Автор выражает искреннюю благодарность всем, кто принял участие в работе над настоящим изданием: Анне Полинковой, Ольге Шупте, Оксане Чаус, Ирине Васильевой, Инне Абдулиной, Рамилю Беляеву, Алессандро Батори.
Особая благодарность – Сергею Коробову и Владславу Гердт за поддержку в трудный период написания книги.
Мои дорогие читатели!
Представляю на ваш суд мою книгу. Это и роман о реальных событиях, и размышление о духовных поисках наших современников, переплетении судеб. Надеюсь, что темы, поднятые в этой книге, дотронутся до души каждого читателя.
Может быть, кто-то найдёт здесь ответы на свои вопросы, но я уверен, что у многих после прочтения вопросы обязательно появятся.
Суть этой книги мне хотелось бы передать стихотворением, которое я написал тридцать лет назад, когда даже не подозревал о перипетиях своей судьбы:
Пути Господни неисповедимы,
Не знаешь ты, куда ведёт сей путь.
Идя за славой, обретаешь славу на Голгофе,
А златый трон, образчик славы и признанья,
Через года становится тюрьмой…
Как часто в поисках счастья
Толкаясь, пробиваясь, суетясь,
Все закоулки мира облетаем…
Но где ж оно?
А счастье рядом:
Остановись и оглянись вокруг.
Увидел?
Будь счастлив, милый друг!
Иван Чаус
Эта книга посвящается моему духовному отцу Архимандриту Силуану
Глава 1. Отец Силуан
Что я здесь делаю?» Этот вопрос уже в двадцатый раз я задаю сам себе с тех пор, как пришёл в этот старенький домик возле храма. Уже более двух часов я жду, когда меня примет восьмидесятилетний дедушка, монах, священник. Уже, наверное, пошёл третий час с того времени, как я спросил у женщины в цветном платочке: «Как найти батюшку Силуана?» Сколько можно ждать?! Я задаю себе этот вопрос и осматриваю людей, которые меня сейчас окружают. Кто они? Зачем они пришли сюда? Неужели у них больше нет забот, дел?
Опять на меня нападает нервозное состояние. Нервы расшатаны – так мне постоянно говорят врачи, когда я прихожу к ним на приём. Потом очередной врач беседует со мной, потом он находит причину моего нервозного состояния, потом выписывает мне рецепт и говорит сокровенное: «Надо беречь нервы». Ха-ха-ха. Замечательные слова!!! Но как?! Как беречь то, чего ты не видишь? Как можно бороться с тем, что не видишь, не можешь потрогать?
Вчера я понял, что все мои походы по разным врачам в течение последних двух лет превратились в замкнутый круг. A замкнулся он так, что я услышал явный щелчок закрывающейся входной двери в нашем подъезде. Вчера утром на приёме у самого лучшего профессора-психотерапевта я услышал в конце нашей беседы фразу: «Ну, раз вам не помогают эти препараты, тогда надо пробовать что-нибудь попроще. Давайте попринимайте пока фени-бут, мы с вами поговорим, посмотрим динамику, а потом уже, когда нам откроется вся картина, я скорректирую план лечения. Я уверен, всё будет хорошо».
«Да хрен тебе!!!» – еле сдержался я, чтобы не заорать в кабинете известнейшего профессора Гинбурга. Как я хотел заорать ему в лицо: «Хрен тебе, старый козёл!!!» A может, долбануть ему по лбу кулаком? Взять за лацкан его красивого чёрного пиджака, встряхнуть. И напомнить ему, как два года назад он мне сказал те же самые слова, в этом же кабинете. Круг замкнулся. Щелчок. Всё рухнуло. Он мне не поможет.
Я глубоко вдохнул, потом гулко выдохнул. Поднял на него глаза. Справа от него я увидел дверь, посмотрел на стол, где профессорская ручка что-то быстро строчила на белом листе бумаги. Я молча встал и пошёл. Всё. В ушах я слышал свой голос: «Всё. Всё, хватит». Я больше не могу. На воздух, на свежий воздух.
Мне надо где-то присесть, опять накатывает это мучительное состояние нервозности. Я пошарил машинально правой рукой в кармане своего пиджака, нащупал пачку с таблетками, уже дрожащими руками высыпал на ладонь два розовых ромба и забросил их в рот. Воды нет, чем запить? Я оглянулся – в поле зрения магазинов не было, зато я увидел в трёх метрах от себя лавочку. Нет, за водой я не пойду. Нервозное состояние все более и более накатывало на меня, и по опыту я знал, что сейчас даже идти не смогу. Я не сел – я просто упал на скамейку. Она от моего приземления вздрогнула, что-то треснуло. Рядом я услышал женский голос:
– Вот бугай, детскую скамейку разломал. Ты что, пьяный? А с виду человек вроде приличный. В галстуке ходит, а совести нет!
Отвечать уже не было сил. Я набрал полный рот слюны и протолкнул таблетки в горло. Что теперь делать?! В висках стучало: стук… стук… стук… Что дальше делать?!
– Молодой человек, вы крайний? – меня кто-то тормошил за левый рукав.
Я очнулся от вчерашних переживаний и вернулся в реальность. Посмотрел влево и увидел, как маленькая бабулька своими худыми, но цепкими пальчиками тормошила меня и, заглядывая в лицо, спрашивала:
– Молодой человек, вы к батюшке Силуану крайний?
– Да, – потупив глаза, я тихо ответил.
Мне как-то сразу стало неудобно, когда я ответил старушке. Ведь в это время все присутствующие, человек десять, обернулись на меня. Я почувствовал их пытливые взгляды на себе. Да, я был среди них белой вороной. Две старушки сидели возле входа, видно, они пришли вместе, так как одна из них у меня спрашивала, кто крайний справа. Справа от меня сидела женщина лет сорока с двумя мальчиками лет пяти, которые постоянно пытались убежать на улицу. На что женщина непрерывно цыкала и силой тянула мальчиков на места возле себя. Возле двери, ведущей в следующую комнату, на лавке сидели мужчина лет шестидесяти и его жена – они, видимо, уже здесь бывали, так как время от времени разговаривали с худенькой женщиной в белом платочке, которая сидела за маленьким столиком и что-то читала шёпотом. Напротив пожилой пары, на старом диванчике, сидели две тётки и молодая девушка, но внимательно я их не смог разглядеть. Я не поднимал глаз на присутствующих людей, я чувствовал себя неудобно в кругу этих незнакомцев. Тем более что физически ощущал на себе их пристальные взгляды: наверное, они все думают, что я здесь делаю?
А ведь и правда – а что я здесь делаю? Я серьёзный бизнесмен, владелец завода и нескольких компаний, в шикарном костюме Brioni и лаковых, с узкими носами, итальянских туфлях. Белая рубашка, запонки из муранского стекла, которые я купил в Венеции. Вот такой франт. Что я делаю среди этих простых людей? По виду все они одевались просто, и по разговору и обрывкам фраз у меня создалось впечатление, что они все живут в этой деревне и знают друг друга. Я явно не вписался в их общество и действительно со стороны выглядел как белая ворона. Что я здесь делаю?
Я посмотрел на часы – подходит к концу уже третий час ожидания аудиенции у старика-священника, которого я никогда не видел и о котором никогда ранее не слышал. Впереди меня в очереди ещё несколько человек, прождал я уже много времени, такими темпами я и до полуночи не смогу попасть к отцу Силуану. A зачем мне к нему попадать? Что я ему скажу? Что он мне может ответить? Наверно, я совершил необдуманный шаг, когда согласился, чтобы моя жена Елена договорилась со своей подругой Ольгой о встрече и беседе со старцем Силуаном. Зачем я согласился? Что я жду от этой встречи? Всё это глупо – нелепо разговаривать с человеком непонятно о чём. Опять сомнения закружились хороводом в моей голове. И опять это неприятное чувство страха, неуверенности, нервозности стало наполнять моё сердце. Всё, ждать больше не буду, надо встать и уйти, всё это пустое.
Я встал и сделал пару шагов к выходу, как вдруг услышал сзади голос: «Серёжа, заходи, я тебя жду». Я обернулся. Из открытой двери выходила женщина, среднего роста, с растрёпанными волосами, лицо она прикрывала большим платком, которым вытирала слёзы. Но она не плакала. Что-то мне показалось очень странным в ее облике, в её поведении. Но что так меня поразило? Мозг человека, который привык одновременно анализировать десяток проблем, мгновенно включил свои дедуктивные способности Шерлока Холмса и выдал через секунду результат. Странно было то, что взгляд этой женщины с сильно заплаканным лицом, опухшими обводами под глазами, с растрёпанными волосами источал неземной свет спокойного тихого счастья. Я не только это сразу заметил, а даже почувствовал кожей, всеми фибрами своей души, что этот человек, который проходит рядом со мной, – он другой, в его глазах есть что-то необъяснимое для меня, но такое притягательное, неземное. Пока женщина шла мимо, я стоял как бы в ступоре и не мог оторвать от неё взгляда. Из оцепенения меня вывел голос старика, стоявшего дверях:
– Серёжа, ты будешь со мной пить чай?
– Чай? Я? Я не знаю. Ну, наверное, да. Буду.
Старик был одет в синий застиранный подрясник, на груди у него висел крест, распятие с ладонь. Я подошёл к отцу Силуану и представился кратко: «Сергей». Батюшка смотрел на меня с лёгкой улыбкой. Он взял меня за локоть своей рукой и сказал:
– Пойдём пить чай.
Я сделал три шага и переступил порог его комнаты. Дверь за мной закрылась, я огляделся – на меня со всех сторон смотрели лица людей, со всех четырёх стен комнаты на меня смотрели лики святых людей. Вся комната, от потолка до метра над полом, была увешана старыми и новыми иконами.
– Садись в кресло, Серёжа, я сейчас попрошу сделать чай нам.
Я сел, озираясь по сторонам. В такой обстановке я раньше никогда не был, как-то всё необычно торжественно. В комнате было не очень много мебели: сервант старый, из семидесятых годов прошлого века, деревянный стол, два простых кресла, придвинутых к столу, и небольшой диванчик, на котором могли расположиться не более двух человек. Пока я осматривал комнату, услышал за дверью несколько фраз отца Силуана, явно адресованных тем людям, которые сидели со мной в притворе и ждали своей очереди поговорить со старцем. Хоть батюшка и старался говорить вполголоса, но я всё-таки услышал слова: «Мои дорогие, жду вас завтра. Завтра после службы всех вас жду». Потом кто-то громко вскрикнул: «Батюшка, благословите!» A потом я услышал бодрый, громкий, звонкий возглас отца Силуана: «Бог вас благословит! Да хранит вас всех Царица Небесная Пресвятая Богородица, идите с Богом, мои дорогие, завтра утром перед службой будет исповедь, подготовьтесь, завтра будем все вместе просить Угодника Божия святого Николая Чудотворца о помощи нам, грешным». Топот ног, шуршание, чей-то шепот, «Бог благословит», всё стихло.
Тишина. Пришла мысль: вот сейчас придёт отец Силуан, сядет напротив меня в кресло. A что я ему скажу? Я не знаю, о чём мне с ним разговаривать. Что он мне может сказать? Зачем я пришёл отнимать время у человека, которого ждали все эти люди, сидевшие вместе со мной в очереди три часа? Как-то теперь неловко мне будет разговаривать со священником, зная, что я тут прошёл по блату. Наверно, все эти люди, которые видели меня, будут идти домой и думать: «Ну конечно, этот богатенький Буратино, видно, не просто так просочился без очереди…» Как-то неловко получилось, как-то неправильно.
Стоп! Эдак опять можно себя загнать в нервоз – так я стал называть своё состояние, с которым уже второй год безуспешно боролся, а вчера сдался. Да, я сдался!!! Потому что, когда я сидел на лавочке и старался не думать, не слушать истошные крики тётки, стоявшей надо мной и размахивавшей заполненным пакетом с надписью «Магнит», я понял, что у меня больше нет сил сопротивляться моим приступам нервного расстройства, нет сил бороться со страхами, которые находят на меня и парализуют волю, нет сил больше бороться с волнами депрессии, нет сил даже ответить что-либо этой женщине, которая уже перешла на отборную ругань в мой адрес. Я проиграл вчера битву, я сдался. Удивительно, как вовремя подружка моей жены, Ольга, проезжала мимо – как раз тогда, когда разъярённая фурия размахивала над моей головой большим белым пакетом и, наверное, уже прицеливалась одним точным ударом казнить этого наглого франта в костюме от Brioni, который ломает детские скамейки. Из большого белого джипа лендкрузер я услышал знакомый голос: «Сергей, Сергей, тебе куда? Садись. Давай садись быстрее, я подброшу, куда тебе надо». Я поднял глаза и увидел Ольгу, она уже открыла мне дверь со стороны пассажирского сиденья.
Женщина с пакетом перестала махать передо мной продуктовым орудием возмездия и смотрела в замешательстве. Меня отделяли от джипа Ольги каких-то десять метров. Я не могу встать, я не хочу вставать, я больше ничего не хочу, я устал, я всё. Зачем мне напрягаться, идти к машине? Куда мне ехать? Не хочу! Я опустил голову. Закрыл голову руками так, чтобы никого не видеть и никого не слышать, заткнул пальцами уши. Внутри, где-то в средине груди, было только одно желание: отстаньте все от меня. Не трогайте меня.
Ольга любила джипы. В её характере было тоже что-то похожее на лендкрузер. Если она ставила себе цель, то шла к ней кратчайшей дорогой, даже если дорог не было. Ольга взяла меня руками за голову, приподняла и посмотрела с тревогой мне в глаза: «Серёжа, что с тобой?» Я нечленораздельно промямлил в ответ. Дальше произошло вообще что-то непонятное для меня. Женщина, которая пыталась снести мне голову, поставила пакет с продуктами, взяла меня под плечо, а с левой стороны я увидел Ольгу, которая также взяла меня под мышку. И эти две женщины втиснули меня в машину. Дверь захлопнулась. Я увидел глаза женщины, которая ещё несколько минут назад хотела предать меня всем мукам ада. Она стояла ошарашенная, испуганная.
Дальше был туман в сознании. Очнулся я вечером. Лежал на диване в комнате, без пиджака, без туфель, но в костюмных брюках и в рубашке. Рядом сидели две подружки – моя жена Лена и Ольга. Я посмотрел на них. Сомнений у меня не было: несколько часов они разговаривали обо мне…
Скрипнула входная дверь. На пороге стоял отец Силуан с подносом, на котором были два чайных прибора, пиала с мёдом и чайный заварник из сервиза шестидесятых годов. Батюшка подошёл к столу, поставил поднос. Налил чай в кружки. Сел напротив за стол, в кресло, пододвинул мне пиалу с мёдом и сказал:
– Попробуй этот мёд. Я сам собирал. У меня же пчёлки свои есть, вот они меня мёдом и кормят, и лечат. У меня был сильный артрит. Всё по врачам ходил-ходил – ничего мне не помогало. Один прихожанин посоветовал: пусть вас пчёлки покусают – и всё пройдёт. Приехал я к нему на пасеку, приложил он ко мне пару пчёл, куснули они меня – больно было, потом ещё раз приехал, а на третий раз почувствовал себя лучше. A дальше стал время от времени приезжать к нему на пасеку, чтобы меня пчёлки кусали, и так через полгода выздоровел полностью. С тех пор вообще забыл про свои болячки, потом и сам завёл себе два улика.
Вот так, пока отец Силуан рассказывал мне про пчёл, я выпил весь чай, и мёд в пиалке закончился. Батюшка увидел, что мне понравился мёд, взял банку со стола и налил ещё мёда. Я запротестовал:
– Батюшка Силуан, не надо, я уже наелся.
– Давай-давай, работай. Надо всё съесть, а то, что не съешь, заберёшь домой деткам своим.
Пока отец Силуан говорил, руки его собирали со стола яблоки, апельсины, банку с мёдом, банку с красной икрой, конфеты, сладкие булочки. Через минуту большой пакет уже стоял рядом с моим креслом. И по выражению глаз этого доброго старика было понятно, что если я откажусь забрать пакет, то это будет воспринято как личное оскорбление.
Прошло не более пятнадцати минут нашего разговора, а я поймал себя на мысли, что мы с этим батюшкой знакомы уже долгое время. Какие-то флюиды, дар добра и спокойствия духа исходили от этого старца. Разговор пошёл о простых вещах: о ремонте дома, о замене труб, о плохих строителях, хороших строителях, потом я рассказал о своей семье, о своей жене Елене, о своих пятерых детях. Потом я рассказал, чем занимаюсь. Разговор шёл непринуждённо и легко, и я не заметил, как пролетели три часа. Взглянув на часы и вскрикнув: «Ой, время-то уже! Забыл, извините» – я вскочил и хотел было попрощаться и поблагодарить за душевную беседу. Но как только я открыл рот и вдохнул, не успев сказать слова благодарности, как услышал вопрос:
– Серёжа, мой дорогой, скажи мне, а как ты себя чувствуешь?
Простой вопрос этого доброго старого священника взорвал меня изнутри мгновенно, слёзы душили сначала внутри, а потом хлынули из глаз вместе со страшным воплем:
– Батюшка! Я не хочу жить!!! Я не знаю, зачем, как жить! Мне больно! Мне очень больно, у меня больше нет сил.
Я рыдал и выл: «У меня дальше нет сил». Сидел в кресле, положив голову на руки, которыми упёрся в стол, и плакал: «Я не знаю, зачем всё это вокруг, я больше не могу всё это терпеть». Слёзы, как ручейки, бежали и бежали из моих глаз. Как будто где-то внутри сняли заглушку, что-то отверзлось – и я не мог остановиться. Никогда в жизни я не рыдал. В детстве я плакал, когда разбивал коленку, ну, может быть, ещё пару раз я плакал, когда отец наказал меня ремнём за плохое поведение в школе.
Потихоньку я стал успокаиваться. Из стопки салфеток на столе я использовал все, вытирая слёзы и сопли. Как же так: я, здоровый и сильный мужик, а веду себя как маленький мальчик в комнате практически незнакомого мне человека? Что-то страшное происходит со мной. Надо успокоиться. «Сергей, возьми себя в руки. Успокойся». Я вытер глаза уже последней салфеткой со стола и взглянул на старца. Он сидел неподвижно, глаза его были прикрыты, руки его перебирали чётки, губы еле-еле двигались. Он что-то шептал. Я успокоился. Слёзы перестали бежать из глаз. Я замолчал и медленно выдохнул. Всё. Я взял себя в руки. Отец Силуан продолжал сидеть неподвижно, и губы его продолжали шептать, но теперь я смог различать отдельные фразы:
– Господи, ты же благ и Человеколюбец! Помилуй раба твоего Сергея. Господи, помоги рабу твоему Сергею. Господи, не остави его, Господи, помоги. Господи, помоги.
Я затих и я с удивлением слушал эти странные для моего слуха слова молитвы. До меня дошло теперь, что пока я здесь рыдал, батюшка молился за меня невидимому для меня своему Богу. Он молился за меня.
Моё дыхание стало спокойным, ровным, внутри не осталось и следа беспокойства, боли, страха, тревоги. Моя душа постепенно стала приходить в состояние покоя. Как-то незаметно стало легко и спокойно – это было то состояние моей больной души, которое я потерял несколько лет назад, и вот опять себя чувствую, как в шестнадцать лет. Когда у тебя вся жизнь впереди, ты полон сил, нет тревоги, нет страхов. Просто ты счастлив. Счастлив не потому, что что-то произошло, не потому, что ты чем-то обладаешь, счастлив не потому… а просто счастлив. A скорее всего, это тихая радость. Тихая радость от чего-то необъяснимого. Я чувствовал, что в груди нет пустого места, всё было заполнено тихой радостью, спокойствием и надеждой на то, что это состояние моё теперь будет всегда. И в это время батюшка сидел с закрытыми глазами и продолжал шептать молитвы.
Я теперь имел возможность рассмотреть отца Силуана. Он был уже весь белый от седины, белый как лунь. Так иногда говорят. Черты лица были правильные, нос прямой, только под глазами я заметил две бороздки-морщинки, которые странным образом шли от глаз вниз до средины щёк. Батюшка открыл глаза и сказал негромко, но уверенно и решительно: «Аминь». Как бы подводя итог своих молитв. Мы смотрели друг на друга – глаза в глаза. Прошло несколько секунд в молчании. Тишину нарушил вопрос старца:
– Как ты себя чувствуешь?
Я хотел ответить, но вместо этого вдохнул и медленно выдохнул. Я не смог выразить словами то состояние, в котором парил сейчас над землёй. Мне было так легко, что, наверное, стоило подпрыгнуть – и я бы полетел. Такая лёгкость во всём теле, а на сердце – тихая-тихая радость. Но тогда я не смог бы объяснить это состояние своими словами. Батюшка улыбнулся и сказал мне:
– Всё теперь у тебя будет хорошо, Серёжа. Господь тебя любит, Он тебя не оставит никогда в беде, только ты Его не оставляй. Завтра у нас в храме большой праздник – день Угодника Божьего святого Николая Чудотворца. Если сможешь, приходи: будет праздник, литургия, а после мы с тобой сможем ещё поговорить.
Дальше произошло то, чего я никак не мог ожидать. Батюшка встал и сделал шаг ко мне, взял мою голову двумя руками и поцеловал меня в макушку, а после этого перекрестил, собрав три пальца вместе. Когда кончики пальцев касались моей головы, он сказал невидимому Богу: «Господи, благослови раба Божьего Сергия!» После этих слов я ощутил, что состояние, в котором я пребывал в тот момент, будет теперь со мной всегда.
Непостижимо умом осознать и передать словами, как это произошло, но кто-то где-то поставил печать надо мной, где-то высоко-высоко над нами на грамоте поставил свою печать с надписью: ПОМИЛОВАН! Глазами этого я не видел, но в сердце я точно знал – я помилован. В моей голове мгновенно возникли десятки вопросов к батюшке после такого чудесного явления в моей жизни. Но когда я хотел задать первый из них, я осёкся. Батюшка облокотился на мою руку, и мы медленно вышли из комнаты в притвор. Сейчас рядом со мной шёл старенький и очень уставший дедушка. Он медленно и тяжело дышал. Как будто он носил только что нечто большое и тяжёлое. Как быстро он переменился! Теперь я на него смотрел с состраданием и думал, как ему помочь, чем ему помочь. Так хотелось сделать для него тоже что-то очень хорошее, важное, доброе.
Мы медленно вышли из старого домика при храме и подошли к калитке. Он остановился, опёрся левой рукой на столб у калитки и сказал:
– Серёжа, мой дорогой, езжай с Богом.
В горле у меня застрял какой-то ком, состоящий из эмоций, слов и ещё чего-то недосказанного. Я смог только низко наклонить голову и просипел сквозь этот ком:
– Благодарю вас…
Я сел в машину, завёл двигатель, включил фары ближнего света и поехал. Через десять метров дорога поворачивала направо. Перед самым поворотом я обернулся на храм. Я увидел, как старый монах поднятой рукой крестил мою машину и что-то говорил. «Господи, как хорошо!!!» – вырвалось у меня из груди. Я улыбнулся и представил, что в небесной канцелярии лежит грамота с моим именем и вердиктом внизу: ПОМИЛОВАН! Я ехал домой по пустынной улице, на душе были покой и такая радость! Ещё я точно теперь знал, что Господь Бог, к которому обращался старец Силуан, меня знает и слышит. И от этого была полная и безоговорочная уверенность: у меня теперь всё будет хорошо.