Душа Лахора
- -
- 100%
- +
Chitra Banerjee Divakaruni
THE LAST QUEEN
Copyright © Chitra Banerjee Divakaruni, 2021
© М. В. Синельникова, перевод, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство АЗБУКА», 2025 Издательство Иностранка®
Серийное оформление и оформление обложки Татьяны Гамзиной-Бахтий
* * *Трем моим королям: Абхаю, Ананду и Мурти
Пока у львов не появятся собственные историки, история охоты всегда будет прославлять охотника.
Чинуа АчебеОсновные персонажи
Рани Джиндан Каур — последняя правительница Пенджаба. Дочь придворного дрессировщика собак Манны Сингха Аулакха, впоследствии младшая жена махараджи Ранджита Сингха. Мать махараджи Далипа Сингха и регент во время его правления.
Махараджа Ранджит Сингх — величайший сикхский правитель. Построил могучую сикхскую империю и защищал ее от британцев.
Махараджа Далип Сингх — младший сын Ранджита Сингха.
Факир[1] Азизуддин — посол Ранджита Сингха, советник Джиндан в ее первые годы при дворе в Лахоре.
Рани Гуддан — одна из жен Ранджита Сингха, близкая подруга Джиндан.
Джавахар Сингх — брат Джиндан.
Лал Сингх — аристократ при дворе в Лахоре.
Догра — три брата из династии, достигшие больших высот при Ранджите Сингхе:
Гулаб Сингх, старший брат, позднее правитель Джамму и Кашмира;
Дхиан Сингх, второй брат, визирь Ранджита Сингха, продолжал служить визирем у Кхарака Сингха, Чанд Каур и Шера Сингха;
Сухет Сингх, младший брат.
Рани Патхани — жена Дхиана Сингха, подружилась с Джиндан.
Хира Сингх — сын Дхиана Сингха, первый визирь Джиндан Каур.
Пандит Джалла — советник Хиры Сингха.
Кхарак Сингх — старший сын махараджи Ранджита Сингха, правил после своего отца.
Чанд Каур — жена Кхарака Сингха и мать Наунихала.
Наунихал Сингх — сын Кхарака Сингха.
Биби Каур — жена Наунихала.
Сандхавалия, Аджит Сингх и Лехна Сингх — родственники Чанд Каур, члены могущественного клана Сандхавалия.
Май Наккайн — старшая жена Ранджита Сингха, мать Кхарака Сингха.
Мангла — любимая служанка Джиндан.
Автар — главный охранник Джиндан.
Маахи — помощница Джиндан в ее зрелые годы.
Джанг Бахадур — премьер-министр Непала.
Арур — слуга Далипа в Англии.
Лорд и леди Лоджин — опекуны Далипа Сингха после аннексии Пенджаба.
Майор Генри Лоуренс — агент британцев, позднее резидент при Лахорском дворе.
Пролог
Лахор, 1839 год
Джиндан не спала уже две ночи. Все это время она сидела у постели махараджи Ранджита Сингха вместе с его другими женами. Они читали вслух «Гуру Грантх Сахиб»[2], пока не разболелось горло: «Рождение и смерть подвластны Воле Божьей… Тот, кто верит в Имя, становится победителем». Они раздали свои лучшие кашмирские шали, драгоценности, коров, лошадей, слонов, мешки золотых монет. У Джиндан меньше сокровищ, чем у других супруг правителя: она вышла замуж с пустыми руками и никогда особенно не стремилась выпрашивать у мужа подарки. Но и она пожертвовала храму Джаганнат тройное золотое ожерелье в надежде на выздоровление Саркара, как с любовью зовет махараджу народ.
Джиндан стоит на коленях на мраморном полу – хорошо, что он прохладный! – прислонившись головой к резному позолоченному столбу. Она младшая и любимая жена махараджи, поэтому ей разрешены некоторые вольности. Остальные женщины сидят очень прямо, плотно сдвинув ладони. Некоторые бросают на Джиндан из-под покрывал раздраженные взгляды, но ей все равно. В комнате душно, слишком много перешептываний, слишком много народу – индостанские ваиды[3], европейские врачи, старшие придворные, слуги, жрецы, крутильщики подвешенных под потолком огромных опахал-панкха и, конечно, жены, укутанные с головы до ног, как велит обычай. Над головой Джиндан навис полог из кованого золота и словно давит на нее. Наверняка он и на махараджу давит. Джиндан знает: муж предпочел бы лежать на крыше под звездами, как любил делать летними ночами. Там ему дышалось бы легче – на свежем воздухе, над крепостью, которую он завоевал и сделал своей. Над похожим на узорчатый гобелен Лахором – сказочным городом, который Лав, сын Рамы, построил в глуши в самом начале времен.
Но кому она это скажет? Кто станет ее слушать? Всего несколько дней назад у нее была власть как у любимой супруги Саркара, но теперь эта власть испарилась.
В углу молча стоит главный министр, визирь Дхиан Сингх. Он неподвижен и суров, худое лицо с острыми чертами словно высечено из гранита, хотя он наверняка устал не меньше женщин. Даже больше: каждый час он сообщает придворным в зале Диван-и-Хас последние новости и напоминает Кхараку Сингху, старшему сыну и наследнику правителя, чтобы тот никуда не отлучался и мог сразу явиться, если вдруг понадобится отцу. А еще следит за тем, чтобы армия была наготове – вдруг британцы решат, что сейчас подходящий момент перейти через реку Сатледж. Горожане говорят: если бы не Дхиан Сингх, в день смерти Саркара его государство рассыпалось бы, словно грубый горшок, который уронила неловкая хозяйка.
Дхиан с подозрением наблюдает за тем, как врачи дают махарадже лекарства и делают компрессы. Там, где дело касается повелителя, визирь не доверяет никому. Когда Ранджит Сингх что-то бормочет, именно Дхиан правильно истолковывает его просьбу и подходит с золотым кувшином-лотой, полным воды. Он подносит сосуд к губам махараджи и нежно, словно мать, приподнимает голову правителя. Махараджа медленно отпивает и снова что-то шепчет. Дхиан явно удивлен; он бросает быстрый взгляд в сторону Джиндан. Визирь встревожен, но подносит руку махараджи к своему лбу – жест, означающий верность. На что же он согласился?
Виски у Джиндан пульсируют от боли. На стенах насмешливо поблескивает зеркальная плитка. Джиндан вспоминает все, что знает о Дхиане. Молодым и голодным он прибыл из далекого Джамму и никого не знал в большом городе. Начал службу простым солдатом, но привлек внимание Саркара и быстро сделал карьеру, хотя он индус, а не сикх. Ее мужа никогда не сковывали предрассудки: он быстро замечал тех, кто подавал надежды, и справедливо вознаграждал их старания. Возможно, именно поэтому столько людей всю жизнь хранят ему верность.
Джиндан так мечтает, чтобы Саркар открыл глаза. «Ну посмотри на меня, – безмолвно требует она. – Хоть раз посмотри. – Потом чувствует себя эгоисткой. – Можешь не смотреть. Просто открой глаза, этого хватит». Лежа в постели, он кажется совсем маленьким, будто усох за последние дни. Женщины затянули новый гимн: «Те, кто блюдет истину и служит, будут вознаграждены». Джиндан подпевает, машинально проговаривая знакомые слова, но в голове у нее крутится совсем другое: «Что будет, если муж умрет? Что будет с моим мальчиком, моим Далипом, ему же еще года нет!»
Джиндан прогоняет из головы предательские мысли. Махараджа и не такое выдерживал. Болезни, несчастные случаи, травмы, неудачная охота или бой – однажды тигр разодрал ему бедро, другой раз в правителя попало копье, и наконечник так и остался у него в груди. А он все пережил! Оспа в детстве, после которой Саркар лишился левого глаза. Заболевание мозга несколько лет назад, когда он упал и почти неделю не мог пошевелить левой рукой и ногой. А он все преодолел и продолжил править величайшим из оставшихся в Индостане государств. Только у него хватало сил сопротивляться британцам! И дальше так будет. Через несколько недель он снова засмеется своим хриплым смехом, попросит привести его любимую лошадь Лайлу и будет кормить ее с руки кусочками пальмового сахара, а потом вскочит в седло. Он потребует, чтобы из самого Лакнау привезли еще вина, танцовщиц, фейерверков, прогулочных лодок, борцов, певцов кавваали. А когда все уйдут, они с мужем останутся вдвоем в прохладных подземных помещениях Летнего дворца, и она будет касаться губами его тела ровно так, как он любит…
Она приходит в себя, когда Дхиан Сингх объявляет, что супруги правителя должны вернуться в женские помещения. Джиндан набирается храбрости и возражает:
– Пусть остальные уходят, мне надо остаться. Я никому не помешаю. – Она знает, как сделаться маленькой и незаметной: научилась в деревенском детстве от своего брата Джавахара. Полезный навык, чтобы избежать наказания. – Мне надо быть здесь, когда мой Саркар меня позовет. Он же наверняка меня позовет. – Она представляет, как рука мужа тянется в поисках любимой жены и ничего не находит. Но Дхиан вежливо и неумолимо качает головой.
Джиндан приходится поправить покрывало и уйти вместе с остальными женами. Друг на друга они не смотрят. Если увидеть отражение своего страха в чужих глазах, он станет реальным. Это принесет Саркару невезение.
Министры выстроились в коридоре снаружи. Во главе стоит наследник, канвар[4] Кхарак Сингх, и вид у него ошарашенный. Он добросердечен, но слаб и, как слышала Джиндан, испытывает пристрастие к опиуму. Дхиан поправляет на Кхараке украшенный драгоценностями тюрбан, и в каждом жесте визиря читается неодобрение.
Подбегает слуга, неся золотую чашу с шафрановой пастой. Джиндан знает, зачем это нужно: Саркар нанесет тику на лоб Кхарака на глазах у всех придворных, чтобы они поклялись в верности новому правителю и любимый Пенджаб оставался в безопасности после смерти махараджи.
* * *Особняк-хавели правитель подарил Джиндан десять месяцев назад, когда она родила Далипа, и это ее самое любимое на свете место. Раньше у нее никогда не было своего дома. Детство она провела в деревенской хижине, владелец которой, изрядный сквернослов, вечно грозился выкинуть их семью на улицу. В ее хавели несколько небольших комнат. Стены у него из простого желтого песчаника, пол из серых плит, окна больше напоминают щели. Он не похож на дворцы, где живут важные рани[5], – там обычно великолепные арки и купола, стены инкрустированы драгоценными камнями, на мозаичных полах выложены сложные узоры эпохи Моголов. Джиндан в подобном доме было бы не по себе, и Саркар это понимал – он чуткий человек и очень добрый, когда ему не мешают обязанности правителя.
Но сегодня Джиндан идет по дому и не смотрит на него, не радуется. Служанка Мангла, которая все это время сидела с малышом Далипом, интересуется, как дела у Саркара, храни его Бог. Джиндан качает головой. Говорить она не может.
– Далип проголодался, – напоминает ей Мангла.
Груди у Джиндан болят, такие они полные и тяжелые. От кормления станет легче. Но нет, времени мало. Нужно использовать оставшиеся часы как можно лучше.
– Ты его покорми, – говорит она Мангле. – Ляг с ним.
Обычно Джиндан нравится кормить Далипа. Нравится чувствовать тяжесть его тела, нравится, как он сосет, как сразу становится легче в груди. Как он доверчиво обмякает, когда заснет. Но сегодня она рада, что несколько недель назад начала приучать его к коровьему молоку. Он хороший малыш. Ночью в основном спит, и даже когда просыпается, не зовет ее. Он привык к Мангле, потому что Джиндан часто проводит ночи с Саркаром. Это хорошо. Когда Далип плачет, ей трудно думать: сразу такое ощущение, будто ее пилой режут.
– Поешьте что-нибудь, – упрашивает Мангла. – Вы со вчерашнего дня ничего не ели. Или хотя бы выпейте немного пахты. Я ее приготовила, как вы любите, с солью и перетертой мятой.
От такой заботы на душе у Джиндан становится теплее, но она не может позволить себе уступить. Нельзя отвлекаться. Нужно исполнить обет, который она мысленно дала, когда ее отослали из комнаты Саркара.
В спальне она привязывает свою толстую косу к одной из перекладин окна. Теперь если Джиндан и задремлет, то сразу же проснется. Она собирается всю ночь простоять у окна, выходящего на гробницу Джингара Шаха. Он был великим святым, защитником Бадшахи-Килы[6]. Его дух до сих пор живет в гробнице. Когда у Далипа была дизентерия, Джиндан сутки постилась и молилась у этого окна, а наутро ее малыш открыл глаза и улыбнулся ей.
Она будет всю ночь просить благословения святого, и завтра Саркару станет лучше.
Джиндан затягивает узел потуже, чтобы не развязался, потом поворачивается к гробнице и сжимает ладони так плотно, что кожа белеет. Молитва уже пульсирует внутри.
Если Джиндан чего-то очень хочет, это случается. Она искренне верит в свою силу. Разве не служат тому доказательством все важные события за двадцать один год ее жизни?
Как бы иначе она, девочка из нищей семьи на окраинах маленького городка, оказалась в Лахоре, городе императоров? Как иначе ей достался бы хавели в самом сердце крепости с многовековой историей? Как она, дочь дрессировщика собак, стала бы любимой женой Саркара? Как она дала бы ему то, чего не смогли дать многие из жен, вступившие с махараджей в брак в самом расцвете его сил, – сына, чтобы радовал правителя в старости?
Ей еще предстояло узнать, насколько она ошибается.
Часть I
Девочка
1826–1834
Глава 1
Гуавы
Мне снятся горы, ледяные и пугающие, и тут меня будит неожиданный звук. Еще очень рано, солнце едва взошло. Я осторожно сажусь на потрепанной плетеной кровати-чарпае, где мы спим вместе с мамой и старшей сестрой Балбир. Лучше их не будить. Как только они проснутся, утро перестанет принадлежать мне одной.
Кругом тишина, только Биджи[7] негромко похрапывает. И тут я снова слышу этот звук: осторожный щелчок деревянной двери. Я выбираюсь из-под ноги Балбир. Она вечно раскидывает руки и ноги во все стороны, летом утаскивает у меня подушку, а зимой – наше общее одеяло, да еще и щиплется, чтоб я не дерзила, и жалуется, что всем окружающим я больше нравлюсь, потому что я красивее.
Я тороплюсь во двор. Кровать, где должен спать мой брат Джавахар, пуста, но цепочка, на которую запирается наружная дверь, все еще слабо покачивается. Я выбегаю наружу прямо в ночном шальвар-камизе[8], не переодеваюсь. У меня все равно, кроме этого, только два шальвар-камиза, и оба для школы. Я и сандалий не надеваю. Мы живем на грязной окраине Гуджранвалы, тут церемонии ни к чему.
Брат собрался в очередное приключение, и на этот раз я хочу поучаствовать.
Приключения Джавахара обычно связаны с воровством еды, потому что мы вечно недоедаем. И попрошайничать нам нельзя, в отличие от детей из более бедных семей: отец считается важной персоной, и это испортит его репутацию. Наш отец, Манна Сингх Аулакх, работает – и живет – в крепости Бадшахи-Кила в Лахоре. Он сказал нам, что махараджа Ранджит Сингх, сам Саркар, каждый день с ним разговаривает. Никак нельзя, чтобы дети такого человека попрошайничали на глазах у соседей. Мама украшает шали вышивкой пхулкари – она настоящая мастерица и очень усердная труженица. Но в нашей деревне много мастериц и недостаточно заказов, поэтому Джавахар ворует. Обычно он кладет добычу возле пылающей печи-чулхи, чтобы Биджи ее нашла: кукурузу с полей, зерно, разложенное на просушку, манго из чьего-то сада. Биджи принимает подарки молча, одновременно радуясь и стыдясь. Джавахар и для меня всегда что-нибудь откладывает: сочный абрикос или пригоршню сладких плодов джамболана, от которых губы становятся фиолетовыми. Мы сидим на берегу заросшего потока, который неторопливо ползет мимо нашей хижины. Тут красиво, но вот рыбы, к сожалению, нету. Затаив дыхание, я слушаю рассказы брата о том, как он забрался во фруктовый сад, как убежал от сторожевых собак. Ему одиннадцать, всего на два года больше, чем мне, но я никем так не восхищаюсь, как Джавахаром. Я хочу быть добытчицей, как он, а не просто лишним ртом.
Сегодня я покажу, на что способна.
Я бегу по пыльной тропе, а когда она разветвляется – налево поля, направо сады, – сворачиваю к садам, читая молитву Вахе Гуру[9] о том, чтобы правильно угадать направление. Можно ли молиться, когда собираешься идти воровать? Наверное, можно, потому что я вижу, как впереди бежит Джавахар, костлявый и босой, как и я, – ремешки его сандалий порвались еще несколько месяцев назад. Я догоняю его, тяжело дыша.
Брат слышит шаги и разворачивается, вскинув кулаки. Увидев меня, он морщится.
– Джиндан, иди домой.
– Ну пожалуйста, братик, – умоляю его я, – возьми меня с собой.
Наконец он сдается, в основном потому, что время уходит. Скоро фермеры придут поливать деревья, к тому моменту нам надо отсюда убраться. Я радостно хватаю его за руку, и мы бежим к рощам гуавы. Забравшись на дерево, ищем спелые фрукты. Я горжусь тем, как залезла наверх, не отставая от Джавахара, хотя порвала при этом шальвар на колене – за это мне точно достанется от Биджи. Гуав меньше, чем я надеялась.
– Еще не сезон, – объясняет мне Джавахар, – просто потом в рощу не проберешься: хозяин наймет сторожей.
Я кусаю зеленый кислый фрукт. Если съесть таких плодов слишком много, непременно понос будет, но я так проголодалась! Ловкие пальцы Джавахара выбирают лучшие плоды. Он роняет их в свой джутовый мешок, а парочку дает мне, чтоб я завязала в подол камиза. Мешок уже довольно тяжелый. Джавахар шепчет, что ему, возможно, удастся поменяться с не слишком щепетильным соседом – пригоршню гуав за миску пшеницы. Тут он напрягается: вдали появляется зеленый тюрбан.
– Хозяин! – шепчет Джавахар. – Быстрее, прыгай!
Он уже спустился и готов бежать. Но земля так далеко.
– Ну же, Джиндан.
От ужаса я не могу пошевелиться. Тюрбан подплывает все ближе. Я начинаю плакать. Теперь из-за меня мы попадемся.
– Давай так же, как наверх лезла, только задом наперед, – советует брат спокойно и терпеливо. – Сначала одну ногу, потом другую. У тебя получится, я знаю.
Я начинаю слезать, все еще плача. Но получается слишком медленно.
– Я его отвлеку, – говорит Джавахар. – Бери мешок и беги. Вдоль реки, там тебя не будет видно в траве. Мешок клади в наше секретное место за разбитой печью. Биджи ничего не говори.
Он отбегает от дерева и, насмешливо окликнув хозяина, поднимает повыше две гуавы. Тот с воплем бросается в погоню. Теперь фермер целиком сосредоточил свое внимание на Джавахаре, и я соскальзываю на землю. Колено ободрано, шальвар порвался еще сильнее. Но у меня мешок гуав. Я бегу и молюсь: «Вахе Гуру, защити моего брата».
* * *Дома я героически вру Биджи. Иногда маме лучше ничего не знать.
– Я на реке была, пыталась рыбу поймать и не заметила, что слишком долго засиделась. Нет, я не знаю, куда делся Джавахар.
Биджи выкручивает мне ухо, но не слишком сильно – она еще не видела дыру на шальваре. Я торопливо умываюсь остатками воды со дна ведра и переодеваюсь в школьный шальвар-камиз. Он мне великоват и успел полинять от множества стирок, поскольку достался мне от Балбир. Я не хочу опаздывать в школу – в отличие от брата и сестры, я люблю учиться. Мне повезло, что удалось уломать Биджи позволить мне ходить в школу. Большинство местных семей не считают нужным учить девочек. Я допиваю водянистый ласси[10], который Биджи сберегла с прошлого вечера, и беру доску и мел.
В дверь кто-то громко стучит. Это тот тип в зеленом тюрбане, и он тащит за руку Джавахара. Нос у брата разбит, один глаз заплыл.
Я недостаточно хорошо молилась.
Тип в зеленом тюрбане размахивает руками, рассказывая, как его обокрали. Его послушать, так мы прямо целую гору гуав украли. Он говорит Биджи, что с мальчишкой был кто-то еще, но кто – мальчишка так и не признался. Даже имени своего не назвал, хорошо, один из работников его узнал. Потом фермер обращает на нас возмущенный взгляд.
– Не будь я таким добрым человеком, отвел бы паршивого воришку к старосте.
Моя сестра Балбир, робкая и законопослушная, начинает хныкать. А вслед за ней и я, потому что стратегия хорошая, но как же мне хочется вместо этого проткнуть кирпаном[11] толстое брюхо Зеленого Тюрбана!
А когда он пинает Джавахара, я не выдерживаю, бросаюсь на него и со всей силы бью головой, вопя, чтобы он отвязался от моего брата. Теперь орут все. Биджи повторяет: «Иди сюда», Джавахар кричит: «Перестань!» Я пинаю Зеленого Тюрбана по ногам, дергаю за курту[12], пытаюсь ее порвать, но хлопок слишком плотный. Зеленый Тюрбан отвешивает мне такую оплеуху, что я падаю на пол.
– Ах ты сумасшедшая сучка, – рычит он, а потом поворачивается к Биджи: – Вот как ты воспитываешь детей, значит! Даже дочка как дикая кошка.
Биджи мрачнеет. Она хватает меня за руку и больно выкручивает, но мне все равно. Джавахар залез под кровать. Я его спасла, по крайней мере ненадолго.
Зеленый Тюрбан продолжает размахивать кулаками и выкрикивать оскорбления, заодно поминая всех наших предков. Наконец, утомившись, он собирается уходить, но в дверях поворачивается и говорит Биджи:
– Держи своих детей под контролем, женщина! В следующий раз я пойду в панчаят[13] и добьюсь, чтобы мальчишка попал в тюрьму.
Когда он выходит, Биджи закатывает мне оплеуху.
– Из-за тебя мне приходится выслушивать подобную ругань от постороннего человека!
Джавахар вылезает из-под кровати.
– Не наказывай ее за мои провинности! – хрипит он.
Биджи подбирает хворостину.
– Твои провинности?! Это уж точно, бесстыжий ты мальчишка! Позоришь семью! Вот я тебе покажу!
Брат сидит скорчившись, прикрывая голову руками, и безропотно терпит, пока мама охаживает его хворостиной по спине.
– Скажи мне, с кем ты был? С каким бездельником ты хулиганишь? Скажи! – Она снова бьет его; мы хором рыдаем, а Биджи громче всех. – Твой отец обязательно про это услышит, и что я тогда буду делать?
Но я подозреваю, что у горя Биджи есть и другая, более глубокая причина. И действительно, вскоре она бросает хворостину и в слезах падает на землю.
– Что ж я за мать, если не могу даже прокормить детей?
Джавахар чуть поднимает голову и подмигивает мне здоровым глазом: мол, умница, горжусь тобой. Я знаю, что после, когда все закончится, мы с ним убежим к старой печке, он даст мне самую спелую гуаву из мешка, скажет, что я молодец, и мы будем обсуждать случившееся за день и смеяться. А ночью, когда Биджи и Балбир уснут, он починит мой шальвар, потому что братец все умеет. Может, я расскажу ему свой странный сон про горы.
Я запомню навсегда и этот момент, и лицо брата – в синяках, но с улыбкой. Я так его люблю, что кажется, будто мое сердце выкручивают досуха, как Биджи белье во время стирки.
Мы вдвоем, Джавахар и я, против всего мира.
Глава 2
Манна
Манна Сингх. Почему-то у меня не получается воспринимать его как отца. Может, потому, что мы его редко видим. Манна налетает на наш дом непредсказуемо, как ураган, и не предупреждает письмом. Только дураки тратят деньги на посыльных, утверждает он. Но я думаю, на самом деле он хочет застать нас врасплох.
Вот и сегодня он шумно и весело распахивает дверь во двор.
– Здравствуй, жена, я проголодался! Что есть из еды? Надеюсь, что макки ки роти[14] и сааг[15] – даже в Лахоре никто их не готовит так вкусно, как ты!
Глаза у Биджи вспыхивают. Она слишком хорошо знает мужа, чтобы поддаваться его обаянию, но отвечает все-таки вежливо:
– Горшки с зерном стоят пустые. Ты в прошлом месяце не присылал денег.
Я восхищаюсь тем, как ловко она скрывает раздражение, – у меня так не выходит. Биджи знает: если разозлить Манну, ничего от него не получишь. Он начнет орать и кидаться вещами, а потом пойдет к своему двоюродному брату, который живет в центре Гуджранвалы. Они отправятся куролесить, а на следующее утро Манна вернется в Лахор с больной головой и пустыми карманами.
И стратегия Биджи действует.
– Забыл, наверное, – говорит Манна, и на лице у него раскаяние. – Трудно все упомнить, когда у человека столько важных дел, сколько у меня. Ты же знаешь, Саркар ждет от меня советов. – Он лезет за пояс и достает пригоршню монет. Под настроение Манна умеет быть щедрым. Он подзывает Джавахара, напряженно стоящего у двери. Мы все напряжены рядом с Манной: его веселье легко может закончиться злобной руганью или пощечиной. – Бери, мальчик, принеси матери с рынка все, что ей нужно. И скажи мяснику, что завтра мне понадобится козлятина. На двенадцать человек – устроим пир!
Перед тем, как убежать, Джавахар обменивается взглядом с матерью. На рынке он будет отчаянно торговаться, чтоб сэкономить побольше денег. Мы их припрячем на черный день.
* * *После обеда Манна отдыхает на плетеной кровати. Я принесла ему все подушки в доме. Он оперся на них по-королевски и скомандовал нам выстроиться перед ним. Балбир он говорит, что она слишком быстро растет – он еще не готов к расходам на свадьбу дочери. Балбир съеживается, чтобы выглядеть поменьше, и смотрит себе под ноги.