Скитальцы во тьме

- -
- 100%
- +

Учитель и ученик
I
Марло работал над новой картиной вторые сутки кряду. Постоянно все перечеркивал, изменял концепт. Множество мыслей и идей витало в голове юноши. Но он никак не мог сконцентрироваться на чем-то одном. Марло работал над портретом дородной аристократки преклонного возраста. Он всегда дотошно продумывал детали одежды, интерьера. Мог часами прорисовывать морщинки вокруг глаз. Но этим юный художник не ограничивался. Марло любил наделить своих персонажей историей.
Он хорошо запомнил наставление своего учителя:
«Недостаточно просто показать. Ты должен рассказывать историю. Всегда помни, для кого ты пишешь свои картины».
С тех пор Марло всегда делал пометки в блокнот. Писал целые сюжеты для своих персонажей. Он делал это небрежно, поскольку закончил всего несколько классов, и писательским ремеслом не обладал. Но его умений хватало, чтобы выстроить цельную картину происходящего и передать слова в мазки на холсте.
Но в этот раз все было по-другому.
С этой картиной у Марло с самого начала пошло все не так.
Сначала он не мог определиться, к какому сословию будет принадлежать изображенная дама. Марло горел идеей нарисовать королеву. Он с самого детства помнил величественный дворец короля, расположенный на горе, далеко за чертой города. Они с отцом часто смотрели на огни вокруг замка во время вечерних прогулок. Будучи мальчишкой, он всегда мечтал попасть внутрь, воображал себя вельможей, а иногда – и самим королем. Пока мечте Марло не суждено сбыться. Но он верил, что однажды получит награду за вклад в развитие искусства из рук самого короля.
Юноша нарисовал десятки набросков роскошной диадемы с бриллиантами. Несколько часов прорисовывал красное атласное платье с жемчужным ожерельем. Но затем Марло вспомнил, что народ не слишком жалует нынешнюю королеву Викторию. Слишком жадная, даже для королевы. Никогда не выходит к простому люду, в отличии от короля. Ужасно обращается с прислугой: на прошлой неделе она заставила юную гувернантку пройтись голышом по центральной площади за какой-то мелкий проступок.
Марло быстро отринул вариант с королевой.
Затем он вспомнил вырезку из газеты. Речь шла про герцогиню Марию де Нордо. Ежемесячно жертвует миллионы золотых в детские приюты. Несколько раз в неделю посещает больницы, наполненные ранеными с поля боя солдатами, и собственными руками накладывает жгуты или поет песни для поднятия настроения.
Достойный человек.
Для Марло было честью нарисовать портрет Марии де Нордо.
И он работал над этой задачей двое суток. Не спал, не ел. Только работал и выпивал одну чашку кофе за другой.
Но юноша постоянно был всем недоволен. То тень неправильно упала, то цвет платья будто бы не подходил для ее голубых ангельских глаз, то улыбка графини казалась ему слишком вычурной. Конечно, он не был знаком с ней лично, но… Мария де Нордо просто не могла так улыбаться.
Марло перечеркнул весь холст и с гневом швырнул его на пол.
– Ты слишком торопишься.
Марло обернулся через плечо. На пороге комнаты стоял его учитель, Леонардо де Санти.
– Я думал, Вы сегодня в отъезде. – Марло вскочил на ноги, и учтиво поклонился, но старик никак не отреагировал.
Учитель с грохотом уселся в кресло.
– Сколько раз я тебе говорил, – старик покачал головой, – сконцентрируйся на чем-то одном. Не берись за все сразу. Начал прописывать мимику персонажа, так доделай сразу же и не откладывай на потом. Ведь никакого потом, чаще всего, не бывает. Делаешь либо сразу, либо не делаешь вовсе.
Учитель подался вперед и взглянул на юношу исподлобья.
– Многие люди могут рисовать, но только по-настоящему хороший художник знает, как писать картину.
Леонардо де Санти сделал паузу.
– Ты считаешь себя хорошим художником, Марло?
Юноша посмотрел учителю прямо в глаза, но ничего не ответил. Он мог бы сказать, что каждый день старается быть лучшей версией себя, работает над ошибками, пробует новое, постоянно выходит за рамки. Но делало ли это его хорошим художником? Он не знал. Впрочем, какой толк от всех его усилий, если Марло до сих пор не достиг внятных результатов? И что это вообще такое – хороший художник? Есть ли у кого-то право вешать ярлыки на творцов? Действительно ли мало известный Роб Гонсалвес был менее талантливым, чем Рене Магритт или Пикассо? Или дело лишь во вкусе и в искусстве нет никаких общепринятых идеалов?
Марло мог размышлять на эти темы днями напролет. Но точных ответов он не знал. Вернее, не решил для себя наверняка – предаст ли он искусство, чтобы наконец-то стать известным и богатым штамповщиком, или же продолжит писать в стол так, как хочет сам.
Эта дилемма годами съедала его изнутри. Но Марло находил в себе силы продолжать заниматься любимым занятием.
Он просто делал единственное, что умел – писал картины.
***
Марло молча подошел к окну. Юноша любовался красотой заходящего солнца. Народу на улице становилось все меньше, город потихоньку готовился ко сну.
Мясник уже закрывал свою лавку. Судя по его виду, прибыль сегодня вышла весьма скудной. С каждым днем все меньше людей могли позволить себе насладиться говяжьей вырезкой или бараниной. Кондитер с соседней улицы не видел клиентов с прошлой недели. Зато у торговца хлебом дела шли куда лучше. Седовласый старец только что продал буханку старушке. За ней в очереди стояла еще дюжина: дети, юноши, старики. И народ все прибавлялся.
– Знаете, учитель, – Марло взял слово, – иногда мне кажется, что людям для счастья нужно слишком мало. Поесть, поспать, посмотреть на падающую звезду или на драку петухов во дворе.
– Продолжай. – Леонардо де Санти с интересом прищурился.
– И я никого не осуждаю, – юноша улыбнулся, – в наши времена, прежде всего, приходится думать о насущных проблемах. У людей не остается ни времени, ни желания думать об искусстве. Наше общество нынче… Оно…Стало слишком предсказуемым.
Марло нахмурился.
– И мне это не нравится.
– Не совсем понимаю, что ты хочешь сказать, – ответил Леонардо де Санти, – что тебя так тревожит? Неспособность понравиться массам? Ты что-то слишком бледный, ты не болен? О чем ты толкуешь, Марло?
Де Санти с интересом всмотрелся в ученика.
– У тебя творческий кризис?
– Вовсе нет, – отмахнулся юный художник, – с моим здоровьем все в порядке и никакого творческого кризиса у меня нет. Я полон идей, как и прежде. Но я никак не могу забыть Ваши слова. «Помни, для кого ты пишешь».
– Верно, – кивнул учитель, – ты следуешь этому принципу?
– Всегда, – ответил ученик, – но…
Юноша поднял холст с пола и вгляделся в лицо Марии де Нордо.
– Поглядите на эту женщину, – Марло передал холст учителю, – что Вы видите?
– Я вижу, что ты небрежно поработал с тенями и…
– Нет же, – вздохнул Марло, – я не об этом. Впрочем, спасибо за Ваш «комплимент». Вы в своем духе, умеете поддержать.
Ученик с учителем дружно рассмеялись.
– Но я говорю о лице этой женщины. Что Вы видите в ее глазах?
Леонардо де Санти погрузился в раздумья.
– Я вижу грусть, – учитель почесал бороду, – но и надежду на что-то хорошее. Я вижу много противоречий в ее взгляде. Судя по наряду, дама принадлежит к высшему сословию. Но разодранный подол платья и перемазанные в грязи ладони выдают ее непохожесть на других. Уверен, она не слишком жалует общество аристократов. Скорее предпочтет побегать в саду с ребятней или собакой. По чертам лица и поджатым губам сразу видно, что она не любит много болтать. От слов всегда переходит к делу. Думаю, тебе удалось создать весьма занятного персонажа.
Марло с интересном посмотрел на Леонардо де Санти.
И улыбнулся.
– Браво, – юноша похлопал, – учитель, Вы превзошли себя. Снова расписали то, о чем я и не думал.
– Но ведь именно в этом и прелесть, – засмеялся старик, – нарисуй так, как хочешь, а дальше позволь людям самим додумать.
Они немного помолчали.
– И все же одна вещь не дает мне покоя,– нарушил тишину Марло, – стоит ли посвящать себя делу, которое, скорее всего, не принесет тебе славы и богатств, но наполняет тебя смыслом жить дальше?
Учитель улыбнулся.
– А разве нужно что-то большее для счастья?
II
Марло взмахнул рукой, и оставил на белом полотне первые мазки. Отойдя на несколько шагов назад, он внимательнее присмотрелся к картине. Сощурился, хмыкнул, и подтер кляксу тряпкой.
– Да, – кивнул Марло, убеждая самого себя в собственной правоте, – так определенно лучше.
Марло с интересом покрутил палитру в руках. Юноша обмакнул кисточку в краску, выбрав красный цвет. Нанес мазок. Удовлетворенно кивнул, улыбнулся. Он повторил этот порядок еще несколько раз. Цвет менялся за цветом. Сутки шли за сутками, но Марло работал, не жалея ни сил, ни времени.
Когда работа была, наконец, закончена, он рухнул на кресло, и взглянул на полотно. Его губы подернулись, и растянулись в счастливой улыбке.
– Это самое прекрасное, что я создавал, – произнес Марло, отпив из сапфировой чаши.
Горизонт за окном медленно окрасился в ярко-зеленые цвета. На мгновение небо озарила упавшая с востока комета.
– Теперь можно немного отдохнуть, – сказал Марло, разместившись на кровати, и погрузился в сон.
Семейный ужин
I
Иво в нерешительности переминался с ноги на ногу, стоя перед высокими металлическими воротами. Так продолжалось уже десять минут. Он подносил руку к звонку, и, казалось, уже вот-вот решится нажать на него, но в следующий миг отдергивал ладонь. Иво повторил этот ритуал уже с полдюжины раз, и так бы, наверное, все и продолжилось, если бы голос из динамика на воротах не произнес:
– Сынок, кончай ломать комедию, – ласково проговорила мама Иво, – мы все тебя уже заждались. Скорей проходи, а то лазанья стынет.
Иво хотел было что-то ответить, но в следующий миг раздался короткий щелчок, и массивные ворота со скрипом отворились. Быстрым движением руки он утер пот со лба, и шагнул вперед. Едва вступив на территорию усадьбы, ворота захлопнулись.
«Ну, что же, – подумал Иво, – пути назад нет. Придется потерпеть.»
Вдруг из кустов взметнули ввысь удивительной красоты птицы, и пролетели так близко, что юноша почувствовал на лице легкое дуновение ветра от их крыльев. Иво проследил за тем, как они взмывают высоко в небо, и, сам того не ожидая, улыбнулся. Он уже и забыл, насколько же здесь красиво.
И чего это он в самом деле так разволновался? Понапридумывал себе невесть чего, и теперь никак не может выкинуть эти глупости из головы. Ну, возможно, когда-то давно у него и были разногласия с братьями и сестрами, но теперь это все в прошлом.
Да и в какой семье нет скандалов?
Они уже давно не дети, и не будут ругаться по пустякам.
Иво прошел по аккуратно подстриженному газону, и вступил на широкую мощеную дорожку, которая вела к дому его родителей. По обеим сторонам дорожки располагались деревянные изгороди, увитые благоухающей глицинией. Из глубин сада доносилась умиротворяющая игра струнного оркестра.
Ярко светило солнце, в кронах деревьев щебетали птицы, а над свежескошенным газоном порхали бабочки.
Иво миновал бурлящие фонтаны и ряды стриженных кустов в форме виверн и драконов.
Когда на горизонте уже показался величественный трехэтажный особняк родителей, Иво снова почувствовал себя неуверенно и остановился. Он покосился на выстригающего очередную фигуру садовника, улыбнулся, и приветливо помахал рукой. Но садовник даже не взглянул в его сторону. Почувствовав себя неловко, Иво поспешил убрать руку.
– Не обижайся на него, – проговорили у него за спиной. Иво вздрогнул от неожиданности и обернулся. Перед ним стояла, широко улыбаясь, худенькая большеглазая брюнетка, – несколько лет назад Маттиус оглох. Совершенно печальная история…
Девушка помедлила, обвела Иво внимательным взглядом.
– Впрочем, у нас еще будет время поговорить об этом, – девушка кивнула в сторону дома, – если прямо сейчас не придем на ужин, нам не поздоровится.
– Это точно, – кивнул Иво, и улыбнулся, – вспомни, как отец отчитал Георга, когда тот опоздал на мамин день рождения всего на пять минут.
Эвия прыснула от смеха.
– О да, – проговорила девушка, – думаю, эту взбучку он до конца жизни не забудет.
Эвия долго смотрела на родительский дом, затем повернулась к Иво, и, смотря ему прямо в глаза, тихо проговорила:
– Я рада, что ты здесь, Иво.
Молодой человек улыбнулся, вглядываясь в ее ясные безмятежные глаза, и обнял старшую сестру.
– Я тоже.
С минуту они помолчали, наблюдая за работой садовника, затем Эвия взяла брата за руку, и спросила:
– Готов?
Иво покрепче сжал руку старшей сестры, и, поправив прядь ее волос, спустившуюся на щеку, кивнул.
– Пошли.
Едва поднявшись по каменным ступеням крыльца, дверь особняка тут же распахнулись, и навстречу им выскочила высокая статная женщина с красивым румяным лицом.
– Ну наконец-то! – возликовала она, – что же вы так долго! Остальные уже давно собрались!
– Привет, мам, – в один голос ответили Иво и Эвия.
На матери было изящное платье из синего атласа, великолепно подчеркивающее ее стройную фигуру и красоту голубых глаз.
Женщина наспех обняла их, поцеловала в щеки, и поволокла внутрь.
II
Лучи света, проникавшие из распахнутых окон, сверкали на отполированном мраморном полу. Стены были украшены гобеленами с изображениями причудливых зверей. За столом велись оживленные беседы, бряцали вилки и ложки, раздавались веселые смешки.
Пережевывая индейку, Иво бросил взгляд на одну из картин в золотой окантовке. На вершине горы поверженный дракон склоняется перед белокурым воином с окровавленным мечом.
Отец Иво, сидевший у изголовья стола, проследил за взглядом сына, и спросил:
– Иво, почему ты так долго не появлялся дома? Работаешь над новым проектом?
Голоса за столом тут же стихли. Все взоры обратились к Иво. От проступившей неловкости Иво едва не поперхнулся. Отпив воды, он утер рот платком, и взглянул на отца.
– Да, можно сказать и так, – неуверенно ответил он, – пока ничего серьезного, лишь пару задумок, но я…
– Опять он за свое! – Иво прервал вставший из-за стола старший брат.
Мейнор, высокий подтянутый брюнет, гордость родителей. Он грозно посмотрел на младшего брата, затем обратился к отцу:
– Пап, ну что ты, в самом деле! Никому неинтересно слушать оправдания и нытье этого неудачника. В последнее время мы и так редко собираемся, и я не хочу портить семейный ужин разговорами о попытках зануды Иво сделать хоть что-то стоящее.
– Вот именно! – поддержала Илса, – я, например, пришла посмотреть на первые успехи Джернис. Мама сказала, что на ее планете появился катаклизм, за считанные секунды уничтоживший весь мир.
Илса вся просияла от возбуждения и захлопала в ладоши:
– Так интересно! – захихикала она, – скорей бы увидеть вживую, что осталось от этой планеты!
Сидевшая в конце стола Джернис покраснела от гордости. Она была самой младшей в семье, но даже ей удалось заполучить расположение членов семьи. То, чего Иво пытался сделать десятилетиями, Джернис сделала с первого раза.
Нет, конечно, Иво был рад за младшую сестру. Если «ее успехи» вообще можно назвать поводом для гордости. К тому же, зависть никогда не овладевала им. Скорее, Иво был просто расстроен, что никто из семьи не выказывал подобную заинтересованность его проектами. Никто не оказывал ему поддержку. Никто, кроме Эвии. С ней у них всегда были особые отношения. Она всегда понимала его лучше других.
– Так давайте лучше порадуемся за успехи малышки Джернис! – снова взяла слово Илса.
Все присутствующие обратили к ней взгляды.
– Я не намерена выслушать очередные бредни Иво, – Илса перевела взгляд на Иво, скорчилась, и брезгливо махнула рукой, – зачем вы вообще его позвали?
– Илса! – шикнула на девушку мать, – имей уважение к брату!
– С чего это вдруг? – девушка закатила глаза, – разве этот бездарь имеет уважение ко всем нам, – Илса жестом обвела собравшихся, – когда позорит нас на Всеобщих Играх?
– Спасибо, Илса, – Мейнор отсалютовал сестре, и, повысив голос, возвел руки к потолку, – хоть кто-то меня здесь понимает!
Молчавшие до сих пор остальные братья и сестры одобрительно закивали и зашушукались вслед за репликой старшего брата. В зале снова поднялся неразборчивый галдеж. Иво отложил вилку в сторону, и ослабил узел галстука. Он был абсолютно уверен, что если съест еще хотя бы один кусок, то его точно стошнит. Больше всего на свете сейчас он желал поскорее убраться отсюда.
Какой же он был дурак… Понадеялся, что за прошедшие годы хоть что-то изменилось…
Он покосился в сторону выхода, и хотел было уже встать, как вдруг отец пробасил:
– Иво не закончил, – ледяным тоном сказал он. Наступила тишина, – прошу, сын, продолжай. Расскажи о своем новом проекте.
Иво застыл на месте, не в силах проговорить ни слова. Он неотрывно смотрел на непроницаемое лицо отца, затем почувствовал резкую боль под столом. Сидевшая по левую от Иво руку Эвия пнула брата ногой, и прошептала:
– Ну же, Иво, у тебя все получится. Главное – не бойся.
Юноша судорожно кивнул, ощущая дрожь по всему телу. Он встал из-за стола, откашлялся, и, расправив складки пиджака, пробормотал:
– В общем-то, концепция моего нового мира…
– Что ты там мямлишь? Говори громче! – перебил его Мейнор.
Эвия с отвращением взглянула на старшего брата, и призвала Иво не обращать на него внимание. Мейнор только сильнее ухмыльнулся, и принялся чавкать.
– Итак, – продолжил Иво, – э-э-э, главная идея моего нового мира состоит в невмешательстве.
– Невмешательстве? – скорчился Мейнор.
Братья-близнецы Георг и Сернак недоуменно покосились на отца, Джернис саркастически хихикнула. Илса закатила глаза, и прошептала что-то вроде: «ну и придурок».
Иво промокнул пот со лба, покосился на улыбающуюся мать, затем на неподвижно сидевшего отца. Сложив пальцы домиком, седовласый мужчина молчаливым кивком призвал его продолжать.
Иво принялся листать блокнот, пробежался глазами по нужной странице.
– Да, своего рода «политика невмешательства», – продолжил он, – я решил дать полную свободу действия моим созданиям, и ни коим образом не лезть в их дела.
Воцарилось непродолжительное молчание. Иво обвел взглядом собравшихся. Убедился, что все внимание приковано к нему, продолжил:
– Например, вот, – улыбнулся Иво. Юноша щелкнул пальцами, и над столом образовалась прозрачная сфера. Через мгновение внутри сферы показался сине-зеленый шар, затем фокус приблизился, войдя внутрь планеты, и по щелчку пальцев Иво изображение остановилось, – венец моего творения, «ЧЕЛОВЕК».
Завороженная Эвия ахнула от удивления. Братья-близнецы, увлеченные странностью увиденного создания, отвлеклись от поедания пудинга.
– Мне показалось безумно интересным идея того, к чему смогут прийти эти творения без моего контроля, – Иво окинул взглядом присутствующих, и впервые за весь ужин улыбнулся.
Он наконец-то почувствовал, что его приняли во внимание и слушают. Ободренный этим обстоятельством, Иво расправил плечи, и продолжил куда увереннее:
– Я все время задавался вопросом, почему мы так рьяно стремимся контролировать каждый аспект жизни наших творений? Разве не заслуживают они жить так, как сами того хотят? Они должны хотя бы попробовать. Почему бы нам…
– Ну, братец, в этот раз ты превзошел сам себя! – захохотал Мейнор, – правильно ли я понимаю, что ты предлагаешь нам восхваляться твоей ленью и трусостью? Ты уже настолько обленился, что свалил все на своих зверюшек, а сам решил прохлаждаться? Это так что ли, по-твоему, мы должны одержать победу на Всеобщих Играх?
Разгневанный Мейнор соскочил с места, и взмахом руки стер светящуюся сферу Иво.
– Неужели ты не видишь, что он позорит нашу семью? – Мейнор уставился на отца, – если бы не его провалы, мы бы уже давно заняли первое место. Почему ты терпишь все насмешки над семьей из-за этого бездаря? Когда же ты наконец поймешь…
– Довольно! – громогласное эхо пронеслось по всему залу. Отец медленно встал с места, и, прожигая Мейнора ледяным взглядом, погрозил пальцем, – я не позволю говорить с собой в таком тоне.
– Отец, – опешил Мейнор, – я…
– Отправляйся в свою комнату, – твердо сказал он Мейнору, а затем обернулся к Иво, – а от тебя я ожидал большего. Ты снова разочаровал меня, сын.
Иво почувствовал, как у него подкосились ноги. Он обернулся в сторону матери, но та только закрыла лицо руками, и тихо заплакала.
– Ты сегодня же покончишь со всем этим вздором, и как следует поработаешь над чем-то действительно стоящим.
Отец обошел вокруг стола, и, подойдя к Иво, положил руку на плечо сына. Юноша, не сдерживая слез, поднял взгляд на отца.
– Надеюсь, ты больше меня не подведешь.
III
Зал утонул в овациях. Зрители восторженно рукоплескали, члены жюри, все, как один, дали по десять баллов. Это был настоящий фурор. Сиявший от гордости Мейнор вышел на сцену, и принял из рук судьи сверкающий кубок.
Мейнор занял первое место за проект, выполненный в привычном для него стиле. Руками своих созданий, он создал вирус, который уничтожил все живое на его планете за рекордные двое суток. Члены жюри были просто в экстазе.
Иво, следивший за объявлением результатов на самом верхнем ярусе, аплодировал старшему брату. Несмотря на их разногласия, он был искренне счастлив за Мейнора. Сколько он себя помнил, Иво всегда гордился за него. С самого раннего детства он старался во всем походить на Мейнора. Да, чем старше они становились, тем сильнее отдалялись друг от друга. С годами они стали совершенно по-разному смотреть на вещи, и нередко ссорились даже из-за малейших пустяков. Однако Иво прекрасно понимал, что в глубине души Мейнор любит его всем сердцем.
Закончив свою речь, Мейнор, под бурные овации зрителей, направился к выходу. На какую-то долю секунды он нашел взглядом Иво, и, улыбнувшись, кивнул.
Эвия сидела по правую руку от Иво. Девушка облокотилась на спинку кресла и шумно выдохнула.
– Ничего они не понимают! – сказала разъяренная Эвия, – совсем скоро они увидят, как сильно ошибались на твой счет. У тебя есть то, чего у них никогда не будет!
Иво обернулся к сестре. На ее губах играла благоговейная улыбка.
– О чем это ты?
Девушка загадочно посмотрела на брата, затем, поднявшись с места, поцеловала его в щеку, и прошептала:
– Наши братья и сестры создают свои миры лишь только для того, чтобы потом их разрушать. И не только они. Все, кто участвует в этих долбаных Всеобщих Играх! У них нет даже мысли о том, чтобы просто наслаждаться созданными ими мирами! Ты не должен никому угождать! Ни отцу, ни маме, никому! Делай то, что считаешь нужным! У тебя всегда получалось это лучше всего.
Эвия поправила прическу брата, и прикоснулась ладонью к его щеке.
– Они никогда не поймут, что такое добро, – глаза Илсы наполнились слезами, – береги это в себе, Иво.
Он не решился что-то ответить. Обернувшись, Иво молча наблюдал за тем, как уходит его сестра.
Внезапно его осенила мысль. Он вытащил из кармана пиджака блокнот, пролистал до нужной страницы, и вырвал ее. Иво поспешил за сестрой, и окликнул ее на лестнице:
– Эвия, постой! – он схватил ее за руку, – я буду очень рад, если ты придешь ко мне в гости. На планету, которую я назвал Землей. Вот, держи.
Девушка взяла протянутый листок.
– Это человек, – улыбнулся Иво, – самое прекрасное творение, которое я когда-либо создавал.
Судья
Над линией горизонта полыхало яркое солнце.
Фортес очень любил этот вид. Мог любоваться им каждый день. На фоне багряного неба не было видно ни единой тучи. По водной глади бездонного океана выступила переливающаяся солнечная дорожка.
Мужчина грустно улыбнулся.
Фортес, лицезрея заход красного гиганта, с благоговением размышлял над грядущими переменами в жизни. Как же давно он не дышал настолько свободно… Сейчас, с каждым новым вздохом, он чувстовал, как его легкие наполняют утерянный ранее прилив жизненной силы. В последнее время он смотрел на мир будто бы через серую пелену уныния и безысходности. В какой-то момент Фортес потерял смысл своего существования. Складывалось ощущение, что из его души вырвали часть, отвечающую за счастье.
Разочаровавшись в тщетности жизни и хитросплетениях судьбы, он пресытился окружающей реальностью. Казалось, уже ничто в этом мире не могло бы осчастливить его. За годы своей долгой и до крайности насыщенной событиями жизни, Фортес успел побывать на бесчисленном множестве планет, большую часть из которых сейчас он уже даже и не вспомнит. Он стоял во главе сильнейших держав во Вселенной, вел за собой неисчислимые легионы воинов, сеящие повсюду хаос и смерть. Фортес завоевывал планету за планетой, подчиняя своей воле целые народы и цивилизации. Непокорных его режиму Фортес либо уничтожал, либо обращал в рабство. Для него не существовало никаких преград. Перед могуществом Фортеса склоняли голову величайшие из императоров вселенной. Он имел все материальные блага, о которых простой смертный мог лишь мечтать. Да, Фортес был неприлично богат.