Ветер Надежды

Глава первая

– Фью-и-и-и!

Протяжный и дерзкий, истинно молодецкий свист поднимает в раскалённое небо целую стаю перепуганных воробьёв.

Устроенный свистуном переполох затронул не только эту пернатую мелочь, но и птиц крупнее обличием. Вроде тучных сизокрылых голубей. Те тоже отъелись без особого для себя труда, на остатках от рациона немалого лошадей.

Ведь перепадает им всего, что угодно на вольные харчи – завтрак, обед и ужин в досталь. Фуража в основном. А также содержимого конских «яблок», остающихся недолгим образом там, где прогулялись эти хозяева здешней жизни.

Не считая всего остального меню, что позволяет столь выгодное соседство. И не только от, содержащихся в здешней конюшне, животных. Но и от тех скакунов, кого привозят сюда из разных мест для участия в конских состязаниях.

И вот, от чего-то, теперь пришла им пора поволноваться.

Поднялшись дружной стаей в высокое бездонное, совершенно чистое от облаков небо. И выполняли свой перепуганный полёт на самой жаре вместе с другим представителям пернатых, которым тоже не позволил, не весть, откуда появившийся, незнакомый заезжий забияка спокойно оставаться в зной на их прежних насиженных местах.

Тех самых, что ловко были устроены птицами по всем массивным металлическим конструкциям конноспортивного комплекса, а не только под стрехой перекрытия сооружения, предназначенного для укрытия многочисленных зрителей ипподрома, как от ненастной погоды или же наоборот – излишне ясной и солнечной.

Вот как сейчас.

Когда нет ни одной живой душе надёжного спасения от пронизывающих всё на свете и бдезжалостно обжигающих лучей раскаленного солнца.

Сам свистун – седоголовый и бородатый курчавый старик лишь довольно улыбнулся устроенному им же самим птичьему переполоху.

Хотя, вроде бы и не пристало так шалить взрослому человеку, да что поделать, коли душу переполняет до самых краёв не то что заливистый хулиганский свист, но и кое-что большее.

– Хорошее настроение не скроешь, коли оно само просится наружу! – давным-давно подметил к своей нынешней пенсионной старости заслуженный коневод Кузьма Крылов. – Потому и не зачем его в душе сдерживать!

К тому же сегодня и самых веских, неоспоримых никем поводов для положительных эмоций имеется у него – хоть отбавляй.

В том числе от победы в предыдущем скаковом заезде, заставившей изрядно поволноваться у финишной черты, до приятной, хотя и достаточно продолжительной в бюрократическом плане, процедуры оформления призов.

Но тут уже ничего не поделать.

Ведь именно ради точного заполнения немалого количества заявлений, пояснительных бумаг и ведомостей в бухгалтерии ипподрома, только что пришлось ему еще и немало походить. Поволноваться.

И даже кое-кого брать «на горло» со своей таёжной предгорной простотой, утрясая дополнительно возникшие «бумажные» формальности.

И всё по июльской несусветной жаре!

Пока здесь – в тылу спортивного сооружения, под высокими зрительскими трибунами вдруг не появился и у него отличный шанс прийти в себя. Когда «прямо из солнечного крематория» зашёл в здешнюю живительную прохладу великолепной тени.

– Вот бы, царица моя мохноногая, так в холодке и всю оставшуюся жизнь мне кантоваться! – даже в присказке, не обошёлся Крылов без своих любимых лошадей. – Да разве добиться такого счастья…

Тем более что случилось это далековато от своей осёдлости, пусть и не в родных таёжных краях.

Но, как тут же мысленно оправдал сам себя Кузьма Андреевич:

– И всё же, вовсе не на посторонней какой-то там территории, а прямо-таки исконно нашенской!

Имелся им в виду роскошный областной ипподром, окружённый сегодня, в разгар лета, с самого утра, будто осязаемым всё ещё даже ближе к вечеру, маревом густого раскалённого воздуха.

Безжалостным зноем, доставившим немало проблем с защитой от зноя всем без исключения, собравшимся в свой выходной на призовые скачки.

Но и в самую отчаянную, казавшуюся непобедимой, жару нашлось, однако, где укрыться всему живому от палящего природного крематория. Спасение нашлось здесь – в затенённой сейчас, обратной стороне массивных зрительских трибун.

Но если обычно в жару полумрачная изнанка зрительских трибун, разморённая спокойствием после ухода людей со своих кресел, нарушалась, разве что воркованием голубей, то сейчас, после его залихватского заливистого свиста, она была наполнена многоголосым обиженным птичьим гомоном и воркование.

А вот жалеть никого свистун не намерен.

– Неприкаянным по жизни птахам, что тут особенного – снова притихнут, как прежде, до конца пережидая зной, – прекрасно понимает бородач. – Зато меня долго, как хотелось бы, эта здешняя тень спасать не будет.

Он тряхнул свой кудлатой, с утра не расчёсаной, седой головой:

– Пора выбираться!

Сказано – сделано! Двинулся вперёд.

Затем пришлось быть ещё более решительным. Характер проявить понадобилось не тогда, когда сделал первый шаг, не без труда оторвав ногу в сапоге от чрезвычайно мягкого сегодня, ставшего податливым как пластилин, асфальтового тротуара. А именно потом. Продолжив путь. Печатая по-солдатски, следом за самым первым последовал – второй шаг, третий, очередной.

Совсем так, как было на армейской службе с маршерованием вдоль сельских улочек под остроумный припев со стовами: «И только пыль, пыль, пыль из-под шагающих сапог, а мы идём по Африке!»

Вот и сейчас старый бывший воин так и пошёл прямо на слепящий солнечный свет. Невольно радуясь, что прямо на глазах заметно увеличилось в размерах и благодатное затенённое место, всё заметнее расширяясь и для его собственного пути.

Только обязательный будущий заход дневного светила и наступление скорого вечера никому и никогда не замедлить, а уж тем более – не отменить!

Первые признаки того уже дают о себе знать.

Вот прикрыло незатейливой защитой тени трибун от царившего день-деньской удара безжалостного солнечного пекла сначала аллею тщедушных ещё, совсем молодых яблонь-дичек. Затем спасительно потемнел, избавившись от солнечных лучей, тротуар, что тянется долго вдоль пожухлых посадок сирени.

Особенно порадовало именно это. Чудесное превращение бывшей асфальтовой «сковородки» в настоящий оазис прохлады.

Ведь, к нему путник как раз и направлялся, борясь со зноем, собственной усталостью и предвкушением дел, далёких от всей его обычной, хотя и не наскучившей за долгие годы, профессиональной суеты.

Даже невооружённым взглядом, из-под своих кустистых седых бровей Крылову отчётливо видны начавшиеся перемены.

В том числе, как всё дальше и дальше расползаются тени от массивных построек, уже вполне позакатному – вытянувшись во всю только возможную длину.

Однако тут ему стало ясно, что нерастраченную силу и бесноватую ярость светила рановато сбрасывать не только с собственного, но и «птичьих» счетов.

Оно всё еще печёт во весь свой неукротисый опор, что называется, час за часом не сбавляя оборотов!

Тогда как бородачу, обутому в тяжёлые яловые сапоги, да еще и одетому не смотря на прямо-таки тропическую погоду в свой неизменный суконный, сегодня здорово пропотевший, костюм, недолго остаётся уповать на всё ещё продолжающуюся передышку.

С каждым новым шагом меньше и меньше остаётся, что называется, «подтрибунной» теневой прохлады на его не близком пути от самой конторы ипподрома до помещения конюшни:

– Где давно пора бы заняться уже не «конторско-бумажными», а вполне осязаемыми и полезными заботами.

Напоследок, прямо на ходу он бросил себе под ноги угощение для кратковременных пернатых соседей по этому, случившемуся совершенно бесплатно, утомительному солнечному аттракциону.

Понимая, что следом слетятся, простив его за беспокойство все, кому ужином станет эта щедрая горсть овса, очень кстати отыскавшегося в просторном кармане пиджака прохожего.

После чего двинулся дальше.

Немного подбодрив себя собственной мыслью, что и слепит раскалённый небосвод уже совсем не так, как было нынешним утром, в преддверии более жаркой погоды.

Теперь поверху, над оставшимися позади трибунами, уже вполне обнадёживающе шевелились на флагштоках, прежде совершенно обвисшие в безветрии, полотнища, отслужившего своё, праздничного убранства спортивного сооружения.

Отчего-то именно по этим разноцветным шёлковым символам спортивных общественных организаций Крылов вдруг почувствовал реальное приближение вечера.

Хотя рано радоваться.

Само недавнее средоточие страстей и азарта – ипподром, «остывает» заметно медленнее и неохотнее, чем другие места Новосибирска. Куда вполне благополучно разъехались все лишние теперь на ипподроме – от специалистов и неуёмных игроков тотализатора, до просто восторженной массы зрителей.

Однако и штатные обитатели, и заезжий кадровый персонал конно-спортивного заведения, к которым в конце своего пути мимо тыльной стороны трибун присоединился-таки Крылов, вполне готовы еще побыть немного вместе.

Благосклонно отпустив по домам фанатов скачек, сами оканчивать очередной рабочий день они, как видно, не торопятся. Как не спешат полностью, без всякого сожаления, расстаться и, с накануне пережитыми, чувствами.

Особенно это видно по отработавшим своё жокеям, признанным, пусть и не коронованным королям завершившихся только что заездов!

В собственных глазах казаться такими как прежде им и теперь не мешает даже отсутствие былого лоска. Будто и сами не замечают мастера скачек, как заметно потеряли они свой прежний шарм из-за пропотевших во время преодолёния дистанции, своих красных, синих, а то и жёлтых форменных рубашек.

Со стороны, Крылову смешным кажутся теперь и другие жокейские атрибуты, прежде символизировавшие шик и блеск профессии.

В том числе – аккуратные, на узеньких кожаных ремешках, некогда блестящие от лака кепи-каскетки.

Они уже вовсе не красуются, как было накануне, на жокейских головах, а вызывают к хозяевам даже сочувствие, будучи покрытыми пылью так, что изменили свой привычный парадный чёрно-лаковый цвет до рабочего оттенка матово-серого.

Зато Кузьме Андреевичу доподлинно известно, что душой наездники (все до одного) самим себе кажутся прежними модниками, только что грациозно покинувшими сёдла скакунов.

Потому, со столь неувядаемым азартом в такие вот моменты после завершения скачек, обсуждаются в их среде показанные результаты. Конечно не все, а лишь, заслуживающие того, чтобы вспомнить о них и самим с собой, и с коллегами, с бывшими соперниками, и, разумеется, с присоединившимися к ним хозяевами лошадей.

Чем невольно вовлекают в свои досужие, ни на что более не способные повлиять, разговоры и весь обслуживающий скачки персонал.

Вот и сейчас речь идёт задиристо, на высоких и не для каждого приятных тонах. Потому, что не все добились успеха, как земляк Кузьмы Крылова – Илья Сажин с их Предгорного племенного конезавода.

Вновь, как и многократно прежде, пришёл он первым к финишному удару колокола на своём чистокровном дончаке Беркуте.

Ему-то, как раз, можно и всласть понежиться в благословенных лучах заслуженно обретённой славы.

Что и делал он в отсутствии ходившего оформлять призовые документы Крылова, когда купался во всеобщем внимании: то давая автографы болельщикам, размашисто выписывая авторучкой вензеля на программках тотализатора, то подробно отвечая на вопросы вездесущих журналистов.

Глава вторая

Теперь же вот, на глазах вовремя пришедшего Кузьмы Андреевича, жокей еще более заслуженно принимает поздравления.

Только уже не от чужаков, готовых ни за фунт изюма примазаться к его успеху, а от собственного начальства. Так как старик увидел рядом с ним генерального директора их племенного коневодческого хозяйства господина Лисовца собственной персоной.

Несмотря на раннюю – не по возрасту тучность, вполне элегантно смотрится тот в жокейском элитарном сообществе в своём новеньком и очень модном в нынешнем сезоне, светлом спортивном костюме.

И тем более в компании с подчиненным.

Таким же, как все они – низеньким и поджарым, словно щепка своим собственным заводским наездником. Рядом с которым, даже имеющий средний рост, Юрий Валентинович кажется настоящим великаном.

И все же, горой своего авторитетного директорского тела нависая над победителем скачек, он, тем не менее, нисколько не перебирает в лести и обещаниях. Более того, не придаёт, судя по всему, излишнего значения добытому Кубку.

Так как, продолжая разговор, вдруг перешёл от высказанной и совершенно не прикрытой ничем похвалы к делам более насущным.

– Главное, теперь и до предстоящего финиша не особенно расслабляйся, Илюха, голова, да ухо! – пусть и запанибратски, но вполне убедительно настроил он Сажина на вечернее соблюдение режима. – Завтра скачки на областной Гран-при и, потому куда важнее – чем сегодня вырвать победу!

Его можно было понять.

Ведь, что ни говори, у Сажина всё лучшее осталось в прошлом.

И даже столь прославленному жокею как он, имевшему за плечами множество подобных героических эпизодов проходилось теперь только уповать на бледное отражение былой славы – без особой перспективы повторить карьеру заново.

В свои годы – перешагнувшие уже за сорок, Илья хотя и выглядит ещё словно подросток, однако, лишь непосвященные не замечают произошедших с жокеем возрастных перемен.

С каждым новым спортивным сезоном ему всё труднее удаётся удерживаться среди коллег, под строгими судейскими взглядами, брошенными на планку медицинских весов во время предстартовой регистрации.

Последний его рекордсмен – четырёхлетний Беркут еще позволял проходить взвешивание, где от жокея требовалось ни на грамм не превышать более-менее приемлемый лимит в 59 килограммов.

– Тогда как на более молодых лошадях ему уже не гарцевать, – понимают и Сажин, и почти все на их Предгорном конезаводе.

Потому, что никакая изнурительная парилка в сауне перед скачками, сопряжённая даже с полным голоданием «до и после» уже не могут помочь Илье, с той же лёгкостью, что и раньше, проходить затем строгий судейский «отсев» с самой естественной формальной оценкой, показывают которую обычные медицинские весы.

Да и что говорить, дорогого стоит ему, не одну собаку съевшему в непростой профессии, всякий раз брать верх над правилами в этой, и без того слишком затянувшейся борьбе с личным весом, уже откровенно заматерелых костей и мышц, из которых состоит «престарелый» жокей.

– Тогда как на самых молодых жеребцов требуются наездники с гораздо меньшей, чем у него комплекцией! – в любой момент могут подтвердить судьи.

Имеют же в виду ту самую спортивную форму, какую изрядно к этому времени растерял, постепенно – с годами набирая с годами лишний вес, последний их далёкого отсюда посёлка Предгорного мастер-жокей. Хвалёный, а то и некогда перехваленный Илья Сажин, завоевавший немало наград и почестей.

Всем хорош был в молодые годы и нынче достоин был бы похвал, если бы, по разным причинам, так и не сумел, за всю свою долгую карьеру заводского жокея выполнить святую профессиональную заповедь, а то и просто не захотел подготовить себе достойную смену.

Только и теперь, на гребне успеха ветеран ни на минуту не забывает о скором завершении выступлений на скачках. Может быть, именнооттого Илья сделался крайне мнительным и несдержанным.

Вроде того необъезженного как следует жеребца, от которого только и жди возможных неприятностей.

Сам же при этом свято верит в собственные оставшиеся силы, мастерство и удачу. Потому и не скрывает до сих пор своих амбиций. Надеется и в дальнейшем повторить сегодняшний успех, что случился на финише минувшей скачки, куда он примчался в качестве лидера.

Как поняли уже все в их коллективе, а не только старый конюх Кузьма Крылов, не желает жокей вообще уходить из спорта слишком скромно – в одиночестве повесив на гвоздь в своей квартире кнут и шпоры.

Наоброт, хочется ему до исступления – «так громко хлопнуть дверью!», чтобы другие и в этом снова ему позавидовали.

Вовсе не какой-то там экстрасенс или прорицатель Кузьма Андреевич, но как на собственной ладони он видит перед собой картину того, о чём втайне мечтает старейший действующий жокей региона:

– Не с пустыми руками отправиться завтра после скачек к себе в предгорье с областного ипподрома!

Однако Крылову по душе это стремление товарища и земляка.

Одобряет он целиком и полностью Илью Сажина в том, что тот завтра, в очередной день скачек надеется на большее. Что мечтает, если уж не сорвать, как в давние времена, самый большой призовой куш, не установить рекорд ипподрома, как тоже частенько бывало прежде, когда становился даже мастером-жокеем после крайне успешных для него Всероссийских стартов, то наверняка совершить нечто подобное.

В данном случае, получить завтра ту, какая все же есть главную здесь награду – «Суперкубок» областного масштаба.

Потому понял ситуацию Кузьма Андреевич, возникшую в разговоре земляков после строгих слов директора с предупреждением о предстоящем главном испытании.

И не стал вникать в их непростое общение. Занялся своим непосредственными заботами с четвероногим подопечным, оставив собеседников на пару выяснять непростые отношения.

Тогда как ни сами слова, а куда больше – прозвучавшая в них нотка недоверия серьёзнейшим образом покоробила самолюбие жокея, возбуждённого сейчас столь недавним по времени успехом.

– Обижаете, Юрий Валентинович, – раздражённо и не без вызова заявил Сажин, всё еще не забыв лично и начальству напоминая про только что полученную им ленту победителя для себя самого и муаровую розетку для отличившегося под ним жеребца. – Сегодня я Вас не подвел, буду и завтра хорош как огурчик.

И тут же оба непроизвольно глянули через аккуратно крашенные масляной краской жерди паддока – туда, где в тот момент озабоченные конюхи продолжали рассёдлывать коней.

В их числе находился уже и обстоятельный исполнитель, каким всегда и во всем был Кузьма Крылов.

Он тщательнийшим образом обихаживал упомянутого в разговоре чёрногривого Беркута. Словно не обращая никакого внимания на то, как своенравный жеребец крайне зло косился (как и те на него), на своих недавних соперников по забегу.

Состоявшиеся сегодня соревнования, наложили отпечаток на настроение не только людей, но и их четвероногих подопечных.

Оттого-то, все без исключения кони, несмотря на усталось, неутомимо, словно заведённые перебирали коваными копытами по мягкому грунту площадки. То и дело, норовя наступить на ноги своих персональных конюхов, которых и не принимал никто в серьёз на этом празднике ипподромной жизни.

Хотя именно эти неприметные слуги уже приняли все меры для реабилитации четвероногих участников скачек.

Вот и Крылов сам себе дал инструкцию ближайших дел.

Решил, несмотря на то, что вдали от родного конезавода, всё же так обслужить своего любимца Беркута, чтобы на завтрашних, еще более значимых состязаниях на него не повлияла худшим образом при подведении общих итогов сегодняшняя напряжённая борьба на дистанции.

Крылов, как оказалось, из-за своей предыдущей суеты в бухгалтерии ипподрома, оказался теперь последним из своих коллег, подошедших к скакунам.

Потому, хотя и принял уздечку Беркута прямо из рук жокея, всё же не смог угнаться за теми, кто сделал это раньше, будучи избавленными от необходимости красоваться перед объективами телекамер.

Потому не Беркута а, других, оказавшихся уже рассёдланными, жеребцов раньше его обихаживают конюхи с тем же проворством истинных профессионалов.

Только и Кузьма Андреевич нисколько не мешкает. Старается во всём наверстать потерянное не по своей вине рабочее время.

А все вместе, закончив обтирать щётками бока питомцев, специалисты по работе с лошадьми еще как стараются, несмотря на жару, теперь успеть укрыть их попонами от возможного сквозняка.

В чём Крылов им тоже не уступает, как обычно, очень уверенно управляясь со своим чемпионом, обладающим крайне своенравным характером.

Глава третья

Тем временем спор на соседней площадке только разгорается, незаметно для сосеседников перейдя от частных лиц на общие темы.

– Да разве всем работающим на износ «конягам» когда угодишь? – вырвалось у старшего по чину из представителей Предгорного конезавода, которым всё стало понятно по рутинным событиям на паддоке. – Что ни сделай, всё равно не будешь никогда добрым во всём хоть человеку, хоть лошади!

Впрочем, директору и жокею тут стало не до прерванного обсуждения планов подготовки к будущему старту.

Думая каждый о своем, они оба просто залюбовались главным козырем на предстоящем розыгрыше Гран-при.

Беркут же, поступает так, как и все другие жеребцы, принимавшие сегодня участие в соревнованиях. На какого рысака не посмотри, все своевольничают, упираются при попытках свести их с места.

Есть, впрочем, одна действительно важная причина, по которой никак не желают покидать животные эту свою площадку для выводки и седловки. Явно томятся совершенно несбыточной в городской черте надеждой быстрее оказаться не в четырёх стенах конюшни, а в чистом поле!

Не столько умом, сколько буйной натурой уповая на то, что прямо сейчас, с утихомирившимся в конец зноем погонят всё-таки в «ночное», в желанный табун, а не поведут в огороженное стойло смирно отдыхать до следующего утра.

Да только и к дончакам понятие реальных возможностей приходит само-собой, окончательно смирив их природную гордыню, давным-давно сформулированную Кузьмой Крыловым в краткую, но абсолютно понятную и верную истину:

– С конюхом много не поспоришь!

Тем более с таким, как сам Кузьма Андреевич.

Стоявшие за оградой паддока Лисовец с Сажиным буквально залюбовались чётким обращением с питомцем их главного конюха, успевшего только что, после обеспечения процесса послефинешной фотосъёмки, и в контору ипподрома забежать по текущим вопросам, и вернуться к Беркуту в самое нужное время.

Они пришли к общему мнению о том, что Крылов всё успел сделать вовремя и так, как надо.

Осталось лишь поставить жеребца в конюшню и обеспечить всем необходимым для набора той победной физической формы, какую их четвероногий любимец с блеском продемонстрировал сегодня.

Тот, чьей личности и профессиональный данных косалось обсуждение, и на самом деле не плошал.

Во всяком случае, с ускорением взявшись за дело, и оттого в кратчайший срок управившись с необходимым первоочередным уходом за жеребцом, Кузьма Андреевич к тому моменту уже жестко держал повод в своей мозолистой руке, не дав возомнившему о себе Беркуту даже мгновения на его привычные капризы.

Только всем на племенном заводе известно, что даже вечный «заводской хлопотун» – старший конюх – человек не железный! Ему тоже нужен отдых. Особенно в свои немалые года, когда до пенсии остаётся раз, два и ещё немного.

Однако, не до своих личных интересов Кузьме Крылову. Не до отдыха от дневных дел и занятий. Заботит его, не мешьше, чем физическое, и психологическое состояние Беркута.

Не хуже всех остальных людей его непростой профессии, он прекрасно понимает, как трудно питомцу перестроиться сейчас – летом на опостылевшее за зиму стойловое содержание, да ещё успев за весну и начало лета всласть вкусить в заводском многочисленном табуне всех прелестей вольной жизни!

И действительно, чего уж тут спорить.

Перед началом спортивного сезона, да и потом, кеогда бывают «окна» в календаре скачек, немало побегал Беркут в табуне, на зелёной травке. Желал бы и дальльнейшего продолжения летних удовольствий.

Но, ничего не поделать.

Ему, под надзором самых опытных конюхов и в компании наездника, понадобилось отправиться сюда, за сотни километров от родного посёлка – на очередные календарные ипподромные испытания на резвость и выносливость.

Здесь, в областном центре, своеобразной Меккой для взрослых и детей издавно является ипподром.

Даже после того, как завершились соревнования рысаков, смолкла музыка и героев праздника увели кормить овсом и сеном, многие зрители продолжают истово пялиться на то, чем живёт спортивный объект, как говоритося, изнутри.

Одних больше интересуют сами лошади. Других болельщиков – кичливые жокеи.

И даже пропахшие конским потом и навозом простые работчие конюшни, получают свой заряд такого стороннего интереса.

Не избежал этого и старший конюх Крылов.

Он, не смотря на свой – весьма экзотический для горожан вид бородатого и заросшего седой гривой таёжника, между тем не забывает о главном.

Кузьма Андреевич не только сочувствует уставшему в ходе скачек, жеребцу, но и продолжает делать своё как заведённый.

Потому нисколько не отстал от других своих коллег, спешащих теперь, после скачек, быстрее закончить обыденную работу в конюшне.