Репрессированные командиры на службе в РККА

Тодорский Александр Иванович

Автор не случайно начинает свое повествование с рассказа об этом незаурядном человеке, сама жизнь которого, его тюремные и лагерные испытания по праву заслуживают достойного пера. Его имя достаточно хорошо знал в 20-х и 30-х гг. прошлого века командный и политический состав РККА и вот на каком основании: во-первых, как куратора военных академий Красной Армии, выпускники которых служили во всех военных округах на ответственных должностях; во-вторых, как недавнего заместителя командующего войсками Белорусского военного округа, одного из крупных в Красной Армии; в-третьих, как автора книги «Красная Армия в горах», изданной в 1924 г.; наконец, в-четвертых, как человека, о котором несколько раз исключительно тепло отзывался В.И. Ленин. Речь идет об А.И. Тодорском.

Выступая с политическим отчетом ЦК на ХI съезде РКП(б), В.И. Ленин высоко оценил книгу А.И. Тодорского «Год – с винтовкой и плугом»: «…Я хотел бы привести цитату из книжечки Александра Тодорского. Книжечка вышла в г. Весьегонске (есть такой уездный город Тверской губ.), вышла она в первую годовщину советской революции в России…» [1] Мы не будем здесь цитировать слова вождя РКП(б) о книге Тодорского (они хвалебные), но дополнительно скажем, что то же самое В.И. Ленин сделал в своей статье «Маленькая картинка для выяснения больших вопросов» (1919 г.), назвав эту книгу замечательной, а изложенные в ней наблюдения и рассуждения – «превосходными и глубоко правильными».

Но сначала необходимо дать хотя бы небольшую биографическую справку об авторе этого небольшого по объему, но столь примечательного по содержанию издания. Родился Александр (наречен в честь святого Александра Невского) Иванович Тодорский в сентябре 1894 г. в селе Тухани Весьегонского уезда Тверской губернии в семье священника. Но, по свидетельству его младшего брата Анатолия, своей родиной он всегда считал село Деледино того же уезда, куда вскоре после его рождения переехала семья.

Из воспоминаний его брата Анатолия Ивановича Тодорского: «В большой семье старшему сыну вместе с родителями, конечно, доставалось забот и хлопот с младшими. Вероятно, поэтому у Александра в характере рано появилась самостоятельность – черта, которую потом он очень высоко ценил в людях. Пройдут годы, и, напутствуя меня перед отъездом на учебу в Ленинград (я поступил в педагогический институт), Александр скажет: «В жизни нужно рассчитывать прежде всего на себя. Если будешь все время надеяться на помощь со стороны, тебе не встать крепко на ноги. Только самостоятельность поможет твердо ходить по земле, и тогда в будущем не согнут тебя никакие житейские бури и невзгоды». Этот мудрый совет, несомненно, помог моему жизненному становлению» [2].

«После окончания школы отец определил Александра в духовное училище, находившееся в соседнем городке Красный Холм. Учился он хорошо, прилежанием и старанием радуя родителей, которые хорошо знали цену образованию. Несмотря на стесненные материальные обстоятельства, они всячески старались помочь детям «выбиться в люди». Прежде всего испытал это на себе старший сын.

Окончив училище, Александр продолжал образование в Тверской духовной семинарии. Поначалу все шло хорошо, но вскоре, как говорил потом отец, он «отмочил штуку». В дом пришла весть, поразившая и огорчившая родителей: сын оставил семинарию – оставил навсегда, не пожелав посвятить свою жизнь служению богу. К тому времени у Александра сложились свои взгляды на жизнь. Он сделал в семнадцать лет первый серьезный самостоятельный шаг, пойдя наперекор воле родителей, преодолев инерцию своей «поповской породы» [3].

К сожалению, Александр Тодорский не оставил своих воспоминаний о днях своей юности. Поэтому продолжим рассказ его младшего брата: «Уход из семинарии означал не только отказ от карьеры священнослужителя, это был по тем временам вызов обществу. Брат порвал с духовенством, с религией в такое время, когда страна переживала период черной реакции. О настроениях Александра в эти годы говорят его стихи. В одном из них, напечатанном тверским журналом «К свету», юноша-семинарист писал:

Скоро ль, скоро ль, о родина, родина-мать,

Ты увидишь желанное счастье?

Неужели тебе бесконечно страдать?..» [4]

В журнале «К свету» за три года (1911–1914 гг.) Александр Тодорский поместил около двадцати главным образом стихотворных своих публикаций. «Возможно, что в это время он хотел стать профессиональным литератором. А пока зарабатывал на жизнь службой: сначала писцом в Тверском окружном суде, а затем в петербургском издательстве «Благо». В столице он стал слушателем курсов «Общества для распространения коммерческих знаний». Но и это учебное заведение окончить ему не пришлось. Не стал он священником, не суждено было быть ему и коммерсантом. Иное поле деятельности открылось перед ним на многие годы…» [5]

С началом Первой мировой войны слушатель коммерческих курсов А.И. Тодорский под влиянием патриотической пропаганды подал заявление о зачислении его добровольцем в действующую армию и вскоре был зачислен рядовым в 295-й Свирский пехотный полк. В октябре 1914 г. направлен в Ораниенбаумскую школу прапорщиков, которую окончил в январе 1915 г.

С января 1915 г. – младший офицер роты в 66-м запасном полку в г. Вильно, а с марта 1915 г. – на фронте в 24-м Сибирском стрелковом полку, в котором занимал должности младшего офицера роты, начальника саперной команды, командира роты и батальона. В этом полку А.И. Тодорский провел всю войну, заслужив шесть орденов и чин капитана. Дивизия, в которой он служил, участвовала в ожесточенных сражениях с австро-германскими войсками. Она обороняла позиции на реке Бзуре в районе города Сохачева, вела арьергардные бои на Блонской позиции, отбивала атаки немцев на Варшавские форты. В боях он был дважды ранен. Подчиненные уважали своего командира: когда он был тяжело ранен, солдаты под огнем противника вынесли его с поля боя. «Трехлетнее пребывание на передовой позиции сдружило и сроднило меня с солдатами, – писал он впоследствии. – К концу войны я жил и мыслил их думами…» [6]

После Февральской революции 1917 г. избран председателем полкового комитета. В ноябре 1917 г. Военно-революционный комитет 5-го Сибирского армейского корпуса назначил его исполнять обязанности командира этого корпуса. Вот этот приказ: «…Командиру корпуса генерал-лейтенанту Турбину сдать командование корпусом капитану 24-го Сибирского полка Тодорскому, а последнему вступить в исполнение должности командира корпуса» [7].

Спустя двадцать лет следователи НКВД поставили и это «лыко» в строку обвинений арестованного комкора А.И. Тодорского, вменяя ему сотрудничество с немцами. Из обзорной справки по делу бывшего начальника Управления ВВУЗ РККА: «…Будучи с ноября 1917 г. по апрель 1918 г. командиром 5-го Сибирского корпуса, Тодорский с февраля по апрель 1918 г. находился с частями корпуса на территории, оккупированной немецкими войсками в г. Кременец и являлся при немцах начальником его гарнизона.

В приказе по гарнизону г. Кременец № 2 от 28/15 февраля 1918 г., подписанном Тодорским, указано, что «за каждого убитого или раненого германского или польского солдата будут немедленно расстреляны первые попавшиеся десять русских солдат или жителей».

В этом же приказе предлагается всем солдатам гарнизона и жителям города под угрозой расстрела сдать оружие, а солдатам – надеть старую свою форму с погонами.

За нарушение порядка, установленного немецкими оккупационными властями, в приказе предусмотрена смертная казнь.

Указанный приказ издан Тодорским от имени начальника 92-й германской дивизии.

В заключение приказа указано:

«Требую немедленного исполнения означенного приказа, ибо всякое уклонение от него повлечет за собою самые суровые меры» (копии указанных приказов № 2 и № 74 по гарнизону и корпусу были изъяты у А.И. Тодорского при обыске в 1938 г.) [8].

После демобилизации старой армии А.И. Тодорский возвратился (в апреле 1918 г.) на родину, в свой Весьегонский уезд. Из воспоминаний его брата Анатолия: «Встреча с Александром, когда он вернулся домой из армии, мне особенно памятна. По существу, мы встретились впервые: ведь когда он начал проходить свои «университеты», мне не было и пяти лет. И теперь, десятилетний, сгорающий от любопытства мальчишка, я во все глаза смотрел на брата, старался не пропустить ни одного слова, ни одного движения. Вместе с ним возвратился и Иван, также добровольцем ушедший в 1916 г. на войну и служивший с Шурой в одном полку. Но Иванко (так звали его в семье) я помнил, знал его, а вот Александр был для меня таинственной личностью, и что бы он ни делал и ни говорил, имело свой особенный смысл. Те несколько весенних дней 1918 г., что Шура провел дома, стали для меня настоящим праздником.

Это был праздник не только для меня. Доволен был отец, радостью светилось мамино лицо: наконец-то после тревожных лет вся семья вместе, за одним столом в родном доме. Маме, конечно, досталось. Накормить восемь человек, да так, чтобы все остались довольны, тоже надо уметь. Но не зря Евлампия Павловна считалась образцовой хозяйкой… Отдыхать она любила с книгой… Читать любила, и в доме была сравнительно большая для того времени библиотека. На имя Тодорских приходили и столичные периодические издания: «Биржевые ведомости», «Нива», позднее «Известия ВЦИК», «Огонек». Наверное, любовь к чтению, интерес к литературе у Шуры от мамы. А вот характер – спокойный, выдержанный, пожалуй, от отца. И реалистический подход к жизни, способность трезво оценивать события и факты – тоже отцовские, как и умение собраться в трудную минуту, решиться на трудное дело. Ведь не случайно, что уже на склоне лет, после почти сорокалетней службы господу богу, Иван Феодосьевич Тодорский совершил мужественный поступок – сложил с себя сан и пошел работать в кооператив.

Но это случилось позже. А тогда, в мае 1918-го, Иван Феодосьевич сидел во главе семейного стола, пил чай и слушал рассказы старшего сына о его «одиссеях».

Этот месяц стал как бы рубежом в истории семьи. Советская власть звала молодежь на строительство новой жизни, и старшие сыновья Ивана Феодосьевича и Евлампии Павловны с радостью и воодушевлением откликнулись на этот призыв. Вслед за Александром, который, несмотря на предостережение родителей, явился в уездный Совет и заявил, что хочет работать для советской власти, потянулись Иван и Виктор. Вскоре Иван уже работает в Совете, а Виктор становится сотрудником уездной ЧК…» [9]

О событиях весны 1918 г., о роли и месте А.И. Тодорского в них можно узнать, обратившись к воспоминаниям Ивана Егоровича Мокина, отвечавшего в то время за вопросы промышленности и торговли в Весьегонском уездном совете депутатов. При этом следует учитывать, что окончательно победа советской власти в уезде была закреплена совсем недавно решениями 1-го чрезвычайного уездного съезда Советов, состоявшегося 28–29 января 1918 г.

«Май 1918 г. …Сколько лет прошло, а памятно. Весна в том году была неустойчивая: то задождит, а то и завьюжит. Дни стояли серенькие, скучные. Только нам, работникам уездного совдепа, скучать не приходилось. Шел всего четвертый месяц, как в уезде установилась советская власть, и каждый день приносил что-нибудь неожиданное. Время было напряженное, горячее, а дел – невпроворот: и больших и малых. Во многом нужно было начинать чуть ли не на голом месте – от старого строя наследство осталось убогое. Совдепу приходилось одновременно решать множество вопросов: политических, хозяйственных, военных. Решать безотлагательно и – главное – четко: ведь каждый промах использовался врагами.

А недругов и злопыхателей у молодой рабоче-крестьянской власти в ту пору хватало. Были среди них и явные, и затаившиеся враги, готовые нанести удар исподтишка, в спину. Среди явных выделялись бывшие офицеры. Поэтому бдительность была на первом плане у партийных и советских работников, особая бдительность, иногда, может быть, и чрезмерная. Но без нее мы бы пропали.

В один из таких горячих и «скучных» весенних дней в приемной совдепа появился человек, на которого нельзя было не обратить внимания. Молодой, высокий, худощавый, с явной офицерской выправкой. Правда, экипирован был неказисто – потертая солдатская шинель, стоптанные сапоги… обратился он ко мне как к члену исполкома, ведавшему кадрами. Обратился четко, по-военному, сразу заявив, что сочувствует советской власти, пришел просить работу и готов выполнять любые поручения. На вопросы отвечал прямо. Родом из Туханей Весьегонского уезда, сын священника. В старой армии имел чин капитана…

Такого еще не бывало, чтобы офицер, да еще сын священника, добровольно пришел в Совет с желанием и готовностью нам помочь. Ситуация настораживала – а что, если этот симпатичный молодой человек окажется оборотнем?

Посоветовались мы с нашим председателем Г.Т. Степановым. Григорий Терентьевич был настоящим большевистским руководителем, душой нашего Совета. С трудными вопросами мы всегда обращались к нему – старшему товарищу и другу. Замечательный это был человек: по-житейски мудрый, никогда не терявшийся в самых сложных ситуациях, всегда готовый дать не только толковый совет, но и помочь делом. Он обладал каким-то особым чутьем, а потому редко ошибался в людях.

Долго говорил Степанов с молодым человеком. Из беседы выяснилось одно немаловажное обстоятельство: офицер после Февральской революции был выбран председателем полкового комитета, а потом – даже командиром корпуса. Видимо, солдаты ему доверяли и знали, кого выбирать. Этот факт биографии молодого человека и перевесил тогда при решении его участи.

На заседании исполкома рассматривалось заявление Тодорского, который предложил использовать его для организации издания уездной газеты. Предложение было принято. Тодорский назначен редактором «Известий Весьегонского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов».

Александр Иванович с радостью и большим жаром принялся за дело. А начинать пришлось с нуля. В Весьегонске имелась крохотная типография, оборудование которой почти полностью пришло в негодность. Для издания газеты не подходила. Нужно было срочно достать новое оборудование. Но где? Ломать голову долго не пришлось – конечно же, в Питере. Там должны понять наши нужды, должны помочь. Сам я некоторое время работал в Питере переплетчиком, немного знал типографское дело. Поэтому исполком и командировал меня в столицу с заданием достать оборудование для типографии.

Прошло немного времени, и оборудование было получено. А в начале навигации на пароходе доставлены в Весьегонск типографские машины и 40 пудов шрифта.

К тому времени стараниями Тодорского старая типография, ютившаяся где-то на задворках, была переведена в просторный, светлый дом. Нашлись и специалисты. Под руководством Александра Ивановича дело стало быстро налаживаться. Поначалу ему пришлось нелегко – он был един во многих лицах. И автор, и редактор, и корректор, и метранпаж, а иногда и наборщик. Удивительно, но любая работа спорилась в его руках, всякое дело он выполнял с таким умением, будто всю жизнь только этим и занимался. Уже 2 июня 1918 г. вышел первый номер весьегонских «Известий».

Спустя два месяца под редакцией Тодорского стала выходить еще одна газета: «Красный Весьегонск» – издание Весьегонской организации Российской Коммунистической партии (большевиков).

Газеты печатались на хорошей бумаге, шрифты подбирались «глазастые», чтобы облегчить чтение малограмотным (таких читателей было в то время большинство), заголовки статей были броскими, емкими. Газеты быстро завоевали доверие у бедноты и оказывали неоценимую помощь руководству уезда.

Тодорский проявил себя не только талантливым журналистом, прекрасным издателем, но и активным пропагандистом новых, коммунистических начал жизни. Он был прирожденным публицистом-агитатором. Его статьи, обзоры, заметки и стихотворные памфлеты отличали страстность и глубокая убежденность, а живой образный язык доходил и до малограмотных. У Александра Ивановича был зоркий глаз на все новое, он подмечал, казалось бы, даже мелочи. Но под его пером эти мелочи вырастали порой по значимости до уровня общественно-политического факта. И каждый такой факт, умело преподнесенный Тодорским-журналистом, наглядно показывал читателям, что дала трудящимся советская власть.

Прошло совсем немного времени, как Тодорский стал работать в Совете, но мы хорошо узнали и полюбили его. Он вошел в жизнь советского Весьегонска естественно и необходимо. Без него многое бы потеряла наша тогдашняя работа: Александр Иванович обладал государственным умом, широким кругозором, был разносторонне эрудирован.

Душевный и отзывчивый в обращении с товарищами, он становился непримиримым и беспощадным, когда дело касалось врагов.

В июне Тодорского приняли в партию, рекомендацию дал сам Григорий Терентьевич (Степанов). Три месяца спустя коммунисты Весьегонска на своем общем собрании выбрали Александра Ивановича делегатом на областную партийную конференцию Центрального промышленного района, собиравшуюся в Москве.

Июнь – сентябрь… Эти четыре месяца были особенно напряженными в жизни Весьегонска и всего уезда. Укрепление позиции советской власти в деревне вызвало бешеный отпор кулачества. Коммунисту Тодорскому часто приходилось оставлять редакторское «кресло» и возглавлять вооруженный отряд весьегонцев, выходящих на подавление кулацкий мятежей. В период белогвардейского мятежа в Ярославле отряд под командованием Тодорского вовремя пришел на помощь Рыбинскому Совету, оказавшемуся в окружении мятежников.

Член укома партии и уездного исполкома, Александр Иванович выполнял множество самых различных поручений. Благодаря этому он прекрасно знал положение дел в уезде. И в своей книге «Год – с винтовкой и плугом» сумел на конкретных фактах и примерах дать яркую картину работы советских и партийных органов, руководивших строительством новой жизни. Тодорский показал, что у власти стояли не опытные государственные чиновники, много лет возглавлявшие канцелярии и ведомства, а вчерашние рабочие и крестьяне, ставшие сегодня хозяевами страны. А успехи, которых мы достигли за первый год существования советской власти, свидетельствовали о том, что власть находится в надежных и твердых руках…» [10]