- -
- 100%
- +
© Александр Черенов, 2020
ISBN 978-5-4483-4584-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава первая
– Товарищ старший следователь! Гражданин начальник!
Дежуривший по Углегорску старший следователь Октябрьской районной прокуратуры Алексей Семёнович Старков нехотя приоткрыл один глаз. Над ним с притворным участием и такой же подобострастностью в лице и голосе склонялась голова ответственного дежурного ГУВД майора Коновалова.
– Семёныч, «я пришёл к тебе с приветом рассказать, что солнце встало»!
Старков «жизнерадостно» покосился на окно, затем перевёл взгляд на часы.
– Твою ж мать: половина второго ночи! И, если ты, Михалыч, пришёл ко мне «рассказать, что солнце встало», то ты действительно «с приветом»!
– Вставай, вставай, Семёныч! Солнцу ещё можно покемарить, а тебе уже нет!
Широкое лицо майора ещё шире расплылось в добродушной улыбке.
– Только полчаса, как задницей прислонился! – продолжал сопротивляться Старков, и сам уже понимая, что «сопротивление бесполезно». – Побойся Бога, безбожник!
– Семёныч, там «делов» – «на три копейки»! Больше разговоров!
Старков приподнялся на локте и свесил ноги с раскладушки на пол.
– Поспал, называется…
Он принялся нащупывать ногами ботинки, стоявшие под раскладушкой. Наконец, нащупал, с болезненной гримасой на лице сунул в них ноги, и, охая, медленно встал.
– Ну?
– Обычное дело, Семёныч: «мокруха». Ничего особенного.
Продолжая «возвращение к жизни», Старков удручённо покрутил головой.
– «Обычное» и «ничего»… Ох, грехи наши тяжкие… Где… «обычное и ничего»?
– В Кировском! – добавил жизнерадостности дежурный. – Не у тебя – так что, успокойся! Говорю же тебе: «делов» – «на три копейки»! Да, какое, там, «на три копейки» – и тех не наберётся! По совести, там и делать не хрен! Ну, «честное пионерское»… падло буду! Съездишь, отбудешь номер… ну, там, протокол осмотра… понятые, свидетели… вся эта хрень – а утром передашь материал по территориальности! Да, что я учу аса следствия!
Коновалов «знал устав»: дежурный по городу следователь прокуратуры осуществлял первичные мероприятия на месте происшествия, и если это место не являлось «местом его жительства», передавал собранные бумажки прокуратурским из того района, которому «посчастливилось» обзавестись ещё одним трупом.
Конечно, по инструкции полагалось отчитываться перед городским прокурором, но после нескольких случаев бестолковой волокиты, которая «успешно повредила» расследованию «по горячим следам», решено было сразу передавать «макулатуру» по территориальности. Задачу упрощало то обстоятельство, что несмотря на дежурного по городу, на место в свой район всегда выезжали прокурор, следователь прокуратуры и тамошние «опера». Оно и понятно: им же работать по делу, потому что «кого гребёт чужое горе»?! А городской, чаще всего, лишь «отбывал номер», имитируя спросонья приступ трудового энтузиазма.
Уже всем стало понятно, что изначальная (теоретически) глупость городского прокурора и начальника ГУВД скоропостижно подтвердилась суровой практикой следовательского бытия. А как начиналось: общее собрание «следовательского актива» города, лозунги типа «всем миром – на преступный элемент», а также «кучей и батьку побить можно»!
Только не зря говорится, «торговали – веселились, подсчитали – прослезились». Воистину, благими намерениями дорожка, как правило, выстилается не в том направлении, куда стелили. Дежурный по городу лишь «отбывал повинность» – и всё по той же причине: кого «гребёт» чужое горе! У каждого – «свои погремушки»! За «чужого дядю» никто «хомут волочь» не собирался – свою криминальную ниву вовек не пожнёшь!
А как эта показуха «один за всех – и все за одного» вредила нормальной работе самого дежурного следователя! Ведь сразу же после сдачи дежурства – злым, уставшим и невыспавшимся – надо было ехать к себе в район, где ждали собственные «мокрухи», свидетели, обвиняемые и немереное количество дел. Нет, конечно, «по уставу» дежурный следователь в день сдачи дежурства по городу освобождался от работы у себя в районе на весь день, но кто её будет делать за него?!
Да и начальство сначала подсократило до четырёх часов «юрьев день», а затем и вовсе упразднило его: «государство от себя отрывает такие огромные деньги, а вы будете бездельничать?!». («Огромные деньги» – это сто тридцать рублей в месяц у начинающего следователя за круглосуточный рабочий день, без выходных и праздников! Как есть – «грабёж трудового народа» и неправедный отъём «цельного состояния»! )…
– Местные уже там, – словно подслушал мысли Старкова Коновалов. – Все: и прокурор, и следак, и «опера». А наши дожидаются тебя в «уазике». Заедете за судмедэкспертом – и «всего делов»!
Лицо Коновалова так и излучало энтузиазм. Понять его было несложно: мужику оставалось меньше семи часов до сдачи дежурства – и меньше полугода до пенсии. Поэтому он старался не высовываться с наказуемыми инициативами, не «лезть поперёк батьки», а спокойно отсидеть свои двадцать четыре часа, чтобы так же спокойно вернуть зад в это кресло через трое суток. Мужик уже «отбыл свой срок» «опером», участковым, даже следователем РОВД – и теперь не рвался совершать подвиги во славу общественного правопорядка. Отросшее за последние три года в кресле ответдежурного солидное брюшко было тому наглядным доказательством.
Уже взявшись за ручку двери, Старков бросил взгляд на часы.
– Мда, поспать теперь уже не удастся…
Его слова были «горькой правдой»: дежурство не задалось с самого начала, когда сразу же по приходу на дежурство он уже обслуживал первого клиента-висельника. Потом мертвецы шли косяком, и к полуночи их набралось уже полдюжины. Первый и единственный раз Старкову удалось прислониться задом к раскладушке только в час ночи, а через полчаса майор Коновалов уже «радовал» его перспективой очередного выезда на место происшествия…
В стареньком «уазике», который держался одним лишь энтузиазмом шоферни в вопросах «налогообложения коллег с гражданки» запчастями и бензином, уже собралась вся немногочисленная опергруппа. Старший «опер» ГУВД капитан Зарубин и эксперт НТО майор Павловский расположились на заднем сидении. Место рядом с шофёром по традиции доставалось дежурному следователю прокуратуры.
– «Доброе утро», Семёныч! – расхохотался Зарубин. – Давненько не виделись: наверно, с полчаса уж, как! Ты, небось, уже душой истомился по мертвякам!
– Смешно, – не улыбнулся Старков. – Ну – за потрошителем, что ли?
«Потрошителями» в шутку – и не только за глаза – иногда называли судебно-медицинских экспертов. Были, конечно, и другие «варианты» – даже непечатные, но теми потчевали или «любимых» экспертов, или, напротив, «нелюбимых».
До бюро СМЭ от ГУВД в дневное время ехать было минут десять: больше приходилось стоять на светофорах. Сейчас, ночью, «жёлтый глаз» давал «зелёный свет», дорога была чистая, «мёртвая», лишь изредка «оживляемая» одиноким такси. Поэтому доехали за пять минут. Судмедэксперт Царьков уже дожидался группу на крыльце у входа в бюро.
– И я всех рад видеть… снова, – буркнул он в ответ на притворно-сочувственную ухмылку Зарубина, который уже теснил задом Павловского, освобождая место для раздобревшего седалища Царькова.
– Поехали, – под хмуро сдвинутые брови махнул рукой Старков. Содрогаясь всеми престарелыми внутренностями, жалобно постанывая и скрипя, машина, словно пробуя на прочность и себя, и дорогу, осторожно отъехала от крыльца…
Глава вторая
Место, куда прибыла опергруппа, не относилось к престижным районам. Углегорск, даже будучи областным центром, и сам не относился к престижным городам, несмотря на славное прозвище «одной из главных кочегарок страны». Город вырос на угле и за счёт угля. Это и определило специфику всего, в том числе, и застройки: домишки барачного типа росли, как грибы-поганки, в непосредственной близости от шахт.
Со временем, уже в стороне от шахт и даже на значительном удалении от них, в городе, уже начавшем отдалённо напоминать таковой, стали возводиться роскошные «сталинские» дома и «объекты соцкультбыта». В дикой пустыне начали появляться бульвары, проспекты, аллеи, цветочные клумбы и даже бочки с квасом и пивом.
Но своеобразные «микрорайоны» остались почти нетронутыми, разве что им слегка «освежили» фасад. Город растянулся на площади почти в тысячу квадратных километров, но большую часть этой тысячи занимали пустыри, из-под которых уже вынули уголь и которые по этой причине изрядно просели, покрылись толстым слоем выступившей соли и зарослями горькой полыни, которая только и могла расти на этой мёртвой земле.
Эти пустыри являлись связующим звеном не только между разбросанными там и сям «шанхаями», но и между «субъектами «административно-территориального деления». Один из таких пустырей и отрабатывал сейчас местом происшествия. Находился он на самой границе, разделявшей территории Октябрьского и Кировского районов. Одной стороной пустырь упирался в Октябрьский район, другой – в Кировский.
– Живописное место! – ухмыльнулся вечно неунывающий Зарубин. – Здесь бы только и жил!
Пустырь и в самом деле «радовал глаз», впечатляя не меньше декораций фильмов ужасов в чёрно-белом варианте. Здесь было всё, чего не было в центре: бытовые и промышленные отходы в немереном количестве, многочисленные провалы и плешины соляных выступлений, «обрамление» отвалами породы и даже собственное озеро, которое образовали шламовые стоки соседствующей с пустырём обогатительной фабрики. До ближайшего жилья, состоявшего из одноэтажных домиков на двух хозяев да нескольких ветеранистых землянок ещё времён первопроходцев, было не меньше полукилометра пешего ходу по натруженной колее.
В нескольких метрах от «расчихавшегося» напоследок «уазика» стояла представительная – человек десять – «группа товарищей», чуть раньше успевших познакомиться с «достопримечательностями» этого гиблого места. Старков знал их всех, и не один год: прокурор Кировского района, зам по оперативной работе Кировского РОВД, его зам – начальник ОУР (отделения уголовного розыска), тройка «оперов», кировский эксперт НТО, старший следователь Кировской райпрокуратуры. «Замыкал круг» весьма колоритный местный участковый, с которым Старков имел «несказанное удовольствие» близко познакомиться две недели назад, когда определялся по месту нахождения трупа очередного – в бесконечной череде – «лица без определённого места жительства».
Это были, если так можно выразиться, «чернорабочие борьбы за социалистическую законность». Разумеется, отметилась присутствием и правоохранительная «белая кость» – куда без неё. «Вождей» представляли заместитель прокурора области, начальник следственного управления областной прокуратуры и начальник управления уголовного розыска областного УВД с парочкой своих гонористо-гоношистых и столь же бестолковых «оперов».
Присутствию начальства Старков не слишком огорчился: эта публика прибыла сюда «для галочки» и раздачи никому не нужных «ц.у.» из числа тех, с которыми студенты юрфака знакомятся ещё по учебникам криминалистики и вся «ценность» которых заключается в должностях персонажей, озвучивающих эти «ц.у.». Старков знал: минут через десять от демонстрации начальственного гонора эти «асы оперативно-следственных мероприятий» свалят отсюда на своих персональных «Волгах», и никто уже не будет мешать «чернорабочим» делать свою «чёрную» работу.
Начальство и в самом деле недолго испытывало терпение «работяг», даже «перевыполнив план» в части норматива пребывания на месте: исчезло не через десять, а через шесть минут. В немалой степени этой «оперативности» поспособствовало появление Старкова: этого вольнодумца с пятнадцатитилетним стажем работы следователем и областное, и городское начальство знало слишком хорошо для того, чтобы попытаться узнать ещё лучше – на свою голову и то, что пониже.
– Ну, вот и воздух стал чище, – подвёл черту под пребыванием руководства Зарубин. – Можно приступать к работе, товарищ младший советник юстиции?
Старков – он же младший советник юстиции – усмехнулся.
– Обижаешь аборигенов, капитан. Они уже работают. Это приезд «вождей» оторвал их от дела. Давай лучше поинтересуемся, что они тут «нарыли» и чем поделятся с «городскими бездельниками».
– Спаси, Христос, за добро и ласку, Семёныч.
К Старкову с протянутой для приветствия рукой подошёл майор Бессонов, кировский зам по оперативной работе. Старков уважал этого немногословного, невыпендрёжного и толкового «опера», с которым они неоднократно пересекались по работе, при этом никогда не пересекая друг другу пути.
– Здорово, Петрович. Ну, что тут у вас… у нас, я хотел сказать?
– Правильно сказал: у нас, – не слишком оптимистично махнул рукой майор. – Все сомнительные «лавры» – нам, Кировскому району. Вот, что мы имеем.
Бессонов скупым жестом пригласил Старкова познакомиться с главным персонажем этого действа: трупом. Старков молча подошёл к распростёртому в грязи телу. Тело было без признаков одежды и принадлежало девчушке лет пятнадцати-шестнадцати. Оно не только простиралось в грязи, но и было заляпано грязью: ночью прошёл дождь, и выбитыми из пустыря кусками грязи и слежавшейся угольной пыли дополнительно обработал труп.
Из влагалища трупа торчал кусок плохо оструганной палки.
– Как думаешь: зачем? – покосился на палку Бессонов.
Старков пожал плечами.
– Вариантов – масса, от убийства из мести до…
– Только ради Бога, не намекай на маньяка! – умоляюще сложил на груди руки Бессонов. – Этого счастья нам только не хватало!
– Так ведь вам уже и так перепало.
Бессонов помрачнел ещё больше.
– Намекаешь на связь тех трупов с этим?
«Теми трупами» «отрабатывали» четыре тела девчонок в возрасте от 14 до 16 лет, которые были обнаружены в Кировском и Советском районах – по два в каждом.
– Не намекаю: думаю.
– Что за «те трупы»? – заинтересованно подключился Зарубин. – Почему я не в курсе?
– А почему ты должен быть в курсе? – мрачно покосился на него Бессонов, который, будучи сангвиником, явно не симпатизировал холерику Зарубину – почти на манер Вани Пасюка из фильма «Место встречи изменить нельзя»: «Дужэ вин швыдкый, як той хвейерверк!». – Это – наши покойники, а не городские. Мы сами их и «поднимали» – нам этот крест и нести.
– А какая связь между ними? – не отставал Зарубин.
– Да ну тебя! – раздражённо, как от назойливой мухи, отмахнулся от него Бессонов, отходя к своим «операм».
– Чего дуется?!
Зарубин и не подумал обижаться. В том числе, и за это Старкову, в отличие от Бессонова, нравился этот крепко сложенный, с явным северным загаром мужик. Всего за четыре месяца работы в городе Зарубин сумел «возвысить степь, не унижая горы»: стал своим и для простых «оперов», и для их начальников, никого не подсиживая – и никому не заглядывая в рот, не становясь ни на кого – и не опускаясь на колени.
– Я действительно не в курсе. Нет, я, конечно, слышал кое-что на оперативках, но город не подключали. Я и подумал, что это – рядовые «мокрухи», каких в Кировском, как и у вас в Октябрьском – как грязи. Какая связь?
Старков задумчиво выдул губы.
– На первый взгляд – никакой. Там, у всех четверых потерпевших вырезаны половые органы.
– Что ты говоришь?! – сокрушённо покачал головой Зарубин. – И ты думаешь, что это – одних рук дело?
– Похоже на то.
Заключение давал уже работающий с телом судмедэксперт. Спиной давал, даже не поворачиваясь лицом к сыскарям.
– Там и характер ампутации, и «манера письма», и причина смерти – все задушены удавкой – явно от одного товарища. Я сам и выезжал на те трупы, и вскрывал их – так, что можешь мне поверить, капитан…
– Причина смерти, говоришь…
Старков прищурил глаза, тщательно сканируя глазами шею трупа.
– Странгуляционная борозда – в наличии…
– Думаю, что и здесь смерть наступила от удушения удавкой, – согласно кивнул головой эксперт.
– А удавка?
Эксперт огляделся по сторонам и почти равнодушно пожал плечами.
– Мне не попадалась.
– Михалыч!
Старков приподнял над головой указательный палец правой руки, призывая к «соучастию» Бессонова.
– Твои орлы не находили удавки… или чего-нибудь похожего… верёвку, например?
Ограничившись полуоборотом, Бессонов отрицательно махнул головой. Старков вернулся глазами на эксперта, который заинтересованно крутил головой вокруг палки.
– Чего?
– Алексей Семёнович, можно извлечь эту палку?
– Валяй!
Эксперт двумя пальцами осторожно потянул за край палки. Старков и Зарубин дружно склонились над телом. Вытащив палку, всё ещё пребывая на корточках, Царьков приподнял её над головой. Вся нижняя часть дерева была в крови.
– В крови?
– А ты рассчитывал на сперму – и в таком же количестве? – буркнул Старков.
Эксперт провёл локтевым сгибом по лбу, пытаясь утереть пот.
– Да тут ещё ничего не ясно: было изнасилование, не было… Мазки из влагалища я, конечно, возьму, хотя…
Царьков с сомнением покрутил головой, а потом раздвинул большой и указательный палец правой руки и с расстояния условно измерил длину кровавого следа на палке.
– Сантиметров на двадцать вбита во влагалище. Намёк, что ли?
– На что? – заинтересованно «пробежал» глазами палку Зарубин.
– На размер члена в состоянии эрекции, – отработал за эксперта Старков.
Зарубин озадаченно потрепал мочку уха.
– А чего ж не вырезал эти… половые органы?
– Кто его знает, – вздохнул Старков. – Может, решил разнообразить ассортимент услуг.
– А может, – подключился, рывком повернувшись к нему, эксперт, – это работал другой человек.
– Другой?
Зарубин озадаченно наморщил лоб.
– Ты хочешь сказать: подражатель? «Косит» под того, кто «завалил» тех четырёх девчонок?
– Может, и не «косит», – развёл руками Царьков. – Может, он сам по себе. Хотя – такой же зверюга… Алексей Семёнович, палку упаковать в полиэтилен?
– Пакуй.
– Правильно: там же могут быть отпечатки!
– В кино, – усмехнулся Старков. – На той части, что не торчала «в хозяйстве», есть кровь?
Эксперт даже не стал проводить «повторный осмотр».
– Нет.
– Ну, и какие мы тогда найдём следы? Этот вещдок – не для экспертизы, а так – для порядка… Кстати, насчёт следов?
Вопрос адресовался уже не эксперту, а «местным товарищам». На этот раз Бессонов не стал «дистанцироваться полуоборотами» и тут же подошёл к Старкову.
– Кое-что мы уже нашли, Семёныч. Вот.
В руки Старкова перекочевал полиэтиленовый пакет, содержимое которого составляли пластмассовая расчёска в форме голой девицы и гипсовый слепок с какого-то следа.
– Интересная штука, – усмехнулся при виде пикантной расчёски Старков. – Зэковский самопал?
– Представь себе – нет: чехословацкая, фирменная.
– А слепок?
– С кроссовки, тоже чешского производства. Большая часть букв от заводского клейма отпечаталась хорошо, так что наш эксперт уже безошибочно прочитал: «Made in Czechoslovakia». А…
– Алексей Семёныч, я тоже кое-что нашёл!
Дрожащим от возбуждения голосом Царьков перебил Бессонова.
– Что именно?
Эксперт протянул Старкову металлическую пуговицу с обрывками ниток.
– Где нашёл.
– Была зажата в левой ладони!
Царькова так и распирало от возбуждения и гордости за свой неожиданный «оперативный талант».
– Я заметил, что рука у неё сжата почти в кулак. Ну, подумал… ну, иногда там находишь клок вырванных волос… там, эпидермис… кровь преступника. Разжал ладонь – и вот… Только я уже её в руках подержал…
Виноватое выражение на лице эксперта немедленно заступило на спину торжеству.
– Ничего, с – добродушной усмешкой похлопал его по плечу Старков. – Если ты опять – насчёт следов, то можешь не беспокоиться: их на таких предметах находят только в глупом кино… Любопытная вещичка… Ты не находишь, Михалыч?
Бессонов на мгновение склонился над пуговицей.
– Любопытной я нахожу её только в одном смысле: от кого она? А так… Обычная пуговица с милицейского кителя. Не с парадного: с повседневной формы.
– Мда, дела…
Старков задумчиво обработал ладонью подбородок.
– Только маньяка-милиционера, а хоть и ревнивца-милиционера, нам не хватало…
Медленно, словно в забытьи, он перевёл взгляд на тело и лицо его вытянулось.
– Твою ж мать: «слона-то я и не приметил!».
– Какого слона? – честно «не въехал» Бессонов.
– Личность потерпевшей установлена?
Бессонов неожиданно начал крутить головой по сторонам, словно потерял кого-то и не мог найти.
– Ты чего, Михалыч?
– Куда девался участковый? – «без отрыва от производства» пробормотал майор. – Это же он нашёл труп… Иванов! Лейтенант Иванов!
«Как аукнется – так и откликнется», а также «Стучите – и отворится вам». И народная мудрость, и Христос в который уже раз оказались правы: через минуту, а то и меньше, откуда-то из ночи, с части пустыря, «пограничной» с Октябрьским районом, появилась долговязая фигура. Распознать в ней участкового Иванова не составляло труда: другого такого нескладного размера ни среди присутствующих, ни в штате УВД не значилось.
Это был рыжеволосый детина с рябым лицом и нестриженными патлами, вечно торчавшими во все стороны из-под форменной фуражки. Сколько замечаний на строевых смотрах он получил за «нарушение формы одежды» – «а воз и ныне там», и вовеки ему там и надлежало быть! И, если этот участковый и был личностью, то лишь той, о которой говорят: «та ещё личность!».
Старков лишь однажды встречался с этим персонажем, но и одной встречи персонажу хватило для того, чтобы произвести впечатление на «городского». Впечатление было однозначно негативным, но незабываемым. Второго такого «красавца» Старков видел много лет назад, когда проходил действительную срочную в армии.
И этот был «ещё тот»: недалёкий, нерасторопный, ленивый и неряха. Когда надо было говорить, он молчал. Когда надо было идти, он стоял. Когда надо было думать, он моментально обзаводился «коровьим взглядом» и ковырял пальцем в носу. «Думал», одним словом. Когда надо было делать, он, не прилагая никаких усилий, только за счёт «коровьего взгляда» моментально «изыскивал резервы» в лице тех, кто больше не мог ждать «начала процесса».
За это его «прикладывали» все, кому не лень, но ни у кого из начальства не поднялась рука подписать приказ об увольнении: мужик был глуп, но простодушен. Зла он никому не делал – потому что ничего не делал. За него всё делали другие, поэтому вреда от него было немного. Вообще не было. Недаром после встречи с ним Старкову вспомнилась строка из «Федота-стрельца» актёра Леонида Филатова: «А у нас спокон веков нет суда на дураков!». (Отрывок из сказки на листе обычной пишущей бумаги с машинописным текстом, исполненным на допотопной «Москве», Старкову «достали» вслед за таким же «самиздатом» с эпиграммами Валентина Гафта).
И только однажды Старкову почудилось или в самом деле он это заметил, как только что «безмозглые» глаза участкового на мгновение обзавелись злым, умным и насмешливым взглядом. Поэтому Старков не исключал того, что участковый Иванов просто «вошёл в образ» и не собирался выходить из него: ведь «у нас спокон веков нет суда на дураков!». Никто же не видел, каким он был за пределами милицейской формы. А он взял – да и соединил в своём лице Иванушку-дурачка и Емелю из сказки «По щучьему велению».
Невероятно, но по паспорту звался он Емельян Иванович Иванов. По имени и отчеству – едва ли в честь Емельяна Ивановича Пугачёва. А, если и в честь, то в контексте установки крестьянского вождя «Хоть день – да мой». А, может, давая ему имя, родители рассчитывали на то, что ему когда-то «поблазнит» заветная щука – хотя бы в объёме трёх желаний…
– Где тебя черти носят? – ещё на подходе «приветствовал» Иванова Бессонов. – А это что у тебя: вещдок?
Народ, собравшийся вокруг майора, расхохотался: на руках у лейтенанта уютно расположился огромный, чёрный, с белым «воротничком» и подпалинами на лапах, котяра.
Иванов потупился и шумно потянул носом, подтягивая к ноздре выпавшую из неё зелёную соплю.
– Да, вот, услышал… мяукает… Ну, я и…
– Нашёл главную улику? – продолжал усердно «вытирать ноги» Бессонов. – В одиночку раскрыл преступление?
Так как ответом было вполне ожидаемое повторное шумное затягивание сопли, Бессонов лишь раздражённо махнул рукой.
– Ладно! Это ведь ты нашёл труп?
Иванов с невероятно идиотским выражением на лице молча кивнул головой.
– Ну, и чей это труп? Ты знал его обладателя?
Не отвечая на вопрос, участковый вернулся к обслуживанию сопли.
– Отвечай, когда тебя спрашивают!