- -
- 100%
- +
Она медленно поднялась, протягивая ко мне руки, увенчанные длинными, острыми ногтями, похожими на когти хищной птицы.
– Возвращение моей блудной Жрицы! – ее обволакивающий голос наполнил зал. – Ну, наконец-то! Я уж думала, ты совсем позабыла дорогу домой. А где же мой верный Кума? Неужто бросил тебя на полпути?
Я холодно взглянула на нее.
– Он слишком руки распускал по дороге. Пришлось отрезать.
Княгиня рассмеялась. Звук ее смеха был сухим, шелестящим.
– Ох, Шура, – проговорила она, вытирая несуществующие слезы, – как же мне нравится твой юмор! Всегда умела развеселить.
В этот момент к ней подбежал один из слуг, низко поклонился и что-то зашептал ей на ухо, протягивая свиток. Княгиня пробежала глазами по списку, и ее улыбка мгновенно исчезла, сменившись выражением чистого гнева.
– Что это?! – ее голос стал резким, как удар кнута. – Где люпины?! Я же ясно сказала – люпины! Моя невестка обожает люпины! Как вы смели забыть о них?! На свадьбе моего сына все должно быть идеально! Слышите?! ИДЕАЛЬНО!
Я удивленно моргнула. Слова Княгини пронзили меня, словно ледяные осколки.
…Свадьба? Сына? Как… Кто из двух женится? Старший – Яков? Или… мой Ратибор?
МИЛАВА
Мы с Кириллом шли по скрипучему снегу, а Дымка, моя пушистая защитница, плелась следом, выгибая спину и шипя на каждую тень.
– Милава! – проворчала она, ее желтые глаза светились в темноте. – Не нравится мне это, хозяйка! Вся нечисть по ночам бродит, а мы тут, как на блюдечке!
– Цыц, Дымка! Не нагнетай! Все будет хорошо, у нас же провожатый даже есть.
– Вот он мне больше всего и не нравится. – шикнула кошка. – Набрехал нам про бабку. Не верю я ему. Хвост даю, не верю.
– Тише! Услышит ведь.
Кирилл, что шел чуть впереди, обернулся и загадочно улыбнулся, и его улыбка в лунном свете казалась какой-то… волчьей.
– Скажи, Кирилл… А в этих местах опасно ночью ходить?
– Конечно, опасно. Ночь – время Нави.
Я фыркнула, но в душе что-то екнуло.
– Ну так ты же волколак, – я подмигнула ему, – ты нас защитишь, если что? Или ты только по полной луне страшный?
Кирилл поджал губы, продолжая вышагивать по глубоким сугробам.
– …А это тебя не пугает? – спросил он, не оборачиваясь. – Что я не человек?
Я рассмеялась, и мой смех, кажется, разлетелся по всему лесу.
– Если не укусишь меня, то мне и переживать нечего! А если и укусишь… ну, тогда посмотрим, кто кого боятся будет.
Но тут мой смех оборвался. Что-то кольнуло в груди, что-то древнее, что-то, что шептало мне о беде.
Я резко схватила Кирилла за рукав и, приложив всю свою девичью силу, прижала его к стволу старой ели. Дымка, словно почувствовав неладное, с шипением отпрыгнула в кусты, растворившись в тенях.
Кирилл выдохнул, удивленно глядя на меня. Его глаза, обычно такие спокойные, сейчас были полны недоумения. Мы стояли так близко, что я чувствовала его дыхание на своем лице, тепло его тела сквозь толстую одежду. Его взгляд скользнул по моим губам, и я увидела в нем что-то такое… дикое, что-то, что заставило мое сердце забиться быстрее.
Он подался вперед, и я почти почувствовала его губы на своих. Но я лишь прижала палец к его губам, заставляя замолчать.
Мои глаза обратились к опушке леса, куда я и указала ему.
Там, на краю поляны, где снег был примят и растоптан, лежало оно.
Чудовище.
Огромный, белый, как свежевыпавший снег, змей. Он был таким огромным, что его тело, свернутое в клубок, занимало почти всю поляну. Чешуя его переливалась в лунном свете, словно отполированный перламутр, а голова, размером с небольшой валун, покоилась на кольцах его же тела. Глаза его были закрыты, но даже в этом покое от него веяло такой мощью, таким холодом, что мороз пробирал до костей. И вокруг него, словно извивающиеся ручейки, ползали сотни, тысячи маленьких змеек, таких же белых, но тонких, как нити. Они вились вокруг своего исполинского родича, иногда забираясь на него, скользя по его чешуе.
И тут одна из маленьких змеек, самая тонкая и длинная, подняла свою крошечную головку и повернулась прямо к нам. Она замерла, а затем, медленно, словно нехотя, начала скользить в нашу сторону. За ней потянулись другие, и вот уже вся поляна пришла в движение, белые нити поползли по снегу, создавая жуткий, живой ковер, направляющийся прямо к нам.
Гигантский змей на поляне чуть пошевелился, словно во сне, и от этого движения по земле прошла едва заметная дрожь.
Кирилл издал низкий, утробный рык.
Он отодвинул меня за спину, выставляя вперед себя.
– Беги, Милава! – прохрипел он, и в его голосе прозвучало нечто звериное. – Спасайся!
Но не успел он договорить, как гигантский белый змей на поляне, словно почуяв угрозу, поднял свою огромную голову. С невероятной скоростью, несмотря на свои размеры, он распрямился, и его тело, словно живая лавина, обрушилось на нас. Одновременно с этим, тысячи мелких белых змеек, что уже ползли к нам, бросились вперед, превратившись в шипящий, извивающийся поток.
Они облепили Кирилла, пытаясь пронзить его кожу своими крошечными, но острыми жалами, а огромный змей нанес удар, целясь прямо в него.
– Брось его, хозяйка! – Дымка выскочила из кустов, ее шерсть стояла дыбом, а глаза горели паникой. – Он сам справится! А нас сожрут!
Бросить Кирилла? Не бывать этому! Негоже так делать! Я не такая!
Мое сердце сжалось от боли, глядя на то, как Кирилл отбивается от сотен мелких тварей, а огромный змей пытается его задушить.
Я опустилась на колени прямо в снег, протягивая руки вперед. Холод пронзил пальцы.
Мои губы зашептали древний наговор, которому научила меня мама. Я запустила руки глубоко в снег, чувствуя его ледяное дыхание, его силу. Моя воля слилась с волей зимы, и по земле пошла ледяная волна.
Мелкие змейки, что облепили Кирилла, начали замирать. Их извивающиеся тела застывали, превращаясь в хрупкие ледяные нити. Они пытались двигаться, но их мышцы сковывал лед.
Шипение сменилось треском льда, и они начали осыпаться с тела Кирилла, словно хрустальные бусы, разбиваясь о снег.
Но этого было недостаточно. Главный змей, хоть и замедлился, все еще был угрозой. Я подняла руки, и из-под моих ладоней вырвались острые, как бритвы, ледяные шипы, вонзаясь в тело чудовища.
Оно взвыло, и его вой был похож на скрежет льда и стон ветра. Я сосредоточилась, и вокруг змея начали подниматься стены из плотного, непробиваемого льда, пытаясь сковать его движения, запереть его в ледяной тюрьме.
Чудовище впало в ярость. Оно забилось, пытаясь вырваться из ледяных оков. С каждым рывком, с каждым ударом хвоста, воздух вокруг нас сгущался, наполняясь ледяной крошкой.
Внезапно, змей издал пронзительный, отчаянный крик, и я поняла – он решил бежать. Он не мог вырваться из моих оков, но мог вызвать нечто, что сметет нас.
В одно мгновение, небо потемнело, и с вершин деревьев, с дальних склонов гор, что окружали лес Нави, сорвалась белая лавина. Не просто снег – это была стена из льда и снега, ревущая, неудержимая, несущаяся прямо на нас.
– Милава! – крикнул Кирилл, и его голос исказился, стал глубже, рычащим.
Я почувствовала, как он схватил меня за плечи, прижимая к себе. В следующее мгновение, его тело начало меняться. Кости хрустели, мышцы раздувались, одежда рвалась.
В одно мгновение, юноша исчез, и на его месте появился огромный, могучий волк, его шерсть была цвета тумана, а глаза горели серебряным огнем. Он накрыл меня своим огромным, теплым телом, прижимая к земле, но не придавливая, лишь защищая. Я слышала рев лавины, чувствуя, как она обрушивается на нас, поглощая все вокруг.
Последнее, что я увидела, прежде чем тьма и холод поглотили нас, были его огромные лапы, прижимающие меня, и его морда, уткнувшаяся мне в волосы.
ШУРА
Студеный воздух моих покоев, казалось, был пропитан запахом старых пергаментов и увядших трав. Не успела я снять дорожный плащ, как дверь распахнулась, и на пороге возникли две служанки, их лица были бледны, а глаза суетливо бегали.
– Княгиня велела готовить вас к балу, Верховная Жрица, – пролепетала одна, теребя подол своего платья. – Сегодня великий день.
Бал? В Чернограде балы не устраивали просто так.
– Неужто столь спешно? Что за торжество?
– Княжна Оляна из Белоярска прибыла, – добавила вторая, протягивая мне шелковое платье цвета ночного неба. – И будет объявлено о помолвке с княжичем Ратибором.
Мое сердце сжалось. Ратибор… Черноград и Белоярск – вечные враги, их земли разделены кровью и старыми обидами. Этот союз… он мог бы положить конец многовековой вражде, но какой ценой? Неужели Ратибор… неужели он готов жениться по расчету, а не по любви? Или он уже забыл, что такое любовь?
Мои мысли метались, пока служанки суетились вокруг, расчесывая мои длинные волосы, вплетая в них серебряные нити, наряжая меня в парчу и кружева. Тринадцать лет назад я бежала из этого дворца, от этой жизни, от этих интриг. Бежала, чтобы дышать свободой, чтобы растить своих дочек и слышать шепот ветра, а не шепот сплетен. И вот теперь, словно злой рок, все повторялось. Я снова была здесь, в этой золотой клетке.
Я вышла из своих покоев, и гул дворца обрушился на меня.
В дальнем коридоре, освещенном мерцающими факелами, я заметила приближающуюся свиту. Голоса звучали приглушенно, но я уловила обрывки фраз о торговых путях и границах. Во главе шел он – Яков, старший сын Княгини, его лицо было вытянутым и надменным, а глаза – холодными, как зимний лед.
– Бесполезные вы люди, если не можете даже простую весть донести без искажений, – донесся до меня его низкий голос. – Этот союз – лишь начало. Не забывайте, кто здесь хозяин.
Он говорил со своими приближенными с нескрываемым пренебрежением.
Поравнявшись со мной, Яков вскинул взгляд. Его шаги замерли. На секунду в его глазах мелькнуло замешательство, словно он увидел призрака из прошлого. Затем он моргнул, и на его лице снова появилась привычная надменная маска.
Яков медленно, оценивающе окинул меня взглядом. Я не склонила головы, как это делали все придворные женщины, попадавшиеся на его пути. Я стояла прямо, мои глаза встречали его взгляд на равных, без страха и покорности.
Он чуть заметно ухмыльнулся, словно наслаждаясь моей дерзостью.
– …С возвращением, Верховная Жрица, – проронил он то ли с иронией, то ли с раздражением. Затем он отвернулся и, не замедляя шага, двинулся дальше по коридору, его свита сразу поспешила за ним.
Когда я спустилась в бальный зал, тот уже был полон гостей. Золото и серебро, шелка и бархат – все смешалось в ярком, шумном вихре.
Свита из Белоярска, наряженная в одежды светлых оттенков, стояла рядом с Черноградской, чьи наряды были темными. Напряжение витало в воздухе, словно невидимая стена между двумя враждующими народами.
Наконец, началась церемония знакомства.
Первой вышла Оляна, княжна Белоярска, в сопровождении своей матери, Княгини. Оляна была стройна и грациозна, с волосами цвета спелой пшеницы и глазами, похожими на незабудки.
Затем, под громкие аплодисменты, вышел он – Ратибор, в сопровождении Княгини Чернограда.
Мое дыхание перехватило. Я не верила своим глазам. Он так возмужал. Мой Рати… Он больше не был тем милым мальчиком, что краснел, когда я гладила его по волосам, когда мы прятались в старом саду, мечтая о будущем. Он… Теперь он был настоящим взрослым юношей. Высокий, статный, с широкими плечами и лицом, на котором пролегли тени мужественности. Его волосы были темнее, чем я помнила, а глаза – глубокие, серые.
Он медленно окинул взглядом толпу, ища кого-то, и вдруг его взгляд остановился на мне. На мгновение его глаза расширились, затем он сжал губы, чуть вздергивая подбородок, словно пытаясь скрыть свои истинные эмоции.
Торжество началось. Музыка зазвучала, пары закружились в танце, столы ломились от яств. Ратибор везде ходил с Оляной, они о чем-то беседовали, ее смех доносился до меня сквозь общий гул.
Я стояла поодаль, среди других придворных, наблюдая за этим спектаклем.
Неожиданно Оляна, улыбаясь, направилась ко мне, а следом за ней, с каким-то странным выражением на лице, шел Ратибор.
– Верховная Жрица! – воскликнула Оляна, ее голос был звонким и радостным. – Это правда, что вы можете заглянуть в будущее? Можете ли вы посмотреть… погадать на наше будущее с Ратибором?
Ратибор тут же вмешался, его голос был сухим, почти резким.
– Не надо, Оляна. Верховная Жрица устала после долгого странствия. И я не верю во все эти предсказания.
Я посмотрела ему прямо в глаза, и он… отвел его.
– Могу, – ответила я, мой голос был ровным и спокойным. – Я погадаю вам, если хотите.
Тишина, повисшая в бальном зале, была тяжелой, словно предгрозовое небо. Оляна, казалось, наслаждалась моментом, превращая мое гадание в целое представление.
– Верховная Жрица! – воскликнула она, ее голос разнесся по залу, привлекая всеобщее внимание. – Прошу вас, поднимитесь к нам. Пусть все увидят, как вы творите свои чудеса!
Я поднялась по ступеням к столу, где сидели знатнейшие гости. Мои шаги были легкими, но каждый из них отдавался гулким эхом в моем сердце. Я коснулась тонкой руки Оляны. Ее ладонь была мягкой и теплой.
– Вижу… – начала я, разглядывая образы в голове. – Вижу золотую корону, и рядом с ней – серебряный меч. Вижу долгую жизнь, полную почестей и… детей. Много детей. Но… – я запнулась, чувствуя, как холодная тень проскальзывает сквозь видение. – Не все дороги ваши будут усыпаны розами. Будет испытание, великое испытание, что проверит вашу верность… и вашу силу.
Оляна восторженно захлопала в ладоши, ее глаза сияли.
– О, это прекрасно! – воскликнула она. – А теперь… Ратибор! Прошу, подай свою руку Верховной Жрице!
Ратибор, до этого стоявший в стороне, скрестив руки на груди, резко выпрямился. Его взгляд был холоден, недружелюбен.
– Я не верю в это, – отрезал он. – Будущее… оно не высечено в камне. Оно имеет множество концовок, как ручьи, что расходятся от одного истока. И никто не можете предсказать, какой путь выберет человек.
По залу прокатился смешок. В этот момент толпа расступилась, словно море перед кораблем. Появился Яков. Он шел медленно, с надменной улыбкой на губах, его глаза скользили по лицам придворных, словно он был хозяином не только этого зала, но и их душ.
Он остановился прямо передо мной.
– Что ж, Верховная Жрица, – произнес он, его голос был полон насмешки, – если ты столь искусна в своих предсказаниях, посмотри и мое будущее. Посмотри получше.
Он протянул мне свою руку. Его ладонь была широкой и сильной, в ней таилась какая-то хищная сила.
Я коснулась ее, и видение обрушилось на меня, словно ледяной водопад. Я увидела его жизненную линию, яркую и четкую, но… она обрывалась. Резко, внезапно. Через одну луну. Всего через одну луну.
Мои пальцы дрогнули. Сказать?… Или солгать? Как отреагируют эти люди, если я объявлю о скорой смерти их будущего князя?
Яков, заметив мое колебание, сжал свой кулак, захватывая мой подбородок. Его пальцы были сильными, почти болезненными. Он поднял мое лицо, заставляя встретиться с ним взглядом.
– Что, Жрица? – прошептал он, так чтобы слышала только я, его дыхание опалило мою щеку. – Больно медленная ты стала. Или твой дар покинул тебя?… Зайди ко мне ночью в покои. Погадаешь получше.
Я почувствовала, как Ратибор, стоявший неподалеку, напрягся. Его кулаки сжались, а глаза потемнели, но он изо всех сил старался сохранить хладнокровие. Тихая ярость клокотала в нем, но он не подавал виду.
Застолье продолжалось, но для меня оно превратилось в пытку. Я чувствовала на себе взгляды, полные любопытства и страха. Когда я отошла от стола, меня перехватила кухарка, старая, сгорбленная женщина с добрыми глазами.
– Верховная Жрица, – прошептала она, озираясь по сторонам, – девушка с рынка просила передать. Очень просила.
Она протянула мне маленький, свернутый в трубочку листок. Я развернула его.
«Мама, со мной все в порядке. Нужно встретиться. Закат. Большой рынок. – Велена».
Велена… Значит, с моими девочками все хорошо! Они уже идут за мной. Это было единственной светлой точкой в этом душном, лицемерном дворце.
Вечером, когда первые тени начали удлиняться, я накинула темный плащ и направилась к выходу. Но не успела я открыть дверь, как наткнулась на Ратибора. Он стоял, прислонившись к стене, его лицо было мрачным, а глаза – полными разочарования.
– Куда ты? – спросил он, его голос был низким.
– По делам.
– Ты… опять убегаешь, – его голос дрогнул. – Все эти годы… я скучал. Я переживал. Почему ты ушла, Шура? Почему сбежала, ничего мне не сказав?
Его слова были как удар. Я почувствовала, как старые раны снова открываются.
– …Я должна была. Так надо было, понимаешь? Мой путь… он другой.
Княжич шагнул ко мне, его глаза горели неверием.
– Другой? – прошептал он, и в его голосе прозвучало отчаяние. – Ты всегда будешь предана лишь ему? Морану?
Я кивнула.
Его лицо исказилось. Он схватил меня, притягивая к себе. Его объятия были сильными, почти болезненными.
– Моран мертв! – прорычал он, его дыхание обожгло мою шею. – Его нет! А я… я здесь! Живой! И готов бросить все ради тебя! Как тогда, когда ты вывела меня из Нави, помнишь?!
И тут он начал неистово целовать мою шею, затем опустился ниже, к груди, его губы обжигали сквозь тонкую ткань платья.
– Я так скучал по тебе, Шура! – шептал он с придыханием. – Так скучал…
В этот момент раздался громкий, насмешливый хлопок. Мы резко обернулись.
В дверном проеме, прислонившись к косяку, стоял Яков. На его губах играла ухмылка, а глаза блестели холодным, хищным огнем.
Взгляд ее – как лунный свет, что пленил меня
Хлопки Якова разнеслась по коридору, словно выстрел. Ратибор резко отпрянул от меня, его лицо было искажено яростью. Яков же просто стоял, прислонившись к косяку, и его улыбка становилась все шире, обнажая ряд ровных белых зубов.
– О, какая идиллия! – произнес он, его голос был елейным, но в нем слышались стальные нотки. – Неужели наш доблестный княжич Ратибор решил променять белоярскую княжну на… Верховную Жрицу?
Ратибор шагнул к старшему брату, его кулаки сжались.
– Не твое дело, Яков, – прорычал он. – Убирайся!
Тот лишь усмехнулся, оттолкнувшись от косяка и медленно, вальяжно двинувшись к нам. Его взгляд скользнул по мне, задержавшись на моем наряде, а затем вернулся к Ратибору.
– О, но это становится моим делом, братец, – промурлыкал он, обходя меня, чтобы встать между нами. Яков повернулся ко мне, его глаза блеснули. – Верховная Жрица, вы, должно быть, обладаете поистине колдовскими чарами, если способны так быстро сбить с пути истинного нашего будущего правителя. Или… это просто старые привычки?
Он протянул руку и коснулся пряди моих волос, заправляя ее за ухо. Его прикосновение было легким, но я почувствовала, как по моей спине пробежал холодок.
Я отшатнулась, но он лишь усмехнулся.
– Холодна, как зимняя ночь, Жрица, – прошептал он, его глаза не отрывались от моих. – Но я люблю холод. Жар я могу получить в любое время дня и ночи. Стоит лишь пальцем поманить.
Яков провел пальцем по моему поясу, чуть поддев его шнуровку.
Ратибор, не выдержав, схватил его за плечо.
– Не смей! – выдохнул он, его голос дрожал от сдерживаемой ярости.
Яков отбросил его руку, словно та была назойливой мухой. Его улыбка исчезла, и на лице появилась холодная, расчетливая маска.
– О, ты ревнуешь, братец? Это хорошо. Это значит, что ты у меня теперь на крючке. Будешь слушаться. Будешь делать все, что я скажу тебе. Иначе… – его взгляд снова метнулся ко мне, а затем вернулся к Ратибору. – Иначе я расскажу твоей невестушке, Оляне, о твоих… свиданиях с Жрицей. И о том, что ты не прочь целовать её всю ночь напролет, пока она ждет тебя в своих покоях. Как думаешь, что скажет она? И что скажет матушка, когда узнает, что ее сын, надежда Чернограда, готов пожертвовать союзом с Белоярском ради… старых привязанностей?
Ратибор побледнел. Его лицо стало мрачным, глаза потухли. Он знал, что Яков не блефует. Его мать, Темная Княгиня, никогда не простит ему такого позора. Союз был слишком важен. Я видела, как в нем боролись гнев и безысходность. Он был пойман в ловушку.
Я не стала ждать продолжения. Эта игра была мне отвратительна. Я скользнула мимо двух княжичей, словно тень, и выбежала из своих покоев.
***
Свежий ночной воздух был бальзамом для моей души. Я накинула капюшон плаща и поспешила прочь, подальше от этих стен, от этих интриг, от этих людей, что играют чужими судьбами.
Слава Богам, мне было дозволено покидать стены дворца. Только вот на границах города бы меня не выпустили.
Сумерки сгущались, окутывая город мягкой синевой. Улицы Чернограда, обычно шумные и многолюдные, сейчас были почти пустынны. Лишь редкие путники спешили по своим делам, да изредка доносился смех из таверн. Я шла быстро, ориентируясь по памяти. Большой рынок. Место, где всегда кипела жизнь, где можно было раствориться в толпе и стать незаметной.
Когда я добралась до рынка, он уже изрядно опустел. Ряды лавок были закрыты, лишь кое-где горели тусклые фонари. Я прошла к условленному месту, к старому дубу, что рос посреди торговой площади.
И там, в тени его раскидистых ветвей, уже ждала меня Велена.
Ее тонкая фигурка казалась еще более хрупкой в полумраке. Она повернулась, и ее глаза, обычно полные серьезности, сейчас были тревожные.
– Мама! – прошептала она, и мы обнялись. Ее объятия были крепкими, полными облегчения.
– Велена, что случилось? Что с Милавой? – спросила я, отстраняясь.
Лицо Велены помрачнело.
– На нас ополчилась вся деревня. Пришлось спрятать Милаву.
– Где?
Вижу, как лицо дочки осунулось, а руки начали сжимать юбку.
– …В Нави. Там, где никто не найдет.
Мое сердце сжалось, а в глазах помутнело. Навь… Мир мертвых, мир духов. Это было опасно. Очень опасно!
– Что ты наделала?! – вырвалось у меня, мой голос был историчным. – Это безумие! Это опасно, Велена!
Она покачала головой, потупив взгляд.
– У меня не было выбора, мам. Они искали ее. Искали повсюду. Там она в безопасности. И с ней Дымка. Она ее защитит. Дымка ведь не простая кошка, ты же знаешь. Она видит то, что скрыто от глаз смертных.
Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Дымка… Да, Дымка была особенной. Но Навь…
– Мы должны вернуть ее, Велена, – сказала я, приобнимая дочку. – Вернуть ее в Явь, к нам. Немедленно.
Велена опустила голову, утыкаясь лицом мне в грудь.
– А как, матушка?… Как её вернуть?
– Я знаю, что делать. Но сначала… Ты должна прийти во дворец. Как служанка или придворная дама.
Велена подняла на меня удивленный взгляд.
– Во дворец? Но…
– Только так мы сможем быть рядом, – перебила я ее. – Видеться каждый день. И вместе думать, как отыскать в Нави нашу Милаву. Но только никому не говори, что ты моя дочь. И никому о способностях своих не рассказывай. Хорошо?
Велена задумалась, ее взгляд блуждал по пустынному рынку. Затем она кивнула.
– Хорошо, мам. Я поняла. Завтра же пойду проситься на службу.
ВЕЛЕНА
Дворец встретил меня не ласковыми объятиями, а холодным, надменным взглядом. На следующее утро, как и договаривались с матушкой, я явилась к воротам, представившись сиротой, ищущей пропитания и службы. Меня провели в душную каморку, где уже толпились другие девушки, чьи лица были измождены ожиданием и тревогой. Старая ключница, сухонькая, с крючковатым носом, окинула меня цепким взглядом.
– Молода, – прохрипела она, обводя меня с ног до головы. – Ишь, какая ладная. Ну, посмотрим, что ты умеешь.
Испытания были просты, но утомительны: таскать тяжелые корзины с бельем, чистить до блеска медную утварь, безропотно сносить брань старших служанок. Я делала все, что велели, стараясь не привлекать лишнего внимания, но и не казаться слабой. К вечеру, когда мои руки уже ныли, а ноги отказывались держать, ключница кивнула.






