Весняна. Моя легенда

А те девчата, что милого не сыщут, в ночь на самую середину лета будут венки плести да по реке пускать, что бы на следующий год им повезло. Я никогда не ходила ни на ту, ни на другую. Чуждо всё это. Не по мне. Все девчата уже о женихах думают, а мне никто так и не приглянулся. Ни в нашем, ни в соседнем селе нет человека по сердцу. От этого меня Рыжка и зовёт переборчивой. Говорит, я слишком сильно носом кручу. И каждый раз пытается затащить на залицалки. А я каждый раз придумываю, как от неё отвертеться. Раньше не ходила, а теперь то точно туда ни шагу! Ещё чего доброго, Лель за мной там ухаживать станет. Потом всё село прознает. А про Рыжку так вообще молчу! Не станет болей у меня подруги. Нет уж! Спасибо! Сами ходите на такие ночи.

Так я и осталась дома коротать вечер с родными. Батька был этому рад. Больно долго мы не виделись. Я любила слушать его рассказы о том, что с ним приключилось во время его отсутствия, и всё выспрашивать. А он мне и рассказывал без утайки. Всё как было да во всех подробностях. Без прикрас. О том, как спас мальчишку, который на спор зашел за границу Вольных Земель. Он как раз вышел на заброшенное кладбище, а его там уже Вурдалак поджидал. Видно, кровь на стёртых коленках учуял. Батька вовремя подоспел. Вырвал мальца из лап Упыря, что хотел свежей кровушки испить. Да и рубанул ему голову мечом, а потом и осиновый кол в сердце вогнал.

Батька говорил, что Вурдалаками становятся злые колдуны после смерти. Думать они не могут, или не хотят и тело своё их душа покинуть не желает. В гробу лежать им наскучило, от того и выходят на охоту по ночам. Хитрости в них нет, но из-за этого они не меньше других опасны. Почуяв добычу, бросаются на неё и впиваются своими острыми клычищами в плоть человеческую, чтобы высосать всю кровь до последней капли.

После этого мальчишка так долго рыдал да божился, что за границу теперь ни ногой до самой смерти, что и ругать его надобность отпала. Видно, урок свой хорошо усвоил.

Да и рассказал, как прогнал Водяницу с мельницы в соседнем селе. Уж больно она распоясалась. Не давала вдове мельника муку смолоть, да на пропитание заработать. А у той трое сынишек, мал мала меньше, да скотина не кормлена. Вот батька ей и помог.

Водяницы сами не злые, но пакостить страх как любят. Катаются на колёсах мельницы, портят жернова, мутят воду, вымывают ямы да сети рвут. Пользы от них нет, но и за такие шалости убивать не стоит. Надо только прогнать, пригрозив кострищем, и все дела.

А ещё сказывал, как из хаты в селе за Вольными землями Злыдней прогонял. Семья там не плохая жила. Мужик добрый да рукастый. Дети хорошие. Всем помогают, да дурь не гоняют. Трудолюбивые. А вот жена у этого мужика колотовка да вяжихвостка ещё та. Из-за неё им в наши земли хода нет. Уж больно домашние её любили и оставить одну не смогли. Вот эта задор-баба-то на себе и принесла в хату Злыдней. Поначалу всё не сильно плохо было: то тарелка где разобьётся, то кувшин молока опрокинется. А потом начала скотина чахнуть, да в доме всё верх дном ходить. Там не только посуды целой не осталось, но и крыша обвалилась. Не стало семье житья, вот и пришлось помогать. Выманил воевода Злыдней с хаты, в жбан запер, да занёс в бездонное ущелье, чтоб уж наверняка никому оттуда навредить эти злодеи не смогли.

Поведал мне батька и о том, что встретился ему чудный Индрик-зверь. Живёт он под землёй, да появляется только ночью. И страсть как яблоки любит. Их-то зверь из мешка с припасами и стащил у бывалого воеводы, пока тот делал вид, что спит. Индрик-зверь очень могущественный и сильный, даже по-людски балакать может, да желания исполняет. Только вот пока батька спохватился, этого пройдохи уж и след простыл. Вместе с яблоками.

Много чего ещё отец рассказывал про свои походы и нечисть всякую. Так бы и сидели всю ночь, байки травили, кабы не бабка. Она то как раз не особо обрадовалась, что я дома осталась. Прям как Рыжка меня всё на Залицальную ночь отправляет. Говорит, мол, в девках я засиделась, пора и суженого сыскать. А то негоже девке по околице с мужиками бегать да ножами размахивать.

Вот под её то ворчание мы и разошлись по разным углам. Бабка на печь, отец на лавке лёг у окна, а я отправилась в свою комнату на кровать с периной. Как бы долго я не уговаривала родителя смастерить ещё одну кровать, он всегда отказывался. Говорил: не надо. Он человек привычный да путник бывалый, ему перина ни к чему. Дескать, пёрышки только для девок молодых да старух. А сам каждое утро кряхтит, как с лавки встаёт. Всё ж когда-нибудь мне удастся его уговорить, бо недело по утрам так костьми греметь! Возраст то не маленький.

С такими мыслями я и окунулась в беспокойный сон. Мне снилась разная нечисть да их зверства и издевательства над людьми. Они грызли. Хватали всех вокруг, от мала до велика. Драли, разрывали на части и ломали кости. Земля кругом была залита кровью и забросана внутренностями да конечностями тех, кто не сумел спрятаться или дать отпор. Я дралась с ними. Боролась за себя и других. Одерживала победы и поражения. Вспарывала нечисти брюхо, колола глаза и отрубала головы, а потом и сама валялась среди разлагающихся трупов. Убегала от них что есть мочи и попадала в руки светловолосого хлопца.

Только Лель был теперь не человек. Он держал меня стальной хваткой, липкими когтистыми лапами и скалился, будто самый настоящий зверь. От привычной ребяческой улыбки не осталось и следа. На её месте образовался хищный кровожадный оскал. Зверь смотрел на меня хитрым прищуром и говорил, что бежать больше некуда и никто мне не поможет. Некому теперь меня защитить. Что теперь я его, и весь мир тоже скоро будет принадлежать ему…

Так я и трепыхалась по кровати, запутанная в одеяло, пока меня не разбудил громкий и настойчивый стук в окно комнаты. Я вскочила от неожиданности на ноги и шмякнулась прямо на деревянный пол. Боль пронзила онемевшее после сна тело. Особенно нос да лоб.

«Ну точно грохотом перебудила всю хату, а от такого падения шишки на лбу не избежать. Хоть бы нос цел остался!»

Я поднялась, стащила с ног обвившееся одеяло и, потирая ушибленный лоб, побрела к окну. На дворе только пробивались первые лучи солнца, неся всем неторопливое пробуждение ото сна, а я уже открывая скрипучее окно, готовилась высказать гневную речь незваному гостю.

Подруга глядела по ту сторону и вся светилась от радости, словно случилось что-то хорошее. Или просто великое чудо снизошло на наши земли, а я об этом ещё не знала. Не успела ни слова буркнуть, как она начала тараторить, сияя от счастья:

– Веська, я тут такое узнала! Такое! Ты в жизни не поверишь. Мне Милявка сказала, а ей Барбара. А та от тётки соседской узнала, что в ночь после Залицальной на суженого гадать можно. Надо пойти в баню до полуночи и раздеться догола, да свечу с собой прихватить. И попросить у Банника, кабы судьбу твою показал. Только для этого баня добротная нужна, и Банник чтобы не в обиде на хозяев был. А у вас же эта нечисть хорошая? Все в селе говорят, что у вас баня самая лучшая и парит знатно! Значит, вы своего Банника поважаете. Так вот, Весечка, давай сегодня к тебе в баню сходим. Мне страсть как интересно на суженого поглядеть. Вдруг и правда это Лельчик, а он то этого не знает.

Меня слегка передёрнуло от имени этого охальника. Не приятен он мне, а после сегодняшнего сна, так тем более. Но моя подруга этого, к счастью, не заметила и продолжала меня упрашивать.

– Я как увижу, так ему и расскажу, что нам надобно друг дружки держаться. Не гоже от судьбы уготованной бегать да Богов гневить. Ну пожалуйста, Весенька! Ты ж моя любимая подруженька, мы же с тобой как сёстры! Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Подсоби мне, сестрица, а я для тебя всё, что хочешь сделаю. Век твоей доброты не забуду! Ты же знаешь, я слово держать умею! А там и своего суженого посмотреть сумеешь. Наконец-то бабка Финя от тебя отстанет, да сватать за каждого встречного не будет.

Я и слова вставить не сумела. С таким напором не всякий справится. Ох уж эта Рыжка со своей слепой любовью. Но что поделать? Подруга как-никак. Да может, увидит своего суженого и прекратит по этому курощупу убиваться. Поплачет, остынет, да поймёт, что на нём свет клином не сошелся. Всё ж лучше пару недель сопли подруге по-подтирать, чем потом всю жизнь с этим брызей маяться.

– А подождать не могла? Хотя бы до первых петухов? – злобно пробурчала я. – Ни свет ни заря припёрлась. Ты хоть спать вообще ложилась?

– Ой, – отмахнулась она. – Так поможешь или мне другого кого спросить? Вижу, ты мне не сильно рада, подруга. У Милявки, говорят, тоже баня неплохая.

– Ладно. Что с тобой поделать, – согласилась я, смачно зевнув. – Вечером приходи. Я баню натоплю. Не будем же мы, нагие, в холодной бане мёрзнуть.

– Вот и ладненько! – довольно всплеснула руками подружка. – Только говорить никому нельзя, чтобы не помешали. И Баннику вашему угощения приготовь, а то он нам ничего не покажет, – наказала мне Рыжа и, счастливая, упорхнула прочь.

А у меня сон как рукой сняло. Но я всё равно поплелась к кровати и рухнула на всклоченную перину. Немного можно и поваляться. Для домашних дел пока рано. Только всех перебужу, если не проснулись ещё от моего падения.

Спать не хотелось совсем. Даже глаза закрыть было боязно! Одна мерзкая улыбка этого сквернавца чего стоила. И хватка его противных склизких лап. Брр. До холодной дрожи в конечностях. И зачем только вспомнила? Тьфу на него. Пусть окаянный кому-нибудь другому снится, а мне ни во сне, ни наяву его не надобно!

День обещал быть погожим и солнечным, хотя ночной кошмар и ранний приход так званой «сестрицы» утро знатно подпортили. Но предложение батьки потренироваться в метании ножей и бою рукопашному настроение подняло вмиг. Я даже от завтрака отказалась. Ещё не хватало отдать его земле матушке после усиленных тренировок.

Так пару раз случалось: наедалась от пуза, а потом кустики обнимала. Хотя батька предупреждал, что перед обучением есть не стоит. Но мне то лучше знать. Урок усвоила с раза четвёртого. Упёртая больно.

После бега с утяжелением, метания ножей, боя на кулаках да обливания студёной водой все дурные мысли из головы вылетели. Я была вымотанная, но точно довольная собой. После немного отдохнула и помогла бабке по домашним делам: воды в баню натаскала, прибралась в хате, да завтрак состряпала. Готовила я не хуже бабки Фини, но, не уследив, могла хорошенько подпалить яичницу. Вот и сегодня оплошала, из-за чего получила нагоняй. Благо, хоть каша не убежала, что тоже бывало частенько.

Я обмыла порог да обновила блюдце с молоком для домового, который мирно спал где-то в закромах хаты. Положила ему свежеиспечённый ломоть хлеба, посыпанный солью. А батька после трапезы пошёл справляться о делах по селу. Все у него помощи да совета просили, а он и отказать не смел. Всё же главный тут. Кому хату подлатать поможет, кому подскажет, как Возилу задобрить, чтоб лошади в стойле не чахли. А мы с бабкой на луг за травами да цветами отправились. Душица, зверобой, иван-чай и тысячелистник как раз в самых своих полезных силах. Их много собрать надо. Бабка моя на всё наше село, а то и на соседние травы да мази со снадобьями заготавливает. И меня она обучает своему ремеслу. Чем хворь лечить жизненную иль насланную, как человека от злых нечистых спасти или от проклятий отвадить. У нас в селе все добрые люди, но там, за межой Вольных Земель не такие. Там всё по-другому. Много зла, а помочь всем надобно. Вот и учит меня заговоры да проклёны сымать. Мало ли пригодится.

Мы собрали много полезных, здоровых и чистых трав. Отнесли их за дом, да развесили пучками на солнце. Потом измельчили все крупные цветки и листья, да разложили сушиться. Их надо время от времени переворачивать да ворошить, чтобы высушились полностью и хорошо пролежали до зимы, сохраняя свою полезность, не загнив.

После немного перекусили и отправились в лес по грибы да ягоды. Дождей в эту пору мало, а палящее солнце и вовсе не даёт нормально расти грибам. Но если знать места, то кое-что собрать всё же можно. Парочка подберёзовиков, подосиновиков, маслят и грибная юшка на ужин неплохая получится. А если ещё блинов напечь, да квасом холодненьким запить, то вовсе язык от такой вкусности проглотить можно.

По дороге домой мы собрали пару мухоморов, поганок и один желчный гриб. Они, конечно, не съедобные, но вот настойка для натирания сломанных и старых костей выходит хорошая. С вечера натрёшь, а утром как новенький заскачешь. Боль и ломота спадает. Правда, действует не долго. К ночи опять натирать придётся. Но так всё лучше, чем охать от боли весь день.

К вечеру за столом собрались все родные, и даже Рыжка пришла на грибную юшку, да в «бане попариться». Быстро отужинав, мы с подругой затопили баню, знатно её раскочегарив, и принесли угощение баннику, задабривая его. Я знала про это гадание уже давно. Бабка ведь меня всякому учит. Даже пару раз пробовала его исполнить, но раз за разом у меня ничего не выходило. А рассказать кому, так засмеют. Я же всем видом показываю, что меня такое не заботит.

Вот и сегодня ничего не получится. Только подружку расстраивать не стала раньше времени, да и отговорить её не выйдет. Поэтому мы с Рыжкой разделись наголо, подбавили жару на камни, сели на простыни и стали просить доброго дедушку показать нам суженых.

– Веська, ты что-нибудь видишь? – спросила подруга, плотно зажмурив глаза.

– Неа. Вообще ничего, – ответила я, еле сдерживая зевок.

– Да что ж такое-то? Вы что, Банника чем-то обидели? Или…– Рыжа резко распахнула глаза. – А ты чего Лунницу не сняла? Сказано же, что полностью нагой быть надобно! Иль ничего не выйдет!

– Но бабка велела нипочём её не снимать.

– Ой, от пары мгновений ничего не будет. Давай, Веся, а то как я своего ненаглядного увидеть смогу? – продолжала настаивать подруга и протянула руку к Луннице на моей шее.

Прикрыв её ладонью, я подождала немного и, вздохнув, сняла свой оберег. Без неё стало как-то холодно и неуютно. Будто оголилась до конца. Словно обнажила не тело, а душу. Я положила подвеску в виде месяца подле себя, и мы стали повторять обряд.

Я закрыла глаза. Только темнота была передо мной. Но через пару мгновений тьма стала отступать. Её середину прорезали два небольших сияющих синих сапфира. Они постепенно приближались ко мне и становились больше, насыщеннее. Камни завораживали, манили своей чистотой, холодностью и загадочностью. Тянули ближе своей необычной красотой. Вызывали желание прикоснуться к ним.

Поглощённая этим зрелищем, я не сразу заметила бугорок меж ними, а сверху какие-то две пышные тёмные чёрточки. И вокруг немного взъерошенную копну чёрных, цвета тягучей смолы, волос, доходящих почти до плеч…

«Волос! Мать всемогущая! Это не сапфиры, а глаза!»

Осмыслив это, я поняла, что передо мной довольно красивое, словно высеченное из льда, лицо молодого мужчины. Оно было без единого изъяна. Такое притягательное и мужественное. Чего только стоил немного закруглённый по бокам квадратный подбородок? А эти точёные острые скулы? Лицо мужчины передо мной было по истине прекрасным! Единственное, что всё портило – это нахальная ухмылка, перекашивающая тонковатые бледные губы, с одной стороны, вверх. Она портила всю картину в целом, но я всё равно не могла оторваться от него. Так бы и любовалась, как завороженная, если бы не Рыжкины крики:

– Ой, а это ещё кто? Огромный какой. Это что, шерсть? Нет-нет-нет. Тьфу на тебя! Сгинь, нечистое отродье! Где мой Лельчик? Где? Кикимора тебя подери!

Открыв глаза, мне всё равно мерещился синеглазый красавец. Я не видела его полностью, только лицо, но и этого хватило с лихвой. Он не был похож ни на кого из тех, что я встречала прежде. Этот человек притягивал к себе необъяснимой силой. А его холодные, словно льды заснеженных гор, глаза таили в себе неприкрытую мощь.

– Веська! Ты вообще меня слышишь? – вырвала меня из размышлений подруга, и образ мужчины пропал. Я с досадой подняла на неё глаза, а она продолжала гневно ругаться. – Не корми своего банника! Этот злодей шутки надомной шутить вздумал! Он мне не суженого, а тварь какую-то показал мерзопакостную!

– Ну что ты. Банник не злой, он просто чужих не любит. Его поважать надо…

Не успела я договорить, как нас прервал оглушительный стук в двери бани. На душе в миг стало тревожно, и я почуяла, что что-то стряслось.

Баламошка – полоумный, дурачок.

Брызя – бешеный повеса, гуляка.

Вяжихвостка – сплетница.

Задор-баба – бранчливая, бойкая женщина.

Курощуп – бабник.

Охальник – безобразник.

Скверновец – нехорошо поступивший.