Три жизни, три мира. Шаг рождает лотос. Разрушение кокона. Книга 1
- -
- 100%
- +
Стоило тетушке Сюй узнать княжну, как ее старое лицо осветилось удивлением и счастьем. Не дожидаясь, пока Чэн Юй заметят другие, она так быстро метнулась к ней, что под ногами у нее взметнулся ветер. Оказавшись рядом, тетушка со всем возможным радушием воскликнула:
– Молодой господин Юй!
И, словно боясь, что «молодой господин Юй» на полпути передумает и сбежит, она крепко ухватила его повыше локтя и увлекла в здание.
Чэн Юй смутно различила, как у нее за спиной парень судорожно втянул воздух и взволнованно спросил у прелестницы рядом:
– Это… Это-это-это… Это был легендарный молодой господин Юй?
Следуя за хозяйкой Сюй внутрь, Чэн Юй с тяжелым вздохом вспомнила передаваемую из уст в уста удивительную историю о том, сколько серебра она однажды угрохала в этом пропитанном весенними настроениями и ароматами «прекрасных цветов» месте.
Молодой господин Юй был легендой всех весенних домов и чуских подворий[14] столицы. Стоило только кому-нибудь упомянуть его среди посетителей, как все, кто имел мало-мальское представление о «прекрасных цветах», сразу понимали, о ком идет речь.
Чэн Юй было двенадцать, когда она просадила девять тысяч лянов серебром за первую ночь Хуа Фэйу – лучшего цветка дома Драгоценных камений. Прежде никто и никогда не тратил таких больших денег и, скорее всего, не потратит в будущем. До знаменательного дня, когда Чэн Юй спустила эту уйму денег, долгие годы во всем Пинъане цена за первую ночь даже самого прекрасного «цветка» из весеннего дома не превышала пятисот лянов серебром.
Молодой господин Юй сделал себе имя одной огромной тратой. Пусть Чэн Юй и посещала весенние дома не чаще других распутных сыновей знатных семейств, каждый раз «юный господин Юй» выказывал невиданную щедрость, награждая семью-восемью лянами даже подававших пирожные служанок. Не зря другие посетители весенних домов прозвали «его» Покупателем девичьих ночей. Вот такой вот княжна была прелестной расточительницей.
Хозяйка Сюй только досадовала на то, что под ее началом не нашлось подходящей девы, которая могла бы привязать молодого господина к себе и заставить его днями напролет прожигать состояние в доме Драгоценных камений. Часто просыпаясь посреди ночи и вспоминая об этой печальной действительности, она ощущала, как от сердца ко рту поднимается застарелая кровь. Хозяйка Сюй очень жалела о том, что не родилась на сорок лет позже, чтобы самой попытать счастья.
Закончив вспоминать с хозяйкой дома о прошлом и отбившись от нескольких дев, которые, наслушавшись сплетен о ее расточительности, сами, точно Мао Суй[15], настойчиво предлагали свои услуги, Чэн Юй поднялась хорошо знакомой дорогой на второй этаж и, повернув, вошла в покои Хуа Фэйу.
Две служанки Хуа Фэйу стояли в наружном помещении. Чэн Юй посмотрела на одну из них и спросила:
– Разве хозяйка Сюй не послала кого-то предупредить о моем приходе? Почему твоя госпожа меня не встречает?
Служанки, запинаясь, забормотали:
– Г-госпожа, о-она…
Как раз в этот момент стоявшая в горшке на квадратном столе алая мальва в полном цвету включилась в беседу:
– Шао Яо так-то и не знает, что вы, повелительница цветов, явились. Эти девочки только зашли доложить, но стоило им переступить порог, как она запустила в них тушечницей. Шао Яо малость не в настроении.
Чэн Юй отослала двух мямливших служанок, достала из мешочка Яо Хуана и поставила его на квадратный стол. Затем налила себе чашку холодного чая, подвинула скамейку, села, отхлебнула чаю и принялась сплетничать с мальвой:
– Ай-я, ну, рассказывай, в кого она опять безответно влюбилась?
Мальва с изящной вежливостью тряхнула всеми своими зелеными листьями.
– Повелительница цветов мудра.
Хуа Фэйу была духом пиона, который, так же как Чжу Цзинь и Ли Сян, мог обращаться человеком. Четыре года назад она прибыла в столицу, желая найти в мире людей истинную любовь. В итоге, расспросив вокруг, от одного смертного она узнала, что место, где в мире людей женщина может открыто встречаться со множеством мужчин, называется весенним домом.
Хуа Фэйу выросла в глухих лесах. Тогда она еще не знала, что за место этот весенний дом, поэтому спросила об этом у торговца овощами, которого встретила по дороге. Торговец оглядел ее с ног до головы раз двадцать и указал ей на дом Драгоценных камений. Прибежав туда и осмотревшись, она только подумала, что в указанном доме живет множество ярких, как цветы, девушек, каждую из которых можно назвать привлекательной, а значит, ей это место полностью подходит. Недолго думая, она продала себя всего за тридцать лянов серебром.
Оказавшись в одном из лучших весенних домов столицы, Хуа Фэйу поняла, что собирается жить в нем долго и спокойно. Когда духи только прибывали на гору и решали на ней обосноваться, все они, как знающие вежество, отправлялись на поклон к ее повелителю. Хуа Фэйу подумала, что в городе следуют тем же обычаям, и потратила немало сил, чтобы разузнать, к кому цветам идти здесь на поклон. Так она выяснила, что все цветы и деревья столицы подчиняются десятиэтажной пагоде Десяти цветов, что возвышается на севере города. Преисполненная радости, в одну из темных ветреных ночей месяца она взяла тридцать лянов серебром, за которые продала себя, и поспешила в пагоду Десяти цветов, дабы выразить почтение ее хозяину.
Как раз в это время от десятилетнего сна, в который он погрузился после спасения Чэн Юй, очнулся Яо Хуан, чья истинная форма была пионом – господином всех цветов. Бестолковость Хуа Фэйу просто-напросто лишила Яо Хуана дара речи. Он не знал, что перемкнуло у него в голове, но он в нее влюбился и попросил Чэн Юй выбрать время, чтобы выкупить у дома Драгоценных камений эту дурашку из глухомани.
Однако, возможно, оттого, что Яо Хуан только проснулся, здравый смысл его еще не заработал, потому что он поручил это дело Чэн Юй, которой исполнилось всего двенадцать лет.
Единственное, что Чэн Юй знала о весеннем доме в двенадцать лет, – то, что там, возможно, не принимают женщин. К счастью, ей всегда нравилось ездить верхом, стрелять и играть в цуцзюй[16]. Для ее удобства Ли Сян обычно готовила очень много юношеских нарядов. Чэн Юй выбрала один наугад и отправилась выполнять просьбу. Когда она вошла в дом Драгоценных камений и качавший зажженные фонарики ветерок донес до нее аромат благовоний, девочка поняла, что, кажется, попала на какое-то выдающееся событие. Ее тут же разобрало любопытство, и она поспешила занять место в зрительном зале, решив сперва посмотреть на веселье, а уже потом выкупить для Яо Хуана его цветочек.
В итоге Чэн Юй успела выпить всего полчашки чая, когда под плывущую по воздуху танцевальную музыку на высокую сцену внизу взошла одетая во все красное Хуа Фэйу. После того как она исполнила танец, ее со всех сторон обступили зрители и начали, кипя от возбуждения, выкрикивать цену. Вскоре от одной сотни лянов серебром они дошли до трехсот пятидесяти.
Чэн Юй подумала: «А, вот как, оказывается, в весеннем доме выкупают людей».
В те времена Чжу Цзинь еще не пресек на корню ее разорительные порывы, вовсе лишив денег, так что его госпожа-транжира все еще могла за милую душу и пять тысяч лянов серебром купить престарелую коняшку с приклеенной ко лбу скалкой. Хуа Фэйу была для Чэн Юй прекрасным цветочным духом, более того, прекрасным цветочным духом, который очень понравился Яо Хуану, господину всех цветов из ее пагоды. Как она могла стоить каких-то триста пятьдесят лянов?
Княжна набрала воздуха и выкрикнула «семь тысяч», задрав цену ровно в двадцать раз.
Когда прозвучало «семь тысяч», на сцене и внизу повисла мертвая тишина. Все гости как один посмотрели на нее. Чэн Юй была озадачена. Помедлив, она неуверенно сказала:
– Эм, тогда восемь тысяч?
По правде, Хуа Фэйу мало что понимала в серебре, однако, заметив, как после слов Чэн Юй про «восемь тысяч» тишина стала вовсе оглушительной, а устремленные на княжну глаза загорелись еще ярче, Хуа Фэйу решила сказать пару слов, чтобы помочь той выйти из затруднения. Она подняла голову и запросто, будто они болтали о каких-то домашних делах, спросила:
– А сколько у тебя всего с собой серебра?
Чэн Юй вытащила денежные бумаги, пересчитала и ответила:
– Девять тысяч.
Хуа Фэйу кивнула.
– Ну, давай тогда на девяти тысячах и остановимся, хе-хе.
Вот так совершенно сбитая с толку Чэн Юй и купила первую ночь Хуа Фэйу.
Слухи про ночь за девять тысяч лянов моментально стали достоянием всей столицы. Дом Драгоценных камений сразу же обошел башню Сна небожителя, с которой долгие годы делил почетное звание одного из лучших весенних домов столицы, и стал там единственным весенним домом номер один. Вмиг сбылось давнее желание хозяйки Сюй, и она на радостях потеряла сознание.
За те четыре больших часа[17], которые хозяйка Сюй пролежала в обмороке, до Чэн Юй наконец дошло, что за девять тысяч лянов серебром она купила Хуа Фэйу только на одну ночь, а не выкупила ее целиком. Однако госпожа-транжира деньги никогда не считала, и ее сердце даже не дрогнуло, а наоборот, наполнилось удовлетворением: дух, который понравился самому господину всех цветов ее пагоды, оказался настолько драгоценным.
Когда княжна снова спросила, сколько потребуется серебра, чтобы выкупить Хуа Фэйу, хозяйка Сюй, которая только что пришла в себя, обнаружила, что вопрос задает все тот же расточительный дурень, и, набравшись наглости, назначила цену в сто тысяч лянов серебром. Чэн Юй, тяжело вздохнув, согласилась, что цена справедливая, но при себе у нее столько денег нет, так что она вернется после завтрака.
Хотя дело не выгорело, увидев Яо Хуана, Чэн Юй не испытала никаких угрызений совести. Она спокойно растолковала ему:
– Вкус у тебя больно хорош, тебе понравился слишком драгоценный дух. Я купила одну ночь с ней, и мы всю ночь варили баранину в хого, но на вторую ночь у меня не хватило денег.
Яо Хуан мысленно проговорил ее слова раз сто, но так и не понял.
– Сколько может стоить эта дурашка? Она продала себя в весенний дом за тридцать лянов.
Чэн Юй только вздохнула:
– Понравилась тебе – и вмиг подорожала. – Она выставила восемь пальцев и сообщила: – Теперь одна ночь с ней стоит девять тысяч лянов серебром. Чтобы заплатить за нее, я потратила даже деньги на хого.
Эти слова и услышали Чжу Цзинь с Ли Сян, которые как раз вернулись из имения в ее уделе. Служанка заметила, как у мужчины затряслись руки от гнева.
После того случая Чжу Цзинь запер Чэн Юй в пагоде на десять дней.
Вот так и зародились злосчастные отношения Чэн Юй, Хуа Фэйу и Яо Хуана.
Глава 2
Хотя в мире существовали десятки тысяч цветов, все они делились только на четыре вида: цветочных богов, цветочных бессмертных, цветочных духов и цветов с деревьями, которые пока не приняли человеческий облик.
Все растения на свете имели разум и сознание, но мало кто из них мог впитать сущность Неба и Земли, а после благодаря старательному совершенствованию обрести человеческую форму: то были либо цветы с хорошими врожденными задатками, которые вырастали потом в глав своих кланов, либо цветы, которым повезло родиться на хорошей, переполненной духовной силой земле, так что даже совершенствуйся они как попало, им все равно бы удалось стать прекрасными и сильными духами.
Сотни растений пагоды Десяти цветов относились к первым. В свое время отец Чэн Юй потратил немало сил, чтобы завлечь в пагоду Десяти цветов глав сотни цветочных кланов, дабы они помогли дочери благополучно преодолеть ее посланное судьбой испытание болезнью. Следует сказать, что, если бы не Чэн Юй, эта сотня цветов уже более десяти лет назад обрела бы человеческий облик и в пагоде Десяти цветов подобной ступени совершенствования достигли бы не только Чжу Цзинь и Ли Сян.
А вот выбравшаяся из глухих лесов Хуа Фэйу относилась к последним.
Она родилась не на обычной горе, а на переполненной духовной силой горе Чжиюэ, что располагается в мире бессмертных. Ее хозяином был божественный владыка Цан И, под началом которого находились сотни рек и гор трех тысяч великих тысячных миров смертных.
Хуа Фэйу выросла рядом с беседкой в саду за домом Цан И. Тот любил пить в этой беседке чай и весь недопитый холодный чай выливал на нее. Божественный владыка и не подозревал, что поливать цветы чаем нельзя. Хуа Фэйу повезло: небожитель не только не заполивал ее чаем насмерть, но и в один прекрасный день она даже смогла обратиться человекоподобным духом.
Чэн Юй это очень заинтересовало. Она спросила у Хуа Фэйу:
– Ты обратилась человеком на земле бессмертного бога, отчего же ты не стала ни цветочной богиней, ни цветочной бессмертной? Почему именно цветочным духом?
Хуа Фэйу объяснилась очень странным образом:
– Потому что нет повелителя цветов. Десятки тысяч цветов обращаются духами, в этом мире больше нет цветочных богов.
Княжна честно объявила:
– Не поняла ни слова.
Хуа Фэйу извиняющимся тоном ответила, что и сама толком эти слова не понимает. Потерев переносицу, она добавила:
– Но ничего страшного, что не понимаете. Просто так все говорят.
Опасаясь, что Чэн Юй продолжит допытываться, цветочный дух перевела разговор на другую тему:
– А почему все здесь зовут вас повелительницей цветов? Среди четырех морей и восьми пустошей тоже когда-то имелась повелительница цветов – она была красным лотосом, который посредством долгого совершенствования обрел человеческую форму. Ее почитали как повелительницу десяти тысяч цветов. – Хуа Фэйу развела руками. – Когда она еще была жива, говорили, что во всем мире только она достойна так называться.
На момент того разговора Чэн Юй было всего тринадцать. Тринадцатилетнюю девочку не очень-то заботила судьба богини, о которой рассказала Хуа Фэйу, и не очень-то волновало, почему их с той богиней величают одним и тем же титулом. Чжу Цзинь совсем недавно лишил ее содержания, и теперь она могла думать лишь о том, как достать денег.
Она тогда ответила Хуа Фэйу:
– Меня зовут повелительницей цветов, потому что я хозяйка пагоды Десяти цветов. Но, если честно, я тут не настоящая хозяйка, у меня нет денег. Если кто и есть настоящий хозяин, то это Чжу Цзинь.
Хуа Фэйу изумленно спросила:
– Тогда откуда у вас деньги на то, чтобы прийти ко мне сегодня?
Княжна устремила взгляд вдаль и равнодушно ответила:
– Выиграла в игорном доме.
Эти слова и долетели до Чжу Цзиня, спешно прибывшего в поисках Чэн Юй. После них ее забрали и заперли в пагоде Десяти цветов еще на десять дней.
Хуа Фэйу желала найти в мире смертных настоящую любовь. Более года она плыла по течению, живя в доме Драгоценных камений, в этой яме для просаживания денег. Только спустя время она поняла: среди знатных господ, у которых на уме одни развлечения, настоящую любовь не найти.
Придя к этому заключению, Хуа Фэйу как будто бы образумилась, наконец осознав, что для осуществления давней мечты придется искать другой выход.
Но с делами мира смертных она все еще была на «вы», поэтому после долгих размышлений выбрала в советники единственного смертного человека, которого хорошо знала и которого могла назвать другом, – четырнадцатилетнюю Чэн Юй.
Если в богатой семье Великой Си росла дочь и старейшины ее семьи были достаточно ответственными и предусмотрительными людьми, то, едва девушке исполнялось тринадцать-четырнадцать лет, они начинали думать о том, как устроить ей брак. Хуа Фэйу потому и обратилась к Чэн Юй за советом, что та как раз вошла в брачный возраст, а значит, должна была иметь представление о любовных делах.
Однако та рано потеряла обоих родителей. Ее вырастили Чжу Цзинь и Ли Сян, цветочные духи, которым важнее было воспитать не приличную княжну, а бойкую и здоровую девочку. И чтобы девочка выросла действительно здоровой, Чжу Цзинь молча позволил ей разгуливать по улицам Пинъаня под именем молодого господина Юя. Смешавшись с толпой таких же жизнерадостных подростков, княжна целыми днями стреляла из лука, дралась и играла в цуцзюй, отчего и нравом в конце концов стала походить на мальчишку.
Когда Чэн Юй, княжна Хунъюй, достигла возраста, в котором все столичные девицы начинали тайком воображать себе будущего супруга, ее мысли занимало лишь два жизненно важных вопроса. Во-первых – как заработать побольше деньжат. Во-вторых – как забить побольше голов в ворота «Глаз ветра и потока»[18] на следующем состязании по цуцзюю.
Поэтому когда Хуа Фэйу ворвалась в пагоду Десяти цветов, желая испросить совета о том, как наладить личную жизнь, Чэн Юй, которая только что закончила переписывать книги для зала Десяти тысяч слов и еще не успела спрятать свою работу, впала в ступор.
Но как верный друг, она все же обдумала дело и нашла его не слишком сложным. Проводив Хуа Фэйу, княжна затворила двери и принялась изучать истории о любви между различными необычайными существами и простыми смертными. Потратив на чтение несколько дней, она решила, что достаточно разобралась в теме, и отправилась в дом Драгоценных камений.
Первым Чэн Юй предложила Хуа Фэйу способ одалживания и возвращения зонтика, о котором вычитала в пьесе «Госпожа Бай навеки заперта под пагодой Лэйфэн»[19]. В ней рассказывалось о том, как под навесом маленькой чайной у входа в переулок Шэньгунцзин Сюй Сюань одолжил зонтик госпоже Бай. На следующий день он явился к ней домой – просить зонтик обратно. Одолжил – вернул. Сделал добро – родилась любовь, а с ней – легенда о Белой змее.
Чэн Юй посоветовала Хуа Фэйу дождаться дня, когда небеса одарят их дождем, затем прихватить запасной зонтик и отправиться бдеть к маленькой переправе на севере города. Только она увидит спускающегося с парома красивого господина без зонтика, пусть тут же ему тот и одолжит. Кто знает, вдруг удастся изловить несчастного, с которым насмешкою судьбы у нее и случится любовь?
Вылезшую из глухого захолустья Хуа Фэйу, которая ни мира не видела, ни даже пары книжиц не прочла, этот способ сразил наповал. Даже не став слушать второе предложение, она вприпрыжку помчалась готовить зонтики.
Небеса расщедрились: уже на следующий день хлынул ливень.
Чэн Юй, которую Хуа Фэйу вытащила из пагоды Десяти цветов, зевала всю дорогу до северной части города.
В стороне от небольшой переправы располагалась деревянная беседка, под крышей которой они и остановились поговорить. Хуа Фэйу указала на пару больших бамбуковых корзин, прикрытых промасленной тканью, и с беспокойством спросила у княжны:
– Я взяла с собой двадцать зонтиков, как думаете, повелительница цветов, столько хватит?
С трудом соображавшая Чэн Юй переспросила:
– А?
Хуа Фэйу потерла руки и пояснила:
– Я вот как подумала: вдруг все господа, которые сегодня спустятся с парома, окажутся исключительно красивы? Мне каждого захочется оценить по достоинству, и тогда пары зонтиков точно не хватит. Взять двадцать будет куда надежнее, и то не наверняка!
Девушка присела на корточки, перебрала зонтики в корзине, а затем спросила Хуа Фэйу:
– Мы отнесем эти две корзины с зонтами к переправе, затем я встану рядом с тобой и буду их сторожить, а когда тебе кто-нибудь приглянется, подам ему зонтик? – Чэн Юй честно предупредила: – Люди могут подумать, что мы эти зонтики продаем.
Тут-то ее и озарило.
– А ведь в сегодняшний-то ливень зонтики будут продаваться чудо как хорошо… Мы…
Хуа Фэйу спешно ее перебила:
– Лучше вы, повелительница цветов, останетесь здесь сторожить корзинки, а я возьму несколько зонтиков и пойду вперед на разведку. Если наш улов окажется хорошим, я вернусь за остальными зонтиками, а если не очень, то, думаю, мне и трех-четырех штук хватит.
Княжна, не сводя глаз с корзинок, немедленно согласилась.
Только когда цветочный дух вышла из беседки, до нее дошли причины подобной сговорчивости. Она быстро вернулась и потребовала:
– Повелительница цветов, поклянитесь, что не продадите зонты, которые я оставила!
Чэн Юй вычерчивала ножкой круги на земле.
– Ладно. – Затем подняла голову и застенчиво посмотрела на Хуа Фэйу: – Так… Ниже какой цены, говоришь, нельзя их продавать?
Хуа Фэйу заскрежетала зубами.
– Ни за какую цену нельзя!
Небольшая деревянная беседка стояла в отдалении, к тому же перед ней росла пара деревьев, закрывавших обзор. Вряд ли бы кто-то решил укрыться под ее крышей от дождя.
Сторожившая корзинки с зонтиками Чэн Юй досторожилась до того, что задремала. На грани сна и яви она услышала, как над ней раздался мужской голос:
– Сколько стоят ваши зонтики?
Она вздрогнула от неожиданности, приоткрыла глаза и увидела пару подмокших белых сапог, расшитых облачными узорами. Затем перевела взгляд выше и уперлась в край таких же подмокших белых парчовых одежд. Пусть спросонья Чэн Юй соображала не очень хорошо, в голове у нее сам собой всплыл наказ Хуа Фэйу, который та оставила ей перед уходом. Так что девушка только тихо пробормотала:
– А, они не продаются.
Снаружи слились воедино завывания ветра и шелест дождя. Сквозь давящую пелену звуков пробился все тот же спокойный голос:
– И все же мне очень нужен зонт. Прошу, юный друг, назначь цену.
Потерев глаза, Чэн Юй принужденно ответила:
– Не могу.
– Вот как? У тебя столько зонтиков и ни один ты не можешь мне продать? Весьма занятно.
В голосе мужчины послышались нотки заинтересованности, будто он и впрямь находил ситуацию любопытной.
Чэн Юй про себя подумала: раз не хотят продавать, значит, не продадут, что тут занятного? Она закончила протирать глаза и подняла голову, чтобы посмотреть, наконец, на этого настойчивого человека.
Мужчина тоже случайно скользнул по ней взглядом – на миг их глаза встретились. Чэн Юй застыла. Склонив голову, мужчина продолжил перебирать зонтики. Пальцы у него были белые и длинные, гладкие, словно нефрит. Он небрежно произнес:
– Посмотри, как свирепствует дождь, юный друг. Продай мне зонтик, считай, хорошее дело сделаешь. По рукам?
Чэн Юй не ответила. Она замерла, оглушенная.
Если бы речь зашла о ценителях красоты, живущих при дворе Великой Си, займи молодой господин Юй второе место, никто не посмел бы надеяться на первое. Даже почивший император, хозяин гарема из трех тысяч дев дивной прелести, ни за что не смог бы сравниться в этом мастерстве с молодым господином Юем, который с детства жил в пагоде Десяти цветов, а, немного повзрослев, начал бегать в дом Драгоценных камений, как к себе домой.
Нечеловеческий талант Чэн Юй к оценке красоты развился оттого, что каждый день ее окружали толпы красавиц и красавцев. У нее была тайна, известная только цветам и деревьям: от рождения, когда те расцветали, Чэн Юй видела их обворожительными девушками и красивыми юношами, причем неважно, могли они принимать человеческий облик или нет.
Взять, к примеру, Яо Хуана, который пока не смог обратиться человеком. Когда он не цвел, Чэн Юй видела его нераспустившимся пионом. В пору цветения же она видела отнюдь не цветок – истинное тело Яо Хуана, – а прекрасного молодого мужчину, сидевшего на ее письменном столе и скучающе оглядывавшего обстановку. Поначалу это, признаться, сильно давило ей на нервы.
Уже потом, когда Яо Хуан расцвел вновь, она додумалась отнести его в покои живущего с ней по соседству Чжу Цзиня. С тех пор ей приходилось до глубокой ночи слушать их задушевные разговоры при свечах, а тем для обсуждений у этих почитателей образования находилось более чем достаточно. Даже во сне она, казалось, слышала, как эти двое обсуждают закон для прямоугольного треугольника[20], приведенный еще в «Трактате об измерительном шесте»[21]. Воистину, страшно вспомнить…
Как итог взросления в таких условиях, у Чэн Юй выработалась устойчивость к «силе красоты». От рождения и до сих пор с ней не случалось такого, чтобы она замирала, не в силах отвести взгляда от лица незнакомца. Это было диковинное чувство, и княжна, не удержавшись, посмотрела на мужчину еще, а потом и еще раз.
Она заметила, что волосы и одежды молодого господина слегка подмочил дождь, но от этого незнакомец вовсе не представлял из себя жалкое зрелище. Разумно предположить, что после небольшой прогулки под ливнем полы его одежд и края обуви должны были бы украсить грязевые потеки, однако те отличались безупречной белизной.
Заметив ее пристальное внимание, незнакомец смерил девушку взглядом с ног до головы и вдруг улыбнулся. Оттого, что эта улыбка не коснулась его глаз, она вышла несколько холодной, но даже так от нее веяло всепоглощающим изяществом, разящим прямо в сердце. Чэн Юй повидала немало красивых людей, но никогда не встречала подобного противоречия, заключенного в человеческом теле.