Пульс далеких миров: хроники той, кто слишком громко думала

Представьте: двадцать лет вы переводили скучные инструкции к унитазам… а потом галактика вдруг решила, что именно вы её единственный шанс на спасение!

Знакомьтесь – Фэйла, не героиня, не избранница, а самый обычный (ну, почти) переводчик с окраин Вселенной. В её сумке обитает таракан‑философ, а в голове – целый базар голосов, спорящих, кто тут главный.

И теперь ей предстоит:

–научиться покидать тело – желательно тише, чем робот-уборщик крадётся к спящим,

– понять, чего хочет этот тип с пылающим взглядом, который будто читает твои мысли,

–разобраться в себе настолько, чтобы спасти вселенную, – и не потерять себя по пути.

«Космос, я иду. Но если опять не будет нормальной гравитации – я ухожу домой», – бормочет она, делая шаг в бездну.

Готовы идти следом?

Хотите узнать, что случится, когда обыденность столкнётся с космическим безумием? Тогда открывайте книгу – и держите таракана поближе. На всякий случай. Потому что никто не застрахован от абсурдности бытия.

Пролог. Гравитация в долг.

Я бежала вприпрыжку – потому что на этом спутнике гравитация такая, видимо кто-то забыл заплатить за полную версию. Прыгнула – и уже зависла у потолка, как носок после стирки в режиме «космос». И да, это не метафора. Это мой повседневный опыт.

Двадцать лет я, переводила всё, что только можно в пределах колониальной периферии:

– от инструкций «Как не отравиться местным грибом (спойлер: всё равно отравишься)»,

– до дипломатических нот от колоний, где местные жители до сих пор считают, что «интернет» – это вид моллюска, который живёт в роутере и требует ежедневных подкормок креветками,

И вот – наконец-то! – меня назначили на станцию *СК-44 «Прыгун»*.

(«Станция Контакта», по документам. Но все называют «Прыгун», потому что первый техник, вышедший наружу, подпрыгнул от радости и улетел в солнечную панель. Его так и не нашли. Зато название прижилось.)

Как же опустеет мой старый модуль без меня! Там остались только:

– мой кофе-автомат (теперь он безнадёжно тоскует – я забрала последнюю банку… «Кофе-для-тех, кто-ещё-не-умер-от-местных-грибов»),

– три банки маринованных водорослей (срок годности – «до первого прыжка»),

– и Гагарин – таракан, который, по моему твёрдому убеждению, знает больше языков, чем я. Он до сих пор живёт в корпусе старого коммуникатора и, кажется, управляет… ну, чем-то важным. Не буду уточнять.

Но теперь я – переводчик станции «Прыгун», и лечу туда, где меня ждут настоящие сигналы с других миров…

…и, может быть, хоть один душ, который не выключится, как только ты начнёшь мечтать.

А ещё – я в панике.

«О, гравитационная бездна, а если там нет даже туалета? Или хуже – если он работает только по вторникам и только если ты скажешь ему стихотворение на языке древних марсианских роботов?»

Может, звучит глупо. Может, я слишком много лет переводила инструкции к унитазам, чтобы это стало моим основным страхом.

Я много лет переводила чужие слова.

Теперь хочу услышать – их голос.

Или хотя бы понять, почему в меню на «Прыгуне» стоит «инопланетный бульон» и кто его вообще придумал.

Прыгнула – и полетела.

Космос, я иду.

––

НО!

На последней секунде, когда корабль уже начал отстыковываться, в моей светлой голове возник образ – Гагарин!

Он же останется здесь. Один. Без меня. Без кофе. Без возможности проверить, не сломался ли снова главный фильтр на третьем секторе.

Он же единственный, кто знает, где лежат запасные ключи от холодильника.

И кто не смеётся, когда я говорю «это не я, это гравитация».

Так что я метнулась обратно в модуль, схватила маленький термоконтейнер, который всегда держала «на всякий случай», и швырнула туда Гагарина, пока он не успел уползти под панель.

На контейнере я быстро написала:

«НЕ ТРОГАТЬ.

ЭТО НЕ МУСОР.

(И НЕ ЕШЬТЕ ЕГО. ОН – ПЕРСОНАЛ.)»

Запихнула контейнер в сумку, прыгнула обратно в шлюз, и как раз вовремя – дверь захлопнулась, а корабль уже отрывался.

Теперь мы вместе.

Он – в термоконтейнере.

Я – с паникой в животе и надеждой, что на «Прыгуне» есть хотя бы один нормальный унитаз.

Космос, я иду (теперь точно).

С тараканом.

Глава первая. Белый межзвездный коллектор.

Я очнулась посреди белого света.

Не того белого, что в больнице. А такого резкого, точно кто-то включил фонарик прямо в мозг и забыл выключить.

Голова трещит. Не просто болит, а трескается, чувство внутри словно кто-то бьёт молотком по швам воспоминаний.

Все наружу вырывается. Тошнит. Жутко. Как после десяти часов в невесомости без антигравитационных таблеток.

А звон в ушах… Он не уходит.

Я попыталась встать.

Не получилось.

Руки дрожали. Ноги – чисто из пластилина.

Посмотрела вокруг.

Белые стены. Белый потолок. Белый пол.

Ничего лишнего. Ни картин. Ни плакатов. Ни надписей.

Только свет. И звон. И тошнота.

– Кто я? – прошептала я.

Никто не ответил.

Даже звон не стал тише.

В моих ушах играл один и тот же звуковой файл: «Память потеряна. Повторите запрос. Память потеряна. Повторите запрос.»

Я закрыла глаза.

Открыла.

Ничего не изменилось.

И тогда меня стошнило.

Прямо на этот белоснежный пол, который, казалось, только что отполировали в ожидании гостей.

Бееее… гадость…..

Вероятно мой желудок решил, что это лучший момент для протеста против непонятного мира, в котором я очнулась.

Я только подумала: «Сидеть теперь мне рядом с этой….лужей…» —

Как тут же раздался тихий шелест. Кто-то вкатил метлу по ковру?… Но здесь не было ковра.

Был только белый пол.

Робот. Маленький. С круглой головой. С щётками вместо рук.

Он вкатился – такой весь безмолвный и беспристрастный, как судья, которому всё равно, кто виноват, главное – чтобы чисто было.

Он остановился.

Посмотрел на меня.

На лужу.

На белый пол.

На меня снова.

Взгляд – укоризненный.

Или это мои глюки?

Возможно. Но если глюки – то они очень реалистичные. И очень недовольные.

Щётки зашуршали.

Лужа исчезла.

Белый пол снова стал белым.

Робот отъехал.

Остановился у двери.

Посмотрел на меня и исчез, так же безмятежно, как приехал.

Как ничего и не произошло.

Я смотрела на дверь.

– Да, великая чёрная дыра! – сказала я. – Что происходит?

В ответ мне раздался голос.

Не извне.

Не из динамика.

Изнутри меня?

Грубый. Мужской. Как будто его выдавили из бетона и прокачали через ржавую трубу.

Без эмоций. Без милосердия. Только давление.

– Кто ты? – спросил голос.

– Что ты сделала?

– Как ты это сделала?

– Кто на кого ты работаешь?

– Кто твои хозяева?

– Говори, тварь!

Я замерла.

– Хозяева? – прохрипела я. – Какие хозяева?

– Что происходит?

– Где я?

– Что случилось?

– Что вам от меня надо?

– На вопросы здесь отвечаешь ты, – прогремел голос. – Отвечай.

Я попыталась.

Но не могла.

Мне было плохо.

Мне было ужасно плохо.

А ещё из носа что-то вытекло.

Красное.

Тёплое.

Кровь.

Я потянулась к лицу.

Пальцы стали липкими.

Голос заорал – громче, жестче, ближе:

«Зачем же так громко орать?!» – подумала я и потеряла сознание.

Глава вторая. Кто тварь?

Очнулась я в кромешной тьме. По сравнению с тем ярким горящим светом до этого, это было просто всепоглощающая тьма. Не было видно ни силуэта, ни малюсенького горящего светодиодика. Просто густая кромешная тьма.

И вдруг в этой тьме зажглись два янтарных огня.

«О, отлично, – подумала я. – Сначала белый свет, теперь два прожектора в лицо. Кто-то явно решил, что я – сценическое оборудование».

Раздался голос.

Рокочущий. Мужской.

– Оклемалась? Может быть, теперь ты намерена отвечать на мои вопросы? Кто ты? Откуда? И зачем ты это сделала? И как всё исправить?

«Кто я? – заверещала моя голова изнутри. – Я – Фэйла, переводчик, у которой в сумке сидит таракан, а в памяти – дыра размером с ЧЕРНУЮ дыру! Откуда я? С Луны-3! Где гравитация такая, что можно прыгать, как на пневматике! А зачем я это сделала? Я даже не знаю, ЧТО я сделала!»

Я напряглась изо всех сил. Сознание стало проясняться.

– Так… я… Я – Фэйла. Я со спутника Луна-3. Я занимаюсь лингвистикой. Меня назначили на пост главного переводчика станции СК-44 «Прыгун». Я села в шатл. Мы взлетели. Я смотрела в иллюминатор… и дальше ничего не помню.

– Врёшь, тварь, – пророкотал голос. – Я буду пытать тебя, пока ты мне всё не расскажешь.

Мужчина приблизился ко мне. И тут я заметила.

Это рога?

Так. У меня по любому глюки.

Он встал, и я задрала голову выше. Выше. Еще выше.

Святая великая галактика, не бывает таких здоровых мужиков.

Или бывают?

Это… это же Шварх.

Точно.

Большой рост. Горящие глаза. Хвост. Рога.

Ментальные способности – развиты до предела.

Язык их – сложный, недоступен человеку. Никто не знает.

Значит, говорит сейчас на межгалактическом, раз я понимаю— это плюс…..

Но они с другого конца галактики и не появляются в нашем секторе.

Значит…

Не могу соображать. И это минус…

Мужчина приблизился ко мне. От него пахнуло…

От него пахло утренним кофе из кружки с надписью «Не трогать – иначе хвостом дам» и лёгкой лавандой – видимо, даже у Швархов бывают вечера, когда хочется просто помыть рога и забыть о беспамятных переводчицах.

И прохрипел:

– Как ты заразила? Столько существ. Отвечай.

– Я заразила? – выдавила я. – Я никого не заражала! Я ничего не помню! Удобно устроилась, нечего сказать. Ну, я правда не помню. Я помню, как летела на станцию… и всё. Дальше – свет. А теперь – тьма. Свет. Тьма.

Тут дверь открылась.

В комнату вошло существо. По-другому было не назвать – это был явно не человек.

Это была девушка. Ангел.

Белоснежная кожа, светилась изнутри. Белые волосы. Одежда – всё белое. Высокая, очень худая, но красивая.

А глаза?

Глаза были сплошь белыми – без радужек и зрачков.

Она подошла к шварху и что‑то прошептала ему на ухо.

Тот развернулся и бросил мне:

– Мы ещё вернёмся к этому разговору. Ты мне всё расскажешь, уж поверь. А пока будешь сидеть здесь – в темноте, в тишине, в одиночестве. Подумаешь. Активируешь свою память. Иначе я по локоть засуну руку в твой никчёмный мозг и выпотрошу из него всё, что там есть. Мне нужны ответы.

И вышел.

Девушка-ангел перевела на меня свой туманный взгляд и произнесла:

– Не сердись на него. Попытайся всё вспомнить. Это очень важно. На кону миллиарды жизней.

Я медленно кивнула.

«Миллиарды жизней, – подумала я. – А у меня даже кофе нет… И Гагарин в сумке, наверное, уже начал управлять термоконтейнером. Отлично. Просто отлично».

И тут до меня стало доходить….

Сумки нет.

Я обшарила карманы.

Термоконтейнера нет.

Я даже по полу нащупала – вдруг упал?

Ничего.

«Гагарин?» – прошептала я в пустоту.

Тишина.

Глава третья. Призрак в душе.

Я сидела в темноте.

Лежала в темноте.

Ходила кругами – натыкалась на стены, ругалась, лежала снова.

Страдала.

Болтала с Гагариным.

«Гагарин, если ты меня слышишь – пощёлкай антенной. Хотя бы раз. Я обещаю, больше не буду прятать твой термоконтейнер под кофе-автоматом».

Тишина.

Он не отвечал. Потому что его не было.

И это было еще хуже, чем тьма.

Потом мне дважды принесли еду.

Вкусное. Но непонятное.

В темноте всё на вкус как «надеюсь, это не гриб».

Первый раз – что-то мягкое и тёплое, с привкусом «мы старались».

Второй – желеобразное, говорящее: «Я не гриб. Честно».

Я съела. Не умерла.

Когда я начала всерьёз обсуждать с воображаемым тараканом, как устроить душ в углу комнаты, – вдруг зажегся мягкий свет.

Не режущий. Не прожекторный.

Просто – «доброе утро, ты всё ещё в бездне, но теперь с подсветкой».

Вошла та самая колоритная парочка.

Он – суров. Глаза сверкают, рога поблескивают – явно недавно протёр.

Руки скрещены на груди. Хвост мерно подрагивает – как метроном , вот ведь специально что бы раздражать.

«Вот бы потрогать, – подумала я. – Просто чтобы убедиться, что он не голографический. Или чтобы проверить, правда ли у Швархов лавандовый уход за хвостом».

Она – вселенская безмятежность в человеческом обличье.

Руки за спиной. Взгляд знающий – я только что думала про хвост.

Нажала пару клавиш на коммуникаторе на запястье и в комнате материализовались три стула.

К одному она подошла сама и махнула рукой в сторону другого:

– Присядь.

Я села.

Он остался стоять, подпирая стену своим двухметровым «я не доверяю».

– Ну? – спросил он. – Вспомнила что-нибудь?

– Я помню всё, что было со мной до полёта на СК-44, – ответила я. – Дальше – НИЧЕГО. Белый лист. Можете потрошить мой мозг, – я бросила взгляд на Шварха, – но там пусто. Кто вы? Где я? Что происходит? И где, межзвёздная сила вас побери, мой таракан?!

Ангел усмехнулась.

– Меня зовут Лира. Я старпом на лайнере «Белая Тень». Это Корв, – она кивнула на Шварха, – начальник охраны.

– Дело вот в чём. – продолжила она.

– Мы нашли тебя в спасательной капсуле, посреди огромного облака рядом с планетой Эос-9.

Облако – размером со звёздную систему. Оно уже накрыло несколько кораблей и пару колоний на астероидах. И распространяется. Все, кто попал в него… теряют жизненные показатели.

– Умирают? – ахнула я.

– Скорее… впадают в летаргический сон, – мягко сообщила Лира. – Кажется что их выключили.

– И как вы меня вытащили?

– С помощью автоматического шатла, – ответила она.

–После того как два десятка моих людей вышли из строя! – рявкнул Корв, брызжа слюной. – Ты единственная, кто выжил и не спит! Нет,ну что ты с ней церемонишься, Лира? Пусть док над ней поработает. У него уже есть идеи, как залезть к ней в голову.

– Подожди, Корв, – подняла руку Лира. – Девочка не глупа. И будет сотрудничать. Так ведь, Фэй?

– Да что она может? – фыркнул Корв. – Она же примитивная человечка! Как она нам поможет, если её тупой мозг сам себя блокирует?

– Эй! – возмутилась я. – У меня не тупой мозг! И хватит говорить, словно меня тут нет! Я сижу, я слышу, я даже запомнила, что у тебя на кружке написано «Не трогать – иначе хвостом дам»!

Лира улыбнулась. Корв приподнял бровь.

– Дай руку, девочка. Закрой глаза. Давай попробуем вспомнить. Я тебе помогу.

Я закрыла глаза.

Тьма.

Потом – вспышки.

Крики.

Пожар.

Взрыв.

Паника.

Чьи-то руки – грубые, но не враждебные – вталкивают меня в капсулу.

И слова, шепчущие сквозь шум:

– Передай им!

Я медленно разлепила глаза.

Усталость навалилась, как чугунное одеяло.

Я начала отрубаться.

Сквозь морок услышала:

– И что это значит?

***

Очнулась я… как-то очень странно.

Не в смысле «опять тьма», а в смысле я парила над полом.

В комнате – никого.

Я одна.

«Ого. Я могу летать?» – подумала я и тут же коснулась стены.

Рука провалилась сквозь неё, стена ощущалось как просто очень убедительной иллюзией.

И тогда меня накрыло.

«Подожди. Подожди. Подожди. Я же не дышу. Но мне трудно дышать! Я призрак? Это как? Призраки не дышат! У них нет лёгких! У них нет тела! А у меня – паника в груди, словно кто-то сжал её в кулаке!»

Я попыталась сделать вдох.

Ничего.

Но ощущение удушья – настоящее.

«Я умерла. Я наверняка умерла. Это не сон. Это не галлюцинация после местного гриба. Это – посмертное существование!»

Сердце (если оно ещё есть) колотилось, пыталось вырваться из груди, которой нет.

«Ладно. Ладно. Не паникуй. Ты – Фэйла. Ты двадцать лет переводила инструкции к унитазам. Ты справишься и с этим. Даже если ты теперь – прозрачная».

Потом до меня дошло:

«Ага! Зато теперь можно побродить и попугать швархов! Особенно Корва – пусть знает, как ругать чужой мозг! Представляю, как изменится его лицо, если я шепну ему на ухо: „Не трогай мою кружку… иначе хвостом дам“».

Эта мысль немного успокоила.

Если уж быть призраком – то полезным. И мстительным.

Прошла сквозь стену – легко, точно она из дымка.

Оказалась в светлом коридоре.

«Ого! Огромный космический корабль! Надо скорее всё осмотреть – аж руки чешутся!»

«Подожди. Как могут чесаться руки у призрака? У меня же нет тела!»

«Ладно, забей. Исследую».

Пошла бродить.

Комната за комнатой.

В одной – лаборатория с плавающими пробирками.

В другой – столовая, где кто-то ел что-то зелёное и шипящее.

А потом – вдруг.

Из-за угла выскочило нечто склизкое, в корабельной форме, но явно не гуманоид.

Три глаза. Шесть пальцев. И кожа, как будто её только что вынули из маринада.

Я отшатнулась – и провалилась сквозь стену.

Прямо в мужскую душевую.

«Святой бескрайний космос…»

Там кажется была пересменка.

И двадцать особей мужского пола из разных миров:

– синие,

– красные,

– трёхголовые,

– хвостатые,

– с рогами,

– без кожи (ну, почти),

– и один, у которого вместо головы был… цветок.

Все – голые.

«Как теперь это всё развидеть?!»

Я зажмурилась, замотала головой, пытаясь вытряхнуть это зрелище из мозга, и ломанулась обратно в коридор, словно за мной гнался сам стыд.

И тут – из-за поворота вышел шварх.

Тот самый. Корв.

Но с ним был ещё один рогатый – намного симпатичнее, спокойнее, с таким взглядом, можно подумать он только что выпил чай и не собирается никого пытать.

Они свернули в ответвление коридора – к лифту.

Я – за ними.

«Так-так-так… Кто этот второй красавчик?»

Потом громила выпалил:

– Капитан, дайте разрешение на исследование её мозга!

«А-а-а! Так вот кто тут главный!» – мелькнуло у меня в голове.

«Не просто „красавчик“, а капитан. То есть он может сказать „нет“ даже такому грозному шварху, как Корв. Интересненько…»

– Подожди, Корв, – тихо произнес капитан. – Я понимаю: ты потерял людей. Невесту. Но так мы ничего не добьёмся.

«Фига се… – замерла я. – У этого чувака есть невеста?!»

«У того самого, кто рявкает про „никчемный мозг“ и хочет засунуть в него руку? У него – невеста?!»

«Офигеть… Хотелось бы посмотреть на неё. Наверное, она из стали. Или умеет гасить его гнев одним взглядом. Или прячет его кружку, когда он злится».

В голове вроде щёлкнул переключатель – и весь образ Корва вдруг перестроился. Гнев, ярость, резкие слова – всё это не просто характер. Это боль.

– И вообще, – добавил Корв с раздражением, – она меня бесит. Этот туполобый взгляд!

«Эй! – возмутилась я мысленно. – У меня не туполобый взгляд! Это паника! И гравитация! И отсутствие рядом Гагарина!»

Корв резко выдохнул, сжал кулаки – и на миг мне показалось, что он сейчас врежет по стене. Но вместо этого он просто опустил голову, как тяжесть воспоминаний пригнула его плечи.

– Вейра… – прошептал он почти неслышно. – Она бы не одобрила.

Капитан кивнул, ждал этого признания.

– Вот именно. Она бы сказала: «Корв, ты слишком горячишься». И была бы права.

Корв стиснул зубы, но не возразил. Его пальцы дрогнули, казалось он мысленно перебирал воспоминания: её смех, её руку в своей, её спокойный, уверенный взгляд, который всегда гасил его вспышки гнева.

– Я не могу просто сидеть и ждать, – наконец выдавил он. – Эти швархи… они моя команда… они пали. А Вейра…

Его голос дрогнул.

– Мы найдём ответы, – твёрдо уверил капитан. – Но не ценой ещё одной жизни. Дай Лире время, у неё есть идея.

– Идея? Почему я не в курсе?!

– Потому что ты всё воспринимаешь в штыки. А у нас исследовательское судно. Мы исследуем, а не пытаем представителей отсталых рас.

Лифт поднялся.

Парочка вышла.

Я – вместе с ними.

-–

На мостике было много народу.

Гуманоиды, знакомые по дипломатическим сводкам.

Но и парочка совсем невиданных созданий:

– одно похоже на ходячий кристалл,

– другое – на облако с глазами.

И тут я заметила: некоторые словно ощущали моё присутствие: оборачивались, принюхивались, хмурились.

«Так. Пора убираться, пока меня не запихнули в какую-нибудь банку с надписью „призрачный образец №7“».

Нужно безопасное место.

И только я подумала – как меня потянуло, как магнитом.

Сквозь стены. Сквозь этажи. В самый низ. В хвост корабля. К его сердцу.

Остановилась перед большой дверью.

От неё веяло силой.

И я чувствовала: мне нужно туда.

С трудом – словно сквозь желе – протолкнула свою нематериальную тушку.

(До этого всё проходила легко. А тут – сопротивление. «Ты уверена? Вдруг опять душевая?»)

И оказалась я в большом светлом помещении, где не было ни звука.

«Ого, – подумала я – Это не душевая. Это… что-то другое».

Глава четвертая. Старец знает все.

Все звуки здесь гасли – кажется что устали от вечного космоса и решили отдохнуть.

Даже моя внутренняя истерика замолчала на секунду.

По центру парил старец.

Его длинные волосы и борода как ленты живого света, обвивались вокруг него: над, под, за, сквозь.

Он сидел – точнее, парил в позе лотоса, с закрытыми глазами.

Я кашлянула.

(Да, я знаю: призраки не кашляют. Но у меня от волнения першит в горле. Даже если горла нет.)

Он открыл глаза.

И помещение залило серебряным светом.

Его глаза светились – не как у швархов. Это был чистый свет.

Не злой. Не добрый.

Всезнающий.

– Здравствуй, Фэйла, – прошелестел он.

Я замерла.

– Святая чёрная дыра… Вы знаете моё имя?

– А вы вообще кто? – выпалила я с паникой. – Тоже будете меня допрашивать? Запрёте в банку? Вытащите мозг? Вы за хороших или за плохих? Или просто за „ваших“? Потому что, если честно, я уже не понимаю, кто „свои“ если они вообще есть!

Он не рассердился. Не усмехнулся. Просто посмотрел.

– Я не судья, – сказал он тихо. – И не тюремщик.

– Но если ты хочешь понять, почему я знаю твоё имя…то я поведаю тебе свою историю. А уж решать тебе – враг я или друг.

Он замолчал на миг, давая мне шанс передумать.

Потом заговорил – тихо, витиевато, как существо, что видело гибель звёзд, но всё ещё помнит вкус первого сна.

– Я – Элион.

Моему народу нет имени в вашем языке – мы называли себя Теми, Кто Светится Изнутри.

Мы родились в ту эпоху, когда галактики ещё не научились друг друга бояться.

В нас течёт огонь первых звёзд – не метафора, а сама суть.

И потому двое из нас не могут стоять рядом. Не из ненависти. А потому что пространство между ними рвётся, как ткань, не выдержавшая веса двух солнц.

Мы жили в одиночестве. Один – на звезду. Один – на тишину.

Я насчитал две тысячи кругов своей звезды… и понял: одиночество – тоже смерть. Только медленная.