Ботаник

Улица Ужасов. Эпизод 7. Ботаник

Я не долго думал, как начать эту запись. Почти сразу решил, что не буду здороваться. Какой смысл желать здоровья, если никто из ныне живущих не прочитает это. Для кого это в таком случае? Я не знаю. Я просто должен написать, высказаться, исповедоваться, если угодно. Хотел ли я чтобы получилось именно так? Да, хотел. Готов ли я принять то, что происходит, удовлетворен ли я? Нет. Хотел ли я НА САМОМ ДЕЛЕ такого развития событий? Нет, не хотел…

Итак, Меня зовут Эдуард Александрович Лобов, сейчас мне двадцать три года, и только я виновен в том, что происходит последние несколько месяцев.

––

Всё началось много лет назад, когда учился в средней школе. Хотя правильнее будет сказать, что началось с того момента, когда мои родители подали документы на получение свидетельства о рождении их единственного сына. Вот неужели нельзя было придумать нормальное имя. Как будто они оба не учились в школе и не знали, как оно бывает. Наверняка и сами придумывали прозвища одноклассникам с необычными, и правильнее сказать с нестандартными именами. Ведь их родители не стали ничего выдумывать и назвали их просто, можно сказать, банально. Александр и Ольга. Куда уж проще. Но почему сын должен быть Эдуардом. Почему сын должен быть Эдиком-педиком?

На свои вопросы я так и не получил ответы. Родители старательно убеждали, что мне просто завидуют и со временем я обязательно полюблю своё имя и скажу им спасибо. Они искренне верили в это до самой смерти, но я так и не полюбил своё имя, так и не захотел сказать спасибо родителям. До сих пор.

Собственно, проблемы с именем были только началом в череде бесконечных издевательств одноклассников. Причём иногда к дразнившим меня одноклассниками подключались ребята из параллельных классов, а порой и старшики, и, что было самое обидное, дети из младших классов. В середине пятого года обучения мне пришлось поменять школу. Но родители продолжали стоять на своём. Эти люди словно помешались на своём решении, они решили быть стойкими и гордо подняв голову, вынести все испытания. Вся ирония в том, что быть стойким приходилось именно мне. И очень долгое время Эдуард (Эд-гомопед) старался быть именно таким – стойким. Но что взять с мальчика, или откуда взять мальчику силу и уверенность, противостоять толпе орущих обзывательства детей.

Первое время в новой школе действительно немного поменялся сценарий. Меня не трогали, никто не называл Эдика педиком. Я даже успел немного успел расслабиться, снизить так сказать порог стойкости – к хорошему быстро привыкаешь. Родители заметили перемены в сыне и ещё больше подпитались уверенностью, что они на правильном пути. Да, я и сам поверил, что испытания закаляют характер, и что мама с папой были правы. Но ошибались, и они и я. Всё вернулось обратно. Причём, если раньше всё начиналось постепенно, набирая обороты, теперь накрыло лавиной. Как будто вся школа сговорилась и одновременно напала на меня, а я только и мог забиться в угол в туалете для девочек, куда меня закинул, словно пакет с мусором, здоровенный одноклассник с таким, мать его, банальным именем Сергей. А ведь я и на его имя мог придумать неплохие рифмы. Хотя, что уж там говорить, там и придумывать ничего не надо, правда? Но видимо, банальность имени (и в немалой степени габариты, опасные даже для старшеклассников) имели такой эффект.

Руку помощи протянул один из учителей. Геннадий Артемьевич учитель биологии. Именно он открыл для меня путь, если и не к спасению, то указал тропинку, по которой можно выбраться и перестать быть мусорным мешком, брошенным в девчачий туалет на посмешище избалованной детской массе. Правда на тот момент, я ещё не знал и не понимал этого. Но мне так понравилось то, что было в лабораторной у преподавателя. Большинство детей и не подозревали, что лаборатория состоит из двух комнат. Первая большая – там бывали все, кто учился в школе. В ней Геннадий Артемьевич проводил практически работы с учениками, положенные школьной программой. А вот маленькая комнатушка за дверью, которая до этого могла быть самой обычной кладовкой. И о существовании которой не догадывался никто, поскольку она была умело замаскирована между шкафами. И не надо думать, что там учитель занимался чем-то непотребным с учениками, как это обычно бывает в криминальных историях. Вовсе нет, там была вторая лаборатория. И вот там была действительно интересная биология. Там я нашёл спасения от Сергеев, Андреев, Наташ и прочих Ольг. Там было единственное место, кроме дома, где я мог спокойно расслабиться. Как только за мной закрывалась дверь, я как будто отгораживался стеной от мира, наполненного необходимостью быть стойким. В этом небольшом помещении, буквально три на три метра, освещенным лампами дневного света, было маленькое, но моё королевство, где я устанавливал правила, где я мог запихнуть кого-нибудь в женский туалет, на ходу придумывая новые обзывательства.

Но такие мысли посещали меня только первые несколько дней после того, как Геннадий Артемьевич показал маленькую лабораторию, или как он называл её – лабораторию номер два. Для меня она стала лабораторией номер один. Сначала я приходил туда только в качестве зрителя и слушателя. Я смотрел как учитель колдует над прозрачными колбами разного размера, смешивает реактивы, пересаживает растения из одного горшка в другой, прививает одно к другому. Первые несколько недель я не понимал абсолютно ничего из того, что происходило в лаборатории номер два. А Геннадий Артемьевич не торопился меня просвещать. И это было правильно, невооруженным глазом было видно, что мне жизненно необходим перерыв, я был измотан попытками быть стойким.

Спустя пару месяцев он начал рассказывать. Как оказалось, в лаборатории номер два происходили интересные вещи. Директор школы был старым другом Геннадия Артемьевича, а потому позволил ему заниматься экспериментами, используя для этого не только финансовую базу учебного заведения, но и помещения. А ещё, и это было самое главное, к нему никто не лез, никто не контролировал. Постепенно меня захватывало то, чем он занимался. Я всё больше и больше проводил время в маленьком помещении, день за днём превращаясь из обычного «подай, пожалуйста вон ту банку и зелёный порошок», в «а как ты думаешь, не стоит ли попробовать сделать так».

Наверное, сейчас стоит уже рассказать, чем Геннадий Артемьевич занимался. Иначе, это выглядит как фантастический рассказ из сборника начинающих писателей. Да и цель этого послания совсем в другом. Мне не нужно понимания, не нужно сочувствие, я не ищу оправдания своим действиям. И, правда, если бы я мог повернуть время вспять, я бы не стал ничего менять.

Основное образование у Геннадия Артемьевича биологическое, с уклоном в ботанику. Он был идеалистом, который верил, что у человечества хватит разумности вовремя остановиться. Остановиться в уничтожении собственного дома. Он часто говорил, что жизнь на земле – это бесценный дар. Зарождение жизни на планете среди холодного мрака космоса – великая череда случайностей, за которую необходимо быть благодарным. Но человечество в большинстве своём не способно на данном этапе развития осознать всё величие этого дара, насколько великого, настолько же и хрупкого. Да именно так он и говорил. Говорил без пафоса, со спокойной убеждённостью. И пытался внести свой маленький вклад в сохранение этого дара.

Целью учителя было химическое соединение, способное по воздуху передаваться от растения к растению, причем независимо от вида растения, усваиваться и превращать растение в своеобразный аналог качка на стероидах. По его замыслу должен был ускориться рост, укрепиться устойчивость (да, растения тоже должны были быть стойкими) к особенностям окружающей среды. По его представлениям даже либерийское кофейное дерево, должно было способно выжить в условиях сурово сибирской зимы, и наоборот, наша лиственница должна была спокойно переносить условия жаркой пустыни. При этом соединение должно максимально увеличивать регенерацию. Когда я спросил Геннадия Артемьевича, что такое регенерация, он удивленно посмотрел на меня, поправил съехавшие на нос очки. Он действительно удивился, что я, будучи на середине пути школьного образования не знаю, что такое процесс восстановления тканей.

А что он, в принципе, хотел от ребенка, который большую часть времени пытается выжить в агрессивной среде, окружающей его со всех сторон. Мне бы пригодился такой препарат, над которым работал, приютивший меня учитель. Я, на тот момент, был совсем не против вырасти как можно быстрее, получить способность моментальной регенерации тканей. И разобраться с каждым из тех, кто меня задевал. На тот момент, в самом начале, я видел использование препарата именно так. Но спустя некоторое время, я решил, что моё тело и так достаточно развито и, по сути, каждый из нас, пусть и немного разной степени, обладает регенерацией. Ну так пусть тогда они, Сергеи, Андреи и Ольги, не смогут приспособиться ни к одному их видов окружающей среды. Пусть потеряют регенерацию.

И я подключился к исследованиям. Я стал фанатом биологии.

-–

Первый год пролетел незаметно. И в течении этого года издевательства со стороны одноклассников постепенно сходили на нет. Не знаю в чём было дело. Может быть в элементарном взрослении, когда мальчиками становятся интереснее обращать внимание на созревавших девочек, чем на затравленного сверстника. Или изменилось моё отношение к происходящему. Или им стало сложнее дотянуться до меня, поскольку всё свободное время я проводил в маленькой лаборатории номер два. Часто задерживался там допоздна, и Геннадий Артемьевич провожал меня до дома. Иногда я видел, что группа ребят поджидала меня возле школьных ворот, но они не осмеливались на какие-то действия, в присутствии взрослого. Видимо, были и какие-то внешние изменения во мне, потому что родители тоже не могли нарадоваться, глядя на сына, который больше не приходит домой в слезах в грязной одежде, с оторванной лямкой от рюкзака.

Говорят, всему хорошему приходит конец, пришёл конец и моей спокойной жизни, когда в школе появился он. Никита Харламов. Невероятно здоровый для своих лет, я был уверен, что несколько раз оставался на второй год. Оказалось, что это не так и он вполне себе умный. Учился Никита действительно неплохо, может быть даже лучше всех в классе. Он моментально стал любимчиком учителей, в особенности нашего классного руководителя, которая закрывала глаза на определенные особенности его поведения. Особенности, связанные со мной. Никита возненавидел меня с первого своего появления в классе. Я даже и не знаю, что вызывало в нем такую лютую ненависть. Он даже ни разу не попытался исковеркать моё имя. Он просто ненавидел меня за то, что я существую.

Благодаря острому уму Никиты его издевательства были куда изощерённее, чем просто обозвать меня педиком или спрятать мой рюкзак. Самое яркое воспоминание, от которого до сих пор у меня случаются рвотные позывы. Я совершил глупость – оставил рюкзак на перемене в классе. Следующий урок дублировался и переходить в другой кабинет необходимости не было. Я вспомнил, что не выполнил просьбу Геннадия Артемьевича и не полил цветы специальным раствором. Это был его самый затяжной эксперимент, результаты которого превосходили даже самые радужные ожидания. Сам он уехал на какую-то конференцию и в мои обязанности входило поливать этим самым раствором три раза в день. И пока я бегал до кабинета биологии, а это заняло практически всю длинную обеденную перемену, Никита успел привести свой план в действие.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.