Вокруг Чехова

Особенная ценность этой книги: поистине братская любовь автора к Антону Павловичу и старательное стремление избежать неточностей и приукрашивания. Даже есть несколько замечаний о воспоминаниях, написанных самым старшим из братьев Чеховых Александром, с объяснением некоторых хронологических или просто фактических ошибок. К сожалению, объяснить их можно только одним: будучи блестящим журналистом и одним из первых в России судебных репортёров, Александр страдал запоями, и таком состоянии был склонен сочинять «сказки». Кстати, он был единственным из семьи с этой проблемой, но иногда её тень ложилась и на А.П.:Он писал, критики его хвалили, хотя А. Скабичевский и предсказывал ему, что он сопьется и умрет где-нибудь под забором.Особенно мне понравилась та часть воспоминаний, где Михаил рассказывает об истории рода Чеховых, насколько она ему известна, а это вполне стандартное – до прадедов, то что знает почти каждый, кто не является представителем знатного рода. Интересны рассказы о жизни семьи с постепенным прибавлением детей, которых всего было шестеро: пять братьев и Маша. Михаил – самый младший из всех и к страшим братьям ( ко всем, не только к А.П.) относится уважительно. К брату Антону всё же он больше всего внимателен, что не удивительно, а удивительно другое: насколько вообще талантливые и тянущиеся к свету были дети этого обыкновеннейшего купеческого (не слишком удачливого в делах) семейства. Денег на реально сильное образование до университета, художественного училища или, в случае сестры, женских курсов совсем не было, но каждый из них упорно добивался возможности учиться. К примеру, юный гимназист Антон расстарался на стипендию от таганрогского управления образования, когда поехал поступать в Москву, да и те небольшие деньги тратились в основном на бытовые нужды семьи.В связи с моим недавно начавшимся увлечением рисованием с помощью нейросети, решила посмотртеть, как она себе представит Чехова-гимназиста. Упорно желала оставить очки и бородку, но я-таки добилась, чтобы их не было)). Слева – реальная фотография, справа – наше с нейросетью «творение», к котором, пожалуй, Чехов более узнаваем:Много в книге семейных легенд, смешных и грустных историй о друзьях и родственниках, о кулинарных предпочтениях и казусах с ними. Вот пример – одни из первых пациенток Чехова сёстры Яновы:Так как обе они были Яновы, то для краткости он прозвал их Яшеньками. И странное дело! Эти Яшеньки приходили к нам обязательно в те дни, когда у нас на третье блюдо подавали к обеду яблочник. И стоило только появиться на столе этому самому яблочнику, как брат Антон говорил:– Ну, сейчас к нам должны прийти Яшеньки.И действительно, вдруг раздавался звонок и внизу в прихожей слышались голоса Яшенек.Очень здорово узнавать совершенно точную дату, когда случилось описанное в «Налиме», с подробностями именно той рыбалки, или, скажем, точно увидеть последствия «Попрыгуньи» от мужа реального прототипа героини:Появление этого рассказа в печати (в «Севере») подняло большие толки среди знакомых. Одни стали осуждать Чехова за слишком прозрачные намеки, другие злорадно прихихикивали. Левитан напустил на себя мрачность. Антон Павлович только отшучивался и отвечал такими фразами:– Моя попрыгунья хорошенькая, а ведь Софья Петровна не так уж красива и молода.Поговаривали, что Левитан собирался вызвать Антона Павловича на дуэль. Ссора затянулась.Много о взаимоотношениях в семье, о том, как каждый старался помогать другому, чем мог: хоть рукопись переписать набело, хоть за красками на другой конец Москвы сбегать, хоть сходить за гонораром, который журналы часто задерживали. Младший Миша ходил за гонорарами Антона с такой вот справкой, написанной Чеховым:Дано сие Студенту Императорского Московского Университета Михаилу Павловичу Чехову, 20 лет, православного исповедания, в удостоверение, что он состоит с 1865 года моим родным братом и уполномочен мною брать в редакциях, в коих я работаю, денег, сколько ему потребно, что подписом и приложением печати удостоверяю.Врач А. Чехов.Москва, 1886 г.Января 15-го дня. Круг знакомых семьи был очень обширный, поскольку братья и сестра имели каждый множество знакомых и друзей, соответственно собственным занятиям: друзья Ивана – переплётчики, Александра – журналисты, Маши – учителя и музыканты, Николая – художники, Антона и Миши – литераторы и сотрудники театров. Очень хорошо Михаил пишет о матери, всегда готовой принять любых гостей своих детей, накормить, даже если это наидешёвейшее заливное из судака ( так и слышится: что за гадость эта ваша заливная рыба), а когда она начинает слышать кашель Антона – каждый раз поднимает испуганный взгляд на образа…Брат Антон вышел у Михаила очень живым, без ангельских крыльев. Мог и нализаться на свадьбе друга, да так, что утром не мог вспомнить, были ли они у цыган, упрямо бегал от брачных уз (кстати, даже воспоминания Михаила не внесли для меня никакой ясности насчёт скоропостижного брака, о котором даже семья узнала из газет), мог совершенно непрактично купить усадьбу зимой, когда вообще под снегом ничего не поймёшь. С детства был не рукастым, хотя однажды даже попытался сшить брату брюки – только кончилось не слишком удачно.Антон вообще был из всех самым талантливым на выдумки, но и менее всех нас способным к ручному труду. Среди нас, его братьев, он был белоручка. Он устраивал лекции и сцены, кого-нибудь представлял или кому-нибудь подражал, но я никогда не видал его, как других братьев, за переплетным делом, за разборкой часов и вообще за каким-либо физическим трудом.Я получила от книги огромное удовольствие. Слушала её в прекрасном исполнении Александра Бордукова, хотя, конечно, такие книги надо читать в бумаге, не лишаясь возможности увидеть многочисленные фотографии и иллюстрации.

Весьма редко возникает желание написать рецензии и появляется оно всегда на вещи неоднозначные. Книгу это (для себя) прослушала мгновенно: в три приема, – но с чувством некоторой досады. С одной стороны это потрясающий артефакт биографии Чехова внутри его семьи, с другой стороны я читала воспоминания о нем от посторонних людей гораздо более душевные и теплые.Конечно, каждый человек знает другого со своей, абсолютно уникальной стороны. Кто-то знает, как друга, кто-то, как соратника или врага, кумира и так далее. Михаил пишет с позиции брата, но вот ощущения от этих воспоминаний, что писал он о ком угодно, только не об Антоне Чехове. Тот появляется в рассказе какими-то фразами, кусочками писем, фоном, неподробно, часто без личного отношения пишущего к его фигуре. Так же, как грубыми мазками выведены отец и мать, – они внезапно появляются и так же неожиданно исчезают со страниц, и что они делали все годы описываемых событий остается неясным. В то же время условному Левитану посвящены большущие объемы текста с подробными описаниями приключений с ним. Иногда мне даже казалось, что на страницах проступает зависть и недовольство Михаила по отношению к популярности брата: о произведениях Антона написано мало и неинтересно, невозможно даже составить четкое понимание, как от нескольких рассказов в странных журналах Чехов перешел от начинающего писателя к тысячам людей на его похоронах. Ничего нет конкретного о поездке Антона Павловича и на Сахалин – теме довольно острой, о которой не высказался только ленивый. Так же чувствуется раздражение автора от постоянных посторонних людей в доме, от того, как много внимания оказывается брату… В общем, с одной стороны книга довольна интересная, но при этом и довольна суха на эмоции. Через нее невозможно проследить атмосферу в семье писателя, а это и есть самое ценное в подобных биографиях. Михаил то ли не хотел выносить лишнего на люди, то ли стеснялся своих родных и каких-то обстоятельств их жизни, так что рассказ вышел довольно общим и неглубоким. Хотя в то же время он радостно повествовал о геморрое брата и упоминал чуть ли не чаще туберкулёза… От этого и оценка. Довольно странно, но интересно.

Аккуратные, внимательные и теплые (но не сентиментальные) воспоминания. Ценны они тем, что рассказывают о Чехове «из вторых уст» (тогда как иные не приближаются и к «десятым») – выходя из-под пера человека, который с гениальным прозаиком буквально рос бок о бок.Кстати. Немаловажно, что Чехов для Михаила, кажется, в первую очередь все же брат – то есть родной человек – и уже потом великий писатель. То есть «аура» величия даже не искажает, кажется, образ брата. Это ооочень интересно – и дает пищу для размышлений.Вообще Михаилу Павловичу низкий поклон за две (из прочих других) достойнейших вещи: за то, что опускает завесу приличия перед тем, о чем сегодняшние биографы трубят во всеуслышание, вываливая наружу грязное белье (даже без цели «развенчать» – а просто, чтобы поострее); и за то, что говорит о АП трезво, а не мажет страницы медом (увы, воспоминания Чуковского о Чехове я просто не смог читать – елей, елей и елей, а какой смысл?). То есть воспоминания свободны как от панибратства (к чести Михаила нигде не чувствуется «взгляда свысока» – дескать, всем он был вон какой, а для нас он братюня и мы вон чего с ним творили), так и от елейности – они трезвы, спокойны, и Чехов в них виден как бы через незамутненное, близко поставленное стекло, коим становится восприятие младшего брата.Ну и не зря воспоминания названы «Вокруг Чехова» – нам дается целый срез того общества, в котором Чехов вращался; фамилий так много, что несложно и запутаться – но Михаил составляет именно что исторический документ, терпеливо и внимательно выводя портрет за портретом даже тогда, когда хочется крикнуть на весь вагон: «про Чехова, про Чехова побольше, пожалуйста!» Зато мы можем увидеть не только Чехова – но и его «вокруг».Книгу купил давно, и давно она ждала меня на полке – чтобы в три дня прокатиться из Брянска в Москву и обратно и даже увидеть «дом-комод», о котором в ней тоже рассказывается. Программная вещь, конечно – для тех, кто любит великого Антона Павловича, будучи его читателем, а не родственником.