Все персонажи и события вымышленные. Все совпадения случайны
Глава 1
Министр юстиции Алексей Иванович Покровский проснулся по своему обыкновению в шесть утра. Поцеловал еще спящую жену в лоб, отчего она поморщилась и что-то недовольно пробормотала во сне, и отправился принимать душ. После душа он с силой растерся подогретым махровым полотенцем и с ног до головы обсыпался детской ароматной присыпкой. Эта привычка осталась у него с детства, когда он впервые увидел по телевизору соревнования по греко-римской борьбе и был заворожен тем, как борцы перед боем окунали руки в тазы со спортивной магнезией, а потом размазывали ее по телу. В ванной комнате матери он видел баночку с тальком и стащил ее тем же вечером. Прежде чем лечь спать, Алексей щедро оросил себя им, втягивая при этом живот и расправляя плечи. Точь-в-точь, как это делали спортсмены, воображая себя одним из них. Он даже слышал крики болельщиков с трибуны, скандирующих его прозвище: «Крепыш! Крепыш!». Вспоминая об этом каждый раз, нанося присыпку на тело, он улыбался себе в зеркале той самой детской улыбкой, которая обычно пряталась от чужих глаз за холодной, отстраненной ухмылкой.
Закончив ритуал с обсыпанием, рука его сама потянулась к зеркальному шкафчику, где жена хранила свои кремы, пощелкал пальцами, размышляя, какую бы баночку взять в этот раз. Когда кончик его указательного пальца погрузился в емкость с кремом, пахнущего фруктами, в животе у Алексея Ивановича заурчало. Он прикрыл глаза и нанес крем на лицо, похлопывая по нему ладонями.
Накинув на плечи халат, мужчина спустился на первый этаж своего дома и проследовал на веранду, где для него уже был накрыт стол. Равнодушно кинув взгляд на омлет и фруктовый салат, Покровский позвал экономку и велел принести чего посущественнее. Несмотря на то, что Алексей Иванович неустанно следил за фигурой, стараясь держать себя в форме, поесть он все же любил. И особенно на завтрак, искренне веря: утренний прием пищи никоим образом не навредит ему. Вера эта была твердой и непоколебимой, ибо так учил его отец, человек властный и несомненно умный. Он запомнил своего отца, восседавшего во главе стола, изливающего на него нравоучения: «От того, каким был завтрак, зависит и то, как сложится весь твой день, и как ты поработаешь. Запомни, сын, ленивый человек утром много не съест. А ты же не хочешь прослыть лентяем? Лентяев никто и нигде не любит. Даже там», – говорил он, указывая вилкой куда-то вверх. «Ленность – это грех. И расплата …». Тут он замолкал и вкладывал в рот рулет из омлета с ветчиной, причмокивая от удовольствия.
Пока экономка готовила блины с яблочным вареньем, Алексей Иванович погрузился в удобное плетеное кресло с мягкими подушками и сделал несколько глубоких вздохов, наслаждаясь солнечным утром и свежим воздухом. Неожиданно блаженное выражение исчезло с его лица, сменившись мрачностью. Мужчина достал мобильный телефон из кармана халата и набрал номер из списка контактов.
– Через час буду у вас. Бассейн, массаж, парикмахер, – отчеканил он и отсоединился.
После завтрака, пребывая в прекрасном настроении, Покровский облачился в уютный спортивный костюм и вышел из дома. Черный Mercedes Maybach застыл у выездной дорожки, в ожидании своего хозяина. Машина походила на большое красивое животное, подставившее спину ласкающим теплом солнечным лучам. Водитель медленно прогуливался вокруг мерседеса, заложив руки в карманы, внимательно осматривая его сверкающие бока, точно наездник, оценивающий внешний вид своей кобылы, прежде чем вскочить на нее и с гордостью пронестись перед восторженными взорами зрителей, застывших в тревожном, щекочащем нервы ожидании на трибунах ипподрома. Его глаза-буравчики блаженно скользили по гладкой, отполированной поверхности мерседеса, начищенным до блеска ручкам и стеклам. Увидев отражение шефа в черном глянцевом покрытии, он подскочил на месте, присвистнул от неожиданности, и немедля кинулся открывать заднюю дверь.
– Доброе утро, Алексей Иванович! – Поприветствовал он его, расплываясь в широкой улыбке.
– Доброе, доброе, – как-бы между делом произнес Покровский, забираясь в салон, с трудом сдерживая готовый вырваться наружу тяжелый вздох. – Днем ты мне будешь не нужен. Повозишь Эльзу.
– Понял, – ответил водитель, закрывая за ним дверь. Он почти бегом обогнул машину, сел за руль и завел двигатель. Машина тронулась с места, медленно проплыла мимо охраны, миновала высокие стальные ворота и оказалась на гладкой асфальтированной дороге, окруженной с обеих сторон густыми зарослями ельника.
В центре красоты и здоровья уже ждали Алексея Ивановича, невзирая на ранний час. И хоть центр должен открыться в десять утра, по настоятельной просьбе личного помощника министра юстиции, отказать которому было никак нельзя, рабочий день некоторых сотрудников салона начинался в семь тридцать. Администратор встретил его в фойе, куда ему тотчас же принесли витаминный коктейль и порезанные на тарелочке фрукты, обложенные кубиками разноцветного льда.
Закончив принимать все запланированные процедуры, Покровский отправился на работу в министерство, предварительно переодевшись в кашемировый костюм, доставленный его ассистентом прямо из чистки на плечиках в хрустящем пакете на молнии.
Покровский был дородным мужчиной лет пятидесяти, высокого роста, с широкими плечами и квадратным, немного обрюзгшим, мясистым лицом, некогда привлекательным, если судить по его чертам. Прямой точеный нос горделиво восседал над тонкими губами. Пожалуй, слишком тонкими для его скул. Высокий гладкий лоб. Темные густые волосы, модно подстриженные и тщательно уложенные. Пробивающаяся на висках седина придавала ему некоторое благородство, скрашивая грубоватое, чуть надменное выражение, застывшее на лице. Особое внимание привлекали глаза. Голубые, холодные, будто пронзающие насквозь. Они смотрели прямо из-под сдвинутых черных бровей, излучая уверенность, спокойствие и силу.
Все, кто имел удовольствие общаться с министром юстиции, отзывались он нем, как о человеке незаурядного ума, образованном, начитанном, но крайне азартном. Эта единственная сомнительная черта его характера, тем не менее, играла ему на руку. Он умело пользовался ею для достижения своих целей и благодаря самодисциплине всегда знал, когда во время остонавливаться.
Алексей Иванович ценил красоту, комфорт и качество. Он окружал себя исключительно дорогими вещами. Но вещи эти были выбраны с большим вкусом и отвечали всем его требованиям. Единственная женщина, которую он любил, – была его женой. Сорокалетняя Эльза, дочь известного политического деятеля, от которой он с особой тщательностью скрывал свои многочисленные измены и короткие романы. Своих избранниц Покровский одаривал мехами и драгоценностями. Взамен они должны были молчать и не докучать ему истериками и признаниями в любви. Но если все же он начинал замечать задерживающийся на нем дольше обычного взгляд очередной пассии и в глазах ее, ко всему прочему, появлялся нездоровый блеск, причиной которого были бессонные ночи, во время коих она, в чем он не сомневался, продумывала план захвата и принуждения его к капитуляции, в голове у Покровского моментально срабатывал радар, сигнализирующий об опасности. И тогда он просто разрывал отношения раз и навсегда. Причем умел делать это таким образом, что еще ни одна дамочка не закатила ему скандал и не попыталась донести до его жены сведения об их адюльтере.
Детей у него не было. Не то чтобы он не хотел их. Скорее боялся разочарования, от которого не застрахован ни один родитель. Например его отец частенько употреблял слово «разочарование» применительно к нему. Он произносил его тоном осуждающим и ироничным, с нотками неприязни, сочившейся сквозь неприлично белые зубы, не забывая упомянуть про ждущее в преисподней наказание, предусмотренное специально для таких детей как Алексей. Неудевительно, что со временем «разочарование» обрело в его сознании вполне реальный облик вечно бодрствующего монстра, готового накинуться в любой момент, растерзать и утащить в темное подземелье, где находятся сотни жалких мальчиков и девочек, не оправдавших надежд своих родителей.
Отец Алексея Ивановича занимал высокое положение в обществе, унаследованное от деда. Оно тянулось за ним, словно длинный хвост, данный ему при рождении. И он прикладывал немалые усилия для того, чтобы хвост этот с гордостью носил и его сын, которого он бесконечно шпунял и пугал карой небесной за непослушание, да и вообще за любой проступок. Чтобы соответствовать его требованиям, Алексей должен был не только хорошо учиться, но и выглядеть должным образом. Сам отец следил за своим внешним обликом с навязчивой одержимостью и всеми силами прививал это сыну. Как-то раз маленький Алексей не заправил тесную рубашку в брюки, садясь за стол к обеду. Отец молча поднялся, схватил его за ворот пресловутой рубахи и утащил в комнату, заперев в ней на несколько часов. Мать никак не отреагировала на произошедшее. Они сидела, тупо глядя в пустую тарелку, поставленную перед ней, и молча страдала от абстинентного синдрома.
Учился Алексей исключительно на «отлично», хоть учеба и не всегда давалась ему легко. Дабы восполнить упущения в образовании, отец нанял для него целую орду репетиторов. С ними он вынужденно проводил несметное количество часов, вместо того чтобы играть с другими мальчишками на улице. В университете он немного отдалился от отца, заполучив глоток долгожданной свободы, и даже схлопотал низкий балл на экзамене по римскому праву, в отличие от своего приятеля Арсения, за что отец наказал его по всей строгости, отобрав мерседес до тех пор, пока экзамен не будет пересдан.
Мать Покровского была … алкоголичкой. Правда, она искусно скрывала это от посторонних. Но не от своего мужа, время от времени предпринимающего попытки справиться с этой зависимостью супруги, отправляя ее на лечение в дорогие рехабы заграницей, откуда она возвращалась похорошевшая и очень несчастная.
Когда Алексей Иванович, благодаря связям отца и, безусловно, своим достижениям, занял высокую должность в министерстве юстиции, отец скончался. Он не мог сказать, что чувствует больше: горечь утраты или облегчение от освобождения от тирании? Тем не менее, он горевал. Горевала и мать его, заливаясь слезами и бурбоном. Однако длилось это не долго. Напившись в хлам и изрыгая ругательства в адрес мужа, бросившего ее так некстати, она скатилась с лестницы и умерла. И тогда Покровский встретил Эльзу. Молодую, беспечную и невероятно красивую, являвшую собой воплощение независимости, наплевательского отношения на мнение других людей и полной свободы от предрассудков. С Эльзой министр юстиции обрел счастье, проявляя самые нежные чувства по отношению к ней, на какие был вообще способен.
Алексей Иванович презирал людей, стремящихся к излишней роскоши, считая, что излишки развращают, превращая престрастие к роскоши в крепкую зависимость. А любая зависимость, по его мнению, ничто иное, как проявление слабости. Что для него самого было неприемлимым.
К подчиненными он относился со всей строгостью и, если и устраивал кому выволочку, то делал это исключительно по делу, не переходя черту, граничащую с самодурством. Будучи в своем деле профессионалом, требовал и от других к работе такого же отношения. В целом, сотрудники относились к нему с почтением, не позволяя себе отпускать фривольные шуточки в адрес шефа даже тогда, когда, казалось бы, услышить их никто не может.
Единственное, из-за чего Покровский стал терять покой в последнее время, – уходящая неминуемо и безвозвратно молодость. Он ощутил это незадолго до своего пятидесятипятилетия, когда в один из дней у него хрустнуло в коленной чашечке и он с трудом поднялся на второй этаж своего дома. Что он только не делал, но результатов это не принесло. Вдобавок ко всему, второе колено тоже начало похрустывать. Это выводило его из себя. Ему казалось, что все вокруг слышат этот противный хруст и смотрят на него с жалостью и, возможно, иронией.
Вслед за этим, Алексея Ивановича настигла еще одна пренеприятность. Как-то он зашел в кабинет бухгалтера и нагнулся, чтобы поднять упавший лист бумаги с пола. Но вот разогнуться уже не смог. Резкая, невыносимая боль пронзила его тело в области поясницы. Превозмогая ее, ему все-таки удалось распрямиться и с достоинством, как ему казалось, покинуть кабинет бухгалтера. Однако гордость его была уязвлена. Он даже подумывал уволить ставшую свидетельницей сего комфуза Людмилу Франковну Штальман.
А однажды утром Покровский заметил, что веки у него вокруг глаз словно приуныли. Сначала он списал это на усталость, которая пройдет после непродолжительного отдыха. Но отдых не помог. Напротив, он разглядел на своем немолодом лице множество незнакомых морщинок и складочек. И сразу же возникла перед ним призрачная голова отца. Она смотрела на сына с явным неудовольствием, капризно поджав тонкие губы. «Вы поглядите на нашего министра юстиции!» – Говорил отец насмешливо. «Не пора ли ему на пенсию? В отставку!». От звучавшего голоса Алексей Иванович вздрогнул и крепко зажмурился, прогоняя преследовавший его все годы образ отца.
Прежнее спокойствие и уверенность в себе начали улетучиваться. Он перестал нормально спать, просыпаясь посреди ночи в холодном поту, бежал в ванную комнату, где закрывался и долго разглядывал себя в большом зеркале, вертя головой в разные стороны, вытягивая при этом шею так, чтобы второй подборок был менее заметен. «Точно индюк», – думал он, прикладывая руку к подборобку снизу, постукивая по нему.
Несколько раз Алексею Ивановичу снился один и тот же кошмарный сон: он просыпается утром и не может подняться с кровати. Лежа под одеялом, извивается под ним, пытаясь придвинуться поближе к краю, чтобы легче было соскользнуть на пол. В конце концов, ему это надоедает. Он откидывает одеяло, которое кажется ему слишком тяжелым и душным и видит под ним тело немощного старика. Иссохшиеся руки и ноги в синих прожилках с узловатыми венами, просвечивающими сквозь тонкую дряблую кожу. Торчащий вперед живот. Впалая грудная клетка, покрытая клочковатыми седыми волосами. Он начинает кричать и звать жену, не оставляя при этом попыток подняться. И тут происходит нечто ужасное. Одна нога его отрывается от тела. Он слышит хруст ломающейся бедренной кости. Острый обломленный конец ее торчит из ноги. Неровные края кожи в месте разрыва скукожились и из-под них выплывают куски темного мяса. Кровавое пятно расползается по белой простыне. Липкое, влажное, отвратительное. В этот момент он просыпается.
Вскоре почва под ногами Алексе Ивановича дала заметную трещину, покосив его надежный фундамент, тщательно выстроенный отцом, и вещи, еще недавно доставляющие ему удовольствие, утратили свою прелесть и даже стали вызывать раздражение. Его прежде здоровый аппетит пропал, женщины более не вызывали в нем никакого желания, а на работе он частенько впадал в ступор, сидя в кожаном кресле с высокой спинкой, вперившись пустым взглядом в монитор компьютера. Мысли его в такие моменты блуждали где-то далеко. Он размышлял об ускользаующем времени, о том, что так часто откладывал на потом, будучи в полной уверенности, что настанет время, совсем скоро, и он осуществит задуманное. Сейчас же он совершенно явственно осознал: время не просто уходит. Оно уходит слишком быстро, ускоряясь с каждым прожитым годом, утекая сквозь пальцы как вода.
За последнее время Алексей Иванович заметно изменился. Темные круги залегли под глазами. Нос стал казаться еще больше на осунувшемся лице. Некогда твердый, уверенный в себе взгляд смягчился. Былая невозмутимость и сдержанность куда-то улетучились. Он часто раздражался и повышал голос на подчиненных.
Эльза заметила произошедшие перемены в муже и попыталась с ним поговорить. Но он только отмахнулся и накричал на нее. В слезах убежала она в ванную комнату и заперлась, рыдая и всхлипывая. Не в силах выносить этого, Покровский прилип к двери и принялся уговоривать ее выйти.
– Милый, – гнусаво произнела Эльза заплаканным голосом, открывая дверь. – Поговори со мной. Что с тобой происходит? Ты болен?
Глядя в голубые глаза любимой женщины, смотрящие на него с тревогой, он рассказал ей о своих волнениях.
– И это все?! – Вскричала она и всплеснула руками. – Из-за такой ерунды? Я думала, ты серьезно болен.
Она кинулась к нему и обвила тонкие руки вокруг его шеи.
– Поедем к морю. Тебе нужен отдых.
Он ничего не ответил. Ему хотелось придушить ее. Как она не понимает, что это вовсе не ерунда? А Эльза продолжала успокаивать мужа:
– Это все нервы. Давай я запишу тебя к хорошему психотерапевту? Он пропишет тебе успокоительное.
– Зачем мне успокоительное? – Буркнул Алексей Иванович и отстранил жену.
Она погладила его по лицу и улыбнулась:
– Просто попробуй. Обещай мне.
Глава 2
Утром Покровский приехал на работу с опозданием. Его парикмахер заметил, что волосы у него немного поредели и рекомендовал специальный уход за кожей головы. Эта фраза, произнесенная как-бы между прочим, вывела его из себя. Она была последней каплей, доканавшей Алексея Ивановича. Не говоря ни слова он сорвал с себя накидку и быстрым шагом ушел прочь, оставив парикмахера в замешательстве.
После утреннего происшествия, он позвонил психотрапевту Эльзы и сразу же поехал к нему.
– Дайте мне успокоительное, – перебил он врача, когда тот начал задавать совершенно бессмысленные, на его взгляд, вопросы.
– Алексей Иванович, прежде чем назначить лечение, мне необходимо знать, какую проблему мы с вами будем решать?
Не говоря больше ни слова, Покровский вынул из кармана шерстяного пиджака толстый кошелек и вывалил на стол врача неприличную сумму денег.
– Поговорим в другой раз. Сейчас мне нужно успокоительное.
– Хорошо, – кивнул врач. – Но сначала расскажите, что произошло сегодня утром?
И Алексей Иванович рассказал. А закончив говорить об одном, рассказал и обо всем остальном. В том числе и о тех кошмарах, которые начали сниться ему с недавнего времени. Врач слушал его очень внимательно, делая какие-то записи в карте пациента. Когда Покровский закончил говорить, он не стал ни в чем убеждать его, не сказал, что проблемы-то в принципе и нет, а есть лишь отношение самого Алексея Ивановича к описанной ситуации.
– Я пропишу вам препарат, – сказал врач, выводя название в бланке рецепта, – он вам поможет снять тревожность и улучшит сон. Но вы должны мне пообещать: раз в неделю мы с вами будем видеться. А это, – указал он на деньги, – заберите. За прием оплатите в кассе по установленному тарифу.
Министр юстиции посмотрел на врача и удовлетворенно кивнул большой головой. Этот невысокий сухонький человек вызвал в нем уважение и доверие.
– Хорошо. Через неделю в это же время я буду у вас.
По пути на работу, Покровский попросил водителя заехать в аптеку купить лекарство, прописанное психотерапевтом. Приняв его прямо в машине, он ощутил мягкое тепло, разлившееся у него по телу. Да и все те мысли, не дающие ему покоя в последнее время, словно отступили. Даже утренний инцидент в парикмахерской показался ему смешным и нелепым. В таком настроении он и вошел в здание министрества, сел в лифт и…
Когда двери лифта уже почти закрылись, в проеме дверей появилась чья-то рука. Дверцы дрогнули и поползи обратно.
– Алексей Иванович! – Выдохнул помощник губернатора, протискиваясь в кабину лифта. – Вы уже слышали?
– Что я должен был слышать? – Не понял министр юстициий, улыбаясь мягкой, приветливой улыбкой. Он не обратил внимания на озабоченный вид помощника и сдвинутые к переносице брови.
– Пропал Арсений Петрович, министр финансов.
– С чего взяли, что пропал? Может уехал куда? Или ему нездоровится?
Помощник губернатора покачал головой, отрицая это предположение:
– Жена утверждает, что именно пропал.
Алексей Иванович почему-то вспомнил свою последнюю встречу с министром финансом. У них были добрые приятельские отношения в течение долгого времени. Арсений Петрович, не изменяя их давней традиции, пригласил его поужинать в загородный ресторанчик, где, помимо вкусной еды, можно было сыграть в покер. Покровский тогда обратил внимание, что Арсений был каким-то дерганым и беспокойным. Часто выходил в уборную, откуда возвращался еще более взвинченным и все время потирал кисть правой руки. Он заметил это, и когда они играли в карты. От его взгляда не ускользнуло и то, что приятель его значительно помолодел и посвежел. А ведь они были ровесниками. Когда они прощались, Арсений посмотрел на него, будто хотел о чем-то рассказать, но не решился. В тот момент Алексей Иванович не придал этому большого значения. Сейчас же, все эти странности сложились в одну картину, пробежавшую перед его глазами.
– Я бы хотел знать, – продолжил расспросы Покровский, идя по коридору рядом с помощником губернатора, – какие факты подтверждают версию об исчезновении?
Помощник остановился и уставился на него своими рыбьими, бесцветными глазами. Тонкие пальцы вцепились в пуговицу на пиджаке и крутили ее в разные стороны, что вызвало раздражение Покровского, мечтавшего в ту минуту, чтобы пуговица отвалилась к едрене фене и закатилась туда, откуда достать ее будет невозможно.
– Больше мне ничего не известно, – выговорил помощник и отпустил пуговицу. – Все что знал, я вам сообщил. Думаю, с вами свяжется следователь, которому поручили заняться этим делом.
Попрощавшись, мужчины разошлись. Войдя в свой кабинет, Алексей Иванович сразу достал мобильный телефон и набрал номер Арсения Петровича. Телефон отключен. Он ощутил щекотание под ребрами слева и неприятный морозный холодок, пробежавший по спине.
«Женщины склонны все преувеличивать», – подумал он. «Наводит его благоверная панику почем зря. Я уверен, скоро Арсений объявится и сам все объяснит. Просто мужик захотел отдохнуть. Загулял. С кем не бывает?». Но в душе он понимал, что его приятель никогда бы так не поступил.
На всякий случай он позвонил супруге министра финансов:
– Лерочка, ты чего шум подняла? – Спросил он, стараясь говорить как можно беззаботней.
– Алексей, – разрыдалась она. – И правильно подняла. Только тебя набрать хотела.
– Истерику прекратить, – скомандовал Покровский. – Когда последний раз видела Арсения и почему решила, что он пропал?
Услышав твердый, не терпящий возражений, тон министра юстиции, Валерия притихла и жалобно пропищала, что постарается взять себя в руки. Она и правда почувствовала облегчение, зная, что товарищ ее супруга, обладающим связями и неограниченными возможностями, взялся за дело. Вздохнув, она смачно высморкалась и рассказала следующее:
– С ним было что-то не так. Ты знаешь, я как-то застала его в гардеробной перед зеркалом, ругающимся с самим собой. Он так кричал. И ему казалось… – Лера резко замолчала, размышляя, говорить или нет. – Так вот, – решившись, продолжила она, – Ему казалось, что кожа с него слезает.
В телефоне раздались всхлипывания. Алексей Иванович терпеливо ждал, крутя в руке чернильную ручку, время от времени постукивая ее по столу.
– Арсению снились кошмары, но он не рассказывал о них. А вчера… – снова всхлипывает, – обмотался бинтами, прежде чем отправиться спать, но посреди ночи проснулся и бегом в ванную. Выскочил оттуда как ошпаренный и прямо в пижаме и тапочках сел в машину и уехал.
– Машину нашли?
– По геолокации. Он бросил ее в центре.
Алексей Иванович был сбит с толку рассказом Валерии, женщины здравомыслящей, несклонной к сентиментальности. «Действительно странно. Неужели Арсений умом тронулся?»
– Больницы обзвонили?
– Да. Ничего.
– В психиатрическую не звонила?
– Первым делом. И в морг. Нет его. Нигде. После этого вызвала брата. Он ночью своих сыскарей поднял.
– Я понял.
– Что будем делать?
– Сейчас же подряжу своих опричников. Они весь город перевернут, но Арсения найдут. Пришли мне информацию в сообщении, на какой из своих машин он уехал? Номер, марка. Где машину оставил.
– Алексей, спасибо тебе.
– Не за что пока.
– Кроме тебя никто его не найдет.
– Лера?
– Да?
– Давно с ним все это началось?
– Мммм, месяцев пять назад.
– С кем он общался? Не появилось новых знакомых?
– Не знаю даже. Мы такие вещи не обсуждаем. Хотя он упоминал, что встретил старого знакомого… по клубу что-ли. Но так. Вскользь. И больше они не виделись, насколько я знаю.
Разговор с Валерией взолновал Покровского. Все могло оказаться куда хуже, чем можно было предположить в начале. Тем не менее он был убежден, что в скором времени все разрешится благоприятным образом и Арсений найдется.