Душа Лахора
- -
- 100%
- +
Я не знаю, как это сделать, подпрыгиваю и снова падаю на спину кобыле, словно мешок.
– Для первой поездки у тебя отлично получается. Расслабься. Представь, что вы с лошадью единое целое.
Я закрываю глаза – и ощущаю, как Саркар обнимает меня за талию. Но в том, как он меня держит, нет ничего неприличного, я это чувствую. Я расслабляюсь и слушаю, как бьется его сердце у меня за спиной. Единое целое. И вдруг мы действительно движемся все вместе: он, Лайла и я. Грудь у Саркара твердая, как стена крепости. Я никогда еще не чувствовала себя в такой безопасности.
Я могла бы так ехать вечно. Но он говорит:
– Смотри, мы прибыли в Шалимар.
* * *Мы сидим в золотом шатре посреди сада из роз, и ковер у нас под ногами намного прекраснее тех, которые мне хотелось потрогать на базаре Моти. Сад полон серебристого журчания фонтанов. От дурманящего запаха роз у меня идет кругом голова. Или она идет кругом потому, что Саркар смотрит мне в глаза? Любая женщина в Лахоре мне позавидовала бы.
Перед самым приездом Саркара Манна сказал:
– Не трать этот шанс зря. Семья на тебя рассчитывает. – И мольба в его голосе напугала меня больше любой угрозы.
Перед нами разложено множество изысканных яств. Эх, вот бы взять что-нибудь для Джавахара! Плов с шафраном, самосы, кебабы, целые миски, в которых поблескивает горох в остром соусе, баранина с карри, пышные лепешки бхатура величиной с мою голову. Серебряный чан с кусками чего-то прозрачного и белого. Лед, объясняет мне Саркар. В чане две бутылки. В одной гранатовый сок. Я спрашиваю, не налить ли ему, но он показывает мне на вторую бутылку.
– Вот это для меня. Вино, в котором размешан толченый жемчуг. Оно делает мужчину сильнее с каждым глотком. – Видя мое любопытство, он смеется: – Нет, тебе пока рано.
Махараджа берет покрытый нежным пушком оранжевый фрукт, разламывает надвое и протягивает мне половину:
– Абрикос. Из Кабула.
Из Кабула! Надо же, какой долгий путь проделал этот плод, прежде чем попасть ко мне! Дольше, чем доведется в этой жизни путешествовать мне, думаю я. Сок течет у меня по подбородку и капает на новую курту. Я краснею и лихорадочно ищу тряпку, чтобы вытереться, но Саркару, кажется, все равно. Он с аппетитом жует, вытирая рот тыльной стороной ладони.
– Вкусно?
Я хочу сказать что-то умное, показать, как я ценю угощение, но удается только кивнуть.
– Тебе понравилось ездить на Лайле?
– Да! – Радостное возбуждение заставляет меня забыть о неловкости. – Не верится, до чего она быстро скачет! – И что я пирую здесь с повелителем среди роз, тоже не верится. Но я слишком стесняюсь, чтобы в этом признаться.
– Она сильная лошадь, – продолжает Саркар, – обучена нести воина в полном вооружении, хоть я и не собираюсь ее выпускать на поле боя. И потом, ты почти ничего не весишь.
Он считает меня слишком тощей? Надо было есть хойю. Я меняю тему:
– Приятно, что Лайла меня запомнила.
– Лошади очень умные, умнее многих людей. Но такую красивую девушку, как ты, кто угодно бы запомнил.
Этот комплимент и радует меня, и беспокоит. Мне хочется понравиться Саркару, но не таким образом, как намекает Манна.
Я снова меняю тему и прошу его рассказать мне историю Лайлы. Саркар только рад. Он услышал от странствующего барда о том, какая она красивая и быстрая, и послал гонца к ее владельцу, султану Яр Мухаммеду из Кабула, требуя эту лошадь в качестве дани. Яр Мухаммед послал ему красивую кобылу, но Саркар глупцом не был и понял, что это не Лайла. Он разгневался и послал армию на Кабул. Началась кровавая война. Многие погибли. Яр Мухаммеда убили его собственные подданные за то, что он подверг их опасности из-за лошади. Армия Саркара вернулась с победой и с Лайлой.
– В тот день, когда она прибыла в Лахор, я велел отмыть всю дорогу от ворот Акбари до форта, чтобы ног Лайлы не коснулась грязь. – Он умолкает ненадолго и смотрит на меня. – Некоторые считают, что я безумец, раз пошел на такое ради лошади. Но как по мне, приобретение самой красивой – а теперь и самой знаменитой – лошади в мире того стоило. А ты как думаешь?
Я знаю, что мне следует согласиться. Но не могу перестать думать о тех сикхах, что погибли на далеком поле битвы, чтобы исполнить каприз правителя, о том, как они поворачивали лицо к дому и глаза их затуманивала смерть.
Я опускаю голову.
– Лайла императрица среди лошадей. Но мне грустно, что ради нее было потеряно столько жизней.
Я прямо слышу в ушах голос Манны, который кричит: «Глупая ослица! Неужели ты не можешь соврать ради семьи?» Я хорошо умею врать и сто раз это делала ради Джавахара. Но я не хочу обманывать Саркара. Если придется за это заплатить, значит, так тому и быть.
Я жду неудовольствия махараджи, но он молчит. Я поднимаю голову и вижу странное выражение у него на лице.
– Мало кто решился бы вот так со мной не согласиться. Ты храбрая. Мне это нравится. Пойдем погуляем в саду.
На ходу он срывает розовую розу и дает мне. Я втыкаю ее в волосы. Саркар рассказывает про охоту: про загонщиков, оружие, полные колючих ветвей дремучие заросли, где темно даже в полдень. Британцы сидели на слонах, вдали от опасности, и стреляли из ружей, а он верхом на Лайле вел охотников за собой. Он пронзил копьем дикого кабана.
– Но англичане все равно считают, что заслуживают быть хозяевами Индостана.
Я остро чувствую горечь в его голосе. Как смеют эти чужаки думать, что они лучше моего Саркара?
Он рассказывает мне истории, одну за другой. Первый раз он был в бою в десять лет, когда отец взял его с собой осаждать Сахиб Сингха в форте Содхра.
– Отца опасно ранили. Рана загноилась. Ему пришлось вернуть в Гуджранвалу. Лежа на носилках, он поставил тику у меня на лбу, назвал меня своим наследником и приказал мне вести армию. Когда союзники Сахиба об этом узнали, они бросились в атаку.
Я представляю себе, каким он был мальчиком: маленький, худенький, щурится из-за пыли, которую подняла приближающаяся армия. Напуган ответственностью, которая внезапно на него свалилась. Но когда он отдавал приказы, голос его звучал спокойно и решительно. После того как пыль улеглась, с врагом уже было покончено. Ранджит Сингх ехал во главе своих войск, победно подняв меч.
– Последнее, что услышал мой отец, – новости о моей победе. Приехав домой на его похороны, я увидел улыбку на его мертвом лице. Так мне стало легче переносить отсутствие отца.
– А вы не боялись?
– Ужасно боялся, – как ни в чем не бывало признается он. – Но когда битва началась, меня охватила леденящая ярость. На такие бесполезные вещи, как страх, времени не осталось. Да и что может быть лучше, чем умереть среди верных людей с криком «Сат шри акал»[40]?
И правда, есть ли лучший способ жить или умереть?
– А это вы тогда потеряли… – я запинаюсь от смущения, – глаз? – Я представляю себе удар меча. Кровь. Мальчика-героя, который сражается, несмотря на мучительную боль.
Он смеется.
– Глаз? Нет, у меня в детстве была оспа, тогда это и случилось.
Я никогда еще не встречала человека, который настолько спокойно относится к правде. Я зачарована и забываю о вежливости.
– Расскажите еще!
Саркар снова смеется и начинает рассказывать про другие свои приключения. Про то, как он охотился один, а предатель Хашмат Хан устроил на него засаду. Он вернулся с головой Хашмата на копье. Ему было тринадцать. А потом про то, как он уничтожил армию Шах-Замана из тридцати тысяч афганцев, а у него солдат было только пять тысяч. И как он отбил Лахор у продажных вождей Бханги, не сделав ни единого выстрела.
Потом махараджа останавливается и озадаченно усмехается.
– Я не привык говорить о себе. Но ты так меня слушаешь, будто всем телом на меня настраиваешься, и хочется продолжать…
Я не вполне понимаю, что он имеет в виду, но мне приятно, что он доверяет мне достаточно, чтобы рассказывать истории из своей жизни.
– Еще, пожалуйста!
Он отворачивается, бормоча про себя что-то похожее на «глупость», потом свистит, и к нам мчится Лайла. Саркар вскакивает в седло.
– Пора отвезти тебя домой, к отцу, – говорит он отрывисто.
Я прячу разочарование и ставлю ступню на ногу Саркара. В седло я забираюсь с первой попытки. Я в восторге и жду похвалы, но он думает о чем-то своем. Может, я ему надоела? За спиной у нас слуги, которых до сих пор не было ни видно, ни слышно, разбирают золотой шатер, почтительно отводя от нас взгляд. Я пытаюсь нащупать розу в волосах, но она, наверное, выпала, когда мы гуляли.
В крепость мы едем молча. Я остро ощущаю руку повелителя у себя на талии, хотя для него, похоже, это не очень много значит. Что я чувствую к этому человеку, ровеснику отца, но такому харизматичному и интересному? Я только знаю, что не хочу, чтобы наша поездка заканчивалась. Как и раньше, вокруг никого нет. Наверное, Саркар отдал такой приказ. Он не хочет, чтобы кто-то видел меня с ним. Это ради моей репутации – или ради его?
* * *Когда мы возвращаемся в хижину, я расстроена: слишком уж быстро все закончилось. У окна, за мешковиной, я замечаю движение. Манна. Мне страшно даже подумать о том, как жадно он будет меня расспрашивать.
Я слезаю с Лайлы, чувствуя себя внезапно очень одинокой.
– Надеюсь, тебе понравилось. – У Саркара тон человека, который дал импульсивное обещание, но теперь оно исполнено.
Я знаю, что мне следует соблюдать такую же вежливость. «Да, господин Саркар, спасибо за вашу великую доброту». Но вместо этого я собираю все свое мужество и цепляюсь за седло. Может, он сочтет меня дерзкой. Может, отругает. Но я должна это сделать – не ради Манны, ради себя.
– Я смогу вас снова увидеть?
Он хмурится.
– Чтобы покататься на Лайле?
– Нет. Просто чтобы побыть с вами.
У него на лице выражение, которого я не могу понять. Наконец он говорит:
– Значит, сможешь.
* * *Когда я подаю ужин, Манна спрашивает:
– Чем вы занимались?
Если я расскажу ему про волшебные моменты с Саркаром, это все испортит. Но Манна ждет, рука его застыла на полпути ко рту. Джавахар смущенно смотрит в пол.
– Мы катались. Поели. Погуляли по Шалимару. Потом вернулись.
– Не бубни себе под нос! Он сказал, что еще придет?
Последние слова, сказанные Саркаром, дают мне слабую надежду, но я не хочу отдавать их Манне.
– Он проявил к тебе интерес? Он тебя поцеловал? Он тебя… трогал?
– Нет! – восклицаю я, испытывая прилив отвращения.
Отец отталкивает тарелку с едой и вскакивает.
– Ах ты, тупая коза! Ты почему его не поощряла? Неужели тебе все разжевывать надо? У нас был один шанс чего-то добиться, и ты его потратила впустую.
Он замахивается. Я заставляю себя не сжиматься.
Тут вскакивает Джавахар. Он весь красный – неужели я и его разочаровала?
– Оставь ее в покое! – Он хватает Манну за плечо. – Как тебе не стыдно!
Я впервые замечаю, что мой брат ростом почти с отца, а руки у него мощные и мускулистые. Он смотрит на Манну в упор, пока тот не поворачивается и не уходит, выругавшись.
Джавахар поворачивается ко мне.
– Я слышал, он сильно проигрался. Но ты не обязана спасать его от последствий его же глупости. Уж точно не через… – Он умолкает. – Терпение, сестра. Я откладываю все свои деньги. Как только соберу нужную сумму, посажу тебя на телегу до Гуджранвалы.
От его доброты у меня выступают слезы на глазах. Ирония в том, что я больше не хочу обратно в деревню. Но то, чего я хочу, настолько безумно, что Джавахару я об этом сказать не решаюсь.
Я хочу, чтобы Саркар в меня влюбился. Потому что он сильный и красивый, потому что он мог воспользоваться мной как угодно, но не стал. Потому что он рассказывает замечательные истории.
И потому что я в него влюбляюсь, как это ни глупо.
Глава 7
Скорпионы
Проходит три недели. Саркар не приходит и не присылает никаких весточек. Надежда моя гаснет, как фитиль в пустой лампе. Целыми днями я терплю ругань Манны, растущее отчаяние в его глазах. А по ночам мне снится рука Саркара, обнимающая меня за талию, его пахнущее вином дыхание. Скоро у Джавахара будет достаточно денег, чтобы отправить меня обратно в Гуджранвалу.
И вдруг, когда я уже вырвала из сердца острый шип ожидания, появляется Саркар. На этот раз у него другой конь, высокий и рыжевато-коричневый. Скакун высокомерно игнорирует меня, когда я выбегаю им восхититься. У Саркара усталый вид. Он говорит мне, что готовил войска, шестнадцать тысяч человек кавалерии, для визита британцев. Возле Рупара, у реки Сатледж, он встретился с самим генерал-губернатором Бентинком.
Он не извиняется за долгое отсутствие: он же правитель. Мне стоит сказать спасибо за то, что он вообще хоть что-то объяснил – он явно не привык это делать.
Саркар рассказывает, какая огромная масса солдат собралась у Сатледжа, величайшей из наших пяти рек. Как генерал-губернатор неподвижно стоял в своем стеганом шелковом камзоле и смотрел на них.
Осознавал ли иностранец, какое величие прячется в невысокой фигуре моего Саркара? Проявил ли к нему должное уважение? Сомневаюсь.
Когда я спрашиваю, как все прошло, Саркар невесело улыбается.
– Моя армия хальсы[41] выполнила много сложных маневров. Бентинк был достаточно впечатлен и заметил, что спектакль вышел прекрасный.
– Но ведь ваша цель была достигнута, правда? Он увидел, как мы сильны.
Саркар удивленно вскидывает брови.
– Ты первая из женщин, кто это понял. Мои супруги – даже Май Наккайн, самая умная из них, – считают, что я зря трачу деньги, развлекая британцев, просто потому что сам люблю пышные празднества. Но ты увидела мою истинную цель. Теперь британцы хорошенько подумают, прежде чем решатся атаковать наши территории.
– Я рада, что ваша стратегия сработала.
– Пока да. Но союз, на который я надеялся, истинное партнерство, которое может принести нам мир… Британцы этого не хотят. – Он грустно качает головой. – Надо продолжать игру. Завтра Бентинк прибудет в Лахор. Я устрою пир в его честь. Вручу ему много даров. Он тоже ответит мне подарками, хотя их будет куда меньше, потому что британцы скупы. Они пришли в нашу страну как торговцы. Их цель – забрать отсюда все, что смогут. В конце визита Бентинк заявит, что он мой друг на всю жизнь, и это не будет ничего значить.
Я бы что угодно отдала, лишь бы стереть уныние с лица махараджи. Во мне вспыхивает жарким пламенем ненависть к иностранцам.
– У британцев только одна цель: завладеть всем Индостаном. Они не остановятся, пока это не произойдет. Но мой Пенджаб им не достанется – во всяком случае, пока я жив. – Он с усилием выдыхает. – Ладно, довольно разговоров о печальных вещах. – Похлопав коня по шее, Саркар говорит: – Это Дилдаар, он очень храбрый и спокойный. Я хочу тебя на нем прокатить, но можно мне сначала чего-нибудь попить?
К счастью, я сегодня сделала немного ласси, взбив творог с черной солью и толченым кумином, как делают у нас в Гуджранвале. Я приношу кувшин-лоту с пенистой жидкостью, и Саркар выпивает ее всю.
– Ах, я такого ласси не пил с тех пор, как покинул дом матери.
Я не перестаю улыбаться даже после того, как забираюсь в седло, потому что Саркар говорит:
– У тебя хорошо получается. Думаю, ты прирожденная наездница.
Дилдаар скачет очень быстро, но Саркар меня обнимает, и я ничего не боюсь. Мы прыгаем через стену камней. Я громко смеюсь, и Саркар смеется вместе со мной. Когда лучи солнца начинают светить мягче, мы спешиваемся и идем вдоль края скалы.
– Извини, что на этот раз без угощения. Я как-то неожиданно решил приехать.
Я осмеливаюсь сказать:
– Я приготовила сааг и роти. Если вы не против крестьянской еды, я вас накормлю, когда мы вернемся.
– Буду очень рад.
Под нами мчится огромная быстрая река. Я не могу оторвать взгляда от ее бурлящих, завораживающих вод.
– Река называется Рави, – говорит Саркар. – Прекрасная и опасная, как упрямая женщина. А иногда она еще и сводит с ума, как настоящая женщина. Как-то раз я возвращался из военной кампании. Мы уничтожили афганцев после долгой битвы в безводной пустыне. Когда я увидел бурлящие воды Рави, а за ними – стены моего любимого города, мне невтерпеж стало ехать до моста. Я заехал на лошади в воду, хотя солдаты кричали, чтобы я так не делал. Я собирался переплыть реку, но у Рави был другой план. Она закрутила меня и накрыла с головой. Лошадь выплыла, а я чуть не утонул. Чтобы меня вытащить, понадобилось четверо моих кавалеристов-горчарахов. Когда меня довезли до крепости – и выглядел я при этом скорее как мокрая мышь, чем как гордый победитель, – визирь Дхиан Сингх сделал мне строгий выговор, ведь я подверг Пенджаб опасности, пойдя на глупый риск. Даже сейчас я помню, каково было, когда меня крутил и вертел стремительный темный поток, а легкие горели от нехватки воздуха. Хуже, чем сразиться с тысячей вооруженных всадников.
Я судорожно втягиваю воздух. Как же действует на меня этот человек, что я чувствую его боль в собственном теле?
– Но это был бы не такой плохой способ умереть, – задумчиво произносит он. – Лучше так, чем от болезни в своей постели.
Мне требуется все мое мужество, чтобы коснуться его руки.
– Я рада, что вы не умерли. Не только за Пенджаб рада, но и за себя.
У махараджи удивленный вид, но через мгновение он накрывает мою ладонь своей. Он не носит колец, кроме одного-единственного на мизинце, с крошечным красным камнем. Джавахар спрашивал людей и потом рассказал мне, что он и в дурбаре, в парадном зале, одевается очень просто и сидит на обычном стуле-курси, даже когда приходят важные иностранные гости. Трон – это для «Гуру Грантх Сахиб».
– Я тоже рад, – говорит Саркар.
В воздухе повисает напряжение. Кончики его пальцев обжигают меня. Я слегка подаюсь в его сторону.
Он встряхивает головой, будто сбрасывает с нее воду.
– Солнце садится. Пора везти тебя домой.
* * *На обратном пути я сижу в седле сзади, держась крепче, чем надо. Я прижимаюсь щекой к спине повелителя и вдыхаю его запах – пот, вино, металл и сильный яркий аромат, про который он объяснил, что это мускус, его любимые духи. Может быть, ему тоже не хочется, чтобы поездка кончалась, потому что он щелкает языком, чтобы замедлить бег Дилдаара. Когда мы подъезжаем к нашей хижине, ночное небо уже усыпано звездами.
Не успеваю я спросить, есть ли у него время поужинать, как к нам подбегает Манна, источая угодливость.
– Приветствую вас, Саркар. Надеюсь, моя дочь не надоела вам глупой девичьей болтовней. Давай, бети, я помогу тебе слезть.
Я уверяю, что справлюсь, но он тянет меня, пока я не теряю равновесие и не соскальзываю с лошади. Отец хватает меня и шатается, мы оба чуть не падаем.
– Уф, повелитель, вы только посмотрите на эту девочку. Тяжеленькая. Для бедного старого отца вроде меня это слишком. Заберите ее у меня, пожалуйста! Вы сильный человек, джанааб[42], вы справитесь с ее весом.
Он что, подмигнул? Манна подмигивает махарадже Ранджиту Сингху? Где Джавахар? Вот бы он пришел и утащил Манну, пока тот не сказал чего похуже.
– Она крепкой деревенской породы. Сильная и энергичная, если вы меня понимаете. И девственница. Она поможет вам надолго сохранить молодость.
Мне хочется зарыться в землю. О Вахе Гуру, теперь Саркар решит, что мы вместе это планировали. Что я пыталась его соблазнить. Я бросаюсь прочь; все тело свело от унижения, ночь у меня перед глазами расплывается от слез. Он больше никогда не захочет меня видеть.
Меня останавливает голос Саркара, резкий, словно кнут.
– У тебя что, совсем нет стыда, Манна, если ты говоришь о своей дочери так, будто она танцовщица с базара?
Должно быть, повелитель жестом отослал Манну, потому что тот пристыженно уходит в дом. Я направляюсь было за ним, но Саркар зовет меня по имени.
Я не в силах на него смотреть – ведь теперь все испорчено. Но он правитель, надо повиноваться.
Он наклоняется и утирает мне слезы большим пальцем. Его прикосновение такое мягкое. Почему я начинаю плакать еще сильнее? Прав Манна: я глупая коза.
– Тсс, забудь про отца. Завтра во дворце пир. Помнишь, в честь Бентинка? Хочешь прийти? Мы не сможем быть рядом, тебе придется сидеть с другими женщинами. Но ты увидишь много красивого.
У меня так колотится сердце, что наверняка ему тоже слышно. Я, дочь дрессировщика собак, – на пиру у правителя? Неужели это возможно, тем более после вопиющей бестактности Манны? Я умудряюсь кивнуть.
Но тут еще одна проблема: как сказать правителю, что мне нечего надеть?
Он улыбается. Борода у него сверкает, в лунном свете она похожа на нити паутины.
– Я скажу Гуддан, самой доброй из моих супруг. Она найдет тебе подходящий наряд.
Откуда он знает все мои мысли? Прежде чем совсем потерять мужество, я прижимаюсь губами к его руке.
На мгновение он умолкает, потом говорит:
– Иди в дом, Джиндан. И будь осторожна. Иногда ночью выползают скорпионы, даже внутри крепости.
Он стоит, неподвижный в лунном свете, как мраморная статуя, и ждет, пока я не закрою дверь.
Глава 8
Пир
Весь день я стою у окна и смотрю на дорогу, так что у меня уже ноги болят. Я поскорее закончила уборку и готовку, упросила Джавахара в обед купить мне мякоть мыльных орешков ритхи, чтобы вымыть голову, и теперь чувствую себя полной дурой.
Прошлой ночью, как Манна уснул, я поделилась своими чувствами с Джавахаром, и он спросил:
– Ты согласилась ради Манны?
– Я знаю, что это глупо, но я влюбилась.
Джавахар нахмурился:
– Осторожнее, сестра. Помни, кто он, а кто ты.
Когда тени в нашем проулке становятся длиннее, я падаю на пол – он всегда грязный, сколько ни подметай. Мой розовый камиз испорчен, но какая разница? Как я могла подумать, что пойду на пир? Как могла решить, будто что-то значу для Саркара, кроме развлечения? Я злюсь на себя, что мне хватило глупости поцеловать ему руку.
* * *В дверь стучат, и я вздрагиваю. Что, уже вернулся Манна? У меня нет сил с ним общаться.
Но нет, это дородная женщина в дорогой, но не слишком изысканной одежде. Похоже, служанка какой-то важной особы. Она оглядывает меня, поджав губы, потом достает и протягивает мне паранджу из прекрасного черного шелка.
Я надеваю ее. Сквозь темную сетку мир становится расплывчатым. Я иду за служанкой через ворота с колоннами, сквозь лабиринты садов, пока мы не приходим в прохладный мраморный зал, где пахнет незнакомыми цветами.
Молодая женщина с прекрасными карими глазами поднимает мое покрывало.
– Добро пожаловать. Я Гуддан.
Рани Гуддан – самая добрая женщина на свете. Она наряжает меня в шелковую юбку-лехенгу темно-бордового цвета, которая развевается вокруг моих ног.
– Посмотри-ка, как она тебе подходит! – говорит она с довольным видом. Сама рани одета в небесно-голубой наряд гагра-чоли, расшитый бриллиантами. Губы у нее сияют, блестящие волосы заплетены в косу, которая падает ниже бедер. Ее окружает облако сладкого аромата, будто она пери с небес. Ее служанки помогают мне надеть курту того же бордового цвета, расшитую камнями, с глубоким вырезом, который заставляет меня покраснеть от смущения. Потом мне вплетают в волосы драгоценные камни, натирают лицо ароматной пастой, подводят глаза сурьмой. Гуддан достает из своей шкатулки с драгоценностями серьги, браслеты, двойную цепь. Служанка подносит зеркало. Не могу поверить, что изящная женщина в отражении – это я.
– А если я что-то потеряю? – произношу я заплетающимся языком.
– Лучше не теряй, а то пожалеешь, – резко отвечает Адити, женщина, которая привела меня сюда. Она главная прислужница Гуддан, приехала с ней в Лахор из Кангры и готова защищать свою принцессу ото всех на свете. Гуддан царского рода. К собственному отчаянию, я выясняю, что все жены у Саркара высокородные.
Гуддан похлопывает меня по руке:
– Я знаю, ты будешь осторожна.
Служанки накидывают на нас прозрачные покрывала, так что лица скрывает золотой блеск.
– Нам пора, – говорит Гуддан, – а то все лучшие места в женской части займут. Нам и так придется сидеть в задних рядах. Передние ряды предназначены для рани из самых влиятельных семей и для тех, кто сейчас делит постель с правителем. Я не из тех и не из других. – Она лукаво улыбается. – Тебе придется вытягивать шею, чтобы что-то увидеть. Хорошо, что ты такая высокая. Но берегись: все умрут от любопытства, когда тебя увидят. Наложницы промолчат, а вот рани непременно зададут множество вопросов. Ты просто застенчиво улыбайся. Саркар не хочет, чтобы люди знали, кто ты. Я сама буду говорить за тебя.