Дурман
- -
- 100%
- +
– «Мастер и Маргарита». Но Булгаков вовсе не призывает творить зло. Наоборот, он говорит, что и зло служит добру.
– Ну вот… слушай дальше, – отмахнулся Толик. – Значит сказал он «царствие мое», а потом дальше: всё, что хочешь, говорит, получишь, но взамен я заберу у тя…
– …твою бессмертную душу, – закончил Костя и засмеялся.
– Нет. Глаза. Взамен, грит, я возьму у тя глаза. Я перепугался, что он меня ослепит и отказался, дурак. А потом только понял, что речь шла не о зрении, а том, чтобы я видел как он, чтобы понимал всё как он и обладал его властью. А я, дурак, отказался.
Толик бессильно сжал кулаки и ударил по полу.
– Понятно, – сказал Костя. – Тебе нужно к психотерапевту, дружище. Эти видения, глюки, мечты – неспроста, ты так можешь…
– …чокнуться? Не-ет, – протянул Толик. – Был ещё и третий раз. Только теперь он пришёл ко мне не в теле, а в духе.
– Ты научился видеть духов?
– Я его чувствую, ощущаю, – сказал Толик. – Слышу его приказы.
Костя внимательно посмотрел на него, вглядываясь в полумраке в исказившиеся черты лица. На мгновение он словно потерял контроль над действительностью, словно пропал куда-то из происходящего, а очнувшись, удивился, не понимая, как их лица оказались так близки друг к другу – он словно смотрел в зеркало. К тому же Костя заметил на мочке правого уха Толика родинку и невольно коснулся своей в том же месте. Он махнул головой, стряхивая оцепенение. А ведь парень-то точно того, свихнулся на почве одержимости религиозными идеями, подумал он. Допустим, видения – это фантазии. Но ведь он, похоже, голоса слышит…
– И что он тебе приказывает? – спросил Костя.
– Разное… – неопределённо сказал Толик. – Смотри-ка, вроде там всё погасло. Пора?
– Погоди немного, – сказал Костя. – Надо подождать, пока улягутся. Давай туда поближе перейдём.
– А они улягутся? – с сомнением спросил Толик. – Рано же ещё…
– Улягутся, – кивнул Костя. – В монастырях рано ложатся – потому что ночью встают на службу.
Он снова вспомнил о своих подозрениях. Толик говорит, что слышит чьи-то приказы. Может быть, он и в подземный ход пришёл по чьему-то приказу? Но опять же – знала только Ленка. Не она же приказы раздаёт.
– А ты точно Лену Мусатову не знаешь? – снова спросил Костя.
– Сказал ведь уже. Не знаю.
«Врёт, – подумал Костя. – Но с другой стороны – зачем это Ленке?»
Однако факты – штука упрямая: кто-то проветрил тоннель, и кто-то запер дверь, через которую Костя в него вошёл, чтобы помочь этому чокнутому. С какой целью? Определив мотивацию, можно найти и интересанта. Но в голову ничего не приходило. А Ленка, наверное, уже волнуется, позвонить бы ей, да телефон-то он забыл впопыхах.
Костя подошёл к выходу. Здесь лежала решётка на петлях, которая легко приподнималась. Кроме решётки был и люк – тоже на петлях, он был раскрыт нараспашку. Костя прислушался – стояла полная тишина, – осторожно приподнял решётку и, выглянув, осмотрелся. Двор освещался единственным фонарём и был пуст, можно было выходить. Интересно, калитка у ворот изнутри как запирается? Если это просто засов, то они выйдут без проблем. А если ключ?
Он посмотрел вниз. Толик вопросительно дёрнул головой – ну что, мол? Выбираемся? Костя кивнул и осторожно вылез на поверхность. Он сел возле люка и придержал решётку, пока поднимался Толик.
– Теперь на выход? – шёпотом спросил Толик, оказавшись снаружи.
Костя аккуратно опустил решётку и хотел было направиться к выходу, но тут его осенило – он же Надю ищет. И она может быть заперта в одной из пустующих келий. Кельи находились прямо здесь, буквально за спиной. Он осмотрелся и обнаружил, что некоторые двери слегка подсвечиваются по контуру – там внутри явно горел свет, Костя не знал электрический или свечи, но раз свет, значит, люди. Подсвеченные двери располагались по правую руку от него – эти кельи были заселены. Слева же царила полная тьма – тут никого не было, вот эти кельи и следовало проверить – их было с десяток, не больше.
– Сейчас, – шепнул он Толику и направился к первой двери.
Опасаясь быть обнаруженным, Костя не включал фонарь. Он всматривался в дверь, пытаясь при свете далёкого фонаря, освещавшего двор, отыскать замки и ручку. Кажется, замка, как такового нет. Костя стал ощупывать дверь и наткнулся на скобу. Это же засов. Он стал медленно двигать засов вправо. Лишь бы не заскрипел… Засов удалось выдвинуть бесшумно, а вот петли двери, когда он начал её открывать, издали протяжный свист, и Костя замер. Он просунул голову внутрь и… в темноте ничего не увидел. Придётся всё-таки посветить. Костя достал фонарь и нажал на кнопку. Келья была пуста, даже стула или табуретки в ней не было, только по полу были разбросаны куски картона. Костя закрыл дверь, задвинул засов и перешёл к следующей. Здесь было то же самое.
Толик шёл позади и шептал:
– Чё ищем-то? Пошли на выход.
Костя обернулся к нему:
– Ты сатанист или не сатанист? – пошутил он. – Пользуйся случаем, это же монастырь, ищи возможность навредить православным.
– Выходить надо, – продолжал Толик. – Поймают же.
– Ничего страшного, – ответил Костя. – Высекут розгами, окропят святой водицей, перекрестят и отпустят.
Толик обиженно засопел.
Костя проверил примерно половину келий, все они оказались пустыми. Он уже и не думал что-нибудь найти, когда за очередной дверью увидел у стен какие-то коробки. Они перегораживали часть комнаты, и чтобы осмотреть её, Косте пришлось зайти внутрь. За коробками никого не было, но одна была раскрыта, и Костя увидел в ней блоки, блоки, блоки сигарет.
Так вот что тут хранится, мысленно улыбнулся Костя. Почтенный настоятель барыжит куревом и использует пустые кельи под склад. Теперь понятно, что за картон разбросан по полу в осмотренных кельях – это же обрывки коробок. Интересно, Владыка в курсе бизнеса своего подчинённого?
Но это было не его дело. Он вышел и перешёл к следующей келье. Здесь стояли ящики с водкой. Оставалось осмотреть всего три. В одной оказались снова сигареты, во второй опять водка. Когда он подходил к последней двери, во дворе монастыря раздались голоса.
– Ты точно видел? – спрашивал кто-то начальственным голосом.
– Да, точно, батюшка – здесь человек ходил, – отвечал заискивающе второй, вероятно, принадлежащий сторожу. – Похоже, что из подземного хода вылез.
– Да ты что! Из подземного хода? Через него пройти невозможно, там газ. Это ты так за входом следишь. Уснул, небось, мимо тебя и прошмыгнули.
– Да как же возможно, батюшка? Калитка на замке, ворота на замке – снаружи без ключа не войти.
– Но ты же видел кого-то? Значит, пробрался…
Голоса приближались. Надо было где-то спрятаться. Костя быстро отодвинул засов и, схватив Толика за руку, шмыгнул в келью, и втащил его за собой. Изнутри келья имела такой же засов, как снаружи, и Костя задвинул его.
– Проверь кельи! – скомандовал архиерей. – Найдёшь кого – запри где-нибудь, завтра разберусь.
Раздались быстрые шаги, после чего сторож пошёл вдоль дверей, дёргая каждую и сопровождая свои действия замечаниями. Через пару минут он добрался и до кельи, где прятались Костя с Толиком. Оба одновременно отшатнулись к стене.
– Он внутрь не заходит, – шепнул Костя. – Лишь бы на засов не посмотрел.
Сторож дёрнул дверь и отчитался перед собой, что она закрыта.
– Видать показалось, – сказал он себе. – Зря только батюшку беспокоил.
Когда шаги затихли, Костя подошёл к двери и, наклонив голову, прислушался. Затем он аккуратно приоткрыл дверь, чтобы не скрипнула, и прислушался ещё раз. Посмотрев на Толика, он кивнул и хотел было пролезть между створкой и косяком, когда тот жестом остановил его:
– Подожди-ка.
Толик отодвинул Костю в сторону, просунул в щель голову, осмотрелся и только потом осторожно пролез наружу. Костя хотел последовать его примеру, но Толик вдруг изо всех сил толкнул его так, что Костя отлетел к стене. На мгновение взгляды Толика и Кости встретились, и Костя заметил в выражении лица парня… облегчение – словно тот сбросил с себя тяжёлый груз. Поднимаясь, он услышал звук задвигающегося засова.
– Эй, Толя, ты это зачем? – спросил он негромко.
Из-за двери так же тихо ответили:
– Извиняй, Костян. Мне приказали. Прям щас вот. Бывай.
И наступила тишина.
Костя был так ошарашен, что даже не сразу сообразил, что случилось. Его переполняло возмущение от того, что Толик проявил такую подлость. Как он мог? Ведь Костя помог ему выбраться из тоннеля – без него он и сейчас лежал бы у входа с вывихнутым голеностопом. А если бы и встал, куда бы он пошёл? Дверь заперта, про то, куда ведёт этот тоннель, он ничего не знал. Когда эмоции немного улеглись, Костя попытался привести в порядок мысли.
Итак, он заперт в одной из келий монастыря. Надо бы хоть осмотреться здесь. Костя включил фонарь – лампа горела уже довольно тускло, похоже, батареи сели. Он осветил помещение: голые стены, мусор на полу – всё как в предыдущих, осмотренных им кельях.
Что он выяснил? Нади здесь точно нет. В других помещениях её вряд ли могут удерживать силой – в них заходят и монахи, и разные чины из епархии. Судя по плану монастыря, келья – единственное место, которое можно использовать под камеру.
Толик явно был подослан, чтобы запереть его в тоннеле. Но, похоже, его использовали втёмную, потому что он был заперт вместе с Костей. Вопрос – кому так насолил Костя, что его решили удушить газами?
Кто-то из фигурантов его материалов? Костя стал вспоминать, кто мог пострадать из-за его публикаций. Ничего в голову не приходило – он, конечно, не обходил острые углы, но и не портил людям жизнь настолько, что кто-то мог желать ему смерти.
Может быть, он случайно узнал что-то, что ему знать не следует?
Толик сказал – «Мне только что приказали». Никто ему, разумеется, ничего приказать не мог – это чёртовы голоса в его голове, о которых он успел рассказать. Но даже если он псих, всё равно у него должна быть какая-то причина, которой он хотя бы себе объясняет свои действия. Сначала он пришёл, чтобы заманить его в тоннель. Потом его поведение было совершенно нормальным, если не считать рассказов о встречах с дьяволом. Он сказал, что в третий раз дьявол пришёл к нему не в теле, а в духе и отдаёт приказы.
Кто же это, интересно, отдал ему на расстоянии приказ запереть Костю? Разумеется, тот же, кто отправил его в тоннель, то есть тот, кто знал, что Костя туда отправился. А это кто?
И опять всё сходилось на Ленке.
Глава двадцать третья. Чертовщина
Оставшись одна, Ленка включила телевизор.
– …её листья активно поглощают токсины и вредные вещества, очищая воздух, – женщина на экране ходила туда-сюда вокруг какого-то дерева, установленного в углу комнаты. – …полив раз в неделю и периодическое протирание листьев – вот и весь уход, который понадобится…
Ленка переключила канал.
– …она идеально подойдёт тем, кто хочет внести кусочек природы в свой дом и нуждается в…
– Да ну… – сказала Ленка и вернулась на предыдущий канал.
Она успела услышать последние слова «…заботится о своём здоровье», и началась воскресная проповедь архиепископа Евгения. Он рассказывал, что наступают последние времена, и в эти времена каждому христианину очень важно жить правдой Божией. Владыка долго перечислял заповеди блаженства, разъясняя, как церковь их понимает, потом перешёл к крестному пути, проводя параллели с происходящим в жизни у любого мирянина. Ведёшь ли ты себя на жизненных распутьях как Сын Человеческий? – спрашивал батюшка и крупный план выхватывал его выразительные глаза, которые были направлены словно прямо в Ленкину душу.
Ленка была верующей, но ровно настолько, насколько вера не отвлекает от жизни. Венчание, крестины, отпевание – это были для Ленки единственные поводы заглянуть в храм. Но в чисто практических вопросах она немного разбиралась – знала, чем ряса отличается от подрясника, скуфья от клобука, понимала разницу между церковными чинами и даже имела поверхностное представление о порядке церковных служб.
Поэтому, запивая пирожное чаем и размышляя о своём, Ленка всё же заметила, что омофор у архиерея надет не на левое плечо, а на правое. Хмыкнув, она продолжила свои мысли, но тут же на изменившемся плане возникла панагия, и Ленка замерла от удивления – на месте младенца зияла чернота, а фигура Богородицы имела вид зловещий, лицо её было оскалено, а в позе читалась угроза. Камера, скользнув по одежде епископа, на мгновение выхватила наперсный крест, и тут Ленка от неожиданности даже чай пролила – Иисус на кресте был распят вниз головой.
Ленка никогда не задумывалась над тем, что фразеологизм «не верить своим глазам», оказывается, можно понимать буквально. Она закрыла глаза и снова открыла, присматриваясь к священнику. Теперь она внимательно и въедливо рассматривала элементы его облачения. Взор скользил по деталям: митра съехала набок, на саккосе вместо крестов чернели солнца, поручи украшали странные, масонские кресты.
Затем Ленка стала всматриваться в окружающую обстановку. Голгофа как-то странно подсвечивалась снизу – таким образом, что создавалось впечатление пламени, жгущего ноги Богоматери и Иоанна. На попавшем в кадр аналое оторопевшая Ленка успела разглядеть обложку журнала Playboy. А в верхнем ряду иконостаса промелькнули сцены убийства Каином Авеля и совращения Евы, причём хвост змея выглядел как фаллос и был направлен в её паховую область, а выражение лица Евы при этом было насмешливым и призывным одновременно – как у Ариадны на холсте Гвидо Рени. Икона «Спас в силах» в третьем ряду поражала своими контрастными, ядовитыми цветами, создававшими ощущение цветовой какофонии вместо гармонии, а когда камера на короткий миг замерла на центральной части иконы, Ленка к собственному ужасу увидела, что пальцы Иисуса сложены не в жест благословения, а… в фигу. В раскрытом же евангелии в его левой руке вместо текста на старославянском иероглифами было начертано нечто непонятного генезиса.
Вслушавшись в слова архиерея, Ленка обратила внимание, что он не использует в своей речи слов «Иисус» и «Христос», используя вместо них обороты «Сын Человеческий» или «Спаситель». Голос его периодически срывался в низкий рык, и слова будто проваливались в ткань его проповеди. С удивлением Ленка выслушивала от архиепископа рассуждения о князе мира сего, великой матери, богине…
– Это же чёрт знает, что такое! – вслух выкрикнула Ленка, и сама удивилась синтаксической точности сказанного. – Да там ведь только пары идолов и человеческой жертвы не хватает!
Она схватила пульт и с яростью нажала на кнопку выключения. Экран на мгновение погас, но тут же вспыхнул, и с экрана на Ленку уставилась ухмыляющаяся козлиная голова с символом «омега» между рогов, находящемся чуть выше центра круга с множеством вписанных треугольников за головой. В правой руке козёл держал поднятый лезвием вверх кинжал, а на левой ладони лежал человеческий череп. Голова не была статична – она открывала и закрывала рот, помахивала бородкой, поворачивалась то влево, то вправо, а её движения сопровождались глумливым хохотом.
Ленка подбежала к розетке и выдернула штепсель. Наступила тишина. Она несмело подняла голову – экран телевизора был чёрным. Похоже, она вместо того, чтобы выключить, переключила канал. Но что это за сатанинские штучки повсюду – на одном канале Бафомет хихикает, на другом – мягко говоря, странная проповедь от главного священника епархии? Надо будет Косте рассказать – он общается со священниками, может, позвонит кому-нибудь.
Ленка взглянула на часы. Костя уже должен быть на месте. Люк заколотить – минут пятнадцать, потом час на обратную дорогу, а если подъедет пару остановок, то и того меньше. Проходя мимо кладовки она машинально открыла дверь и скользнула взглядом по полкам. Мешок какой-то, раньше его не было. Она заглянула внутрь – вяленая рыба. А вот ещё один, в нём сухари. В какой это поход Костя намылился? Ленка пожала плечами, взяла сухарь и стала посасывать его во рту.
Затем улеглась на диван и открыла «Американскую трагедию» Драйзера. Не то чтобы она любила Драйзера, но на неё сильное впечатление произвёл четырёхсерийный литовский фильм. Посмотрев его лет шесть назад, она тут же прочитала роман и с тех пор раз в год перечитывала. Сейчас она читала о кувшинках, которые Клайд рвал на озере Роберте с нескромными намерениями.
– Вот подлюка! – сказала Ленка вслух. – Да чтоб он утонул там, на этом озере!
Ленка настолько ярко переживала трагедию этой девушки, чья вина состояла только в том, что она доверилась похотливому и развратному карьеристу, что каждый раз, читая о начале их знакомства, она чувствовала ярость. Да как только посмел этот трусоватый и примитивный гадёныш, червяк с ганглией вместо мозга, протянуть свои руки к такой… впрочем, и Роберту было в чём упрекнуть, она это понимала. Неужели она не видела, что Клайд – пустой внутри? Да быть того не может, любая девушка это увидит сразу. Значит она повелась на внешний лоск и какие-то надежды породниться с зажиточным семейством?
Ленка отложила книгу. После телевизионных «новостей» Драйзер что-то не лез в голову. И Костя где-то застрял – пора бы ему уже вернуться. Что там могло случиться? Может, встретил кого-нибудь? Ленка потянулась к телефону. С кухни донеслись звуки марша Преображенского полка, который служил Косте рингтоном. Ну вот, он ещё и телефон забыл.
Ленка села на диване. Волноваться-то, вроде, и нечего – ну мало ли, где мужчина может задержаться по дороге… Но Ленка беспокоилась. И тут она услышала голос.
Она уже не впервые в последние дни его слышала. Обычно он возникал, когда она была в растерянности и не знала как поступить. Голос мгновенно выдавал нужную инструкцию, и Ленка воспринимала его как подсознание. Она беспрекословно следовала этим инструкциям, и в целом, результат был хорошим. Например, про карту монастыря ей напомнил именно он – этот удивительный голос её интуиции.
Но кроме этого, она заметила, что во снах ощущает какую-то вибрацию – ом-м-м, и эта вибрация её словно гипнотизирует – пару ночей назад, очнувшись ночью, Ленка обнаружила себя одетой и в дверях: она как лунатик собралась ночью куда-то идти, не осознавая этого, или, возможно, вернулась откуда-то. Это её напугало.
А вчера Костя сказал, что её ночью не было рядом – якобы, ходила пить на кухню. Но Ленка этого не помнила – она крепко спала всю ночь и никуда не ходила.
И вот опять голос. Теперь Ленка крепко увязывала его с этими вибрациями и ночными прогулками. Куда и до чего он мог её довести в моменты, когда она совершенно невменяема?
Сегодня голос требователен, его инструкции больше похожи на приказ. Он требует от неё встать и идти куда-то. И опять эта вибрация… Сопротивляться приказам невозможно, они действуют, словно минуя сознание, и отдавая приказы прямо телу. Её тело поднимается и несёт её к двери. Ленка понимает, что надо дождаться Костю, но голос разрывает мысли – он не громкий, но сильный, и когда говорит, Ленкины желания не имеют значения. Она как сомнамбула бессознательно выполняет внутренние команды. Или они не внутренние?
Ленка вцепилась в дверной косяк на выходе из комнаты и посмотрела по сторонам. Никого, кто мог бы ей приказывать, здесь нет. Значит, это она, она сама приказывает себе делать то, чего делать не следует. Может быть, это психическое расстройство? Нет, она себя полностью контролирует – ведь это она сама отдаёт себе приказы.
Голос зазвучал, и пальцы сами собой разжались, отпуская косяк, будто кто-то другой управлял её мускулами. Ленка оказалась в прихожей. Обулась. Отперла входную дверь. У неё нет ключа, чтобы, уходя, запереть квартиру. Или есть? Костя, кажется, давал ей ключ. Ленка опустила руку в карман. Ой, да какая разница? Она распахнула настежь дверь, и на периферии зрения мелькнула Костина куртка. Да, он ушёл в свитере. Ночью похолодает, нужно взять куртку, вдруг она его найдёт? Ленка сделала шаг назад, сняла к вешалки куртку и накинула себе на плечи.
Теперь порядок, теперь всё хорошо и правильно.
Она вышла из квартиры и пошла вниз по лестнице.
Следующее, что Ленка увидела, был коридор в её квартире, затем спальня и потом темнота.
Очнулась Ленка на рассвете. В голове была необычная для последних дней ясность. Она встала и прошла в ванную смывать остатки сна. Приготовила кофе, выпила, прикусывая несвежую сдобу и одновременно соображая, почему она вчера ушла из Костиной квартиры, где была, и почему пришла сюда. Ответов ни на один вопрос не было. Воспоминания были смутными и неполными. Она помнила, что, когда выходила из дома Кости, на улице уже было темно, но фонари почему-то были выключены, и только неполный диск Луны освещал ей дорогу. А к себе она пришла, когда Луны в небе уже не было, в полной темноте, на ощупь, хотя пройти надо было всего лишь два двора. Где же она шлялась весь вечер и полночи?
Ленка взяла телефон и набрала Костю. «Абонент пока не успел ответить на ваш вызов. Вы можете оставить сообщение после сигнала».
Костя никогда не слушает эти сообщения. Ах, точно – он же забыл телефон, который теперь лежит на столе в кухне. Если бы Костя был дома, он бы ответил… хотя, может быть, спит? Его ночью из пушки не разбудишь.
Ленка допила кофе и пошла к выходу. Сняла Костину куртку с вешалки… надо же, она вчера здесь разделась.
На улице было прохладно и дул довольно сильный северный ветер. Ленка поёжилась и надела Костину куртку. Идя через двор, она обратила внимание на непривычный цвет газона – покрывавший землю жёлто-синим покрывалом все последние дни, он вдруг утратил свой шведский колорит и оказался зелёным. Она присмотрелась – ну да, цветочки закрылись. Она задумчиво сорвала один цветок и, раздвинув лепестки, поднесла к лицу, чтобы понюхать. Одуванчики обычно не пахнут, и этот цветок не был исключением. Но Ленка вдруг почувствовала неодолимое желание не отводить цветок от лица, продолжая вдыхать его землистый аромат. Что за наваждение? Ленка отдёрнула руку и настороженно посмотрела на цветок. Его лепестки снова сжимались, она отбросила его в сторону.
Ах, эти цветочки… Костя не зря говорил, что они опасны. Но, похоже, что они не просто дурманят, они пытаются воздействовать на мышление! Гипноз! Ленка одним рывком пробежала по тропинке через газон и оказалась у Костиного подъезда. Дверь в подъезд закрыта, ключа у неё нет, он вчера остался в Костиной квартире. Ленка набрала на домофоне Костину квартиру, пошли сигналы. Никто не ответил. Она набрала ещё раз, потом ещё и ещё.
Затем, подумав, она набрала номер квартиры напротив. Там жила немолодая добрая женщина. Встречая Ленку с Костей, она всегда улыбалась и подробно расспрашивала Костю о жизни. Костя говорил, что она с детства дружила с его матерью, они даже учились, кажется, в одном классе…
Сонный голос ответил минуты через две. Чёрт, как же её зовут… Софья… Софья с чем?
– Софья Васильевна… – скорее по наитию, чем наугад, обратилась Ленка.
– Слушаю…
Ага, видимо, угадала.
– Софья Васильевна, – смелее продолжила Ленка, – это Лена, та, которая с Костей, помните меня?
– Помню, помню, Леночка. Но дверь я тебе не открою, прости. Во-первых, может быть, это не ты…
– Хорошо, Софья Васильевна, не открывайте. А вы можете прямо сейчас позвонить в Костину квартиру?
– Так он же спит, наверное, милочка.
– В этом всё и дело. Если спит, надо его разбудить. Очень надо… – взмолилась Ленка.
– Ну хорошо, – с сомнением в голосе ответила соседка. – Сейчас попробую, подожди.
Раздался звук от касания трубки стены, затем Ленка услышала звук открывающегося замка, скрип дверных петель и, наконец, «динь-динь» Костиного звонка. Через полминуты ещё раз «динь-динь», потом ещё, а потом просто наступила тишина.
Ленка уже решила, что соседка забыла про неё и ушла досыпать, когда, наконец, динамик зашуршал, и голос ответил:
– Леночка, у Кости была открыта дверь, я вошла, прошла по квартире, даже в ванную заглянула. Его нет дома.
– Хорошо, Софья Васильевна, – упавшим голосом сказала Ленка. – Спасибо.
– Я Софья Петровна, милочка, – и повесила трубку.
Вот, блин, всё же ошиблась. Значит, Костя так и не возвращался. Ну точно что-то с ним случилось. Надо идти туда, выяснять, что произошло. Ленка опустила руки в карманы и правой рукой нащупала клочок бумаги. Интересно… Она достала его – это был вырванный из блокнота лист, на котором был написан адрес – «ул. Московская, д. 24, кв. 72». Что это за адрес? Ах, да – это же тот листок, который монах дал Косте, когда тот попросил адрес отца Илия. Потом они отвлеклись – сначала на разговор с монахом, потом на подземный ход и забыли об этом листочке. И вот он сейчас в руках у Ленки. Есть ли от него польза? А вот ещё блокнот какой-то… Ленка пролистала несколько страниц. Женский почерк. Какие-то записи – дневник, что ли? «Валера – подлец! Вся моя жизнь теперь будет ему отмщением!»