Три жизни, три мира. Шаг рождает лотос. Разрушение кокона. Книга 1

Будто бы даже ветер и дождь притихли. Молодой мужчина приподнял брови.

– Вы девушка.

В голове Чэн Юй, всю жизнь переодевавшейся мужчиной и ни разу никем не пойманной, что-то взорвалось. Однако она едва ли обратила внимание на то, что говорил незнакомец. Княжна полностью сосредоточилась на его лице: чуть приподнятые брови оживили строгие черты, добавив ему выразительности и сделав исключительно красивым.

Но даже сбитая с толку, Чэн Юй не забывала за всеми этими потрясениями о Хуа Фэйу. Каким образцово верным другом она была!

Чэн Юй стремительно соображала: наружность этого забредшего в беседку мужчины точно потрясла бы и Небо, и Землю. У него не было ни единого шанса не понравиться Хуа Фэйу. Одно печально: волею судьбы в беседке отчего-то не оказалось цветочного духа, а значит, ей, Чэн Юй, придется позаботиться о будущем подруги вместо нее.

Молодой мужчина снова попытался:

– Девушка, зонтик…

Но не успел он договорить, как его оборвали, протянув ему зонтик с ручкой из фиолетового бамбука[22]. Чэн Юй уставилась на мужчину сияющим взором.

– Я не могу продать вам зонтик, но могу его одолжить. Не забудьте вернуть его в дом Драгоценных камений. – И добавила: – Вернуть Хуа Фэйу.

Взяв у нее зонтик, незнакомец склонил голову, некоторое время повертел его в руках, а затем переспросил:

– Хуа Фэйу из дома Драгоценных камений?

Чэн Юй кивнула, все еще не желая отводить взгляда от лица молодого человека. Тот снова посмотрел на нее. В его глазах все еще отсутствовал любой намек на тепло, однако в глубине зрачков блеснул некоторый интерес, отчего мужчина задержался взглядом на ее лице дольше, чем полагается, позволив Чэн Юй рассмотреть удивительное: глаза незнакомца оказались цвета темного янтаря.

– Если мне не изменяет память, дом Драгоценных камений – это весенний дом. Однако вы больше похожи на молодую госпожу из приличной семьи, – заметил мужчина.

Разумеется, он хотел узнать, почему она просит принести зонт непременно в дом Драгоценных камений. Однако история грозила затянуться надолго, и, если честно, Чэн Юй совсем не хотелось пускаться в объяснения, поэтому она ляпнула первую пришедшую в голову отговорку:

– Тут не о чем думать, я просто часто хожу в дом Драгоценных камений развлечься, только и всего.

Молодой человек посмотрел ей в глаза, затем спустился взглядом к подбородку, где задержался на некоторое время, а после скользнул ниже на несколько цуней.

– Развлечься, – повторил он.

И улыбнулся.

– Вам известно, что за место весенний дом?

Ну, на этот вопрос Чэн Юй ответ, конечно же, знала, поэтому выпалила, не задумываясь:

– Место, где ищут удовольствия и веселья.

Молодой мужчина проникновенно спросил:

– И какое же удовольствие вы, девушка, находите в весеннем доме?

Чэн Юй на мгновение запнулась. Какое же удовольствие она там находит? Она всего лишь тратит там кучу денег, чтобы поесть с Хуа Фэйу хого, но как о таком сказать вслух?

Она долго шевелила губами, подбирая ответ, пока наконец не остановилась на туманном:

– П-пью… Пью… вино и всякое такое…

И вот после этого изречения она наконец вспомнила, что говорит с этим мужчиной в белом только для того, чтобы посватать ему Хуа Фэйу. Зачем ей вообще столько о себе рассказывать? Так что княжна ловко перевела разговор на Хуа Фэйу, даже связав ответ с предыдущим заявлением о том, что она завсегдатай весеннего дома. Со всей возможной торжественностью она поведала незнакомцу:

– Можете поверить, я очень близко знакома с Хуа Фэйу, самым прекрасным цветком дома Драгоценных камений.

Мужчина только вымолвил:

– О.

И что это его «о» значило? Чэн Юй вот совсем не понимала. Однако она уже довольно долго прислушивалась к речам и вглядывалась в выражение лица мужчины напротив, чтобы прийти к выводу: по крайней мере, его не тяготит их беседа. С этими мыслями она позволила себе расслабиться, про себя попросила у небес и будд прощения за то, какой вздор сейчас изъявит миру, и, порывисто прижав руки крест-накрест к груди, начала:

– Почему же зонт нужно вернуть Хуа Фэйу? Потому что зонт принадлежит не мне, а ей. Мало того, что она родилась божественно прекрасной, так она еще и добра, как бодхисаттва. Она часто, стоит дождю зарядить, приходит к переправе, чтобы помочь попавшим под ливень людям. Вот почему эти зонты не продаются.

Девушка несла чушь так вдохновенно, что сама начала в нее верить. Она даже своевременно дала незнакомцу в белом совет:

– Хуа Фэйу – само изящество и покладистость, кроме того, она хороша в пении и танцах. Как только пойдете возвращать зонтик, улучите мгновение и обязательно посмотрите, как она поет и танцует. Говорят, второй господин из семьи левого советника[23], услыхав ее чистое пение[24], три месяца не ведал вкуса мяса[25], а юный Линь-хоу[26], увидав ее танец с мечами, распустил всех танцовщиц в своем имении.

Как Чэн Юй была довольна своими выдумками! У нее определенно имелся литературный талант – как она умело выстроила ряды похвалы Хуа Фэйу! Но, порадовавшись, она поняла, что, похоже, все испортила. Она перепутала. Хуа Фэйу не умела танцевать с мечом – она не выделялась ничем, кроме прелестного личика и неплохого голоса. Танцем с мечом на всю столицу славилась другая девушка – и эта девушка была смертельным врагом Хуа Фэйу.

Княжна поспешила исправить ошибку:

– Но недавно Фэйу подвернула лодыжку, возможно, танец ее увидеть не удастся. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь… – Она тяжело вздохнула и, украдкой поглядывая на незнакомца в белом, про себя подумала, что ее усердие взволновало бы и деревянную колотушку. Чэн Юй ожидала, что на лице молодого мужчины появится хотя бы налет мечтательности.

Однако тот по-прежнему уделял все свое внимание зонтику в руках, никак ей не отвечая. Она не могла разглядеть выражения его лица. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем до нее донесся вопрос:

– Как вас зовут?

Чэн Юй ошеломленно переспросила:

– Что?..

Незнакомец с хлопком развернул зонтик, и Чэн Юй вовсе перестала видеть его лицо.

Затем он перехватил ручку зонта покрепче и поднял его над головой. Пускай это все действие продолжалось считаные мгновения, Чэн Юй проследила его от начала до конца: вот из-за зонта появляется дуга жесткого подбородка, за ним губы, спинка носа и в самом конце – непроницаемые янтарные глаза.

Мужчина под зонтом понизил голос и повторил:

– Я спросил, как вас зовут.

Чэн Юй помедлила и кашлянула.

– Ах, меня… Я просто хороший человек, которого Хуа Фэйу временами просит помочь ей творить добрые дела. Мое имя не стоит упоминания.

Молодой мужчина улыбнулся и больше ничего не спросил, только поблагодарил и пообещал в другой день занести зонт в дом Драгоценных камений, после чего вышел под дождь.

Когда Лянь Сун вернулся с одолженным зонтом в имение Цзиншань, служанки, работавшие во внутреннем дворе, уже соответствующим образом подготовили к его приходу горячий источник у беседки. Его помощница Тянь Бу уже спешила к нему навстречу, чтобы, во-первых, принять из его рук зонтик и, во-вторых, чтобы испросить указаний насчет того, подать ему сперва теплое вино, дабы согреть тело, или господин решил сразу отправиться на горячий источник?

Дождь давно уже едва покрапывал, ритмично постукивая по влажным цветкам груши, растущей во внутреннем дворе. Молодой мужчина в белом устремил задумчивый взгляд на грушу и сказал:

– Принесите вино к горячему источнику. А этот зонт, – он помолчал, – завтра отправь со слугой в дом Драгоценных камений.

При дворе Великой Си имелось два удивительнейших человека. Первым был наставник государства – император горячо любил его и всегда осыпал милостями, однако тот всю жизнь только и мечтал, что уехать в родной город и открыть там лавку сладостей. Вторым был великий генерал – несомненно, воин из воинов, который, однако, красотой да изысканностью манер превосходил всех видных ученых страны, вместе взятых.

Всю жизнь только и мечтавший открыть свою лавку наставник звался Су Цзи. Когда-то именно он спас Чэн Юй жизнь. А великий генерал, чьи красота да изысканность манер посрамили бы всех ученых страны, был тем самым мужчиной в белом, который, по мнению Чэн Юй, составил бы с Хуа Фэйу чудесную пару. Имя его было Лянь Сун, генерал Лянь.

Лянь Сун родился в семье хоу и был третьим сыном старого Чжунъюн-хоу. Когда ему было около пятнадцати, он последовал за отцом на поле боя, где совершил немало беспримерных подвигов. В двадцать пять лет ему был дарован чин великого генерала и положенное ему по статусу имение. Так Лянь Сун стал самым молодым великим генералом Великой Си.

Наставник государства Су Цзи, кто всегда устремлял свой взор к небу, за всю свою жизнь похвалил только одного человека – и этим человеком был овеянный той же славой, что и сам Су Цзи, великий генерал Лянь. Наставник государства говорил: третий Лянь смел и решителен, он поверг сильного врага и укрепил мощь государства. У третьего Ляня возвышенные интересы, он находит удовольствие в живописи и музицирует на нефритовой флейте; у третьего Ляня наружность сошедшего в мир смертных небожителя.

Су Цзи обладал некоторыми задатками бессмертного и уже наполовину достиг просветления. Посему иные люди его хоть и слушали, однако про себя думали, что такие похвалы слегка преувеличены. Только наставник государства и третий Лянь знали: первый ничуть не приукрашивал действительность, потому что великий генерал Лянь в самом деле был сошедшим в мир смертных небожителем.

В необъятном пространстве существуют мириады миров смертных. Великая Си была лишь одним из многих. Волею вышних небес в этих мирах появились люди. Рожденные и вскормленным небом, они проживали свой недолгий век. Однако за пределами этих миров существовали еще четыре моря и восемь пустошей – мир богов и бессмертных. В том мире третий сын Небесного владыки Девяти небесных сфер, его высочество третий принц Лянь Сун, повелевал водами всех четырех морей – Восточного, Западного, Южного и Северного. Он был Верховным богом воды.

И этот Верховный бог воды покинул четыре моря ради другой богини – богини цветов Чан И, сорок четыре года назад погибшей под обломками Сковывающей пагоды, что располагалась на Двадцать седьмом небе.

Нежась в горячем источнике, Лянь Сун в глубокой задумчивости смотрел на мокрые от дождя цветы груши во дворе.

После смерти Чан И все цветы будто утратили былые краски. Прежде, когда богиня еще была жива, вот какие строки вспоминали люди, глядя на омытые дождем цветы груши:

Одиноко-печален нефритовый лик, —плачет горько потоками слезГруши свежая ветка в весеннем цвету,что стряхнула накопленный дождь[27].

Тогда образ безутешно льющей слезы красавицы трогал сердца.

Теперь же груша напоминала натерпевшуюся горя невестку, которая съежилась под дождем, дрожа от холода, и не вызывала в людях ничего, кроме досады вперемешку с брезгливой жалостью.

Но отчего-то прохладный дождь первого месяца этой весны и жалкий вид настрадавшейся от ливня груши пробудили в Лянь Суне воспоминания об их первой с Чан И встрече.

И впрямь много вод утекло с тех пор. Семьсот лет прошло или восемьсот – Лянь Сун даже не пытался сосчитать точно.

Тогда у Нефритового пруда Девяти небесных сфер еще не было хозяина, а у сотен цветов – повелителя. Место властвующего над цветами пустовало, что затрудняло решение многих дел. По правде, Лянь Суна это не касалось никоим образом, но что поделать – его хороший друг Верховный владыка Дун Хуа ведал списком бессмертных и распределением рангов на Небесах. Как-то Лянь Сун проиграл владыке в вэйци[28], и тот небрежно водрузил эту ношу на его плечи, поставив третьего принца временно исполнять обязанности повелителя цветов.

Наблюдая с высоты этой должности, как множество цветочных богинь исподтишка борются меж собой за место повелительницы цветов, порой Лянь Сун находил копошение этих прелестниц любопытным, а порой – раздражающим.

Большей частью раздражающим.

На Небесах третий принц слыл высокопоставленным сердцеедом. О его изменчивом и свободном, как ветер и поток, нраве знал весь мир. Молодой бог воды был хорош собой, искусен в бою и знатен. Небесный клан всегда высоко ценил искусство боя, поэтому, разумеется, девушки были от третьего принца без ума.

Однако свободный, как ветер и поток, нрав принимал разные формы. Свобода одних полнилась чувствами – такие господа расточали ласки и слова любви, и их было большинство. Но в некоторых свобода обретала форму равнодушия и безучастности – такой беспощадной была свобода третьего принца.

Поэтому, хоть о боге воды и ходила слава сердцееда, к красавицам он никогда не имел особого терпения. Обычно дерущиеся друг с другом цветочные богини, которые вечно заливались слезами и шли к нему криком требовать справедливости, нагоняли на третьего принца глухую тоску.

И, в отличие от старших братьев, сызмальства следующих каждому знаку небесного церемониала, он не испытывал никаких затруднений с тем, чтобы отвернуться от докучавших ему личностей и уйти.

Недаром третий принц был самым неуловимым драконом Девяти небесных сфер. Поскольку он вел так себя с детства, Небесный владыка давно привык. Всегда требовавший от старших сыновей строгого соблюдения правил приличия, младшему он позволял почти все.

В тот раз юному богу все надоело до такой степени, что он покинул Небеса и отправился в Южную пустошь, чтобы сыграть в вэйци с Цин Ло, молодым сыном владыки желтых демонов.

Двадцать тысяч лет назад был подавлен мятеж клана темных. После того как Темный владыка Цин Цан был запечатан, среди четырех морей и восьми пустошей воцарился мир. Между кланом богов и кланом темных вновь установились дружеские отношения, и, надо сказать, довольно неплохие. Видя сложившуюся ситуацию, семеро владык демонов, тайком вынашивавшие схожие с Цин Цаном планы, вынужденно смирили мятежные мысли. Вот уже как двадцать тысяч лет, если глубоко не всматриваться, в мире царило спокойствие и благоденствие. Поэтому весть о том, что бог отправился играть в вэйци с демоном, вовсе не звучала бредом сумасшедшего.

Владыка Цин Ло был гостеприимным и щедрым хозяином. Стоило в его жизни случиться какому-нибудь радостному событию, как он немедленно приводил двор в порядок и звал гостей. Поскольку Цин Ло был жизнерадостным демоном, почти в каждом дне своего обычного демонического существования он находил что-то хорошее, так что дружеские пирушки в его доме будто бы и не прекращались.

Однако в тот день обычно жизнерадостный владыка казался удрученным.

Сидевший от него по правую руку круглолицый молодой мужчина с коварной улыбкой вскрыл душевные раны гостеприимного демона:

– Владыку Цин Ло не пустили к принцессе Сян Юнь, оказав ему холодный прием. Это так его расстроило, что вся печаль на лице проступила.

Принцесса Сян Юнь считалась самой красивой демоницей поколения. Среди демонических кланов ходили слухи, что красотой она ничем не уступает Бай Цянь из Цинцю – первой красавице клана богов. Демоны всегда любили соревноваться с богами, правда, вечно им проигрывали, затем снова принимались соревноваться, снова проигрывали и снова ввязывались в проигрышную борьбу. Многократные поражения нанесли им такие душевные раны, что их самооценка с тех пор не бывала на месте. Поэтому Лянь Сун никогда не заострял внимание на их клановых слухах.

Юноша в пепельных одеждах, сидевший рядом с круглолицым рассказчиком, лениво заметил:

– Демонический владыка очень бережно растил свою драгоценную Сян Юнь, и выросла она с запросами настолько же высокими, как небо, к которому вечно устремлен ее взгляд. А ты, Цин Ло, все равно мечтаешь о ней. – Встретив пристальный взгляд нахмурившегося Цин Ло, юноша в пепельных одеждах рассмеялся. – Если тебя поразила только ее красота, почему не попросишь Чан И позаботиться о тебе пару дней? Чан И разумная и понятливая. Даже если за ее понятливость придется отплатить белой ци, то за других не скажу, но для тебя, Цин Ло, разве ж это проблема?

За столом грянул хохот.

Белой ци называлась духовная сила бессмертных. Среди восьми пустошей жило четыре клана: клан богов, клан демонов, клан темных и клан духов-оборотней, вместе рождавших бесчисленное количество духовных форм. У каждого клана духовная сила имела свой цвет. У богов она была белая, у демонов черная, у темных лазурная, у духов-оборотней темно-красная. Но независимо от того, в каком клане появился на свет ребенок, ци в его теле всегда была разнородной и требовала больших усилий для совершенствования и полного очищения. Чем сильнее дух, тем чище его ци. Когда мужчина в пепельных одеждах упомянул, что у Цин Ло, принца демонического клана, много белой ци, он посмеялся над его неспособностью к совершенствованию.

Владыка Цин Ло был здоров как бык и упрям как осел. Вот и в спор, если ему что-то не нравилось, он бросался с бычьей силой и ослиным упрямством. Тайную насмешку над уровнем его совершенствования он пропустил мимо ушей, зато на сравнение Чан И с Сян Юнь поспешил разразиться несогласием:

– Чан И!.. Да разве можно сравнивать Чан И с Сян Юнь?

Цин Ло, хоть и был упрям до невозможности, все же был и чистосердечен. Он мог свысока думать о женщине по имени Чан И, но ни об одной женщине не сказал ничего плохого. Однако на дружеской пирушке собралась толпа самого разного толка; нашлись в ней и льстецы. Кто-то из гостей немедленно заискивающе высказался:

– Молодой владыка прав! У этой девицы из цветочных духов даже покровителя нет, она только и может улыбки уважаемым господам продавать[29], чтобы хоть как-то продлить свое жалкое существование. Как такое презренное создание можно ставить в один ряд с принцессой Сян Юнь?

Клан духов-оборотней сосуществовал в Южной пустоши с кланом демонов. Духи-оборотни не отличались силой и потому с древних времен подчинялись демонам. Девушки из цветочных духов вдобавок были хороши собой, отчего многие высокопоставленные демоны частенько выращивали их, а после брали в наложницы. Таким образом, в Южной пустоши жило мало духов-оборотней, не имевших покровителей, и еще меньше не имевших покровителя цветочных духов.

Владыка Цин Ло мысленно согласился с этими льстивыми словами, однако разве можно так жестоко отнестись к слабой девушке? Его мучили сомнения. В итоге он пробормотал:

– Нехорошо говорить такое о Чан И. Чан И, она… Она просто… Просто…

Но после этого «просто» он, долго промаявшись, так ничего и не придумал.

Вдруг слово взял все это время сидевший рядом с ним Лянь Сун, который изучал искусно сделанную тонкую чашу с налитым в нее подогретым вином.

– Чан И. – Он повернулся к Цин Ло и переспросил: – Ее зовут Чан И?

Хотя третий принц Небесного клана нередко навещал Южную пустошь, чтобы выпить с Цин Ло на устраиваемых тем пирушках, где собиралась довольно разношерстная толпа, его высочество всегда садился на почетное место по левую руку от хозяина и, если был в настроении, перебрасывался с ним парой фраз.

Многие молодые демоны восхищались третьим принцем и желали бы с ним поговорить, однако никому из них до сегодняшнего дня не выпадал шанс вовлечь того в застольную беседу.

Завидев, что такая возможность наконец появилась, юноша с абрикосовыми глазами, который только что льстил владыке Цин Ло, просиял и тут же, всем телом повернувшись к Лянь Суну, залебезил:

– Его высочество третий принц родом не из Южной пустоши, разумеется, вы не все знаете! Вообще, Чан И красный лотос, но от рождения есть у нее изъян: ее истинное тело, красный лотос, не может расцвести. Поэтому никто из уважаемых демонов не желал приютить ее у себя в саду. Цветочный дух без покровителя – казалось бы, смех, да и только, однако в последние годы уж не знаю, что у нее в голове перемкнуло, но она вдруг захотела совершенствоваться, чтобы достичь бессмертия. Теперь повсюду ищет белую ци, – он многозначительно изогнул уголки губ, – ради нее продает улыбки направо и налево. И чем она отличается от тех павших в ветер и пыль[30] женщин мира смертных? В кланах духов-оборотней и в кланах демонов…

Лянь Сун подпер голову рукой и посмотрел на круглоглазого мужчину:

– Насколько она красивая?

Уже распалившийся льстец осекся.

– Ваше высочество имеет в виду?..

Третий принц улыбнулся.

– Вы сказали, что она красивая. Насколько?

Мужчины… в большинстве своем любят обсудить красавиц, особенно после глотка молодого вина. Присутствующие гости обдумали слова принца, а после многозначительно переглянулись, решив, что поняли природу интереса его высочества. Вторая половина пиршества прошла за обсуждениями красоты Чан И, однако никто не сказал ни одного язвительного слова насчет ее происхождения.

Поднявший эту тему Лянь Сун больше не заговаривал. Если его настроение и изменилось, прочесть это по лицу не представлялось возможным. Его высочество лишь сидел, безразлично постукивая по краю стола железным веером, который держал в правой руке. Очевидно, мысли принца блуждали далеко.

В Южной пустоши весна была в разгаре. Море поражало голубизной, а небо – чистотой, пышно цвели деревья. Пейзаж услаждал взор. Лянь Сун решил задержаться еще на несколько дней.

Во всех восьми пустошах знали, что третий принц, вне всяких сомнений, падок на красавиц. Однако обитателей пустошей терзали сомнения по другому поводу: в мире десятки тысяч красавиц, какая же из них покорит сердце молодого бога?

У Небесного владыки было три сына. Первый принц Ян Цо был строг и почтителен, второй принц Сан Цзи – справедлив и честен; нелегкое это дело – подольститься к таким господам. И вот наконец третий принц вселил в сердца чиновников надежду на возможность припасть к ногам высшей власти в его лице, но вот незадача – никто не мог угадать его желания.

Так, например, вы можете подумать, что ему нравится определенный вид красавиц, и действительно – такие красавицы коротают некоторое время подле него. Вы хотите доставить ему удовольствие и присылаете красавицу, которая, как думалось, придется ему по вкусу, однако на следующий день подле него оказывается другая девушка, которая совсем не похожа на предыдущую.

Все единодушно признавали, что, если говорить о свободе нравов, его высочество третий принц мог бы и не оказаться самым разнузданным господином в мире, однако если говорить о господах, которым тяжело угодить и мысли которых непостижимы, тут уж третий принц определенно занял бы вершину списка.

Однако оброненный Лянь Суном на недавнем застолье вопрос о том, насколько красива Чан И, вселил слабую надежду в сердца уважаемых господ Южной пустоши, желавших подольститься к принцу Небесного клана.

Господа воодушевились, преисполненные решимости ухватиться за эту надежду обеими руками. Уже на исходе третьего дня кто-то отправил Чан И в покои Лянь Суна.

Лянь Сун вспомнил Чан И, сидевшую во мраке за пределами огня свечей.

Всякий раз, когда третий принц приезжал в Южную пустошь, он останавливался в небольшому дворике на утесе гряды Сифэн.

Давно перевалило за полночь. Он только вернулся после игры с Цин Ло в вэйци и, осиянный лунным светом, вошел в украшенные резьбой ворота перед внутренним входом. Стоило ему поднять глаза, как он заметил, что в северных покоях горят свечи.

У стены северных покоев росла альбиция. Свет от луны и свечей окрасил в золото ее подобные птичьим перьям цветы, добавив им яркости. От альбиции тянулась тонкая веревка, уходя вглубь покоев. Этим утром Лянь Сун самолично привязал другой ее конец к подставке для цветов. На тонкой веревке висело несколько десятков листов цветной бумаги[31], которые он сделал, скучая от безделья, и теперь вывесил на просушку.

Вдруг во двор налетел сильный порыв ветра. Огни свечей в покоях дрогнули, развешанные на веревке листы заполоскались на ветру, словно разноцветные крылья бабочек, чаявших взлететь. Лянь Сун спокойно поднял руку, и порыв улегся. Приблизившись к бумагам, принц заметил, что чем ближе он подходил к свечам в доме, чей слабый свет просвечивал сквозь листы, тем сильнее становилось ощущение, будто силуэты насекомых, птиц, цветов и растений движутся сами по себе.

Он небрежно перебрал листы и вошел в комнату.

Чем ярче разгоралось пламя свечей, тем плотнее сплеталось полотно света; часть его падала на подставки для ламп, а часть – на землю, где лучи выстраивались в причудливом порядке. В мерцании свечей девушка в красном приподняла голову и позвала его по титулу:

– Ваше высочество третий принц.