- -
- 100%
- +
– Чево надоть? Звонишь! – спросил его лакей Ивана Степановича, отворяя дверь и протирая фалдой поношенного коричневого сюртука свои заспанные и распухшие глаза.
– Иван Степанович дома?
– Барин? А где ему быть-то? А чево надоть?
– Вот… я к нему.
– Из пошты, что ль? Спит он!
– Нет, от себя… Собственно говоря…
– Из чиновников?
– Нет… но… можно обождать?
– Отчего не можно? Можно! Идите в переднюю! Иван Никитич бочком вошел в переднюю и сел на диван, на котором валялись лакейские лохмотья.
– Аукрррмм… Кгмбрррр… Кто там? – раздалось в спальне Ивана Степановича. – Сережка! Пошел сюда!
Сережка вскочил и как сумасшедший побежал в хозяйскую спальню, а Иван Никитич испугался и начал застегиваться на все пуговицы.
– А? Кто? – доносилось до его ушей из спальни. – Кого? Языка у тебя, скотины, нету? Как? Из банка? Да говори же! Старик?
У Ивана Никитича застучало в сердце, помутилось в глазах и похолодело в ногах. Приближалась важная минута!
– Зови его! – послышалось из спальни. Явился вспотевший Сережка и, держась за ухо, повел Ивана Никитича к Ивану Степановичу. Иван Степаныч только что проснулся: он лежал на своей двухспальной кровати и выглядывал из-под ситцевого одеяла. Возле него, под тем же самым одеялом, храпел толстяк с серебряною медалью. Ложась спать, толстяк не нашел нужным раздеться: кончики его сапогов выглядывали из-под одеяла, а серебряная медаль-сползла с шеи на подушку. В спальне было и душно, и жарко, и накурено. На полу красовались осколки разбитой лампы, лужа керосина и клочья женской юбки.
– Чего тебе? – спросил Иван Степанович, глядя в лицо Ивана Никитича и морща лоб.
– Извиняюсь за причиненное беспокойство, – отчеканил Иван Никитич, вынимая из кармана бумагу. – Высокопочтенный Иван Степанович, позвольте…
– Да ты, послушай, соловьев не разводи, у меня им есть нечего: говори дело. Чего тебе?
– Я вот, с тою целью, чтоб эк… эк-гем почтительнейше преподнесть…
– Да ты кто таков?
– Я-с? Эк… эк… гем… Я-с? Забыли-с? Я корреспондент.
– Ты? Ах да. Теперь помню. Зачем же ты?
– Корреспонденцию обещанную на прочтение преподнесть пожелал…
– Уж и написал?
– Написал-с.
– Чего так скоро?
– Скоро-с? Я до самой сей поры писал!
– Гм… Да нет, ты… не так… Ты бы подольше пописал. Зачем спешить? Поди, братец, еще попиши.
– Иван Степанович! Ни место, ни время стеснить таланта не могут… Хоть год целый дайте мне – и то, ей-богу, лучше не напишу!
– А ну-ка, дай сюда!
Иван Никитич раскрыл лист и обеими руками поднес его к голове Ивана Степановича.
Иван Степанович взял лист, прищурил глаза и начал читать: «У нас, в Т…, ежегодно воздвигается по нескольку зданий, для чего выписываются столичные архитекторы, получаются из-за границы строительные материалы, затрачиваются громадные капиталы – и всё это, надо признаться, с целями меркантильными… Жалко! Жителей у нас 20 тысяч с лишком, Т. существует уже несколько столетий, здания воздвигаются; а нет даже и хижины, в которой могла бы приютиться сила, отрезывающая корни, глубоко пускаемые невежеством… Невежество…» Что это написано?
– Это-с? Horribile dictu…[9]
– А что это значит?..
– Бог его знает, что это значит, Иван Степанович! Если пишется что-нибудь нехорошее или ужасное, то возле него и пишется в скобочках это выражение.
– «Невежество…» Мммм… «залегает у нас толстыми слоями и пользуется во всех слоях нашего общества полнейшим правом гражданства. Наконец-таки и на нас повеяло воздухом, которым дышит вся образованная Россия. Месяц тому назад мы получили от г. министра разрешение открыть в нашем городе прогимназию. Разрешение это было встречено у нас с неподдельным восторгом. Нашлись люди, которые не ограничились одним только изъявлением восторга, а пожелали еще также выказать свою любовь и на деле. Наше купечество, никогда не отвечающее отказом на приглашения – поддержать денежно какое-либо доброе начинание, и теперь также не кивнуло отрицательно головою…» Чёрррт! Скоро написал, а как важно! Ай да ты! Ишь! «Считаю нужным назвать здесь имена главных жертвователей. Вот их имена: Гурий Петрович Грыжев (2000), Петр Семенович Алебастров (1500), Авив Инокентиевич Потрошилов (1000) и Иван Степанович Трамбонов (2000). Последний обещал…» Кто это последний?
– Последний-с? Это вы-с!
– Так я по-твоему, значит, последний?
– Последний-с… То есть… эк… эк… гем… в смысле…
– Так я последний?
Иван Степаныч поднялся и побагровел.
– Кто последний? Я?
– Вы-с, только в каком смысле?!
– В таком смысле, что ты дурак! Понимаешь? Дурак! На тебе твою корреспонденцию!
– Ваше высокостеп… Батюшка Иван… Иван…
– Так я последний! Ах ты, прыщ ты этакой! Гусь! – Из уст Ивана Степановича посыпались роскошные выражения, одно другого непечатнее… Иван Никитич обезумел от страха, упал на стул и завертелся.
– Ах ты, сссвинья! Последний?!? Иван Степанов Трамбонов последним никогда не был и не будет! Ты последний! Вон отсюда, чтобы и ноги твоей здесь не было!
Иван Степанович с остервенением скомкал корреспонденцию и швырнул комком в лицо корреспондента газет московских и санкт-петербургских… Иван Никитич покраснел, поднялся и, махая руками, засеменил из спальной. В передней встретил его Сережка: с глупейшей улыбкой на глупом лице он отворил ему дверь. Очутившись на улице, бледный, как бумага, Иван Никитич побрел по грязи на свою квартиру. Часа через два Иван Степанович, уходя из дома, увидел в передней, на окне, фуражку, забытую Иваном Никитичем.
– Чья это шапка? – спросил он Сережку.
– Да того миздрюшки, что намедни прогнать изволили.
– Выбрось ее! Чево ей здесь валяться?
Сережка взял фуражку и, вышедши на улицу, бросил ее в самую жидкую грязь.
Сноски
1
…черняевский марш… – Военный марш, названный по имени генерала М. Г. Черняева (1828–1898), главнокомандующего в сербско-турецкой войне 1875–1876 гг. Имя композитора не установлено.
2
…блажен, кто смолоду был молод! – А. С. Пушкин. Евгений Онегин, гл. восьмая, строфа X.
3
Премного благодарен (франц. merci beaucoup).
4
клянусь! (итал. sacramento).
5
…в семьдесят шестом году корреспонденцию в «Голосе» поместил… – «Голос» – ежедневная политическая и литературная газета; выходила в Петербурге в 1863–1884 годах. Издатель-редактор – А. А. Краевский (с 1871 г. – вместе с В. А. Бильбасовым). Один из наиболее популярных органов русской либеральной прессы (тираж в 1876 г. – 22 000 экз.), «Голос» в 70-х годах пропагандировал всеобщее школьное образование, разоблачал взяточничество и казнокрадство в армии во время русско-турецкой войны.
6
…панихида по под Плевной убиенным общероссийской радости… – Сражения под Плевной и блокада ее в конце 1877 г. закончились капитуляцией турецкой армии.
7
«Русский курьер» – Либерально-буржуазная газета, начавшая выходить в Москве в 1879 г.
8
Писал я тогда в «Северную пчелу», в «Сын отечества», в «Московские»… – «Северную пчелу» (1825–1864), ежедневную политическую и литературную газету, издавали в Петербурге Ф. В. Булгарин и Н. И. Греч, с 1860 г. – П. С. Усов. Как и упомянутые далее газеты «Сын отечества» (СПб., 1862–1901) и «Московские ведомости», «Северная пчела» защищала охранительные и благонамеренные идеи.
9
Страшно сказать… (лат.)