Ожог Крапивы

- -
- 100%
- +
– Чего?!
– Что “чего”? Валютная она проститутка, путана. “Интердевочку” смотрел? Вот Алиска такая и есть. С иностранцами треться за валюту, а не наши деревянные, мечтает, что один ее как-нибудь замуж за бугор увезет.
– Брехня!
Че за чушь? Да какая из нее … Не то, чтобы я таких дамочек прям знал лично, но все же… Нет! Быть не может!
– Да с чего бы мне врать? – пожала плечами Максакова. – Она сама мне рассказала.
– Гонишь!
– Нисколечко. Порядочные девушки разве так на мужиков кидаются, как она на тебя? Сам подумай. И к венерологу сходи, мало ли чего от такой намотать мо…
– Дура ты брехливая, Максакова. – оборвал я ее ядовитую болтовню. – Адрес мне ее скажи.
– Понятия я не имею где она сейчас живёт. – с еще большим откровенным злорадством заявила Наташка, упирая руки в бока. – Я сразу сказала, что мы в алкомаркете встретились, она там бухло выбирала как раз для загула сво…
– Где этот магазин? – перебил ее я.
– Не помню! – вызывающе выпятила она подбородок.
– Максакова! – рявкнул я угрожающе.
Пугать баб – последнее дело, но она прям довела.
– На углу Комарова и Чапаева. – выплюнула тоном “да подавись” Максакова. – Все, выметайтесь теперь, мне на работу завтра рано!
Спорить я смысла не видел, все равно ничего больше полезного не скажет. Так, ну и где у нас в городе иностранцы пасутся?
Глава 7
– Алиса, ты заболела? – стремительно войдя в комнату мать нахмурилась, вперившись в меня раздраженным взглядом. – Почему не позвонила тогда?
Натуральная блондинка без единого волоска седины, высокая, изящная, с аристократичными чертами, ещё совсем не тронутыми морщинами, разве совсем чуть в уголках глаз. С идеальной светлой кожей, которую мать тщательно оберегала от солнечных лучей и “плебейского”, по ее же словам, насыщенного загара, которым любили щеголять жены и подруги мужчин их круга, хвастаясь отдыхом на экзотических островах в дорогущих отелях.
“Роскошная женщина”, вот как ее частенько называли, провожая похотливо-восхищенными или завистливо-ненавидящими взглядами. Моя мать, в которую я не пошла ни рожей, ни кожей, ни фигурой, ни характером. И ещё – моя заклятая соперница.
Мелькнула мысль притвориться больной, голова ведь болела и морозило слегка, но между мной и мамой и так лжи наворочено горы, не хочу усугублять.
– Я здорова, просто пытаюсь поспать.
– В одиннадцать утра в понедельник? – первоначальный взвинченный тон в голосе родительницы мигом вернулся. – Тогда, когда ты уже три часа как должна быть на парах?
Я промолчала, перевернулась на спину и уставилась в потолок, готовясь как обычно выслушать весь список упрёков.
Странное дело, все вокруг, вплоть до прислуги в доме, всегда были уверены, что моя мать – идеальный пример выдержанности, хороших манер и аристократической невозмутимости. И только я с самого детства, сколько себя помню, знала ее совершенно другую сторону. Вечно презрительно-недовольную, перманентно раздражённую, похоже, от самого факта моего существования, срывающуюся на оскорбления и крик, как только мы оказывались наедине.
– С какой стати ты себе позволяешь прогуливать занятия? Ты хоть представляешь, в какую сумму нам обошлось твое поступление? А теперь нам звонит Карпов, заявляет, что ты уже вторую неделю прогуливаешь без уважительной причины, а мы с отцом ещё и краснеть за тебя должны?
– Роберт мне не отец. – не выдержав, буркнула я и села на кровати.
– Ты опять за старое? Да сколько же можно оставаться настолько неблагодарной вздорной девчонкой? Ты же не подросток уже! Роберт столько о тебе заботиться, столько времени всегда уделял, беспокоиться постоянно. – о, да-а-а, времени раньше он для меня и правда не жалел и заботился очень тщательно, особенно о том, чтобы научить получать удовольствие самой и доставлять его ему. – Ты могла бы быть более благодарной, не переломилась бы называть его папой и вести себя более уважительно.
Папой? Серьезно? Это уже прям откровенным извращенством попахивает.
– Не думаю, что такое было бы уместно. – усмехнулась я с горечью.
– Чего ты ухмыляешься?! – завелась ещё сильнее мать. – Считаешь, что это нормально вести себя настолько нахально?
– Нет, мам, не считаю. – покачала головой, продолжая невесело улыбаться. – Ничего нормального со мной в принципе не происходит последнее время. Ни-че-го.
– И что это значит? Что за странная реакция? Ты вообще адекватна? А ну-ка покажи мне свои руки!
– О, Господи, ма-а-м! – закатила я глаза, но она стремительно подошла ко мне, схватила за запястья и грубо потянула, придирчиво осмотрев сгибы рук на предмет следов от инъекций, но этим не удовольствовались и приказала: – В глаза мне посмотри!
– Да не колюсь я и ничего не принимаю! – разозлившись, я выдернула у нее свои кисти, оцарапавшись ее ухоженными ногтями и вытаращилась в лицо, давая увидеть что все с моими зрачками в порядке.
– А несёт от тебя чем? Это что, перегар? – отшатнулась мама, презрительно сморщив нос.
Ну да, наверное несёт, душ то я приняла, а зубы почистить уже было влом.
– Так вот почему ты прогуливаешь? Пьянствуешь тут ночами, может ещё и мужиков водишь?
И тут она узрела наконец сервированный на две персоны стол, помчалась на кухню и вернулась, обличающе потрясая бутылкой вина.
– Вот для чего, значит убедила нас с отцом разрешить тебе жить отдельно? Гулянки-пьянки устраивать, мужиков таскать, позорить нас?
“ Ну вообще-то одного конкретного мужика, твоего” чуть не вырвалось у меня. Отселить меня в нашу старую квартиру было идеей Роберта, чтобы проще нам было встречаться как раз, не рискуя спалиться. Ведь с момента моего отселения мать приезжала только дважды. В день переезда три месяца назад, которому также предшествовала наша очередная эпичная ссора и сейчас.
– Роберт мне не отец. – вместо этого упрямо повторила я. – И напоминаю, мама, что мне уже почти двадцать и я имею полное право и алкоголь пить, и спать с кем угодно без твоего позволения.
– Ах ты дрянь! О правах ты заговорила? – красивое лицо исказилось, становясь уродливой маской чистого гнева и презрения. – А ты не забыла, что живёшь в моей квартире и на мои же деньги?
Квартира действительно была ее, оставшаяся от деда с бабушкой, в которой мы с ней и жили до ее знакомства с Робертом.
– Ну допустим, деньги-то в основном Роберта. – огрызнулась я. – Ты-то спец как их потратить, а не заработать.
– Потому что я его жена. – спасибо, что напомнила. – Законная, так что это деньги наши. Наши, то есть мои и его! А ты ещё пока ни копейки за свою жизнь не заработала, чтобы права качать, хамка. Пока я тебя, бездельницу, содержу и предоставляю жилье, будь любезна делать то, что я тебе говорю и вести себя уважительно! Немедленно собирайся, приводи себя в порядок, я отвезу тебя в институт. Будешь учиться и дальше, где велено и получать полезную в будущем профессию.
– Ни черта подобного! – взорвалась и я. – Я никогда не хотела учиться на юридическом, мне это все поперек горла и я не собираюсь больше никогда ходить на эти чёртовы занятия! На кой мне это?
– За языком и тоном следи, ты с матерью родной говоришь!
– Да плевать мне! – крикнула я и тут же схлопотала жгучую пощечину. Ручка у матери хоть и изящная на вид, но била она меня всегда от души, что называется, так что аж в шее что-то хрустнуло, так голову мотнуло.
– Плевать? Плевать тебе, да? – перешла с крика на ядовитое шипение, говорящее о крайней степени бешенства родительница. – Вся в своего мерзавца папашу.
– Да и замечательно! – процедила я, прижав ладонь к пылающей щеке. – Не дай Бог быть на тебя похожей.
Кто мой отец мне узнать так и не случилось, несмотря на то, что мать не упускала возможности тыкать меня в его якобы порочность и бесполезность при любом удобном случае, то бишь, при каждом конфликте. В свидетельстве о рождении у меня в графе отец – прочерк, отчество у меня в честь деда – Александровна. Тайные поиски в других документах матери так же никаких результатов не дали. Ни старой фотографии, ни писем, ничего, никаких следов, даже намека на имя. Попытки расспросить же я прекратила ещё в детстве, каждый раз это оборачивалось вспышкой гнева матери и наказанием.
– Ну раз так, то будь любезна, ищи себе другое жилье и источник средств, и плюй сколько заблагорассудится! С этого дня ты от нас больше ни копейки не увидишь! Привыкла жить на всем готовом, обнаглела, дрянь неблагодарная! Ничего, помыкаешься, поголодаешь и приползешь обратно извиняться и в ножки кланяться.
. – А чего уж сразу не обувь тебе целовать, а? – гнев отключил во мне последние тормоза. – Размечталась! Заработаю, другие вон живут и я проживу.
– Заработаешь! – фыркнула мать презрительно, – Дворы пойдешь мести? Или подъезды с туалетами мыть? Или на рынок трусами с носками торговать? Так это тоже ещё уметь надо. Куда ещё возьмут тебя, безрукую и без образования?
– Не твоя забота. Лучше подумай, куда ты пойдешь, когда Роберт с тобой разведется, выставит тебя из своего особняка и лишит своих денег? Кому ты будешь нужна в сороковник? – говорить такое было гадко, но меня безбожно несло, потребность причинить боль, зацепить стала сильнее меня. – Долго ты ещё будешь так выглядеть, когда все твои процедуры и шмотки станет некому оплачивать?
Но вместо того, чтобы выйти из себя сильнее и даже попытаться отвесить мне ещё оплеуху, мать вдруг рассмеялась. Причем так искренне, без грамма фальши, что мне почудилось – это я в саму себя прицельно кинула камнем гадкой злобы.
– Разведется? – отсмеявшись, произнесла мать и одернула свой идеально приталенный пиджак небесно-голубого цвета. – Не будь наивной, Алиса. Роберт никогда со мной не разведется, ясно? Он же не сумасшедший, чтобы самому себе в ноги стрелять и оставаться нищим.
– Что? – не поняла я.
– Глупая-глупая Алиса. Мой Роберт пошел в политику, в Москву целит, так что весь его бизнес – теперь мой бизнес. Все оформлено на меня, он у нас чист и почти свят. К тому же, я столько о нем всего знаю, что мой любимый муж не то, что о разводе не заговорит, но даже спорить со мной не посмеет, ясно?
Я буквально оцепенела на несколько секунд. Она же врёт? Ведь так? Не может такого быть.
– Он тебя не любит. – прошептала едва слышно. – Изменяет тебе.
– Что ты ещё можешь понимать в том, кого и как любят мужчины? Интрижки на стороне – ерунда, которая никогда не будет беспокоить умную женщину, имеющую полный контроль в своих руках. Мало ли с кем мужчина на стороне в любовь играет, если возвращается он всегда туда, где у него все то, что он по-настоящему ценит.
Не в состоянии ее больше слушать я помчалась в ванную и захлопнула дверь. Сползла по стене и закусила до крови кулак, не позволяя вырваться рыданиям.
– Значит так, Алиса, неделя тебе срока на раздумья. Или ты извиняешься, возвращаешься к учебе, начинаешь вести достойный образ жизни и посещать к тому же с нами мероприятия, чтобы наша семья выглядела более выигрышно, либо собираешь вещи, отдаешь мне ключи и выметается на все четыре стороны.
Каблуки туфель простучали по полу, удаляясь и через несколько секунд хлопнула входная дверь. Вот тут я и отпустила себя, зарыдав в голос.
Глава 8
– Крапива! Антоха! – прилетел мне в спину окрик Кольки уже на выходе из подъезда. – Постой!
Как я все лестничные пролеты отмахал с четвертого этажа и не заметил даже.
– Чего тебе? – рыкнул не слишком-то дружелюбно на ни в чем не виновного парня.
– Ты это… Наташка сестра мне, но ты не сильно словам ее доверяй. Любит она прибрехнуть со зла. Не расстраивайся, короче.
– А я че, на дамочку в расстроенных чувствах похож? – огрызнулся, прекрасно понимая опять же, что Колька вообще не при чем, просто как-то так погано и досадно стало.
И казалось бы, вот с хера ли? Даже если Натаха не сбрехала насчет того, что Алиска проститутка, мне-то чего с того? Она мне ночь улетного секса устроила, ушла по-английски, денег не просила. Вот, кстати, насчет улетного секса… Верить в то, что рыжая внекатегорийка просто опытная профи не хотелось совершенно, но опять же, ей сколько получается? Лет двадцать, а она такие чудеса похабщины вытворяла. В смысле я за такую похабщину всеми конечностями, особенно той… хм… тем, что посередке, но однако же. Вообще ни грамма смущения, ни секунды торможения, и все на скоростях первой космической. Опыт? И когда же она начала-то, если вот так уже наблатыкалась?
И разве ей не должен секс был остохереть по работе, чтобы вот так безбашенно бросаться на меня? А может она из тех, кто не столько за бабки, сколько по зову души, так сказать?
И снова и опять, ну не похер ли мне на все причины Алиски, если кайф уже получен? Должно быть – да, а по факту… По факту одного этого раза мне мало. Я хочу еще. И в чем проблема? В том, что отыскав свою рыжую бурю буду поставлен перед фактом, что заплатить за удовольствие придется? Не-а, не щекотит. Я не последний кусок хлеба доедаю, хоть мы сейчас с Зимой и стараемся не транжирить перед открытием магазина нашего. Но уж отжалеть себе на потрахаться так охеренно бабосов я всегда смогу. Если за них получу такой же космос, что и прошлой ночью.
Короче, дело не в бабле и факте самой продажной любви, который еще подтвердить надо. Дел с профессионалками мне иметь не случалось, как-то и дармового секса хватало, но если за качество нужно платить, то в случае с Алиской я согласен. Аж бегом и без секунды на размыслить. О чем тут, на хрен, ещё размышлять?
Так что же это такое меня за нервы дергает, будто все тело стало одним больным зубом, а за ребрами главный очаг, еще и здорово так припекающий? Мне стремно, что ртом полез туда, где, сука, счетчик входящих членов небось давно за сотню перевалил? Противно? Типа в зашквар угодил? А че, сам прям такая цаца невинная? Так-то и считать свои подвиги уже после Армии перестал, потому как делают это, как и линейку к члену примеряют, только у*бищные неудачники, которым никто толком не даёт.
Додумать я не успел, свернул за угол и увидел впереди метрах в пятидесяти широкую спину Зимы. Хотел окликнуть, но вовремя заметил, что перед ним стоит его кучерявая белобрысая болячка и, судя по позе, разговор у них явно не о мире во всем мире происходит.
Варька что-то практически выкрикнула в лицо Темычу, а он подался к ней и даже по тому, как вздулись мышцы под футболкой я понял – дело плохо.
– Давай пока, Колян. – бросил я на ходу и поспешил вперед, едва не переходя на бег, пока Зима чего доброго придушить девку не кинулся.
Ни одну женщину сроду он никогда пальцем не тронул, но с Варькой этой какая-то полная жопа с ним твориться стала.
Дойти я не успел, Зима рявкнул на весь двор “Клал я на тебя!”, сплюнул им под ноги и быстро пошел в сторону своего дома. Я поравнялся с Варькой, поймал ее ошалелый какой-то взгляд и рванул догонять друга, тогда как она развернулась и шнырнула в подъезд.
– Зима! Зима, эй! – позвал Темыча, но тот даже не притормозил.
– Зима, да, бля, куда несешься ты? – схватил его за плечо, и тут же пришлось уклоняться от кулака, летевшего мне прямо в табло. Рожа у Зимы одновременно бледная и перекошенная в оскале, глаза остекленевшие, будто вообще не в себе он. – Ого, да у тебя зрачки как у обдолбыша! Мужик, ну чё такое? Покурить хочешь? А тяпнуть?
– Мм-м … – замычал он, сцепив зубы так, что желваки выперли и замотал башкой.
Да что опять за хрень у них приключилась? Я же уже прям обрадовался, что друг в ум вроде приходить стал, успокоился немного и вот тебе на. Хоть глаз с этого психа с его болячкой белобрысой не спускай.
– Зима, да скажи ты хоть чё членораздельное, – тряхнул я его уже за оба плеча, прекрасно понимая, что очень рискую получить лбом в нос или кулаком в зубы. – Чё, послала тебя девка?
– Отвали! – выдавил Темыч наконец, отпихнул меня и пошел дальше.
– Слушай, да не грузись. – пристроился я рядом. – По ней же видно, что она о себе мнит до хрена. Было бы с чего.
Зима тормознул и развернулся так резко, что мне пришлось возвращаться пару шагов.
– Чего тебе видно, а? – он внезапно сцапал мне за грудки и зарычал, впившись диким взглядом. – Не хер об нее свои бельма натирать, понял?
Ну охереть, еще такого между нами не бывало! Совсем мужик башкой прохудился, клиника реальная.
– Да сдалась она мне. – спокойно глядя ему в лицо, ответил я. Провоцировать не хочу, но если что, готов и к мордобою. Он, как известно, замечательное успокоительное и мозгопрочищающее мужицкое лекарственное средство. И оно нам обоим сегодня походу не помешает. – На что там…
– Крапива, ты меня за дебила-то не держи! – продолжил себя накручивать Зима. – Я слепой, что ли? Да ты на нее пялишься так, будто уже трахаешь.
– Да опамятуйся ты! – я схватил его за плечи и тряхнул хорошенько. Ладно еще побиться для успокоения, но дебильные поклепы терпеть я не собираюсь. – Мозги включи! Ты мне друг. Я хоть когда тебе с телками дорогу перебегал? Мало их, что ли? Мне за тебя реально ссыкотно. Ты же сам не свой. Всегда был психом, тронуть тебя – суицидником надо быть, но не без повода же ты на людей кидался. Мне уже твои подопечные вчера в зале жаловались, что ты не слышишь никого. Как не в себе. Мы не девки, друг другу плакаться, но ты мне конкретно озвучь – отчего мне тебя прикрывать, если что.
Темыч снова помотал башкой, будто силясь вырваться из сна-кошмара, засопел, дыша все ровнее и как-то весь сник, будто ему на плечи штангу с неподъемным весом кто закинул..
– От себя самого меня, бля, прикрой, – пробормотал он тихо. – От себя, Антох. Я уже и так понатворил… сказать стыдно. И боюсь, может совсем подорвать, если я ее с кем опять… Короче, надо что-то с моим этим клином в башке делать. Плохо будет. Так, что потом ничем не исправим.
На душе вдруг так тоскливо-тоскливо стало, больше всего от того, что почувствовал себя беспомощным каким-то. Как помочь лучшему другу в таком? Это вам не биться с какими-нибудь уродами с ним, встав, как всегда, спина к спине; не ломануться, очертя башку, на выручку, в какое говно бы ни влип; не отдать все до последней копейки и тряпки, если ему вдруг надо. В таком каждый сам за себя и по себе, к сожалению. Вспомнил, как меня разламывало после полного расставания с Маринкой. Никакие слова, никакое количество бухла и никакое количество траха боль не притупляли. Не работает ничего обычное в таком, в этих самых грёбаных ситуациях с клятыми внекатегорийками. Я был зомби. Хорошо хоть как раз призыв осенний пришел, загребли меня в учебку и забрили. Армейские будни очень хорошо мозги прочищают. Хотя и там был импульс петельку на шею накинуть, когда из дома написали, что Маринка замуж за бизнесмена какого-то крутого выскочила. Но справился.
– Тёмыч, а может, ты к родокам в деревню? – предложил я Зиме. Смена обстановки и много тяжелого физического труда тоже неплохое лекарство от всяких там любовных напастей. – Хоть на недельку. Дух переведешь. Отпустит вдруг.
– Куда я сейчас поеду. – отмахнулся Темыч. – Ты еще не полностью в строю, рука еле поднимается.
– Ой, да первый раз, что ли? – дернул я плечом, демонстрируя, что ключица с ребрами ломаными в той драке с Самвеловскими почти не беспокоят. – Потяну. А ты поезжай. Молочка парного попей, на плантации у маман раком постой, девку какую деревенскую в сене поваляй. Вернешься как новенький. А то и эта, может, одумается. Они же бабы какие: бегаем мы за ними с протянутым сердцем и х*ем, так они рожу воротят. А как видят, что забили на них, так и сами прискачут.
Ответить задумавшийся Зима мне не успел. Из-за угла дома на нас прямо таки вылетел Костян, чуть не сбив с ног. Рожа красная, потная, запыхавшийся, будто марафон бежал.
– Зима! – заорал он. – Я к тебе. Мужики, там зал наш падла какая-то подожгла.
Глава 9
– Малыш? Алиса, ты дома? – приход Роберта застал меня в процессе сборов.
Точнее, сидящей посреди кучи моего барахла, которое я, прорыдавшись, но ни капли не успокоившись, вывалила из шкафа на пол, размышляя что взять с собой. Что самое необходимое можно уместить в единственную объемную сумку, намереваясь уйти не просто погулять, а с концами, в новую жизнь?
Слезы-то закончились, но накрыло чем-то вроде паники. Я же никогда не жила самостоятельно по-настоящему. Отселение в отдельную жил-площадь не в счет. Куда идти, что делать, на что существовать? У кого хотя бы совета спросить, за помощью обратиться? Я же ничего не знаю, реально толком ни черта не умею, у меня кроме матери и Роберта вообще никого и нет. Даже друзей-приятелей. Как-то так уж вышло, что с появлением Роберта все остальные люди, и так-то немногочисленные, незаметно исчезли, вытеснились из моей жизни, став вроде как ненужными на его фоне.
Так что, да, мне страшно и я совершенно растеряна. Однако и сейчас мысли сделать так, как велела мать и жить по-прежнему не возникло. Не смогу я, ни за что. Должно что-то измениться, уже изменилось во мне, внезапно, непонятно, но безвозвратно. Никакой синей изолентой это обратно не примотаешь, не склеишь, к исходному не вернешь.
– Алиса, ты меня не слышишь что ли? – Роберт вошел в комнату и встал позади.
Импульс вскочить, кинуться ему на шею, прижаться, снова разреветься, пожаловаться, получить обычную порцию успокоительной ласки, забыть обо всем, пусть любимый все решит и исправит то, что огорчает был очень мощным, но я смогла сдержаться.
– Слышу. – ответила, не оборачиваясь.
– Мне Виола звонила. Вы опять поругались. – с явным осуждением в голосе продолжил он.
Я только пожала плечами. Что тут скажешь, поругались, да. Ничего в принципе необычного, мы давно с матерью не можем и пять минут поговорить нормально, без раздражения. Но разве это удивительно, по-крайней мере с моей-то стороны?
– Что за бардак ты устроила? – Роберт присел на корточки рядом и заглянул мне в лицо. – И где тебя носило вчера на ночь глядя? Я приезжал и ждал тебя до полуночи почти.
– Ты приезжал, чтобы сказать мне когда точно подашь на развод? – спросила, складывая и запихивая в сумку одну из любимых футболок.
– Алиса, я же тебе… – с раздраженным выдохом начал мой любовник, но я оборвала его.
– Тогда зачем? Я же четко озвучила тебе свои условия.
– Какого черта, Алиса! – вскочил он, – Я думал ты развеялась и успокоилась. А ты опять за свое?
О, ты даже еще не представляешь как я развеялась.
– За свое, – упрямо кивнула я. – Потому что хочу, чтобы это свое у меня наконец было. Только мое и больше ничье!
Поднялась и резко развернулась к Роберту, но тут уже он отвернулся и направился на кухню, вынуждая последовать за ним. Взял оставленную на столе матерью бутылку, вытащил из стола штопор и принялся откупоривать.
– Малыш, давай сядем, выпьем и поговорим спокойно. – сказал он мне, застывшей в кухонном проеме, разливая золотистое, немного тягучее вино по высоким бокалам. – Я сегодня решил отложить все дела и провести весь день с тобой.
– Ух ты, какая щедрость. – не скрывая язвительности заметила я. – Давно мне так не обламывалось. Весь день со мной. А на ночь к ней под бок, само собой. Ты же у нас примерный семьянин, у которого предвыборная на носу, так что, никаких скандалов. Да, любимый?
Ничего не говоря в ответ, Роберт подошел ко мне и протянул бокал, но я покачала головой. Не буду я больше по его правилам играть.
– Интересно, а когда ты мне собирался рассказать, что все свои активы на мать переоформил? – спросила, настойчиво ловя его взгляд.
– А зачем тебе таким голову забивать, малыш?
Вот почему я раньше не замечала эту его манеру смотреть… ну как-то прозрачно. Или скорее непроницаемо. И взгляд не отводит, но при этом в нем ничего не уловить. И не стена даже, а как будто… пустота.
– Ну может потому, что я бы тогда поняла – развод ты не планируешь. Уж не в ближайшие годы точно.
– Так и есть. – совершенно невозмутимо скупо кивнул он.
– Ну ты и мерзавец. – прошептала, качая головой и чувствуя, как сердце заливает ледяной болью.
– Следи за словами, Алиса. – совсем слегка нахмурился Роберт и пригубил вино. – Оскорбления я терпеть не собираюсь, тем более незаслуженные.
Милый, это, блин, не оскорбление, а весьма ещё мягкая характеристика.
– Серьезно? Незаслуженные? Да ты мне врал столько времени! Просто использовал для секса, никогда не собираясь создавать нормальную семью, как и обещал.
Как бы я не сверлила его гневным взглядом, пробиться сквозь теперь обнаруженную зону пустоты не выходило. Да и куда уж мне, неравные у нас, как говориться, весовые категории в этой борьбе взглядов. У Роберта за плечами годы и годы тренировок в лицемерии и враньё.
– Ты ошибаешься.
– В чем же?
– Я никогда не врал тебе насчет сроков того, когда мы сможем создать эту самую нормальную семью.