Дочь друга. Ненужные чувства

Глава 1

– Кирилл Савельевич, вас там девушка в приемной ждет, – меня останавливают на полпути к выходу.

– В смысле меня? – торможу, непонимающе уставившись на Иру.

– Вас. Она конкретно к вам приехала, ждет.

– Что там?

– Резкие боли внизу живота, кровь уже взяли, но нужна консультация хирурга, она не дала себя осмотреть Герману, вас ждет.

– Как интересно.

Вместо коридора, куда я собирался пойти, чтобы свалить домой, сворачиваю в приемную. День будний, никаких праздников, так что пациентов не очень много. Из троих представительниц женского пола безошибочно нахожу ту, которая меня ждет. Девчонка сдает себя с потрохами. Смотрит на меня глазами олененка Бэмби и поднимается на ноги. Слишком резво, надо заметить, для той, у которой резкие боли внизу живота.

– Вы, так понимаю, меня ждете?

Я жутко заебался на операции, она продлилась дольше обычного из-за резко возникшего кровотечения. Я даже переоделся наспех, кажется, пуговицы неправильно застегнул, потому что собирался уже домой, но Бэмби это не смущает, она словно и не видит ничего, кроме моего лица. Рассматривает, как музейный экспонат на выставке.

– Я, – улыбается. – Дождалась, хотя мне говорили, вы можете не прийти.

– Мог, – киваю. – У меня операция была тяжелая, а у вас… – окидываю ее взглядом, приподнимаю вопросительно бровь.

– У меня… боли. Справа. Резкие.

– Редкие?

– Не так чтобы… ай… ой… – начинает стонать.

Я распознаю ложь практически сразу. Она херово врет, очень херово, но такого в моей практике еще не было, чтобы сама приехала, сымитировала боль и херову кучу времени ждала среди других больных. Даже усталость на миг улетучивается.

– Ладно, пройдемте, – веду ее в отдельный кабинет, забрав лист поступления.

Вообще, в кабинет мы пациентов из приемной не водим, но уж очень сильно мне хочется понять, почему она пришла, а еще преподать ей урок на будущее.

– Вы… тут меня осмотрите? – озирается по сторонам.

Особенно напрягается, когда захлопываю за ее спиной двери.

– А что?

– Ничего, просто… ой… ух… болит.

– Ложитесь, поднимайте свитер, – киваю на кушетку.

Она мнется, но ложится, задирает ткань до груди, оголяя рельефный живот. Я наклоняюсь, тщательно все ощупываю, вижу, как кривится, видимо, не очень приятно, и вскрикивает, конечно, для правдоподобности. И натурально так… если бы не подрывалась там, в коридоре, я бы даже поверил, но шпион спалился сразу. Не до конца, видимо, все продумала или поддалась эмоциям.

– Попрошу вас снять свитер.

– Снять? – в ужасе на меня смотрит. – В смысле… совсем?

– И бюстгальтер.

– А… зачем?

– Видите ли, иногда случается так, что болеть может в груди, но отдавать в правый бок.

– А… – мнется.

Явно не хочет раздеваться, но и признаваться мне, зачем пришла, тоже не спешит.

– А вы… меня не помните? – спрашивает совсем уж неожиданно.

Я, признаться, ждал чего угодно. И того, что она журналистка где-то со скрытой камерой, и того, что она сталкерша… Тут недавно у хирурга из соседней больницы завелась и всех на уши поставила, но там шизофрения, а тут здоровая, пожалуй, даже слишком.

Но вот того, что она меня об этом спросит, как-то не ждал. Не потому, что ко мне тут не приходят те, кого я могу и забыть, а потому, что ее я бы уж точно запомнил. Глаза эти огромные, ресницы пышные и взгляд… невинный такой. Не-е-е-ет… мы с ней точно не виделись.

– А должен? – хмурюсь. – Вы были на приеме у меня уже?

– Нет, я… Катя. Янова.

– Можно чуть больше информации?

– Я Дмитрия Янова дочь. Помните такого? Следователь, который ваше дело расследовал.

Янова помню, конечно, как забыть, когда он единственный тогда мне поверил и расследование толковое провел, едва не поплатившись карьерой.

– Помню Дмитрия. Тебя – нет.

– Я вам сейчас! – восклицает и быстро встает с кушетки.

Тянется к довольно объемному рюкзаку, извлекает оттуда фотографии и паспорт, протягивает мне.

– Вот. Я с папой. И паспорт мой.

Я все это беру в руки, рассматриваю, нихера не понимая. Мозг после операции и так не варит, а тут еще паспорт, фотки, никаких болей. И девочка на фотографии совсем не Катя. Только глазами и похожа, но я дочку Янова один раз видел, когда у него оставался на ночь. Чего она ко мне приперлась-то?

– Тебе что нужно, Катя… Янова? Ничего у тебя не болит ведь.

– Не болит, я… я тут проездом, в столице. На три недели. Меня позвали сюда на стажировку, я на журналиста учусь. Там деньги обещали заплатить хорошие.

– Я рад, Катя. Правда, очень рад, поздравляю, – поднимаюсь, забираю со стула неожиданно тяжелый рюкзак и вручаю его ей. – Папе передавай привет.

Понимаю, что она сюда не просто рассказать это все пришла, а с какой-то целью, но мне это не то чтобы неинтересно, мне это не нужно. Вне зависимости от того, что она скажет.

Катя уходить не спешит, даже когда я сам направляюсь к двери.

– Кирилл, подождите!

Она, видимо, спешит за мной, потому что неожиданно я слышу звук падения чего-то тяжелого, видимо, рюкзака, а затем и крепкий мат, из уст Катеньки звучащий, как хеви-метал на церемонии крещения.

– Я это… за помощью к вам. Мне просто… обратиться не к кому больше! Выслушайте, пожалуйста.

Она чуть не плачет и тянет рюкзак с пола на плечи.

– Оставь, – забираю у нее непосильную ношу, кидаю его на кушетку и туда же киваю Кате, чтобы села.

Сам приземляюсь на стул, прислонившись к спинке, и блаженно закрываю глаза. Сейчас бы лечь и уснуть, а не сидеть с незнакомкой.

– Давай, Катя, в двух словах суть просьбы. Я пиздецки устал и хочу домой.

– Я… В общем, я сюда на стажировку приехала, но я уже говорила. С подружкой договорилась, чтобы пожить у нее. Мы с ней в школе вместе учились, а потом она поступила сюда, нашла парня и живет с ним в квартире. Трехкомнатной.

– В двух словах, Катя.

Она тяжело вздыхает, крепче руки на коленях сжимает, словно решается.

– Можно я у тут поживу? Мне… пойти больше некуда.

– Тут?

– В больнице. Вы оформите меня на койку и будете отпускать днем типа домой. Можно же так?

Смотрит с такой надеждой, которую неожиданно неприятно разбивать.

– Нет, Катя, так тут нельзя. Это частная клиника, тут сутки пребывания две тысячи.

– Ох… – изумленно на меня смотрит. – А осмотр тоже… платный? Ну, в смысле, я тут с вами…

– Тоже.

– А у меня денег нет, Лиса забрала то, что было, сказала, компенсация за моральный ущерб.

– Лиса?

– Ну, подруга моя, Алиса ее зовут. А у вас, Кирилл? Может, я у вас поживу? На три недельки всего. Я тихая.

Глава 2

– Я знаю, что это странно звучит, учитывая, что я тут… устроила, но мне правда больше некуда… Подруга меня… выставила. Ее парень ко мне приставал, а я… я ему отказала, и ей не сказала, а он, представляете, соврал ей, что это я к нему, ну и… она меня выставила. Я просто… не знаю, куда больше, а деньги со стажировки дадут не сразу, по окончании, и там нельзя жить.

Катя продолжает тараторить, но я слушаю уже вполуха. Меня после операции нельзя так грузить, я мало что понимаю, поэтому торможу ее дальнейшую слезовыжималку.

– Номер папы есть, Катя? Он в курсе, где ты и что тебя выставили?

– Папа… – она делает рваный глубокий вдох и сорвавшимся голосом сообщает: – Убили папу. Год назад еще на задании. Я… с бабушкой теперь. У нее пенсия маленькая, мы и так на билет едва нашли, мне даже подруги собрать помогали. На билет и пару тысяч так… на первое время.

– Так, ладно, – поднимаюсь со стула, беру ее тяжеленный рюкзак. – Пошли.

– С вами, да? Вы поможете?

Будто у меня выбор есть. Я перед Яновым в долгу, обещал ему, что, вдруг что – всегда помогу, а тут вот дочка его на улице в столице.

Из кабинета мы сразу идем на кассу.

– Дин, оформи как осмотр, а? Ничего у девочки нет, госпитализация не нужна.

– А анализы? Там кровь брали. Они, кстати, пришли уже.

– Ну и анализы посчитай.

Жду, постукивая пальцами по стойке. Катя стоит рядом, заинтересованно осматриваясь по сторонам.

– Тысячу восемьсот. Картой или наличкой? – смотрит на Катю, которая от шока едва не роняет челюсть на пол.

– Картой, Дин, – встреваю, доставая из кармана телефон и проводя оплату.

Дина никак мои действия не комментирует, поэтому я решаю объясниться сразу, чтобы завтра пол-отделения не обсуждало мою личную жизнь или еще чего похуже.

– Это родственница моя. Кошелек дома забыла.

– Вот как, – улыбается. – А я уж подумала… Оплата прошла успешно. Чек нужен?

– Нет. Спасибо, Дин.

Отталкиваюсь от стойки, подхватываю под локоть явно прибитую ценой Катю и веду ее к выходу.

– Я вам… верну все. Как за стажировку заплатят, так и верну. Там у меня хватит.

– Забудь, – отмахиваюсь. – Жди тут, – оставляю ее у выхода, сам иду к стойке регистрации. – Я ушел, Ир. Никого же ко мне нет?

– Нет, иди, – отвечает, не глядя. Она, видно, занята, у нее тут пациенты стоят в очереди, так что я просто разворачиваюсь и иду к выходу, где оставил Катю, но вот ее там, где она должна быть, нет.

В первое мгновение испытываю облегчение. Баба с возу, как говорится, но дернувшись к выходу, торможу.

Вот же…

Не могу так.

Иду по коридору сначала в одну сторону, затем в другую. По пути торможу санитарку, спрашиваю про девушку, но она никого не видела. Странно. Уйти она не могла – я вдруг вспоминаю, что рюкзак ее с вещами и документами у меня.

Стоит вернуться к выходу, как вижу Катю там, где и оставил. Стоит, смотрит в пол.

– Где была?

– Я… э-э-э… туалет искала.

– Нашла?

– Нет, – виновато.

– Ладно, пошли.

Веду ее к туалету, киваю на дверь, а сам вызываю такси, потому что чувствую, что по вечернему городу ехать в пробках на своей машине просто не смогу. Не в нынешнем состоянии. Катя выходит как раз тогда, когда приложение уведомляет о прибытии такси.

– Вы меня простите, Кирилл, что я так… влезла.

– Давай без этого пока, ладно? Я дико заеб… устал, в общем. Завтра все обсудим. Мы пока едем ко мне, а поговорим, если ты не против, утром.

– Конечно.

В машине я, видимо, отрубаюсь сразу, потому что веки разлепляю от настойчивого баса:

– Уважаемый, приехали!

– Смена тяжелая была, – зачем-то говорю вслух.

– Мне, так-то, похер, вылезайте из машины, у меня заказ следующий.

Я обычно никак не оправдываюсь, и, судя по ответу таксиста – не стоило и начинать.

– Хамло! – возмущается вышедшая за мной Катя.

Не приснилось, значит. Правда приехала дочка Янова жить у меня. И как угораздило так вляпаться? У меня отродясь никто не жил, даже на ночь не оставался, но везти ее сейчас куда-то, когда я с ног валюсь от усталости, не вариант.

– Я, кстати, разбудить вас не смогла, – виновато пищит. – Наверное, он поэтому разозлился.

– Меня трудно разбудить, на будущее запомни. А разозлился он, потому что мудак. На свой счет не принимай.

Она кивает, а я херею с того, что на самом деле рассматриваю возможность ее у себя оставить. Планировал с кем-то договориться из девчонок, но об этом и правда завтра подумаю, голова не варит.

– Здесь так красиво! – не сдерживается от восторженного замечания, когда заходим в лифт. – Ой… молчу, – вспоминает мою просьбу и действительно замолкает, продолжая осматриваться.

На кнопки смотрит, на подсветку, проводит рукой по поручням, едва не попискивая от восторга. Поразительно, как металлическая коробка может приводить в такой восторг, но не думаю, что она в своем небольшом городишке такие видела.

Катю в квартиру пропускаю первой, щелкаю выключателем. Разуваюсь, привалившись к стене и наблюдая за своей гостьей. Она снимает ботинки и аккуратно ставит их на тумбочку для обуви. И вот тут я замечаю, что она без верхней одежды. Я, впрочем, тоже, но я на машине в больницу приезжаю, так что куртку на смены надеваю редко, потому что незачем. Обед мне привозят, кофе в больнице отменный, да и выйти особо некогда.

– Одежда верхняя твоя где?

Глава 3

– У Лисы, она… не услышала, наверное, как я стучала, – выдает с тяжелым вздохом.

Понятно. Значит, придется завтра зайти к Лисе. Уж больно она хитрая.

– Вы не голодный? Я готовлю неплохо.

Вот твою же мать, а?! У меня в доме мышь повесилась, я на доставках живу, но сейчас ждать курьера не вариант.

– Я нет. Вот, – достаю из куртки, висящей на вешалке, карту. – Тут магазин внизу есть, совсем рядом, сходи за продуктами, купи все, что нужно.

– Хорошо, – тут же начинает обуваться обратно, и я вдруг понимаю, что куртки у нее нет, и вообще она тут заблудиться может, территория комплекса большая, все подъезды одинаковые, а магазин с другой стороны.

– Вот, – снимаю с вешалки свою куртку и даю ей, начиная тоже обуваться.

– А вы? Со мной пойдете?

– С тобой.

– Тогда куртка вам нужна.

– Надевай, Катя. Я к морозам стойкий.

Она хмурится, но куртку на хрупкие плечи натягивает.

– Смешно выгляжу? – видимо, замечает мою улыбку.

– Немного.

– Может, оставим? Чтобы потом не судачили.

– Тут, Катя, всем по х… по боку, в чем ты зайдешь в магазин. Даже не посмотрят.

– Вы можете материться, – неожиданно говорит она. – Я от папы наслушалась, сама иногда… но вы же слышали в кабинете. Я не часто, – поспешно оправдывается, – но проскальзывает, никак не могу отучиться.

– Я тоже отучаюсь.

– Да?

Нет, но ей знать необязательно. Хирургу мат из лексикона убрать никак не получится, потому что, когда у пациента внезапно хлещет кровь оттуда, откуда не должна была, “еб твою мать” не скажешь.

– Будем вместе тогда.

– Ага.

– Я много болтаю, да?

– Сейчас болтай, чтобы я в лифте не уснул.

Как только даю ей разрешение – замолкает. Едет тихо, снова все с восхищением рассматривая. Интересно, сколько ей понадобится времени, чтобы привыкнуть? Неделя-две, или она так и уедет из столицы, восхищаясь ее величием?

Так наблюдать за ней интересно. Мы тут всё воспринимаем как данность. Есть, и пофиг, но когда видишь, как у другого вызывают восторг обычные вещи, невольно задумываешься, как быстро течет твоя жизнь, а главное, куда именно.

Вообще, я о такой херне не задумываюсь, потому что некогда. На сменах у нас не то чтобы завал, но иногда так заебываешься, что, вот как сегодня, твою сонную тушу везет таксист, а дома отсыпаешься, жрешь, берешь полдня на нихеранеделание – и снова на работу.

– Вы сказали, магазин рядом, – замечает Катя, когда идем мы по улице уже прилично.

– А что, нет?

– Тут целый район нашего города, а людей… – она замолкает, вскидывая голову наверх, – даже больше, наверное, живет.

– Муравейник, – пожимаю плечами.

– Я… не это сказать хотела, – оправдывается. – Но ваше определение подходит.

Надо бы ее на “ты” перевести, все же она хоть и молоденькая, но не настолько, чтобы ко мне на “вы” обращаться. Хотя, скорее, это я не настолько старый, но почему-то не спешу. Есть в ее обращении ко мне что-то… особенное. Но это, вероятнее, из-за тяжелой смены. Я едва понимаю, как мы вообще до магазина доходим, ноги несут сами.

– Я бы не нашла сама магазин, – сетует. – Или нашла бы, но назад не вернулась, тут все такое… большое и одинаковое. А я даже номер квартиры не посмотрела.

Я вдруг вспоминаю работу в отделении у них в городишке. Небольшая клиника, пара крупных магазинов, в которых я был пару раз, потому что расположены они едва ли не за городом. Там было непривычно, но мне, тогда еще сопливому пацану, очень уж хотелось выслужиться перед начальством и показать отцу, что в медицинский я пошел не из прихоти, а по званию. Еще бы он в это верил!

– А вы что любите на ужин? Или на завтрак, если ужинать не будете?

– Что под руку подвернется. Иногда в кафе спускаюсь, тут есть, но уже закрыто.

– Сырники будете? Или яичницу могу сделать. С помидорами.

– Бери что хочешь, – протягиваю ей карту.

Мог бы и сам расплатиться, учитывая, что я собрался ходить с ней, но подумалось, что так она будет чувствовать себя свободней, но Катя карту не берет. Руки за спину прячет, отчего куртка сползает с одного плеча и вот-вот съедет на пол. Поправляю на ней пуховик, забираю карту под ее пояснения:

– Вы это… сами лучше заплатите. И будете говорить мне, что можно брать, чтобы я… лишнего не взяла.

– Я же сказал – что хочешь.

Она поджимает губы, но кивает. Чувствую, что не сработает, поэтому стараюсь максимально включиться в реальность.

Заходим. Катенька осматривается. Я ловлю едва ли не каждую ее эмоцию. Удивление, больше похожее на шок, ступор, страх.

– Идем, – беру ее за рукав и веду в зал, потому что сзади заходят люди. – И быстро, Катя… Я правда очень устал. Не до магазинов.

– Ясно.

Она ускоряется, ходит между прилавков, в прихваченную на входе корзинку добавляет хлеб, молоко, берет яйца, смотрит на меня.

– У вас совсем ничего нет? Или, может…

– Яйца, Катя, у меня есть, но в качестве ингредиентов они не подойдут.

– А… Ох…

Она заливается краской, а я начинаю жалеть, что такое ляпнул. Забываюсь, что не среди друзей, не с хирургами и медсестрами, которые к разным шуткам привыкли.

– Прости. Неудачно пошутил.

– Нет-нет, вы можете, – быстро тараторит, опустив взгляд в пол. – Я с папой наслушалась.

Уверен, что да. Я Диму помню плохо. Знаю, что человек он хороший, справедливый, хоть и местами резкий. С выражениями не церемонился, рубил правду-матку. Жаль, что его больше нет. И что убили, не удивлен, он всегда лез вперед, даже тогда, когда стоило бы промолчать.

Тему с яйцами благополучно заминаем, но ставлю себе в голове пометку “без пошлостей”, иначе доведу девчонку до скачков артериального давления.

Дальше в корзинку летят спагетти, сметана, овощи. Мимо стеллажа с кофе Катя идет медленно, но ничего не берет. А у витрины с тортами удивленно тормозит, но тоже… идет дальше. Уже у кассы прошу ее подождать и возвращаюсь в кондитерский отдел.

Хрен знает зачем, но беру торт и пирожные в корзинках, прихватываю пару стиков кофе и возвращаюсь на кассу, где Катя как раз раскладывает товар на ленту и при этом посматривает в зал. Наткнувшись на меня, с облегчением выдыхает.

– А говорили, не хотите есть, – с улыбкой выдает Катя, когда заходим в квартиру. – Торт купили вот.

– Я не себе.

Разуваюсь, забираю у нее свою куртку, отправляю на вешалку и забираю пакеты, унося их на кухню.

– Кирилл… – Катя в нерешительности останавливается в дверях. – А вы… не один живете? – спрашивает, глядя на кружку на столе с надписью “Соня”.

Глава 4

Катя

Утром наворачиваю круги по незнакомой кухне, раздумывая над тем, будет ли это удобно – зайти в комнату к малознакомому мужчине и разбудить его, чтобы узнать, где взять дополнительный комплект ключей.

Через час мне нужно быть на стажировке, а Кирилл все еще спит. Учитывая, каким усталым он вчера выглядел, проспит минимум до обеда.

Опаздывать мне нельзя. Ни в коем случае. Даже на пять минут.

Поправляю полотенце на приготовленных наспех оладьях и снова вижу кружку с именем “Соня”. Это его племянница, хотя она могла быть и любовницей, мне нет до этого никакого дела.

Покидаю кухню и иду к выходу. Обуваюсь и тут же разуваюсь.

У двери, ведущей в спальню Кирилла, останавливаюсь, решив, что оставлять дверь открытой – не выход. Как и рыться по карманам в поисках второго комплекта. Как и забрать единственный имеющийся.

Я ведь не знаю его планов.

Вдруг у него сегодня операция, а тут я заберу ключи?

Да он выгонит меня уже к вечеру! Нет уж, хватило мне вчерашних приключений. В этой квартире мне нужно задержаться до окончания стажировки.

Я тихо, но настойчиво стучу по дверному полотну, но реакции никакой не следует. Отговариваю себя заходить внутрь, но, так и не получив ответа, оказываюсь внутри и тут же прищуриваюсь, потому что в спальне Кирилла кромешная темнота.

Видимо, на окнах висят какие-то новомодные, не пропускающие свет шторы, так что пробираться приходиться на ощупь. Хорошо, небольшая полоска света из коридора показала, где вообще находится кровать и спящий на ней мужчина.

Но дойти до огромного спального места – одно, а вот добраться до мужчины, который, очевидно, любит спать у стены – та еще задача.

– Кирилл… – зову тихо, чтобы не спугнуть.

Папа вообще учил никогда и никого не будить.

А если очень надо, брать кастрюлю на кухне и стучать. Желательно на кухне, а не под ухом у спящего, иначе…

Иначе можно схватить пулю.

Но это у меня папа следователь. Одно время, знаю, он спал с пистолетом под подушкой. Говорил, для безопасности. Со временем перестал, но его я бы ни за что не стала будить, а вот Кирилла надо. Очень надо, иначе кранты моей стажировке.

Вариант с кастрюлей негуманный, так что я забираюсь на кровать в надежде, что доктора не хранят под подушкой пистолет. Максимум скальпель, что тоже не очень, но выбора нет.

– Кирилл…

Трогаю его за плечи. Или за руки. За что-то, в общем, трогаю. Трясу.

Страшно. Все ужастики отца вспоминаю. Он терпеть не любил, когда его будили, и пугал.

– Кирилл, мне нужны ключи…

Он начинает ворочаться, я – говорить громче и трясти сильнее. Лезу к лицу, трогаю за щеку, натыкаюсь на маску на лице. Поддев, тяну ее вверх и лечу вниз. Не на пол, на кровать. Спиной.

Сверху меня придавливает массивным телом.

Все, что я успеваю – издать непонятный звук. То ли кряхтение, то ли крик раненой чайки, то ли это был последний вздох, который я успеваю сделать, прежде чем на мою шею ложится тяжелая мужская рука.

Вот и ужасы подъехали. Мамочки…

Он слишком огромный. И сильный. И, кажется, злой.

А я…

А я, видимо, в состоянии аффекта, потому что пошевелиться не могу и сказать что-то – тоже. Под тяжестью мужчины, который минимум вдвое шире тебя в плечах и выше на пару десятков сантиметров, даже дышать трудно, не то что говорить или шевелиться.

Кирилл приходит в себя первым. Хватка ослабевает, а через мгновение комнату заливает ярким светом, от которого я щурюсь.

– Твою мать, Катя.

Он резко отталкивается руками и встает. Я следом, как-то неуклюже, как каракатица, ей-богу! Еще и в откуда-то взявшемся одеяле запутываюсь. Поднявшись, смотрю на него виновато и думаю, что сказать в свое оправдание. Я же тут по делу пришла, не просто так.

– Мне… ключи нужны. Ехать пора. На стажировку.

– В дверях ключей не нашла? – недовольно.

Значит, по утрам Кирилл просыпается не в самом хорошем расположении духа. Или он такой, только когда будят? Пока непонятно. Надеюсь, вскоре выясню.

– Так одни там, а я думала, вторая связка есть. Вдруг вам… куда-то надо.

– Надо, Катя, очень надо. Обратно в кровать, – тем же недовольным тоном.

– Я тогда… пойду. И ключи возьму.

Из спальни Кирилла вылетаю. Быстро обуваюсь, хватаю с тумбочки рюкзак. Замираю, заметив привалившегося к стенке Кирилла, который внимательно за мной наблюдает.

– Далеко без куртки?

– Так это… до остановки. Я по карте посмотрела, тут пять минут до метро.

– Стоять! – подпрыгиваю от неожиданности, поворачиваюсь. – Адрес скажи мне, я такси тебе вызову, чтобы не мерзла, “мне пять минут до метро”.

– Не надо. Тут недалеко совсем, я быстро, Кирилл Савельевич.

– Я заплачу, – сразу понимает, в чем проблема.

Из комнаты возвращается уже с телефоном и через минуту сообщает мне номер такси.

– Вот еще, – достает что-то из кармана своей куртки, вкладывает в мою руку, сжимая ее в кулак.

Разжав, вижу смятые купюры.

– Не надо, – оставляю их на тумбочке. – Я перекусить себе взяла, назад доберусь.

– На метро? – говорит словно сквозь зубы. – До которого пять минут?

– Да, на метро.

– Возьми деньги, Катя, на такси, – буквально приказывает и буравит меня взглядом.

– Нет.

– Ладно.

Подходит вплотную, протягивает ладонь в просящем жесте.

– Телефон давай сюда свой.

– А зачем? – не спешу доставать мобильный.

– Затем, что номер тебе напишу. Как будешь ехать домой – набери. Я заеду.

– Не стоит, я сама.

– Ты всегда такая? – снова недовольно.

Точно не выспался. Ему бы еще… пару часиков.

– Какая? – тоже начинаю раздражаться.

Все ему не нравится. И что разбудила, и что ключи не взяла, и что деньги оставила, и что от помощи его отказываюсь. А мне не надо! И так достаточно того, что к себе пожить взял. В хороший район, в квартиру с ремонтом. Еще и покормил, продуктов купил на свои деньги, когда мои у Алисы остались.

– Тяжелая, Катя. Я заеду за тобой, поедем к Лисе за пуховиком.

– Не…

– Дай угадаю… – скалится. – Не надо? Чтобы вообще этих слов в твоем лексиконе не было. Я тебя у себя приютил, сегодня у меня выходной, я могу с тобой съездить. Спасибо можешь сказать, мне будет приятно.

– Спасибо, – говорю на автомате и протягиваю телефон, который он возвращает мне, вбив туда номер. – Там это… оладьи на столе. Это благодарность за то, что пожить у себя разрешили. Я их пробовала – вкусные получились.

Кирилл смотрит на меня странно, я нервно улыбаюсь, пячусь к двери и открываю ее, вываливаясь в подъезд и в спешке едва не слетая с лестницы.

Позади слышится хлопок двери. На улице такси уже ждет, и хоть на авто ехать быстрее, я все равно понимаю, что безбожно опаздываю.

Как только машина паркуется, я тут же из нее вываливаюсь и осматриваюсь. Приходится лезть за телефоном, чтобы вбить адрес на карте и пройти еще метров триста вперед.

Шлепаю белыми кедами по грязным лужам и проклинаю дождливую погоду.

Небо, затянутое серыми тучами, ни капли не способствует хорошему настроению. Неудивительно, что стоит мне зайти внутрь, как все недовольно смотрят в мою сторону.

– Здравствуйте, я… Екатерина Янова – на стажировку приехала.

– Вы опоздали, – говорит мужчина в очках, держащий электронный планшет в руках.

Кажется, это помощник Орлова, который считается лучшим журналистом-криминалистом страны.

– Пробки, – говорю извиняющимся тоном.

– Знаете, Екатерина, какое первое правило стажировки у нас?

– Какое?

– Не опаздывать. Ни в коем случае. Ни при каких обстоятельствах. Ни на минуту, – чеканит, глядя прямо на меня.

А затем отворачивается, утыкаясь в планшет.

– Можете быть свободны, Екатерина. Для вас стажировка окончена.

Среди других студентов прокатывается гул. Кто-то шокирован, кто-то очень рад, что на одну конкурентку стало меньше, а кому-то просто безразлично. Как, например, мужчине, который выводит слайд на экран и теряет ко мне всякий интерес.

– Простите, но я не могу уйти, – говорю, решительно ступая вглубь кабинета. – Я приехала сюда из другого города и…

– Мне позвать охрану? – хмурится недовольно. – Ваша стажировка закончена. До свидания.

Я собираюсь еще что-то возразить, но потом вижу двоих охранников, следующих в мою сторону, и решаю не устраивать сцен.

Уже на улице думаю, что делать. Для начала обнимаю себя руками, потому что снова начинается дождь, а я без куртки. Стою, как побитая собака, под зданием, в которое мечтала попасть столько, сколько учусь на журналиста.

Может, это наказание?

За то, что приехала сюда без отцовского разрешения. Он и так со скрипом разрешил мне поступить на журфак. Если узнает, что интересует меня вовсе не спортивная или новостная тематика, а криминалистика, то не видать мне диплома, а я, между прочим, уже три курса отучилась.

Папа вообще не в курсе, что я сейчас в столице. Он в командировке в другом городе и пробудет там еще месяц. Впрочем, какая теперь разница? Меня все равно выгнали.

– Катя!

Я вздрагиваю. Поднимаю голову и вижу Арсения – парня Лисы. Сглатываю, интуитивно прижимаю к себе рюкзак. Я его боюсь, хоть и сначала он показался мне безобидным.

– Тебе же курточка твоя нужна, Катюш? – тянет противно.

Осматриваюсь в поисках прохожих, которых здесь почему-то нет!