Ирония жизни. Гайка Джанибекова

Гражданин в фуражке серого цвета, какую носили простые работяги, несомненно, принадлежал к…

Он проживал в рабочем бараке, похожем на коммуналку. Оба этажа этого дома были похожи как две капли воды: длинный коридор с дверями комнат оканчивался узенькими дверями туалета и ванной, разделённых перегородкой между собой, в которой верхняя часть была застеклённой, так, что можно было из ванной, приподнявшись на табурет увидеть сидящего в туалете и наоборот. Этим занимались «детишки» пубертатного возраста, подглядывая за моющимися женщинами, вызывая крики и скандалы, – что только не творят мальчишки-хулиганы.

А первая без дверей открытая большая комната была общей кухней. В которой, с одной стороны, вдоль стены, два умывальника (из стены, что к туалету, выходила тут труба водопровода), и длинный разделочный стол с дверками шкафами под ним. На другой стороне четыре плиты по четыре конфорки на каждой, но и тех не хватало, когда вечерами готовилась тут еда жильцов, пришедших с работы. А у окон, (двух), прямо напротив проёма дверей стоял стол у стены и четыре стула со спинками. Тут сидели и перекусывали (выпивали) жильцы и гости, чтобы не носить в комнату горячие кастрюли и сковородки.

Шарапов бросил фуражку на широкий подоконник и отодвинув стул у стены плюхнулся на него, спиной опершись на спинку, откинувшись и встряхнув головой:

– Садись, Серый, сегодня у нас праздник, – он жестом одной руки пригласил гостя, другой рукой доставал из-под куртки воткнутую под ремень бутылку «три семёрки».

Серый захватил пару стаканов с собой из комнаты Шарапова и нёс их в одной руке, всунув пальцы внутрь, а когда он поставил их на стол они звякнули ударившись друг о друга заседательским звоном. Открывалась пьянка – «заседание» за столом в общественной столовой – так решил сам Шарапов, давно, что происходило каждую пятницу и порядочно надоело всем соседям, поскольку приходили друзья из соседних бараков Заводского района, и «заседали» допоздна, громко общаясь и производя шум чуть не до полуночи.

– А ты знаешь, Шарапов, новость, – на каждого человека давит столб воздуха весом в двести четырнадцать килограмм? —

– Нет, – сказал Шарапов между делом уже открывая первую бутылку «ноль семь», остальные они пока с собой не взяли из комнаты: всегда можно было сбегать. – А что? —

– Как что! Это же научный факт. И мне стало почему-то тяжело, как только я узнал об этом. Ты только подумай! Двести четырнадцать килограммов веса, – это тебе не мешок картошки, что мы разгружали на «треугольнике». И давят они круглые сутки, особенно по ночам, – вот почему я плохо сплю. А ты говоришь: «А что!». —

– Да, это ерунда, а что делать-то?! Ты лучше выпей – полегчает сразу. Тем более, я слышу, что Костян уже идёт с закуской —

Слышался топот по коридору больших кирзовых сапог. А в кухню вошел маленький человек с двумя пакетами супермаркетов в обеих руках.

– Костя! – давай к столу! – «командовал парадом» Шарапов.

И Костя, вытянув руки с пакетами перед собой, деланно-юморно засеменил от входа к столу торопливой походкой, широко улыбаясь, чуть колеблясь всем телом из стороны в сторону. Если обычному человеку нужно было сделать 6 или 7 шагов по кухне от дверей к столу, то маленькому Косте, с короткими ногами, необходимо-понадобилось шагов 15.

– Принимай, братва, закусочки-разносольчики! Та-та-та-та (4), та-та-та (3) – весело сказал Костя, как бы пританцовывая в такт, голосом почти детским, да и от роду ему едва исполнилось 18 лет.

Он был рад тому, что его приняли в компанию взрослых и авторитетных во всём районе взрослых. Этим и его престиж среди сверстников поднялся: его перестали дразнить даже «за глаза». В некотором роде даже стали проявлять уважение и обращались к нему ребята по имени, а не прозвищами: «малёк», и другими оскорбительными.

Пьянка начиналась с умных разговоров, которые были Косте полезны, из которых он узнавал много новой информации, которую в школе не получишь. Рассказывал вначале Серый, как человек малознакомый, – он недавно приехал на родину, мотался по Сибирям. И его рассказов ждали-просили его собутыльники, особенно Шарапов, который слышал только о Сером, как о некотором «авторитете» в определённых кругах.

А Серый – «Плотник» получил прозвище своё не случайно: он плотничал на строительстве по восстановлению церквей, начиная ещё с переходного года смены веков 1999 – 2000 годов. Он помогал на службах священникам в качестве пономаря, в кадилах уголь разжигал и алтарь прибирал, да кресты выносил и хоругви, когда было нужно.

Гайка Джанибекова

Начало нового века явилось «обновлением» вектора развития общества. Новый век начался почему-то в обратную сторону развиваться: не стали строить новое общество, как начался век двадцатый до этого, а наоборот, всё стало возвращаться в век девятнадцатый, двадцатый подвергся всяческой критике и осуждению.

А было как:

В век двадцатый случилось обществу пережить переворот: всё старое разрушим и всё новое построим: построим коммунизм! И в новый двадцать первый век повторилось тоже самое: всё старое (от двадцатого века оставшееся – колхозы там, и даже дома-хрущевки, заводы даже) стали разрушать, закрывать, а новое строить не стали, – решили возвратиться к веку прошлому, к девятнадцатому.

И нет в этом странного, (подумалось мне), существует «эффект Джанибекова», о переворачивающейся гайке: все могут прочитать об этом в Википедии, есть даже видео на Ютубе —

Материал из Википедии – свободной энциклопедии

Демонстрация в условиях невесомости,

Теоре́ма промежу́точной оси́, или теоре́ма те́ннисной раке́тки в классической механике – утверждение о неустойчивости вращения твёрдого тела относительно второй главной оси инерции. Является следствием законов классической механики, описывающих движение твёрдого тела с тремя различными главными моментами инерции. Проявление теоремы при вращении такого тела в невесомости часто называют эффектом Джанибекова, в честь советского космонавта Владимира Джанибекова, который заметил это явление 25 июня 1985 года, находясь на борту космической станции «Салют-7». Статья, объясняющая эффект, была опубликована в 1991 году. В то же время сама теорема о неустойчивости вращения вокруг промежуточной оси инерции известна давно и доказывается в любом курсе классической механики. Неустойчивость такого вращения часто показывается в лекционных экспериментах.

Теорема описывает следующий эффект: вращение объекта относительно главных осей с наибольшим и наименьшим моментами инерции является устойчивым, в то время как вращение вокруг главной оси с промежуточным моментом инерции (откуда и название теорема промежуточной оси) – нет. Джанибеков увидел это с гайкой-барашком: скрутив её в невесомости с длинной шпильки, он заметил, что она пролетает немного, разворачивается на 180°, потом, ещё немного пролетев, опять разворачивается.

На Земле этот эффект можно увидеть на таком эксперименте: возьмите за ручку теннисную ракетку и попытайтесь подбросить её в воздух так, чтобы она выполнила полный оборот вокруг оси, проходящей в плоскости ракетки перпендикулярно рукоятке, и поймайте за ручку. Почти во всех случаях ракетка выполнит пол-оборота вдоль продольной оси и будет «смотреть» на вас другой стороной. Если подбрасывать ракетку и закручивать её по другим осям, то ракетка сохранит свою ориентацию после полного оборота.

Эксперимент может быть выполнен с любым предметом, который имеет три различных момента инерции, например с книгой или пультом дистанционного управления. Эффект возникает, когда ось вращения немного отличается от второй главной оси предмета; сопротивлением воздуха или гравитацией можно пренебречь.

И тут успокаивает нас что нам не грозит:

Называть устойчивыми вращения вокруг осей с максимальным и минимальным моментом инерции всё же неправильно, учитывая реальные физические тела. Если существуют какие-либо силы, способные рассеивать энергию вращения, например приливные, тело со временем будет вращаться только вокруг оси с максимальным моментом инерции. Так вращаются все астероиды и планеты, включая Землю. Поэтому спекуляции о возможном повороте оси вращения Земли необоснованны.

– — – — – — – — – — – —

Серый продолжал рассказывать:

– А раз, в Удмуртии, пришлось мне ночевать в «новом» Храме прямо под иконами на полу. Фуфайки бросил в уголок и спал в полнейшей тишине. Не в алтаре, конечно, а в «приделе», возле стола-комода, где свечи продают. А там висела напротив народная картинка, озарённая светом от огонька лампады, который колебался под иконой Владимирской Богоматери, что у входа. – рассказывал Серый, и его слушали оба собутыльника заинтересованно и внимательно, – как так случилось – что в Церкви спал человек (?).

Рассказ Серого: «Откуда она там появилась, эта картинка-лубок, может кто-то из старушек принёс, после долгого хранения где-то на чердаке от уничтожения «советской властью…», называлась она «Зерцало грешного» и была ярко раскрашена современными красками, подновлена. Этот большой лубок ясно показывал бренность земного: что без Бога жить нельзя. По верхнему ряду шли подряд четыре рисунка, каждый в своём квадрате, подписанные церковнославянским, с ятями: «Сим молитву деет, Хам пшеницу сеет, Иафет власть имеет, Смерть всем владеет». Смерть была с косой и с песочными часами, и с крылами за плечами. Она была сделана, как будто из отдельных костей скелета, но со старушечьим лицом. Широко расставив ноги, она стояла на холме, над домами в долине изображающей мир людской. Её вид ясно говорил, что вся суета мирская – это пустое дело. Перед Смертью Иафет изображал богатство, намекая, что миром правит (власть имеет) тот, кто богат: тучный человек сидел на троне в короне и видел себя в овальном большом зеркале – богатство зеркально умножалось.

Вот представьте эту мистическую обстановку каждую ночь, я там с полмесяца ночевал, недели две точно: мрак, тишина, и огонёк освещает картину с адскими котлами и чертями и через наклонную черту райский сад, с Адамом и Евой под пальмами по сторонам. Веришь-не веришь – поверишь! Огонёк колеблется в лампадке и потрескивает сгораемый фитиль, а во вновь построенном приделе доски щелкают и будто шевелятся (притираются, ложатся на место свое), а кажется кто-то ходит и громко дышит по углам в Храме…» – конец рассказа Серого.

В это время за окнами быстро тускнел свет, и рассказ звучал в сумеречных потёмках и в кухне потемнело, как мистическое совпадение. Костян, даже будто испугавшись от впечатления рассказа Серого, подскочил и пробежался до «дверей» (которых не было) и обратно, включив свет лампочек под потолком, безо всяких абажуров, висевших на проводах.

– — – — – — – — —

Местный авторитет Шарапов, ощущая свою «значительность» не любил попов. Ему не понравился рассказ Серого, который поначалу и его чем-то заворожил, но в осветившейся от белого потолка и белой краской выкрашенных стен кухне, к нему вернулось пренебрежение к религии вообще. Он не верил ни в каких богов и чертей в равной степени обманщиками он считал всех: раввинов и муэдзинов, далай-лам и попов, а также шаманов и экстрасенсов.

– Я сам обманываю и обворовываю людей – сказал Шарапов, со спесью в голосе, – но я не пользуюсь песнопениями и стуком барабанов. И вообще я работаю без ладанов, без дыма и копоти, и без всяких астральных колокольчиков! – говорил Шарапов, который считал себя умнее, что с одной стороны было правдой, так как у него одного было высшее образование.

Он работал инженером на заводе в конструкторском отделе предприятия, предприятие было номерное, военное: завод №7, седьмой завод, как говорили. А рядом был и восьмой завод и еще пару заводов работали в городе раньше. Но они резко сократились с момента «перестройки», а с развалом страны закрылись оба мирских. Военные же перешли на выпуск продукции широкого массового потребления, ширпотреб стали выпускать: подставки под сковородки в одних цехах, зубные щетки, вёдра и тазики в цехах пластмассы и так далее.

Шарапов любил говорить и рассказывать сам, как любил и слушать.

– А все эти попы и священники придумывают мифы и охмуряют народ: херувимы и серафимы, ангелов разных напридумывали. А Бога-то нет! —

– А вдруг есть! – пытался возразить Серый.

– Нету, нету! – продолжал Шарапов, – это научный факт. И про этих Адама и Еву я, например, так тебе скажу, – могу на наше время перевести:

«Был, например, в Москве молодой человек, комсомолец. Звали его – Адам. И была в том же городе молодая девушка, комсомолка Ева. И вот однажды отправились они в „райский сад“, где всякие развлекательные качели карусели и колесо обозрения – в городской парк культуры и отдыха. Не знаю, о чём они там беседовали, – у нас обычно молодые люди беседуют о любви, но эти Адам и Ева, могли говорить и о другом, потому что они были комсомольцы, – о марксизме-ленинизме. Во всяком случае, вышло так, что, прогуливаясь по парку. Они присели на траву под деревом. Не знаю, какое было дерево, может и яблоня, „китайка“, которые у нас посажены, – может быть, это было „древо познания добра и зла“. Но комсомольцы, как известно, не любят мистики, – им показалось, что это простая яблонька, и они продолжали беседовать о своём. Ева сорвала с дерева ветку и подарила её Адаму. Но тут показался человек с повязкой на рукаве, которого молодые комсомольцы приняли за садового сторожа. А между тем это был, такой-растакой „ангел с духовным огненным мечом“. Ругаясь и ворча, этот „ангел“ повел Адама и Еву в контору, на предмет составления протокола за повреждения, нанесённые садовому хозяйству: сидеть на газонах у нас нельзя и тем более рвать ветки с деревьев, и потому обоих молодых выгнали из сада. Это ничтожное бытовое событие отвлекло молодых людей от высокой политики, от марксизма-ленинизма, и Адам увидел, что перед ним стоит нежная Ева, а Ева заметила, что перед ней стоит мужественный Адам: у них открылись глаза. И молодые люди полюбили друг друга. Через три года у них было уже два сына» – так рассказывал немного «деланным с юмором», ироничным голосом Шарапов.

– Ну, и что же? – спросил уже Костян, который успел налить в стаканы очередную порцию вина три семёрки. Он уже сбегал, по просьбе Шарапова, в его комнату и принёс ещё две бутылки по ноль семь.

– А то, – сказала Шарапов, – что одного сына звали Каин, а другого – Авель, и что, повзрослев, Каин убьет Авеля, Авраам родит Исаака, Исаак родит Иакова, и вообще вся библейская история начнётся сначала, и никакой марксизм-ленинизм этому помешать не сможет. Всё повторяется. Будет и потом и Ледниковый период, будет и Вавилонская башня, которая никогда не построится. И так далее. Ничего нового на свете не произойдёт. Так что напрасно люди ждут новой жизни – коммунизма! —

И Шарапов поднял стакан, но не привстал, как требуется, когда провозглашают тосты:

– Выпьем же за то, чтобы колесо истории продолжало крутиться! —

Выпили все.

– — – — – — – — – — – — —

– Всё это было бы прекрасно, – сказал Серый в продолжении «беседы» (как многие подумают: пьяного трёпа – «по пьянке треплются»), – если бы было подкреплено доказательствами. Но доказать ни то ни другое невозможно. – Серый усмехнулся и привёл свои аргументы:

– Вот в кино показывали. «Карнавальная ночь» – выступал пьяный Лектор среди елочек: «есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе – это науке неизвестно», говорил он. А в другом фильме «Берегись автомобиля», когда главный герой, забыл как его звали-то, продавал свою угнанную Волгу эстонскому попу, – тот поп ответил на вопрос «есть ли Бог» также разумно и точно: «есть ли Бог или нет его – ни то ни другое недоказуемо». Однако, религиозное учение, сами книги, например, – имеет рациональное и практическое применение, полезное: Соломон мудрейший притчи написал, которые (многие из притч), народ применяет в жизни. И запрещать верить в чудеса надобности нет! – Пусть народ верит и молится! —

С этими словами Серого согласился Шарапов, с тем, что предсказание Соломона о том, что история всякого развития идёт по кругу и «всё возвращается на круги свои» не лишено смысла. «Более того: история нашей страны показательна», – говорил Шарапов. – Семьдесят лет пытались не верить в Богов, и вот опять вернулись в Вере к прошлому и строим Храмы».

Тут и Серый стал говорить умные вещи, такие, что с высшим образованием Шарапов, слушая, удивлялся знанию и уму «верующего» собеседника, ведь подразумевалось, что «верующий» по определению должен быть глупым: земля на трех китах, бог ярило – бог ветрило…