся в улыбке, а в живот Тарис ткнулся его собственный «поскребыш» в предвкушении женской ласки.

– Ну вот, другое же дело, – Тарис промурлыкала ему на ушко, еще разок для верности прижавшись к мужчине грудями. – Вы давайте, заканчивайте с ним, что вам тут надо. Только чтоб в Цветник мне его доставили целиком. Ясно?

– Вообще-то я еще ни на что не соглашался, – Рагнар показательно сурово сдвинул брови. – Этот поганец спрятал кое-что ценное, за чем вот уже который месяц гоняются все головорезы Окраины да еще с десяток ищеек со всех ближайших Обитаемых миров. А он молчит. Не говорит, куда дел.

– Мне ваши скучные мужские дела совершенно не интересны, – Тарис прижалась к мужчине, словно бы невзначай стиснув его вставший торчком возбужденный член между бедрами. – Мне нужен новый невольник.

– А может, ты и права… – мужчина протянул задумчиво, скосив хитрый злой взгляд на пленника. – Для такого, как наш Тиль, твой Цветник покажется хуже могилы. А я уж сам лично позабочусь, чтобы к нему приходили самые требовательные гости, с самой богатой фантазией, – крепыш плотоядно осклабился, а пленник лишь сильнее зажмурился.

С жизнью своей он уже давно попрощался, но бывает ведь кое-что и похуже смерти…

– Глядишь, быстрее заговорит, когда надоест ублажать очередную старую, извращенную… хм, но очень богатую даму, – Рагнар гадко хохотнул. – Ладно, детка, ты иди, мы еще немножко с Тилем побеседуем – для профилактики, – а потом его тебе принесут.

– Целиком, а не по частям, – Тарис сурово сдвинула черные брови.

– Целиком-целиком, – Рагнар отмахнулся от нее. – А если вдруг невзначай чего отрежем, так это завсегда пришить обратно можно, – он гыкнул, но под сердитым взглядом маман осекся:

– Да, шучу, шучу я. Притащим тебе твою новую игрушку в целости и… почти в сохранности.

Тарис отправилась на обход своего Цветника – дома утех на Окраине, подобных которому не было ни в одном из Обитаемых миров. Только в «Пещере наслаждений» можно было позволить себе то, что в любом другом, более цивилизованном, месте даже в голову бы не пришло. Можно было не прятаться под маской, не скрывать истинной природы своего порочного естества. Потому что все, происходящее в Пещере, в ней же и оставалось. Иногда вместе с останками тел тех, для кого удовольствия оказалось слишком много.

У Тарис была своя тайная тропка, ведущая мимо всех покоев, откуда она могла присматривать за гостями, оставаясь при этом незамеченной. В каждой комнате был потайной глазок и даже дверь, ключи от которой тоже хранились у Тарис. Это было сделано в большей степени из соображений безопасности – подчас гости выделывали такое, что даже у коренных обитателей Окраины мурашки бежали по телу.

Впрочем… многим гостям нравилось, когда, за ними наблюдали. А были среди них и такие, которые платили за саму возможность подглядеть за другими. Были даже те, кто платил за подглядывание за подглядывающим или за то, чтобы подглядывали за ними самими…

И Тарис знала, что роль наблюдателя приносит ни с чем не сравнимое удовольствие ей самой. Тайное, запретное… Впрочем, какие могут быть запреты в «Пещере наслаждений»? Она не единожды ласкала себя, замерев напротив очередного смотрового окошка, глядя, как толпа мужчин лишает невинности юную деву или, наоборот, солидная матрона раз за разом овладевает неопытным юношей, измотав бедолагу едва не до потери сознания. А Тарис смотрела на все на это с вожделением, и кончала вместе со своими гостями, благодарная им за те крохи удовольствия, что ей перепадали.

Трогать хранительницу Цветника было настрого запрещено правилами Пещеры.

Трахать Тарис мог себе позволить только Рагнар, но тот был придирчив и редко приходил в ее постель, предпочитая каждый раз новое молодое тело, коих в его распоряжении было предостаточно. Разменивая умение и сноровку постоянной подруги на очередную девственность.

Тарис не ревновала.

Как можно ревновать того, кого не любишь? Кто для тебя не более чем компаньон и сожитель? Она могла бы выбрать себе в любовники любого раба: от совсем еще юных мальчишек, едва-едва переступивших порог взрослости, до умудренных опытом и украшенных сединами усталых воинов. Но она выбирала остаться ничейной и получать свою долю удовлетворения, глядя на чужую похоть.

Маман задержалась возле одного из окошек. В комнате для свиданий находилась молодая полностью обнаженная девушка. Она стояла на коленях, руки ее были привязаны над головой к хитроумному приспособлению, которыми были оснащены каждые покои для утех. Комплекс стоек и перекладин, к которым можно было привязывать жертву, то есть «цветочек» – так называли сексуальных невольников в Цветнике, – как вздумается гостю, в самых разнообразных положениях и позах. Это была личная придумка Рагнара, мастера на всяческие извращенские идеи, и весьма разнообразило спектр сексуальных услуг, которые могла предоставить Пещера своим гостям.

– Ну что, детка, попробуем еще разок?

К девушке приблизился мужчина. Тарис усмехнулась, пожалуй, этому «цветочку» повезло. Мужчина был достаточно молод и к тому же неплох собой. А еще он был один, что само по себе уже было огромным везением. Вот только в руках у гостя была плетка, а на спине и боках девушки уже вспухали розовые полосы.

– И если снова укусишь, я перестану быть ласковым.

В ответ «цветочек» лишь сдавленно пискнула. Мужчина шагнул к девушке и в одно движение запихал ей в рот свой член на всю длину. Девушка ожидаемо поперхнулась, но клиента это нисколько не смутило. Он несколько раз смачно засадил инструмент «цветочку» глубоко в глотку. Жертва дернулась, пытаясь избежать неприятного контакта, но она была крепко привязана. Тарис зло ухмыльнулась – ей все равно некуда было бежать. Из Пещеры не убегали. Ее покидали лишь довольные гости, а «цветочки» и бойцы Арены – в деревянных ящиках для отработанного материала.

Впрочем, если выполнять правила Пещеры и забыть про гордость, здесь можно было вполне сносно существовать. Даже жить, получая минимум того, что требуется человеку: пищу, кровь и иллюзию защищенности от многочисленных напастей Окраины.

Несколько раз сильно толкнув бедрами, гость попытался извлечь свой инструмент из горла девушки, дернулся, зло рыкнул и коротко ударил ее плеткой.

– Сказал же, зубы убирай! Или я тебе их выбью! – он снова ударил «цветочек».

– Не надо, господин, не надо! – девушка пропищала. – Я очень стараюсь, но он у вас… такой большой и не помещается… – она скосила глаза на достоинство гостя, которым тот и вправду мог гордиться.

Эта маленькая лесть подействовала, и гость опустил плеть. Тарис снова тихонько ухмыльнулась. Не просто так она учила девчонок говорить мужчинам правильные вещи в нужный момент. Ее наука уже не раз спасала их тоненькие шкурки.

– Ах, не помещается… – гость зыркнул глазами по сторонам в поисках предмета, который мог бы помочь. – А ну-ка…

Со стола с эротическими приблудами он взял небольшую вещицу – металлическое кольцо с ремешками. Без лишних слов сунул кольцо «цветочку» в рот, заставив открыть его так широко, что девушка только глаза вытаращила. Ловко затянул ей на затылке ремешки для фиксации и довольно оглядел дело своих рук.

– Отлично. Теперь, ты точно не сможешь кусаться.

Он подошел к жертве, ласково погладил по голове, но в следующий момент довольно жестко сгреб в охапку волосы и уткнул ее лицо себе в пах. Потерся возбужденным членом о широко распахнутый ротик «цветочка» и со сладострастным стоном погрузился в него до упора.

Девушка снова дернулась, но сделать ничего не могла, даже закрыть рот. А мужчина, быстро войдя в азарт, сильно работал бедрами, сочно трахая ротик жертвы. «Цветочек» стонала и выворачивалась, но тем самым лишь сильнее подзадоривала мучителя…

Тарис почувствовала, как между ног привычно засвербело вожделение, и поспешила отвернуться от откровенной сцены. Ей сейчас было не до собственного удовольствия.

Так и не досмотрев, чем закончились развлечения любителя дамских ротиков, Тарис поспешила к себе. Судя по тому, что она увидела в пыточной, Рагнар так просто ей пленника не отдаст, поглумится по полной. Значит, Тарис придется приводить в порядок не только его искалеченное тело, но и душу.

А с душами – тех, у кого они были – работать было гораздо сложнее.

Как и обещал, Рагнар выпустил пленника из пыточной.

На следующий день.

Кусая губы от тревожного предчувствия, Тарис сама лично отправилась в темницу Цветника, куда поначалу привозили всех особо норовистых новых рабов. Уже там с них сбивали спесь и объясняли, что гордость, честь и достоинство – не самые ценные качества в Пещере, и лучше от них поскорее избавляться. Объяснял обычно сам Рагнар, который любил пытки и истязания даже больше, чем секс. Но учитывая, что с новеньким хозяин Пещеры уже наигрался вдосталь, можно было надеяться, что Тарис никто не помешает приводить его в чувство.

В отличие от камер Арены, в темнице Цветника было сухо, относительно чисто и не очень холодно. Тарис не выносила чужих мучений, поэтому по мере сил старалась облегчить участь тех, кому не посчастливилось оказаться в ее руках. В камерах на полу лежали охапки свежей соломы, стояли кувшины с водой. Пищи будущим «цветочкам» не давали до тех пор, пока они не ломались.

Новенького раба Тарис нашла в самой дальней, самой крошечной камере. Ее держали для самых непокорных, тех, кого приходилось обрабатывать дольше прочих. И чаще всего из нее узники уже не выходили.

Их выносили.

Свет чадящих факелов почти не доставал в тот темный угол, поэтому маман запалила магическую лампадку, которую принесла с собой. Нахмурилась. Мужчина лежал на полу, отвернувшись лицом к стене и занимая почти все свободное пространство в камере. В углу стоял нетронутый кувшин с водой.

– Эй… – она негромко позвала узника. Тот не шелохнулся, хотя Тарис слышала его тихое хриплое дыхание.

Одежды на мужчине почти не осталось. Сквозь некогда смуглую, а теперь отливающую болезненной бледностью, кожу проступали ребра – они едва вздымались в такт неровному дыханию. Вся спина его, плечи, ягодицы были исполосованы рваными царапинами – следами шкуродера, одной из любимых игрушек Рагнара.

– Эй, ты спишь? – Тарис снова позвала, попытавшись коснуться пленника через прутья решетки, но не достала до него. Он прижимался вплотную к дальней стене, словно пытаясь слиться с ней, ища хоть какой-то защиты у каменной кладки.

Даже камни казались ему мягче, чем окружающие люди…

Тарис снова принялась кусать губы, принимая решение. И в следующий момент уже потянулась за ключами.

Скрип ржавой двери больно царапнул по ушам, и маман шагнула внутрь камеры. Опустилась возле узника на колени, положила рядом источник света и небольшую коробочку, в которой держала лечебные снадобья. Протянула руку и, чуть помедлив, коснулась плеча мужчины:

– Эй… Ты… – спросить дальше женщина не успела, потому что мужчина зашипел, точно от боли, с совершенно неожиданным для его состояния проворством развернулся и схватил Тарис за запястье.

Маман рванулась, пытаясь освободиться, но мужчина держал, словно клещами, словно от этого захвата зависела его жизнь.

Тарис испугалась – в глазах узника мерцал дикий полубезумный огонь. Она тихонько вскрикнула и, внутренне содрогнувшись, сделала запрещенный прием – ткнула острыми ноготками прямо в свежую воспаленную рану в основании шеи пленника. Туда, где хищно поблескивала в свете магического светильника зачарованная цепь-ошейник.

Тот сразу же взвыл – почти по-звериному, выпустил руку маман и отпрянул от нее в самый угол, из которого продолжал буравить ее пылающим взглядом исподлобья. Ни дать, ни взять – дикий зверь в клетке.

Маман подняла руку в примирительном жесте ладонью вверх, словно и впрямь имела дело с хищным зверем. Мужчина покосился на открытую ладонь, на коробочку с лекарствами, бросил быстрый взгляд Тарис за спину… Сама она, не отрываясь, смотрела на лицо узника.

В пыточной Рагнара, в неверном свете подземного узилища, ей на миг показалось, что она узнала знакомые черты… Вблизи сходство действительно было невероятным, но и ошибиться было невозможно: это был не он.

– Как тебя зовут, юноша? – видя, что он больше не собирается нападать и эта глупая вспышка была вызвана исключительно отчаянием, она спросила так мягко, словно разговаривала с перепуганным ребенком.

Впрочем, ребенком, пленник точно не был. Даже юношей его можно было назвать только с большой натяжкой. Заросший пегой щетиной, с ранней сединой в спутанных, когда-то черных волосах… Вполне взрослый мужчина, вероятно, воин, когда-то сильный и крепкий. Голый торс был перевит жгутами сухих мышц, ширине плеч мог позавидовать любой атлет с Арены.

Огонь во взгляде узника погас, сменившись холодным презрением. Он отвернулся, не проронив ни слова.

– Можешь не отвечать. Мне, по сути, без разницы, – Тарис пожала плечами и с невозмутимым видом принялась копаться в своей лекарской коробочке. – Придумаю тебе сама какое-нибудь имя, нужно же тебя как-то записать в меню. Будешь у меня Пончиком, – она усмехнулась, – некоторым дамочкам очень нравятся мужские дырочки. Хотя нет, какой же ты Пончик – тощий и сухой? Значит, будешь Бубликом. Или нет, лучше Кефирчиком, гостьи любят мужской кефир…

– Хватит… – мужчина выдавил из себя хрипло, словно ворон прокаркал.

– Говорить умеешь – уже хорошо, – Тарис улыбнулась, вытащила из коробочки кусок чистой ткани, намочила его содержимым темного пузырька и выжидательно уставилась на узника.

Тот снова отвернулся, явно не собираясь продолжать разговор. Тарис не настаивала. Она знала, как вести подобные диалоги – не в первый раз ей приходилось приводить в чувство свои «цветочки».

– Вот что, Кефирчик, если твои раны сейчас не обработать, то уже завтра они загноятся, и ты будешь корчиться тут на полу от жара и боли, а я уже ничем не смогу тебе помочь. Разве что попросить Рагнара прирезать тебя по-быстрому, чтоб не мучился.

Опять повисла тишина, плотная и тягучая – только слышалось шипение масла в горящих факелах. Тарис вздохнула и принялась складывать свои припарки, уже решив прийти попозже, когда невольнику станет хуже, и он не сможет отказаться от помощи.

Покосилась на стоящий возле прутьев решетки нетронутый кувшин с водой. Чуть подумав, взяла его в руки, предлагая пленнику:

– Здесь есть чистая вода, ты можешь ее пить.

Мужчина ничего не сказал, отстранившись так далеко от Тарис, словно от нее невыносимо смердело, однако от внимательного взгляда опытной маман не ускользнуло, как болезненно дернулся его кадык – молодое тело требовало воды.

– Как давно ты не пил? – спросила строже.

В ответ узник поднял руку с оттопыренными тремя пальцами и тут же без сил уронил ее на колени.

– Вот, что, – Тарис нахмурилась, – тебе нужно попить. Я не собираюсь тебя травить…

– А жаль… – снова хриплый шелест вместо слов.

– Не говори ерунды, – маман начинала злиться, что уже само по себе было необычно для нее. – Жизнь всегда лучше смерти. Пей, говорю!

Она подалась вперед, сунув узнику кувшин в самое лицо. Тот попытался отстраниться, пихнул ее, однако несколько капель выплеснулись из кувшина, намочив его губы. И он тут же с жадностью облизал вожделенную влагу. С голодной злостью покосился на кувшин в руках Тарис.

Безошибочно считав его настроение, женщина снова протянула ему воду:

– Пей. Только немного, а то… – она не успела договорить, мужчина грубо вырвал у нее из рук кувшин, расплескав едва ли не половину, и припал к живительной влаге. Сделал три шумных глотка и с явным усилием отстранился.

Снова отвернулся от Тарис. Маман выждала немного и поднялась на ноги. Уже развернулась, чтобы уйти…

– Тильдо де Бретон…

– Что? – она снова повернулась к мужчине.

– Ты спрашивала, как меня зовут, – пленник говорил медленно, растягивая звуки и словно с трудом вспоминая слова. – Меня зовут Тильдо де Бретон. Звали раньше…

Глава 2. П(о)рочные связи

Кусая губы, Тарис остановилась у распахнутой двери в клетку. Все-таки ей не показалось, что он был похож…

– Скажи, а Бернар де Бретон…

– Мой отец, – мужчина попытался растянуть губы в подобии ухмылки, но поскольку они были изрядно разбиты рукой Рагнара, тут же зашипел от боли и замолк.

В горле Тарис встрял комок, и она все никак не могла проглотить его. Наверно, ее переживания слишком ясно отразились на ее лице, потому что узник смерил женщину таким надменным взглядом, словно это не он сидел в клетке в цепях, а она, как минимум, прислуживала ему в моечной.

Наконец, маман выдавила из себя, стараясь следить, чтобы голос не задрожал:

– Не думала, что у Бернара есть сын… тем более, такой взрослый.

– Не думал, что папенька хаживал к вам в гости, – узник ответил в тон маман. Чем больше он говорил, тем сильнее звучал его голос. Когда-то он, наверно, был даже приятен, волновал сердца молодых девушек низким тембром с хрипотцой. Таким же, как у его отца…

– Нет, он никогда не был в Пещере, – Тарис неопределенно качнула головой и снова опустилась возле пленника на колени. Поджала губы, проговорила жестким тоном, коря себя за минутную слабость. – Твои раны нужно обработать, иначе тебе действительно будет плохо.

– Хуже, чем сейчас? – Тильдо вскинул брови, изрядно посеченные кастетом Рагнара и взлохмаченные, но все еще густые, с надменным аристократическим изломом.

– Намного, – маман процедила недовольно, снова взявшись за припарки. – А у меня нет желания возиться с полудохлым невольником. У меня и без тебя дел по горло.

– Что тебя связывало с моим отцом? – пленник спросил, внимательно следя за руками маман. – Если он не был твоим клиентом, то…

– Он был моим первым мужчиной, – Тарис не хотела говорить этого – само как-то слетело с языка. – Это все.

– Ну, хоть в чем-то он был первым, – Тиль обессилено откинулся на стенку камеры, представ перед Тарис во всей своей обнаженной красоте и ничуть ее не смущаясь.

– Помолчал бы! – с неожиданной для самой себя злостью Тарис огрызнулась. Тут же спохватилась: она из кожи вон лезла, чтобы разговорить пленника, и теперь сама же затыкала ему рот.

Злая на себя и на слишком наглого невольника, так некстати напомнившего ей ее первую девичью любовь, Тарис принялась с остервенением обрабатывать его раны, от избытка эмоций прикладывая слишком много силы к искалеченному телу.

– Ш-ш-ш! – Тильдо только зашипел от боли, стиснув зубы. – А нет попроще способа меня убить? В память о моем отце.

– Я не собираюсь тебя убивать, – маман проговорила ледяным тоном, напор, однако же, уменьшила. – Мне ни к чему еще один мертвый невольник, так ты прослужишь слишком недолго. Мало кто из гостей любит тухлятину.

– У вас даже такое можно, – Тиль скривился то ли от боли, то ли от омерзения.

– У нас много, чего можно, – Тарис подняла на мужчину злой взгляд. – И чем наглее ты будешь, тем тяжелее тебе достанется работа. А учитывая, что Рагнар пообещал сам за тобой приглядывать, я бы на твоем месте прикусила язык намертво.