История одной любви

история одной любви

Прошло уже двадцать шесть лет, а я, как сейчас, помню этот день – день нашей первой встречи. Всё произошло внезапно. Нас познакомил ухажёр, в последующем – муж моей сестры. Сначала я с опаской смотрел него. Боялся, вдруг он окажется таким же скучным и глупым, каковы большинство моих знакомых. И мне придется, соблюдая приличия, говорить с ним о разных нудных вещах, вроде нашествия саранчи или курса доллара. Но он не любил старомодных условностей и прелюдий и смело ринулся в бой. Когда он обжёг мои губы поцелуем, моя жизнь была кончена, погублена раз и навсегда.

Первое время наши свидания были редкими. Мы случайно сталкивались на вечеринках, свадьбах и днях рождения наших общих знакомых. Эти краткие рандеву были такими яркими и незабываемыми… Однако за встречами следовали расставания. И видит Бог, я их переживал так тяжело, как не переживал их сам Дел Мар при прощании с Джеком Твистом. Я не мог есть и целыми днями валялся в кровати. Мне хотелось спать, но уснуть я не мог. Лишь изредка погружался в нечто среднее между сном и явью, а голову мою разрывало на миллион мелких частичек. Я клялся, что никогда больше не буду с ним встречаться. Никогда. Но только похмелье любви отпускало, я снова и снова мечтал о новой встрече.

Жажда – это то ощущение, которое преследовало меня. Любовь и Жажда – вот два неизменных спутника моей истории. Я знал, что это не закончится ничем хорошим. Я слышал уже о многих подобных случаях, когда в результате измученные любовники оказывались на дне. Они посвящали себя своей любви, а в ответ любовь заставляла их страдать, превращала их жизнь в муки адские ещё до того, когда они отдавали Богу душу. Иногда я думал, что это и не любовь вовсе, это страсть, та страсть, что разрушает циклоном всё на своём пути. Сколько семей она разбила, сколько жизней погубила!

Когда мы были вместе, любое страдание казалось иллюзией. Даже море было по колено. Сколько сумасбродных вечеринок, сколько безумных ночей! Потом я сидел с друзьями и рассказывал им о своих приключениях с ним. В этих рассказах было что-то залихватское, и я гордился нашими проделками, точно рыцарь своими подвигами.

Пока мы были вместе, я чувствовал себя счастливым, будто больше никого в целом мире не было. Только он и я сидим, обнявшись, на Горбатой горе. Но когда он уходил, исчезал, испарялся, я был по-настоящему болен. Мои друзья и близкие говорили мне, что это плохо, что такие отношения до добра не доведут. Меня поучали, что я погублю свою жизнь. Да что мне их поучения! Разве я сам не видел этих обреченных, с лицами, опаленными огнём страсти! Видел. И понимал, что скоро и сам окажусь в их рядах. Убитый своим же собственным чувством, словно Густав фон Ашинбах на острове Лидо. О мой Тадзио!

Только Господь, ты свидетель! Чёрт возьми, я ведь любил по-настоящему, в моих чувствах не было ни капли фальши! Моя любовь была чище, чем слеза животного. Если бы Гнатон был так же прекрасен, как он, мой возлюбленный, то Дафнис навсегда бы забыл свою Хлою.

Как изумительны и безумны были наши свидания. А женщины? Скольких женщин мы полюбили вместе? Вы скажете, что секс втроём, да ещё и с женщиной, это отвратительно? Может быть. Мы же не были трусами или ханжами. Стоило только в поле нашего зрения появиться красотке, мы тотчас набрасывались на неё. Пока я был один, я был косноязычен. Вдвоём, вдвоём мы были великолепны, точно Аарон с Моисеем или Сирано с Кристианом. Мы очаровывали самых неприступных и любили их так… ах, Казанова, тебе и не снилось!

Со временем я стал замечать, что любовь, которая сначала вдохновляла меня, становилась моей погибелью. Наши выходки были всё более безумны, а потом, когда он уходил и я оставался один, мне становилось стыдно за то, что мы натворили. Я старался не обращать на это внимание, но чем дальше, тем больше мы ожесточались.

Однажды он мне предложил для усиления возбуждения убить. Он целовал меня и говорил, что люди вокруг всего лишь пешки, они должны подчиняться нам, а не смотреть свысока из-за того, что мы не стесняемся нашей любви. Они хотят, чтобы наш каминг-аут стал исповедью. Мы не будем каяться, ибо нам нечего стыдиться.

Убийство. Его предложение не шло у меня из головы. До чего мы ещё можем докатиться. Тогда в мою душу стало, будто эдемский змей, вползать сомнение. И это сомнение росло день ото дня больше и больше. Наши встречи пьянили, но они же открывали во мне более и более отвратительные черты. Мне было стыдно за то, что я превращался в животное. Наша любовь больше не воодушевляла. Она опускала меня ниже и ниже.

И в один момент я решил. Хватит! Я ухожу!

Вот только это в красивых любовных романах всё просто. На самом деле я даже ничего ему не сказал, я хотел ускользнуть незамеченным, чтобы избежать бурных сцен. Ушёл. Побродил-побродил да и через час вернулся. Он был дома и даже не понял, что я уходил. Я набросился на него. Такого страстного совокупления у нас не было со дня нашей первой встречи. Он даже удивился, что это на меня нашло. Казалось, всё наладилось. Казалось. На самом деле отношения дали трещину, которая постепенно разрушила здание нашей любви, а ведь мы так долго и усердно его строили.

Увы, я чувствовал, что поцелуи его теперь не ласкают мои губы. Они стали горьким лобызанием. Даже во сне меня стали преследовать ужасные видения, в которых я пытался сбежать от него, но даже там вкус его губ настигал меня. Сон для меня больше не был отдохновением. Я просыпался среди ночи, и мысли, одна страшнее другой, червями точили мой мозг. Страх. Смерть. Боль. Если бы меня попросили классифицировать всё, о чём я думал в такие минуты, то это бы вполне уложилось в три эти графы.

Вместе с болью душевной ко мне пришла и боль физическая. Казалось, что каждый сустав в моём теле играет на моих нервах. Так дергает струны на контрабасе пьяный джазмен. Мне больше было не вынести этих мук. И я ушёл. Теперь уже раз и навсегда.

Я думал, что разлука принесёт мне облегчение. Но она принесла ещё большие мучения. Особенно первые дни. Я готов был каждую секунду сорваться. Одна только мысль о том, что этот вечер я проведу без него, повергала меня в уныние, она губил меня, подобно тому, как Рембо губил Верлена. Воспалённый мозг требовал от меня, чтобы я сдался, он, будто Цезарь, отдавал команды каждой клеточке моего тела, чтобы она колола, резала, обжигала, стреляла и жгла меня.

Вы думаете, что я бездушная скотина? Нет. Никто даже представить себе не может, какую боль я испытывал, когда, незамеченный для него, я встречал моего возлюбленного в ресторанах, в кафе или смотрел на него сквозь стекло магазинной витрины. Его фигура, он был так строен и красив, а его влажная кожа, то белая, то коричневая, а иногда красная, так и звала впиться в неё. Меня терзала мысль о том, что я убил его, пусть ненароком, ведь так когда-то де Гриё стал причиной смерти Телени. Но каждый раз я душил в себе эту мысль и уходил.

Сколько лет прошло. А я всё ещё помню тот день, когда я его бросил. Тот день, страшный и одновременно прекрасный день, – когда я бросил пить.