Этика распятия. Часть вторая

© Бычков В., текст, 2025

© Геликон Плюс, макет, 2025.

Глава 9

Сергей медленно поднимался на песчаный бугор, поросший невысокими, издалека напоминавшими земные ёлки деревьями. Хотя утверждать, что они напоминали ёлки, можно было лишь с очень большой натяжкой. Единственным поводом для сравнения было лишь то, что зелёную массу для обоих видов составляли иголки.

Но если для земной ели иголки действительно представляли массу, то у местного представителя флоры иголки были очень редкими и напоминали свечки зелёного цвета длиной двадцать-тридцать сантиметров. Да и вся конструкция дерева напоминала канделябр с множеством ячеек, в которых крепились эти самые свечки. От бугристого шишковатого ствола отходили сучья разной длины, на которых размещалось ровно по пять небольших стаканчиков, в которых стояло по одной зелёной иголке.

Умиляло ровное число стаканчиков для иголок, но Сергей, неоднократно сталкивавшийся с казусами, встречающимися в природе, не делал из этого каких-нибудь скоропалительных выводов вроде вывода о некоем совершенстве местной природы. Вполне возможно, что где-то неподалёку встречались представители этого вида деревьев с шестью или четырьмя стаканчиками. Взять хотя бы для сравнения пример с шестипалыми людьми.

Но если не придавать большого значения этим, на самом деле незначительным особенностям, Сергею здесь очень нравилось. Здешние места напоминали ему сосновые боры в Тверской области на Земле. Несмотря на то что огненное светило беспощадно жгло всё живое на размашистых пространствах, практически не прикрытых редкими кронами деревьев, дышалось здесь легко и приятно.

Умирающие иголки не меняли цвета, но, падая на песчаный грунт, раскалывались на мелкие части, как стеклянные. Поэтому идти приходилось как по зелёному стеклянному ковру, и каждый шаг сопровождался специфическим хрустом.

Сергей уже неделю находился на Побратимах. Звездолёт совершил посадку ночью в горах, предварительно сделав несколько оборотов вокруг планеты. Элмо (каждое жилое помещение или средство передвижения имело свой обслуживающий электронный мозг, как в стародавние времена в каждой избушке жил свой домовой) выбрал удачное место – плато высоко в горах, закрытое со всех сторон соседними вершинами и не просматриваемое снизу. Добавив к этому дополнительные условия искусственного камуфляжа, Сергей был абсолютно уверен в скрытности их месторасположения, а значит, и возможности выполнения задания без риска случайного провала.

Камуфляж был действительно достоин восхищения. Сергей до этого момента ни с чем подобным не сталкивался, хотя он за свою жизнь успел повидать многое. Корабль был оборудован электромагнитным устройством, которое полностью поглощало электромагнитное излучение с охраняемой территории, формировало картину заданного отражения на этом участке, сопрягало сформированную картину с естественным отражением с соседних участков и выдавало окончательный результат в качестве естественного оптического отражения. Таким образом, естественное плато со звездолётом на нём исчезало и заменялось горными пиками, встроенными в соседние горообразования так, что даже специалист по горным ландшафтам не смог бы определить подделку.

Подделку можно было бы определить только в одном случае: если бы кто-то заведомо заранее, до момента включения системы камуфляжа, провёл съёмку местности с воздуха с целью поиска именно такого плато и нашёл его, а потом, после включения аппаратуры системы искусственного камуфляжа, увидел, что искомое плато пропало. Но, по данным элмо, ни на планете, ни вокруг неё в ближайшем пространстве, а также и подпространстве звездолётов дальнего радиуса действия не наблюдалось, что позволяло предположить, что лица, заинтересованные в проведении подобных действий, в настоящее время просто отсутствуют. А у жителей планеты такого желания, по представлениям Сергея, возникнуть не должно.

В его распоряжении был разведывательный флаер в оптически невидимом исполнении, поэтому он мог практически безбоязненно совершать разведывательные вылазки. Но несмотря на это, первые два дня он не рисковал покидать корабль и изучал планету с помощью разведывательных зондов. И только на третий день он произвёл полёт к территории Интерната.

Территория Интерната, по старинке называемого в документах кампусом, охватывала площадь примерно в сто квадратных километров. В центре стояло главное шестнадцатиэтажное здание, уступами снижающееся по краям и в тыльной части. От одного из крыльев начинался огромный стадион прямоугольной формы на десятках квадратных километров которого размещались спортивные площадки, бассейны, водные и беговые дорожки, тренажёрные комплексы, велотреки и автотреки.

К другому крылу главного здания примыкал искусственный парк, по площади сравнимый со стадионом. Искусственное происхождение этого парка выдавали строгие геометрические линии отдельных составляющих, наличие смотровых площадок и каналов водоснабжения. По центру перед главным зданием простиралась открытая площадь, следом за которой располагались автомобильная площадка и аэродром с двухэтажным зданием аэропорта, множеством флаеров и других летательных аппаратов. Рядом с аэродромом располагалась гордость Интерната – собственная площадка космодрома с техническим оборудованием. На космодроме Сергей разглядел даже два межпланетника. За аэродромом виднелись оранжерейно-тепличные постройки.

Сергей решил поменять позицию и завис прямо над главным зданием, где и провисел, пользуясь собственной невидимостью, несколько часов, наблюдая за перемещением групп учеников и преподавателей. Судя по царившему среди обитателей Интерната спокойствию, ничто не выдавало возможность предстоящих трагических событий, и это настраивало Сергея на позитивное осмысление складывающихся обстоятельств.

Школьники отправлялись группами на различные сельскохозяйственные работы в поля и сады и на спортивные занятия – на различные сооружения стадиона. Наблюдаемая активность школьников получалась какой-то однобокой и некоторое время угнетала Сергея, пока он не сообразил, что технические направления, очевидно, реализовывались в подземных лабораториях и технических комплексах. После чего всё встало на свои места.

Следующие два дня он обследовал окружающую Интернат территорию. Если смотреть анфас на главное здание, то почти сразу за ним начиналась гористая местность: сначала шли предгорья, покрытые травой, уступами поднимавшиеся всё выше и выше. А затем травянистый слой заменялся выраставшими прямо из травяного покрова каменными глыбами, постепенно вытеснившими живое покрытие скалистыми образованиями. И никаких животных и даже птиц на примыкавшем к главному зданию Интерната лесопарковом и горном массиве не наблюдалось.

Эта закономерность показалась Сергею неестественной. Он решил обследовать лесную территорию, лежащую за оранжерейно-тепличным комплексом вплоть до производственно-жилого поселения, а также с двух сторон от территории Интерната справа от стадиона и слева от парка, привлекая все возможности флаера и элмо звездолёта.

Если смотреть на поселение, стоя спиной к главному зданию, то вся территория, простирающаяся полосой до поселения, была такой же пустынной. И кроме маленьких зверьков с пушистыми хвостами, напоминающих земную белку, никаких более крупных животных на ней не встречалось. Объяснение навязчивой неестественности нашлось весьма быстро: достаточно было взглянуть на всю территорию с большой высоты, как элмо обнаружил искусно замаскированные инфразвуковые излучатели, размещённые периодически вдоль всего массива леса начиная от Интерната и заканчивая поселением.

И точно: с двух сторон от линии излучателей вглубь реликтовых лесов буйствовал ничем не ограниченный животный мир. Так как Сергей не имел видимых ограничений по перемещению, он позволил себе провести глубокую разведку в части природных образований, живущих в естественных условиях.

Примерно в ста метрах от линии инфразвуковых излучателей кончалась зона отчуждения, и массив леса был наполнен разнородными представителями фауны. В этих местах лес не был однородным по ландшафту, встречались участки-проплешины, покрытые буйной травянистой порослью, на которых паслись разнокалиберные стада травоядных самых различных размеров и форм. Вызывало удивление то, что лес был буквально расчерчен правильными, как автострады, тропинками, по которым временами степенно следовали какие-то слоноподобные существа.

Прямо по верхушкам деревьев, сгоняя массу птиц, быстро перемещались похожие на обезьян животные. Птицы взлетали чёрными угрожающими тучами, сопровождаемыми сумбурными криками и клёкотом, делали несколько беспорядочных кругов и вновь рассаживались на верхушках деревьев.

В одном месте ему пришлось увидеть нападение хищников на отбившееся от стада слоноподобное существо. Точнее сказать, бочкоподобное. Потому что оно действительно напоминало бочку с днищами, опрокинутую набок, опирающуюся на множество ножек. Бочка была покрыта кожистой попоной с костяными щитками, ножки из-под которой едва выглядывали. Сергей насчитал девять штук, но ему показалось, что их было больше. Сравнительно маленькая голова на длинной шее в момент опасности скрывалась в центральном отверстии, которое прикрывалось длинными иглами, не дававшими агрессорам добраться до незащищённой части тела.

Сергею понравились хищники: их было около двадцати, они имели поджарые фигуры и плоские головы с непропорционально большой пастью. Этакие «волки». Нападали они тактически грамотно: часть пыталась запрыгнуть на верхнюю поверхность бочкоподобного существа и добраться до его головы, в то время как остальные пытались проникнуть под попону.

Но и тем и другим не удавалось добиться положительного результата – видимо, иголки не относились к статическому запугивающему оружию, существо вполне могло ими управлять и наносить удары.

В результате один хищник повис, проткнутый несколькими иголками, остальных защищавшемуся существу удалось сбросить на землю. Нападавшим снизу пришлось ещё хуже: время от времени существо делало быстрое вращательное движение, в результате чего несколько нападавших хищников были разрублены костяными щитками. Наконец вожак стаи понял бесполезность затеи, подал сигнал, и оставшиеся в живых члены стаи быстро и организованно отступили, прихватив трупы своих сородичей. Сергею это напомнило эпизод из истории средних веков: так вели себя отряды разбойников, промышлявших грабежом мирных жителей.

Закончив обследование лесных массивов, Сергей сделал несколько больших кругов над Интернатом, и в целом картина предстала перед ним в окончательно сформировавшемся виде. Пытаться захватить весь кампус целиком было явно нереально – даже если бы на каждого интернатовца приходилось по одному захватчику, всё равно кто-нибудь ускользнул бы и поднял тревогу, а как после этого сложатся обстоятельства, заранее предсказать нельзя. Так что действовать они будут явно по-другому. Но как? В ответе на этот вопрос и заключалась главная задача. Нужно было думать. И думать как можно быстрее, потому что всё могло произойти в любой момент.

Вот и сегодня он продолжал исступлённо думать, как поступят эти изощрённые гении. Но не имея убедительного ответа на вопрос, зачем они похищают детей, не получалось придумать разумного способа, описывающего, как они будут это делать. Ему до того обрыдло безуспешно думать на эту тему, что он решил сделать вылазку куда-нибудь подальше от Интерната и рабочего посёлка и побыть одному на природе. Как он считал, всё равно террористы ещё не прибыли на планету, а если объявятся именно сейчас, то у него есть невидимый флаер и он вернётся на звездолёт незамеченным.

Облетев на флаере огромную часть планеты, он наконец выбрал лесной ландшафт, напоминавший по своему строению участок Земли, к которому больше всего тяготела его душа. Под ногами у него активно захрустели зелёные иголки, будто обращая его внимание на что-то очень важное, что он сам не сумел заметить своевременно. Он посмотрел под ноги и увидел самых обычных земных муравьёв. Но не просто насекомых, снующих беспорядочной толпой по песчаному пригорку, который им наверняка казался огромной горой, а целенаправленно перемещающихся по этой горе из одной точки в другую по весьма протоптанной на их уровне дороге. В одну сторону этого торгового пути муравьи несли разных насекомых, травинки, осколки иголок, хотя их было везде полно, какие-то камешки и другие, труднообъяснимые с высоты человеческого роста предметы, в обратную сторону переносили муравьиные яйца или шествовали незагруженными. Сергея заинтересовал предмет, который несли сразу несколько муравьёв, и он наклонился, чтобы рассмотреть его получше.

И в этот момент он почувствовал на себе чей-то внимательно изучающий взгляд. Это было настолько неожиданно, что он вздрогнул, а по коже пробежала холодная волна. Ощущение, по своей силе похожее на стресс при прыжке с трамплина в бассейн, когда ты в полёте головой вниз вдруг видишь, что поверхность бассейна вместо воды покрыта асфальтом, почему-то вдруг подумалось ему, и, наверное, в этом была весомая доля истины.

Сергей резко выпрямился и повернулся в ту сторону, откуда, как ему показалось, был направлен изучающий и недобрый взгляд. Он вздрогнул повторно, когда увидел примерно в трёх метрах от себя стоящего человека. Это было вдвойне удивительно, потому что, по его предположениям, здесь никак не должно было быть людей. Ни одного человека. Им просто неоткуда здесь быть.

Но он был. С большой головой, квадратным торсом, короткими ручками-ножками. В коричневых, не по росту укороченных брючках и кургузом, в крупную светлую клетку распахнутом пиджачке, под которым виднелась светлая рубашка с расходящимися краями на животе. Он был сильно лысым. А лысину окружал низкорослый венчик волос. Но особенно примечательным было широким блином лицо, на котором выделялись толстыми нашлёпками губы, нос, щёки. Всё это вместе улыбалось, но не простодушно, а как-то с хитрецой, лукаво. И только маленькие карие глазки буравили Сергея пронзительно неприветливо, будто бы были взяты от совсем другого человека на время и взаймы.

Но испугало Сергея не то, как этот человек выглядел. Его испугало само появление человека в этих местах, где, по мнению Сергея, человека не должно было быть по определению – это означало возможность провала задуманной операции, и не по какому-нибудь хитросплетению обстоятельств, а просто по его оплошности. Из-за того, что он элементарно чего-то не учёл. И если из-за него провалится операция, то он уже никогда в жизни не оправдается, в первую очередь перед самим собой.

Так они простояли несколько минут, не решаясь начать разговор. Сергей настороженно и оценивающе рассматривал своего визави. В то время как тот откровенно улыбался и не пытался что-либо из себя изобразить.

– Здравствуйте! А вы кто? – первым прервал затянувшееся молчание незнакомец.

– А вы кто? – не нашёлся сказать ничего лучшего Сергей.

– А я первый спросил! – вдруг как-то по-детски ответил незнакомец.

Он что, действительно такой простой или придуривается, разозлился Сергей. Но ещё больше, чем на незнакомца, он разозлился на самого себя. Разговор складывался крайне неудачно, а как выйти из этого положения, Сергей просто-напросто не знал.

– Я проверяющий из двенадцатого отряда Космофлота, – неожиданно нашёлся Сергей, слово «проверяющий», конечно, насторожит собеседника, но зато можно попытаться снять подозрение, и это будет намного лучше, чем сохраняющееся напряжение из-за обычного недоверия.

– И что же проверяет здесь двенадцатый отряд? – незнакомец вроде бы продолжал по-идиотски улыбаться, обеспечивая видимую несерьёзность ситуации, но вопросы начал задавать при этом отнюдь не шуточные.

– По действующему уставу Космофлот отвечает в течение определённого срока за вновь открываемые планеты. На каждой планете ставится зондирующее ядро устройство, которое периодически посылает в обрабатывающий центр информацию, – Сергей рассказывал о малоизвестных вещах, но ничего не придумывал.

Такая система наблюдения за вновь открытыми планетами действительно существовала, и контроль за работой системы возлагался на Космофлот, общая информация о ней была в открытом доступе, детали, конечно, не разглашались, но если гении об этом заведомо ничего не знали, то вполне могли проверить во Всемирном информатории.

– И что же, она требует ручного управления? – брови на плоском лице незнакомца очень выразительно выгнулись.

Как у артиста, подумал Сергей.

– Нет, конечно. Я провожу планово-профилактический осмотр, а вот это уже требует присутствия специалиста на месте.

– А-а! – будто бы разочаровавшись, отреагировал незнакомец.

– А как вас зовут? – воспользовался возникшей паузой Сергей. – Знакомиться так знакомиться.

– Я прошёл по конкурсу на должность преподавателя истории в Интернат, – просто и непритязательно сказал незнакомец. – Зовут меня Никодим Порфирьевич Остроглазов. А вас?

– Алексей Дымов. Бывший десантник, а сейчас – чиновник Космофлота. Зовут вас очень характерно для историка. А что вы делаете здесь, так далеко от Интерната? – сказал Сергей и тут же выругался про себя, потому что чиновник Космофлота мог и не знать, где находится Интернат, это было ещё одним проколом, который нужно было как-то объяснять.

– А я только что прилетел на Побратимы и отпросился на несколько дней. Я, знаете ли, люблю на новом месте ознакомиться с природой. Так, чтобы никто не мешал. А флаер мой там, – он махнул рукой куда-то за себя, и Сергей, хотя и не увидел ничего там, разумеется, поверил ему на слово – ну не пешком же он пришёл сюда от Интерната.

– Так и я здесь по той же причине: я прилетел только вчера. По уставу положено доложить председателю местного Совета, он должен выделить сопровождающего, и вместе с сопровождающим я обязан провести обследование оборудования. Кстати, председатель местного Совета: три слова для обозначения одного человека – вам не кажется, что это слишком много?

– Нам, историкам, не свойственно изменять общепринятые названия. Кроме путаницы, это ни к чему не приводит.

– И всё же: я тут недавно вычитал, что в давние времена для обозначения такой должности существовало слово «мэр». Коротко и ёмко. Если вы не возражаете, я буду называть председателя мэром для простоты общения. Вам ведь знакомо такое слово?

– Конечно. В начале двадцатого века в Англии, Франции и США так называли должностное лицо в органах местного самоуправления. Например, руководителя муниципального совета. Так что вполне сопоставимое название.

– Так вот, мэр, то есть председатель, сегодня занят, у него какие-то дела на производстве. По этой причине я и болтаюсь по планете. Изучаю, что здесь есть интересного. Интернат меня, конечно, восхитил. Я даже не выдержал и поговорил с одним из сотрудников Интерната. Но, к сожалению, я не запомнил, как он представился. Такой, знаете ли, необязательный разговор.

– А что ж вы, Алексей, в одиночку-то прилетели? Скучно, небось?

– Да ведь я всегда один вылетаю на такие задания. Вдвоём у нас не положено. Но мы люди привычные. У меня, считай, с двадцати пяти лет вся жизнь в полётах. Сначала при освоении новых планет, а потом – в плановых контрольных командировках.

– Тяжёлая у вас жизнь. Не позавидуешь.

– Нет. Ничего. Я привык.

– Ну ладно, Алексей. Мне пора. Может, ещё свидимся.

Сергей стоял и смотрел, как его собеседник постепенно скрывается за пределами видимости, спускаясь по ту сторону бугра. А через некоторое время невдалеке взлетел флаер и быстро скрылся из виду.

Казалось бы, нужно было что-то делать, а он стоял молча и смотрел в ту сторону, куда улетел флаер. Случайное столкновение с неизвестным человеком здесь, в этой глуши, наводило на неприятные размышления.

Если этот Остроглазов на самом деле один из двух искомых гениев или хотя бы один из связанных с ними людей, то сложившееся положение было равносильно провалу операции или как минимум её серьёзному осложнению. Он никак не мог объяснить причину такой примитивной, не свойственной ему ошибки.

Предположить, что его выследили, он не мог. Для этого не было обоснованных предпосылок. Задолго до приближения к планете звездолёт был переведён в режим невидимости, приземлился в заведомо безлюдной местности в горах. Сразу же после посадки звездолёта был организован режим камуфляжа, разглядеть под которым истинное содержание поверхности плато можно было только с помощью специального оборудования, имевшегося исключительно в ведомстве службы внутренней безопасности, да и то лишь в штучных экземплярах.

Его флаер с момента вылета постоянно находился в режиме невидимости, да и сейчас был невидим. С целью подтверждения этой мысли Сергей посмотрел туда, где стоял флаер. Нет, визуально засечь флаер заранее они никак не могли. Оставалась дикая, непредсказуемая случайность. Он зло выругался про себя: как ни объясняй, но этот прокол целиком на его совести. Сергей инициировал связь с элмо.

– Элмо! Объявляю режим чрезвычайной опасности. Проверь территорию в радиусе одного километра от меня.

– Территория свободна, посторонних людей нет.

– Хорошо! Я сейчас же вылетаю. Установи постоянное наблюдение за территорией в радиусе двухсот километров от звездолёта и атмосферой в полусфере с радиусом пятьсот километров.

Сергей добежал до флаера, снял режим невидимости, погрузился в кабину, снова включил режим невидимости и стартовал.

В звездолёте он первым делом предупредил элмо, что ему нужно полчаса на передышку, прошёл в столовую, заказал двойную порцию плова и литровую кружку компота и, пока всё это готовилось, стал думать о том, что делать дальше. Но ничего хорошего придумать не смог. Пришлось вначале наполнить желудок.

В последние годы стало складываться так, что на голодный желудок мыслительный процесс не активизировался. В молодости у него такой зависимости не наблюдалось. Если нужно было что-то обдумать или придумать, то о еде он мог не вспоминать сутками. А теперь вот так: не поел – и в голову ничего не приходит. Наверное, старею, подумал он. Хотя до настоящей старости ему было ох как далеко.

Наконец он почувствовал себя в состоянии работоспособности и понял, что мысли складываются как надо без каких-либо особых затруднений.

– Элмо! Я кратко опишу ситуацию, и давай обсудим, какие действия следует предпринять. Я сделал грубейшую ошибку: понадеявшись, что в такой глуши на большом расстоянии от Интерната мне никто встретиться не может, я покинул невидимый флаер и вышел в лес, а там нос к носу встретил человека. Причём очень любопытного человека, который начал меня расспрашивать, кто я такой и откуда здесь взялся.

– Он представился?

– Да. Только что прибывший в Интернат преподаватель истории Никодим Порфирьевич Остроглазов.

– Надо идти к председателю Совета планеты Гурамову Альберту Олеговичу, проверить всё, что этот Остроглазов наговорил.

– Я не хотел торопиться и раньше времени посещать Совет, чтобы не засветиться. Любой местный житель сразу же определит, что я здесь чужой. Да и потом, я думаю, что у этого Остроглазова с документами всё в порядке.

– Нет. Без проверки нельзя. А потом, как вы объясните своё появление на планете и конкретно в этом месте?

– Я сказал, что я представитель Космофлота и прибыл на планету с инспекционной проверкой.

– Значит, надо поддержать легенду и выполнить озвученную функцию.

– Да, точно! Ложь обязательно всплывёт. Даже если Остроглазов ни при чём. Да и как я ему объясню, что я прилетел на планету без предварительного согласования с председателем Совета?

– Но Гурамову всё равно придётся открыть истинную цель командировки. Заодно и решить все вопросы по возможному появлению террористов.

– И всё-таки надо подстраховаться. Голем говорил, что в крайнем случае можно связаться по секретному каналу связи. Ты можешь это сделать?

– Да.

– Тогда передай Голему просьбу связаться с Гурамовым и договориться, чтобы он принял меня срочно для переговоров.

– Отправил.

– Когда можно ожидать ответ?

– Ответ может быть не скоро. Ожидайте. Как только придёт, я сообщу.

Сергей неожиданно почувствовал себя брошенным, ощутил какую-то необъяснимую ностальгию, когда до боли в сердце хочется, чтобы тебя пожалели. Как в детстве, когда на глаза совершенно беспричинно вдруг наворачиваются слёзы, а мама тихонько гладит тебя по головке, напевая едва слышно мелодичную, такую знакомую и всё же такую неузнаваемую песню.

На него нахлынула неудержимая волна жалости к самому себе и вызвала необоримое чувство безысходности. Как будто он стоит перед бушующим океаном и в какой-то момент времени появляется девятый вал – огромная, величиной с девятиэтажный дом, волна, и она надвигается на него с такой скоростью, что убежать от неё не представляется никакой возможности. А за спиной нет ни одной возвышенности и все строения низкие, одноэтажные. Он смотрит, как надвигается эта жуткая волна, а сам считает удары сердца, чтобы неизвестно зачем знать, сколько раз оно сократится до того момента, когда его накроет волной и он перестанет существовать.