Княжич в дороге. Книга 2

Академия,

Месяц Вьюг и Стужи

Снежинки медленно кружились в воздухе, словно не желая опускаться на землю. Настырные лучи не по-зимнему яркого солнца пронзали обитель насквозь. Снег на крышах и горных вершинах слепил глаза.

Настоятель затворил окно и повернулся к почтительно замершему посреди кельи Арборису.

– Я, видимо, должен объясниться. Но хочу, чтобы это осталось между нами.

Арборис покорно кивнул.

– В начале зимы с гонцом я получил письмо, – продолжил старец. – От княгини Ладославы, матери Олешки. Её муж, князь Добромир, сгинул во время охоты. Именно так!.. Где он, жив ли, никому не ведомо.

Светозар, заложив руки за спину, пересёк келью и остановился прямо перед Арборисом.

– А вчера прилетел голубь с известием от Брега. В Торжок прибыл отряд россов. Я думаю, ты догадываешься зачем?

– Смею надеяться, что да, владыка.

– Так вот: я не намерен отпускать с ними княжича.

– Но почему? – Арборис непонимающе воззрился на настоятеля. – Вы же сами… изгнали мальчика!

– Видит Бог, я не желал этого. Так… совпало! Но речь сейчас не о том. Княгиня боится, что сыну дома грозит опасность. – Светозар вздохнул. – Материнское сердце не обманешь. Я обязан исполнить её просьбу.

Старик замолчал, погрузившись в раздумья, но ненадолго.

– Ты сопроводишь отрока в Дальние горы.

– В город Извечных? – младший учитель запнулся. – Но ведь туда нет прохода смертным!

Светозар молча прошествовал в угол кельи. Снял с полки узорчатую шкатулку и извлёк из неё золотистый кругляш на цепочке. Затем жестом подозвал Арбориса.

– Обладателя этого амулета стражи Священной долины пропустят беспрепятственно. Будешь хранить его у себя. Отдашь мальчику, только когда доберётесь до Небесных Врат. А сам вернёшься.

Настоятель протянул амулет, и Арборис рассмотрел его внимательнее: солнечный диск с выдавленными по краям рунами1 и крупным багровым камнем посередине. Тяжёлый, хоть и небольшой.

– Но, владыка, если княжич узнает о том, что произошло с отцом, не захочет ли он сам вернуться домой?

– Именно поэтому отрок ничего не должен знать.

– Простите мне мою дерзость, но вы поступаете жестоко…

– Не тебе судить, – резко оборвал Светозар. Лицо старца будто окаменело:

– Двадцать лет назад мне уже пришлось расстаться с моим лучшим учеником. Теперь его зовут Властояр Бешеный…

Оберег

ГОЛЫЙ лес торчал из запорошенных склонов точно щетина на морде борова.

Утром, когда они снялись с ночлега, стало хмуриться: половину неба затянули тяжёлые серые тучи. Но впереди ещё было много чистой и высокой синевы.

Олешка придержал Ветерка и оглянулся: далёкий теперь Орлиный утёс, на котором притулилась оставленная четыре дня назад крепость, тонул в белой вьюжной мге. Там, похоже, бушевал настоящий буран.

С такого расстояния обитель, конечно, не разглядеть. Да не шибко-то и хотелось! – фыркнул про себя княжич. Пришпорив жеребца, он бросился догонять отъехавшего Арбориса.

Проводить их никто не вышел.

Впервые за много дней распогодилось, но солнце спряталось в клочковатом утреннем тумане. Звуки увязали в нём как ноги измученного путника в болотной жиже. Зато тихо и покойно.

Снаряжённые Стуром кони ждали седоков посреди двора.

Ветерок, всхрапывая, сучил копытами и всё косился на Олешку, едва тот показался на крыльце. Мол, садись на меня – поехали кататься!

Арборису конюх приготовил приблудного скакуна, на котором примчался в Академию давешний гонец. Стур нарёк его Скором – за дивную резвость. Конь выглядел ухоженным и полным сил. Эх, старик, небось, опять ругается?..

Под поклажу поставили мерина по кличке Бурнак, прозванного так из-за белой отметины на носу.

Княжич сдвинул шапку на макушку, простецки сунул руки за пояс и вразвалку направился к жеребцу, от души пиная попадавшиеся под ноги ледышки.

Он был спокоен. Ужас от свершившегося, обуявший росса в первые мгновения после приговора настоятеля, уступил место холодному безразличию. Ну и пусть!

Выслушать его никто не пожелал.

А раз так – делать ему здесь больше нечего! Подумаешь, велика честь – десять лет прозябать в какой-то Академии!

Друг – и тот вышел изменщиком.

Нет, его тут ничто не держит!

…Прямо с урока княжича отвели в одиночную келью в дальнем конце обители. Позже Арборис занёс ему сундук с вещами, хранившуюся у ключника домашнюю одежду и приказал назавтра приготовиться к отъезду. Буднично так, словно ничего и не случилось.

Росс равнодушно распихал пожитки по дорожным мешкам, переоделся и оставшееся время просидел молча, глядя в оконце на вившуюся меж скал и деревьев дорогу. Он так и заснул, уронив голову на подоконник…

Арбориса во дворе не было. Знать, последние наставления у Светозара получает. Вздорный старикашка! И злой к тому же.

Княжич потрепал Ветерка за гриву. Один ты мне верен остался! Ничего, скоро будем дома…

Батюшка, вестимо, расстроится, что так вышло. Да уж особо не заругает! А Олешка ещё докажет, что достоин княжеского звания. И Светозару докажет. Без всяких колдовских штучек!

Арборис и в самом деле появился из башни настоятеля. В простом дорожном платье с накинутым поверх длинным меховым плащом. Концы плаща учитель засунул под ремень, чтобы не мешались при ходьбе.

Подойдя, придирчиво оглядел юного спутника: тулупчик, перетянутый широким поясом с железной пряжкой, толстые шерстяные штаны, войлочные сапожки, на голове – кроличий треух. Меховая накидка у Олешки тоже была: её он до поры прикрутил позади седла.

По всей видимости, Арборис остался доволен, ибо без лишних слов вскочил на коня.

Росс последовал его примеру. Крошечная процессия неспешно двинулась со двора.

Вот и всё!

Перед воротами мальчик заметил угрюмого Волотку. Гремя ключами, тот отодвинул одну из створок. Он-то пошто дуется?!

Прежде чем выехать за ворота, княжич всё-таки обернулся. Поднял глаза на окно родной кельи.

Пусто и темно…

А чего ты ждал?! – горько одёрнул он себя.

Налетевший порыв ветра громко захлопнул ставни. Будто перечеркнул всё, что было в Академии.

– Ужава! – от невесёлых воспоминаний княжича отвлёк возглас Арбориса.

Тот спешился и стоял на краю крутого уступа, возвышавшегося над широченной, пока хватало глаз, долиной. На восходе виднелись высокие, покрытые жухлой зеленью лесов холмы.

– А там – Дивногорье! – махнул рукой наставник и улыбнулся: – Не забыл ещё? Ну-ка, как вон та река называется? Помнишь?

Олешка кивнул.

– И?..

– Чуня, – выдавил из себя росс. – Чего мы тут потеряли? Такой крюк…

– Я же объяснял, – устало возразил Арборис. – То нам по снегу сколько пришлось бы тропать, а мы уже в долину почти спустились. И теплее, и сытнее.

– Отчего ж сытнее? – недоверчиво наморщил нос княжич.

– Поохотиться можно. Коренья разные проще отыскать. С осени кое-какие ягоды остались. Смотри, рябины сколько! – учитель указал на стройные деревца, ветки которых сгибались под тяжестью ярко-красных гроздьев. – Пробовал?

Росс сорвал несколько ягод и сунул в рот. Фу-у-у! Кислятина!!! Олешка скорее сплюнул. Арборис рассмеялся:

– Зато полезно! Всякую хворь отгоняет. И зубы здоровее будут…

– Не стану я это есть!

– Хозяин – боярин!

– Куда теперь?

– Вниз! Вон тропа, – Арборис легко запрыгнул в седло и направил Скора в просвет между деревьями. Бурнак, привязанный к учительскому коню, безропотно потопал следом.

…Сначала, как и ожидал Олешка, они ехали по торному шляху. Однако на другой день учитель внезапно свернул на едва приметную тропку. «Так короче выйдет», – объяснил он удивлённому мальчику. Княжич возражать не стал, но подобный поворот ему ничуть не понравился.

Затем три дня они пробирались сквозь сугробы, то спускаясь в узкие ущелья, то карабкаясь по извивающимся как змеи отрогам.

Места были совсем дикие. Даже волки обходили их стороной. Лишь однажды им встретились следы – заячьи, да раз по ветвям проскользнула куница. Зато всю дорогу путников сопровождали злые и голодные крики воронья.

Хорошо ещё, вьюги и метели их миновали. Словно по заказу светило солнышко. Олешка решил, что и тут, верно, без колдовства не обошлось. Надумал расспросить Арбориса, но тот усмехнулся, заметив: «А ты много знаешь!».

Сам наставник трещал почти без умолку.

– Хоть научу тебя уму-разуму напоследок, – заявил он княжичу.

И Олешка без роздыха внимал рассказам про обычаи народов – «с которыми мы встретимся по пути», про свойства деревьев и трав – «которые попадутся нам в лесу», про повадки животных – «которых нам подобает опасаться».

На привалах Арборис заставлял упражняться на мечах и палках. Бедный Бурнак, как выяснилось, тащил на себе целую оружейню. Зачем, спрашивается? Вновь без ответа.

Нет, всё это, конечно, было занятно. Но порой назойливость учителя утомляла. Когда становилось невмоготу, княжич отставал: не так чтоб уж очень – только бы не слышать болтовню спутника. И ехал, впитывая безмолвие зимнего леса и предаваясь невесёлым раздумьям.

Чем дальше они отъезжали от обители, тем почему-то тревожнее становилось на душе у росса. Нет, не должен он был сдаваться. Стоило объясниться с настоятелем. Старик бы понял. Обязательно! Ведь наверняка принял решение сгоряча. Он никогда не относился к Олешке плохо. Наоборот!

От таких мыслей княжич мрачнел и сердился. Почему? Почему не настоял на своём?!

И Санко. Ну, что он в самом деле такого натворил?! Подумаешь, пёрышко припрятал. Небось растолковал бы, зачем. Да ведь Олешка сам ничего слушать не захотел!

А Светозар знал! Заранее знал, что так выйдет. Предупреждал: «Не позволяйте страху и обиде завладеть душой. Слушайте лишь сердце!»

А они позволили.

Ох, глупцы-голубцы! Аж выть хочется.

– …Лучше бы помёрзли ещё три дня, чем лишнюю седмицу в круг объезжать, – не унимался Олешка. Он нагнал Арбориса, и теперь они ехали стремя в стремя. – Я домой хочу!

Учитель вдруг натянул поводья, и Скор, следуя приказу, послушно замер.

– А с чего ты взял, что мы едем домой? – наставник, прищурившись, посмотрел на княжича. Нет, он не шутил.

Вот те раз!

Росс внезапно почуял, как студенец тонко затянул тоскливую песнь. Этот пронзительный напев, рассыпавшись звенящим шорохом по обледенелым ветвям сомкнувшихся над тропой деревьев, пробрал мальчика до самых костей.

Щёки у княжича полыхнули огнём. Он растерянно повторил:

– Я… хочу домой!

– Рано или поздно ты туда попадёшь. Но не сейчас, – в голосе Арбориса зазвучали стальные нотки. – Покамест, по воле твоих высокочтимых родителей, ты находишься в полном распоряжении нашего настоятеля. И он вправе отослать тебя, куда посчитает нужным… А теперь избавь меня от лишних расспросов. Боле я ничего не скажу!

Учитель пришпорил коня и мимо огорошенного отрока продолжил путь по тропе.

Олешка некоторое время приходил в себя, оцепенело разглядывая спину удалявшегося Арбориса и не зная, что ответить, как поступить.

Первым не выдержал Ветерок. Не чувствуя руку седока, он мотнул мордой, громко фыркнул и поплёлся за Скором и Бурнаком.

Ветер стих так же нежданно, как и поднялся. Росса окутала смятенная тишина. Сквозь неё до слуха княжича доносились монотонные чавкающие звуки – от конских копыт, мягко ступавших по снежному крошеву вперемешку с непривычно жёлтой грязью.

Тропа становилась всё более широкой и набитой. Чем ниже они спускались в долину, тем ощутимее чувствовался запах весны. Пихты и ёлки сменились буковыми рощами. Набухшие почки источали дурманящий аромат, от которого кружилась голова.

Княжич ехал как во сне, бросив повод и полностью доверившись Ветерку.

Он ничего не понимал и оттого злился. Добрый и весёлый учитель в одночасье превратился почти во врага. Или даже хуже. С врагом-то ясно, а тут… Варок, вразуми!

Ведь ладили они неплохо. Арборис ни словом, ни делом не попрекнул Олешку. Будто и не было ничего постыдного там, в обители. Да и вообще, старался не напоминать россу об Академии…

И то хорошо: наконец, замолчал и не докучал разговорами.

Однако собраться с мыслями княжич никак не мог. Внутри клокотало.

Олешка аж вспотел от переполнявших его чувств: утёр рукавом лоб, распахнул тулупчик. Глубоко вздохнул.

Ударивший в грудь сырой воздух окатил ознобом. Отрезвил.

Нет, хватит! Он и так завсегда попадает впросак. Прежде чем что-то предпринять, надо всё хорошенько обдумать. Да и вызнать кое-чего не мешает. Но это уж – как получится…

В полдень путники, миновав густые заросли лещины, выехали на небольшую опушку. Неподалёку весело журчал ручей.

– Привал! – скомандовал Арборис.

Олешка с облегчением покинул седло.

Разминая затёкшие ноги, прогулялся по полянке.

Здесь уже почти не осталось снега: лишь несколько почерневших сугробов виднелось среди высокой сухой травы. Ближний лесок зыбился в прозрачном мареве, поднимавшемся от нагретой земли.

Хорошо-то как!

И как удивительно! Ещё день назад они взбирались на безымянный кряж по пояс в снегу, а тут, в долине, вовсю царствовала весна. Порхали редкие крапивницы. Подлесье синим ковром устилали подснежники. Несмело покрикивали птицы. Озабоченно гудел шмель…

Олешка скинул жаркие сапожки, шапку, тулупчик, и помчался босиком, разметав руки и подставив лицо солнцу. Варок! Всё будет хорошо! Правда?

Захотелось пить, и княжич, раздвигая пожухшие стебли, пошёл на звук урчащей воды.

– Постой! – окликнул его Арборис. Он бросил дорожные мешки, из которых доставал припасы, костровую утварь, и подступил к мальчику. Слегка замялся.

– На, возьми, – ухватив руку росса, что-то вложил в неё. Какую-то деревянную безделушку. – Санко просил тебе отдать, а мне всё недосуг было…

Вот это да!!!

В душе у Олешки смешались и обида, и радость, и смущение.

Княжич хлюпнул носом и ринулся прочь, подальше в лес, крепко сжав в кулаке нежданный подарок. Санко! Значит, не забыл?! Значит, ему не всё равно?!

Забравшись в чащу, росс отдышался.

Нерешительно разомкнул пальцы – оберег!

Тот самый, над которым славон так долго и молчаливо корпел зимними вечерами у них в келье. Аккуратно изрезанная ольховая веточка в виде строгого мужичка с бородой до пояса, скрестившего на груди ладони. С оскаленной волчьей мордой на голове вместо шапки.

А это что за дырочки? Ох, да это не просто оберег, а манок!

Олешка приложил его к губам и осторожно подул. Фьють-фьють-фьють-тю-тю-фьють – будто рядышком в кустах притаился живой свиристель. Ай да Санко, ай да мастер!

Княжич дунул со всей мочи, и лес огласился звонким переливом.

Откуда-то издали послышался едва различимый птичий крик.

Олешка навострил уши. Нет, померещилось, наверное.

Он покачал свистульку на ладони, любуясь тонкой работой друга.

Друга?

И снова прижал манок к губам – фью-фью-фьють! Здорово!

Чу?!. Опять отозвались? Уже близко. Какой знакомый голос! Ха, сыпуха! Он тоже умеет.

Княжич присвистнул в ответную.

Встречный крик не заставил себя ждать. Олешке почудилось, что он прозвучал ещё громче. Точно неведомая сыпуха сломя крылья летела на его призыв.

Что-то тут не то… С чего бы ночной птице надрываться белым днём?

А, играть так играть! Росс засвиристел, нарочно ожидая отклика.

И он раздался. Совсем рядом!

А следом Олешка услышал треск ломающихся кустов.

Внезапная догадка озарила княжича. Он вытянулся в струнку и издал длинную ликующую трель!

Полуночные горы,

Месяц Вьюг и Стужи

Сонную тишину зимнего леса спугнул лёгкий хруст приминаемого снега. От неожиданности старая ель уронила с ветки серебристую крошку. На звериную тропу лаской вынырнул мальчик и быстро зашагал вниз по склону неглубокого овражка.

Одет он был простенько: куцая сермяжка2, перехваченная на поясе обычной верёвкой, из-за которой торчал топорик; стёганые порты; на ногах – поршни3 из толстой кожи поверх намотанных до колен онучей4. Лицо по самые глаза укрывал широкий шерстяной платок, завязанный крепким узлом за спиной, под небольшим заплечным мешком. Просторная меховая шапка от быстрой ходьбы то и дело сползала набок, выпрастывая взмокшие каштановые кудри.

Юный странник шёл уверенно, не останавливаясь. И почти не обращая внимания на отчётливые отпечатки конских копыт, плотно утоптавших стёжку.

Всадники проехали здесь не дале как сегодня утром. А то и позже. Собиравшаяся, но так и не разродившаяся метель не успела завьюжить тропу, и мальчуган в мыслях возносил хвалу ветреному богу Стрыю. За то, что не позволил разгуляться злобному Вихорю.

Впрочем, выследить верховых, судя по всему, ему не составило бы труда и в пургу. Время от времени он чуть замедлял шаг, присматриваясь то к сломанной ветке на кустике бузины, то к содранной коре на стволе молодой осины.

Овражек мало-помалу превратился в узкое, заросшее стлаником ущелье. Тусклое закатное солнце некоторое время ещё озаряло спину паренька, но вскоре дневному светилу это наскучило, и оно спряталось за гору. И без того сумрачная теснина погрузилась во тьму.

Стёжка виляла меж деревьев, перескакивая с одного косогора на другой, то взбираясь вверх, то стремительно падая вниз, и, наконец, вывела путника на неширокую поляну.

Здесь его внимание привлекло грязное пятно, зиявшее на снегу у края кулижки, под раскидистым дубом. Подойдя ближе, он увидел свежее кострище. Под слоем пепла нашлись тлеющие угольки. Оглядевшись, пришелец обнаружил неподалёку кучку хвороста и несколько коротких, но толстых брёвен.

Вскоре по синим сугробам вокруг запрыгали багровые отсверки.

Парнишка скинул рукавицы и протянул ладони к огню, отогревая озябшие пальцы. Потом снял с плеч мешок, неторопливо развязал и извлёк из него лепёшку и большую луковицу. Тихонько прошептал положенный наговор и принялся за неспешную трапезу.

Покончив с едой, так же степенно и основательно обустроил себе место для ночлега: расчистил снег у костра, устлал промёрзшую землю пахучим лапником, а сверху из еловых веток возвёл шалашик. Затем сильнее распалил огонь и, слегка обтесав найденные брёвнышки, положил их так, что образовавшаяся стеночка направила жар от пламени внутрь нехитрого убежища.

Закутавшись в истрёпанную меховую накидку, мальчуган улёгся впритык к очагу. Сквозь дрему, прежде чем окончательно провалиться в сон, он услышал, как в ущелье, взбивая снежную пыль, уныло замурлыкал колыбельную песнь студенец…

Снова вместе

ШУМ нарастал. Со склона посыпались камни. Олешка свистел и свистел. От натуги даже заболели щёки. Ну! Ну же! Где ты?!

Запыхавшийся, со съехавшей набекрень шапкой и сбившимся на плечо огромным серым платком, Санко выскочил из лесного сумрака – что бес из коробка. Скатился как на лыжах по скользкой земле, чуть не налетев на кривую, больше похожую на куст, осинку, в десятке шагов от княжича. Да так и замер, угрюмо уставившись на росса. Точно не ждал встретить его здесь, в пролеске.

Олешка обомлел, не веря глазам и забыв, что мгновениями раньше сам от всего сердца загадал повидать дружка.

Нет, это, верно, морок!

Княжич затряс головой, однако славон не исчез. А так же хмуро, но теперь как-то оробело взирал на Олешку, опершись на толстую палку и неловко отставив назад ногу. Словно страшился сделать ещё один шаг навстречу.

Взгляды мальчиков пересеклись. Боязливо и недоверчиво. Росс насупился. Дурацкий, щенячий восторг исполнил княжича от пяток до макушки. Душа ликовала, но он отчего-то в испуге сдавил ладонями щеки, чтобы не выпустить рвавшуюся наружу радость.

«Я боялся, что больше не увижу тебя!», мысленно крикнул он.

«Я тоже!», внезапно вспыхнуло в груди, там, где сердце.

«Правда?!!»

Санко сорвался с места и, подбежав к Олешке, схватил росса за плечи. Хрипло прошептал:

– Я… Я – не предатель!

Княжич не ответил.

А молча уткнулся лбом в лоб друга.

Арборис вытаращился на славона, как на ожившего покойника. Аж обронил деревянный ковшик, которым помешивал в котле пахучее варево.

Долго и растерянно зыркал то на одного отрока, то на другого, не в силах вымолвить ни слова. Будто язык проглотил. Наконец, ошалело махнул рукой и вопросил:

– Ты его этой… свиристелкой вызвал?

Княжич счастливо рассмеялся:

– Не-ет!.. Сам явился.

– Я с обители утёк, – пояснил Санко, осмотрительно спрятавшись за спину росса.

Арборис поперхнулся:

– Отчего ж… сбежал-то?

Славон замялся: то ли не зная, что ответить, то ли не желая говорить правду.

Наставник, меж тем, пришёл в себя. Озадаченно почесал в затылке, посерьёзнел и, не дождавшись отклика, со вздохом сказал:

– Воля твоя… Добром не вернёшься?

Санко, потупив взор, замотал головой – нет. Учитель с обидой поджал губы и изрёк:

– Хоть и не пристало отрокам своевольничать, я тебе перечить не буду. Но знай: обратной дороги тебе отныне нет. Поступить в Академию дозволяется лишь раз… – видя, как напрягся Санко, как у него сузились зрачки и затвердели скулы, Арборис немного смяк. – И куда ты теперь?

– С вами пойду, – еле слышно вымолвил славон.

– Э-э, нет! Даже не мечтай, – осклабился наставник. – Можешь сопровождать нас, покуда не выйдем из лесов. А потом я дам тебе припасов, и отправляйся-ка ты, братец, на все четыре стороны. Нам с тобой не по пути!

Олешка вспыхнул:

– Я без Санко…

– А тебя, мил человек, я и спрашивать не стану, – резко оборвал Арборис. – Ша! Разговоры окончены. Сегодня мы дальше не двинемся. Готовьтесь к ночлегу. И учтите: бездельников я не потерплю. Бегом за дровами! – наставник вернулся к котлу и принялся яро мешать закипающую похлёбку.

Ещё недавно жаркое солнышко закрыли смурые тучи. Олешка почувствовал, что продрог. Снова натянул сапожки, накинул на плечи тулупчик и с постной рожей поплёлся к опушке, где его уже поджидал Санко.

В глазах славона мерцали гневные искорки. Княжич невольно отшатнулся: прежде он никогда не видел друга столь… свирепым, что ли?

– Я ему вспомяну! Не дозволю так толковать со мной, – прошипел Санко, зло сощурившись на возившегося у костра Арбориса.

Хвороста в округе было навалом, но приятель увлёк росса в самый бурелом, и там, усевшись верхом на толстую коряжину, сердито повторил:

– Он у меня пожалится! Чамора5тя задери!

Олешка промолчал. А что тут скажешь? Похоже, сам Варок обозлился на него, коль готов наново разлучить с дружком.

Не хочу!!!

Княжич крепче сжал в кулаке оберег. Ему вдруг почудилось, что стоит только дунуть в свистульку, и все напасти убегут прочь как лешак от лутошки6.

Росс набрал воздуха, тайком прижал оберег губам и с каким-то неистовым облегчением выдохнул.

Долгая и печальная трель разорвала тишину вечереющего леса. Краем глаза Олешка приметил, как застыл на своей коряге Санко. А потом, сложив ладони лодочкой, ответил – так же как днём. Княжич дунул опять, на сей раз осторожно, будто опасаясь спугнуть что-то очень важное: эту пронзительную нежность весенних сумерек, тревожную близость друга…