Царская невеста. Я попала. Книга 2

Когда все собрались, в столовую твёрдым шагом зашёл Михаил. Прямой и уверенный. Ни на кого не смотрит. Поцеловал в щёку матушку, сел. Кивнул брату, улыбнулся. Чётко выверенные действия, не требующие лишних затрат энергии.

Между тем на его бровь упала прядь, которой не было раньше. Оброс. В мягкие каштановые волосы хотелось запустить руки, почувствовать их невесомую лёгкость. Карие глаза темны, ничего по ним не прочтёшь. Полные губы сжаты. Ни одна эмоция не проскочит в эту крепость.

Поняв, что я пялюсь на него, как ненормальная, отвела глаза и украдкой оглядела всех присутствующих. Моё место рядом с Михаилом пустовало. Уже слуги поплыли вереницей, внося подносы с яствами. Все оживились, застучали ложки, полился тихий разговор. А рядом с Михаилом было пусто. Где Петенька?!

Опустив глаза, вспомнила, что я тоже голодна. А ещё – что Борис ожидает, что я буду за ним ухаживать. Улыбнулась, тихонько спросила, чего он желает. Положила ему в серебряную тарелку половину жареной курицы – грудь, крыло, ногу. Квашеной капусты, тушёных овощей. Налила из кувшина терпкое красное вино. Ест.

Положила и себе в тарелку рыбы, тушёной моркови с репой и грибами, полила густыми сливками из маленькой мисочки. Налила и себе вина. Пригубила. Кинула взгляд на Михаила – ест, сосредоточенно возя кусочком хлеба по тарелке. Глаз не видно…

– Передай мне голубцы с творогом, душа моя, – промурлыкал Борис, и я, подцепив ложкой пару спеленутых капустных листьев с начинкой, щедро политые сметаной, переправила их к нему на тарелку. Борис увидел, что я испачкала ладонь каплями сметанного соуса, схватил мою руку и, поднеся к губам, слизнул.

Я распахнула глаза от неожиданности, вспыхнула до корней волос и невольно кинула взгляд на мужа: Михаил коротко посмотрел на нас с Борисом, но тут же отвёл глаза. Ни одна эмоция не проскользнула на спокойном лице.

Я мгновенно разозлилась. Ах так! А если мы с ним в открытую целоваться будем, ты тоже не возмутишься и не выгонишь нас из-за стола? Борис провоцировал домашних на конфликт, посадив за семейный стол разряженную крепостную, да ещё и ведёт себя с ней так, как себе не позволяют даже семейные пары.

Я ниже опустила голову, решив выйти из-за стола сразу, как только доем свою порцию. Оказывается, я недооценивала своего нового хозяина. Он был нагл, вёл свою какую-то дикую игру и я чувствовала, что ещё пожалею о том, что приехала с ним.

Пища потеряла всякий вкус. Я осторожно отодвинула стул, легонько поклонилась присутствующим и быстро ретировалась из трапезной, стараясь не глядеть на Бориса. Пусть он играет в свои грязные игры, я не собираюсь нарываться!

Почти бегом достигнув кухни, я застала там привычную суматоху. Кухарки и девки-прислужницы ещё не садились ужинать, обеспечивая господский стол всем необходимым. Я подошла к главной – новенькая, не помню её – и спросила, чем могу помочь. Смерив мой почти барский наряд скептическим взглядом, она, наконец, промолвила.

– Бери полотенце, вытирай посуду. Как зовут?

– Ма… Арина, – быстро поправилась я и вцепилась в полотенце, как утопающий хватается за соломинку.

Вытирая медные, серебряные и деревянные кубки, тарелки, ложки, сервировочные блюда, я молча наблюдала за происходящим. Приметив самую простую и болтливую служанку, подобралась к ней бочком. Пару раз подала то, что было нужно. Улыбнулась. Получила ответную улыбку. Вздохнула и порадовалась. Её все звали Олюшкой.

Наконец, гости в трапезной начали расходиться. Слуги принесли вино и лёгкие закуски трём оставшимся – Анастасии Ивановне и двум её сыновьям, и накрепко затворили дверь. Начался семейный совет, куда доступа посторонним не было.

Кухонные же, наконец, смогли накрыть стол и поужинать.В честь приезда меню было богатое: всё, что не доели бояре, попало на стол к дворовым. Разлили малиновую наливку, достали чугунок с упревшей кашей, соленых огурцов, фаршированную манной кашей репу, творожную запеканку со сливками.

– Садись с нами, Арина, – пригласила Татьяна, которая была тут за главную. Я улыбнулась и заранее присела с самой разговорчивой девицей – Олюшкой. Она была всех младше и тоже, наверное, приходилась родственницей кому-нибудь из здешних.

Шум за столом был больше, чем у хозяев. Время стояло позднее, но у всех ещё были дела после ужина. В разгар трапезы в кухню вошла Саломея и, царапнув взглядом по сидящим, потребовала:

– Подогретое молоко для Пети готово?

Я шумно выдохнула, прикрыв глаза. Слава Богу, жив, здоров и пьёт молоко! Вознесла короткую молитву и улыбнулась. Всё хорошо, Маша, всё хорошо. Мы ещё поборемся.

Саломея с кислой миной взяла стаканы с молоком, куда Татьяна щедро добавила ложку густого мёда, и величаво покинула кухню.

– А кто это? – шёпотом спросила Олюшку, глазами указывая на спину удаляющейся Саломеи.

– Это родственница Анастасии Ивановны, из милости уж третий год тут живёт. Никак замуж не выйдет, – прыснула в кулачок Олюшка, махнув кудрявой головой. Русые волосы пружинками вились вокруг её лица и выбивались из туго заплетённой косы. Круглое лицо с голубыми глазами было простоватым, но хорошеньким. Мне она понравилась с первого взгляда.

– Олюшка, беги, родная, печку растапливай. Ночь холодная будет, а в покоях гостей не топлено ещё, – поторопила девицу важная Татьяна, а я поднялась вместе с ней.