Три жизни, три мира. Шаг рождает лотос. Разрушение кокона. Книга 1
- -
- 100%
- +
Ее лицо и впрямь оказалось прекрасным, словно картина.
Лянь Сун посмотрел на ее лицо, но взгляд его задержался лишь на мгновение, прежде чем снова скользнуть к бумаге, на которой свет проявил дивные фигуры цветов четырех времен года. Принц небрежно произнес:
– Чан И.
В глазах девушки отразилось легкое удивление.
– Откуда ваше высочество знает, что я Чан И? – мягко спросила она.
Говорили, что из трех сыновей Небесного владыки самым умным был второй принц Сан Цзи. В день его рождения тридцать шесть разноцветных птиц поднялись к Небесам из ущелий горы Цзюньцзи, приветствуя его появление на свет. Определенно, это было счастливое предзнаменование, посланное свыше. После Сан Цзи в тридцать тысяч лет вознесся как высший бессмертный, чем еще раз доказал, что он – незаурядный талант. Какими бы одаренными ни были оба его брата, какие бы подвиги они ни совершали, все они меркли в сиянии славы второго принца Сан Цзи. Однако некоторые бессмертные придерживались иной точки зрения в этом вопросе. Как, например, некогда правивший миром Верховный владыка Дун Хуа.
Рождение самого Верховного владыки Дун Хуа не сопровождалось никакими дивными явлениями свыше, однако после он вырос и стал всевладыкой Неба и Земли. Так что он не особо верил во все эти знаки, вроде золотых лучиков с небес и парочки пестрых птичек, которые принесут на крылышках славное будущее. Дун Хуа всегда считал Лянь Суна гением, способным творить великие дела, и искренне полагал, что по части создания сыновей Небесный владыка может уже остановиться на достигнутом: ему в любом случае не сделать более умного сына, чем Лянь Сун.
Разумеется, небожитель, которого даже придирчивый владыка Дун Хуа признавал очень умным, легко мог пропустить закономерную для таких случаев часть: «Ты кто?» – «Я Чан И». – «Кто послал тебя в мои покои?» – «Кто-то послал меня вам». – «Зачем послал?» – «Чтобы я услужила вашему высочеству. Но только, ваше высочество, я продаю искусство, а не тело».
Даже ответ на вопрос «Откуда ваше высочество знает, что я Чан И?» казался ему настолько очевидным, что он даже не потрудился его озвучить.
Он по-прежнему не сводил взгляда с листа бумаги, на котором расцветали цветы четырех времен года. Затем снял лист с веревки и вновь посмотрел сквозь него на пламя свечи. Только после этого он заговорил:
– Учитывая твои способности, даже если бы тебя заставили, ты могла бы не приходить. Они обманули тебя, сказав, что поскольку я бессмертный, то обладаю неисчерпаемой белой ци и если ты хорошенько меня порадуешь, то я щедро ею с тобой поделюсь? Но я совершенствовался в чистоте[32]. – Определение «чистота» ему самому показалось смешным, отчего он выгнул губы в холодной улыбке и поправился: – В совершенствовании я дошел до той ступени, когда в моем теле не осталось ни единой примеси лазурной ци. Твоему младшему брату, раненому двукрылым тигром в пещере Семи глубин, нужна белая ци в сочетании с лазурной. Моя чистая белая ци для него, увы, бесполезна.
Выражение лица девушки слегка изменилось, но она мгновенно взяла себя в руки. Маленький цветочек не выказал ни малейшего страха или малодушия перед принцем Небесного клана.
Ее голос по-прежнему звучал мягко:
– Третий принц проницателен, вы все видите насквозь. Я не смогу обмануть вас. Поскольку у вашего высочества нет того, что мне нужно, я немедленно откланяюсь.
С этими словами Чан И в самом деле решительно встала, стряхнув несуществующую пыль с колен, и смело шагнула из тени на свет. Она подошла к третьему принцу, на мгновение задумалась и затем, слегка поклонившись, спокойно сказала:
– Ваше высочество, ночь уже поздняя, вам лучше лечь спать пораньше. Пусть свечи зажгла и не я, но, если вам они не нравятся, я потушу их перед уходом. Пусть это будет моей вам благодарностью за то, что были со мной откровенны.
Лянь Сун повернулся и впервые серьезно посмотрел на нее.
Вокруг третьего принца всегда вилось множество красавиц, поэтому со временем он перестал их замечать. За двадцать тысячелетий он вдоволь насмотрелся на их обычное поведение. Разумная и понятливая красавица после его слов непременно ответила бы: «Ваше высочество, верно, шутит. Вашему благородству нет равных, сама возможность услужить вам – благословение для этой ничтожной. Не говоря уж о том, чтобы просить у вас какую-то там белую ци, лазурную ци…»
Менее разумная и понятливая красавица в худшем случае спросила бы что-то вроде: «Откуда ваше высочество знает, что мне нужна белая ци для младшего брата, а не для собственного совершенствования, как все говорят? Вы так умны и проницательны, я не могу вами не восхититься!»
Этот цветочный дух показалась третьему принцу довольно занятной.
Она стояла от него в нескольких шагах, кажется, искренне ожидая ответа.
И все же цветам на листе, что он держал, не хватило чистоты красок. Лянь Сун походя бросил его на ближайшую подставку со свечами.
– Я слышал, тебя называли понятливой и разумной, – сказал он и замолчал. Только когда цветная бумага догорела, принц поднял на девушку глаза и продолжил: – Кажется, молва лжет.
Осознав его слова, девушка явно вздрогнула от удивления. Широко раскрыв глаза, она посмотрела на него и, отступив на пару шагов, серьезно задумалась. Наконец она снова подняла на него взгляд и спросила:
– Вы сказали, что я могу уйти, и я решила уйти. Перед уходом я даже согласилась потушить для вас свечи. Разве это… Это… Это… недостаточно разумно?
Вот такой была Чан И.
Семьсот-восемьсот лет минуло с тех пор. Оказывается, он еще многое помнил. Третий принц потер виски.
Когда Тянь Бу служила во дворце Изначального предела, располагавшегося на Тридцать шестом небе, во всем дворце не было более толковой небожительницы, чем она. Спустившись вслед за своим господином в мир смертных, она хоть и утратила магию, что сделало большую часть работы крайне неудобной, но все же оставалась такой же внимательной и надежной помощницей, что и во дворце Изначального предела.
Только заметив издалека, как отмокавший в горячем источнике Лянь Сун потряс кувшином, Тянь Бу тут же догадалась, что он весь его выпил и явно в настроении выпить еще. Она немедленно подхватила второй предусмотрительно разогретый на маленькой печи кувшин с вином и поспешила с ним к своему господину. Ветер трепал уголок ее юбки.
Осторожно поставив кувшин на край горячего источника, Тянь Бу вдруг услышала, как господин спросил у нее:
– К слову, разве тебе не кажется, что характером Яньлань несколько отличается от Чан И?
Тянь Бу на мгновение задумалась, а потом медленно ответила:
– Принцесса Яньлань – перерождение бусины духа повелительницы цветов Чан И. Поскольку она выросла в мире смертных и большей частью утратила воспоминания о своей жизни на Небесах или в Южной пустоши, некоторые изменения в характере неизбежны.
Помолчав, она осторожно спросила:
– Ваше высочество… жалеет об этом?
И увидела, как Лянь Сун, откинувшись на край источника, прикрыл глаза.
– Жалею.
Глава 3
После того дня, когда Чэн Юй и Хуа Фэйу задумали ходить к небольшой переправе одалживать зонтики, дождь пролил еще несколько дней не переставая, из-за чего девушки ходили эти самые несколько дней ко все той же небольшой переправе одалживать все те же зонтики.
Однако обе оказались великодушны и в великодушии своем позабыли сообщить всем приглянувшимся Хуа Фэйу господам-ученым, куда тем стоит нести одолженные зонтики. Так что в итоге зонт с невысоким слугой вернул только третий господин Лянь, и, сколько бы они ни ждали, никто другой не спешил завязать с Хуа Фэйу зонтико-возвращательные отношения.
Девушки сильно расстроились, но Хуа Фэйу сильнее всего – она потратила деньги на покупку зонтиков.
Впрочем, по городу с тех пор распространились слухи о том, что во время дождя у небольшой переправы появляется девушка, ликом подобная небожительнице, которая одаривает прохожих зонтиками.
Даос, расположившийся с лотком у храма бога города, очень правдоподобно назвал ту деву богиней зонтиков.
Землевладелец Ли-младший из Сливового переулка, облагодетельствованный богиней зонтиков, собственно, зонтиком, через несколько дней пожертвовал средства на возведение храма, где вдобавок установили позолоченную статую милостивой девы, о чем тут же с одобрением заговорили по всему городу.
Жаль, что Хуа Фэйу все эти дни была так подавлена, что не выходила из дома и не принимала гостей, отчего и не узнала, что ее возвели в ранг богини зонтиков.
Однажды, когда они уже оправились от неудачи, Хуа Фэйу отвела Чэн Юй в храм Лунного Старца испросить о браке. Заметив, что рядом с храмом возвышается новый храм некой богини зонтиков, Хуа Фэйу еще подумала, что у Лунного старца появился страж учения, помогавший юношам и девушкам благодаря зонтику обрести любовь. Ей даже мысли в голову не пришло, что защитник буддийского учения при даосском боге выглядит как минимум странновато. Без лишних слов она, утянув за собой Чэн Юй, вбежала в храм, бухнулась на колени и отбила десять поклонов.
А Чэн Юй… Чэн Юй в том году было уже чуть больше четырнадцати – возраст крайней самонадеянности и крайне смутного же самоосознания. Она думала, что в этом огромном мире ей все по плечу, однако не справилась даже с таким пустяком, как выдать Хуа Фэйу замуж. Как княжна могла признать поражение?
Она вновь затворила двери и углубилась в книжки. Спустя пятнадцать дней девушка снова принялась подавать Хуа Фэйу идеи. Например, отплатить ученому за добро, как это сделала дух оленя Хуа Гуцзы[33]. Или, следуя примеру какой-то небесной девы, спуститься к реке и подождать, пока пастух украдет ее одежду, после чего оба заживут долго и счастливо[34] и так далее и тому подобное.
Но найти суженого Хуа Фэйу оказалось не так-то просто. Они перепробовали все идеи, но ни одна не сработала. Вот так, вся в заботах о подруге, Чэн Юй, сама того не заметив, перешагнула порог своего пятнадцатилетия.
Согласно предписанию наставника государства Су Цзи, как только княжна Хунъюй переживет свой пятнадцатый день рождения, необходимость оставаться в пагоде Десяти цветов отпадет сама собой. Отныне она могла творить что хочет: хочет сорвать луну с небес – пусть рвет, хочет ловить черепах на дне любого из пяти океанов – пусть ловит. Лишь бы хватило способностей.
Повзрослев на год, Чэн Юй по-новому взглянула на жизнь. Она не могла не признать, что с ее нынешними талантами ей будет сложно помочь Хуа Фэйу на пути к замужеству. Поэтому уже на следующий день после своего пятнадцатилетия она, наконец получившая возможность покинуть Пинъань, оставила Хуа Фэйу двадцать сомнительных книженций про любовь всяких необычайных существ и без зазрения совести вместе с Чжу Цзинем и Ли Сян отправилась повидать мир на юге, в Личуань.
В Личуане она прожила полтора года. Из Пинъаня уезжала юная девочка, возвратилась же шестнадцатилетняя молодая девушка.
Вернувшись в столицу, Чэн Юй первым делом решила запастись деньгами, чтобы навестить Хуа Фэйу в доме Драгоценных камений. Как она и ожидала, цветочный дух ни на миг не изменила своему упрямству. Они не виделись чуть больше года, а та все еще упорно искала самую настоящую искреннюю любовь.
В последнюю четверть часа Козы небо было пасмурным, солнце едва угадывалось за тучами. Яо Хуан с мальвой заняли большую часть квадратного стола. Зажатая между ними на уголке стола Чэн Юй пила чай.
После долгой разлуки более чем в год Хуа Фэйу, только заслышав голос княжны снаружи, так и выскочила к ней, второпях смяв задники у туфель.
Чэн Юй подумала, что волнение Хуа Фэйу – верное подтверждение тому, какие они хорошие с этим цветочком друзья.
Хуа Фэйу бросилась к ней в ноги, в ее прекрасных глазах стояли слезы.
– Друг мой! Наконец вы вернулись! Я вас так ждала, так ждала!
Вот, этот цветочек так по ней скучал.
Княжна, как старая добрая матушка, погладила Хуа Фэйу по волосам на висках.
Хуа Фэйу сморгнула слезы.
– Вы вернулась как раз вовремя. Мне очень нужна ваша помощь, и вы определенно мне поможете!
…Насчет цветочка она ошиблась. Цветочек вообще по ней не скучал.
Чэн Юй, как старый отстраненный отец, помолчала немного, затем встала со скамейки.
– Я вдруг вспомнила, что Чжу Цзинь просил меня сходить на рынок и купить парочку кур, так что…
Хуа Фэйу проворно обхватила девушку за ноги и завопила:
– Повелительница цветов! Как вы можете говорить в такое время о курах?! Как вы можете разменивать нашу дружбу на птиц!
Чэн Юй попыталась молча отцепить от себя пальцы Хуа Фэйу, но после долгой борьбы поняла, что оторвать от себя цветочек не удастся. Княжна пораженчески вздохнула:
– Ладно, говори, что там у тебя.
Девушка-дух немедленно встала и умостилась рядом с ней.
– На днях мне приглянулся один господин, красивый, как… Как же там по-умному-то… Такой он…
Хуа Фэйу прочитала не очень много книг, так что в моменты, когда требовалось ввернуть какое-нибудь устойчивое выражение или сделать на него отсылку, она всегда впадала в ступор.
Чэн Юй бессознательно продолжила ее мысль:
– …Красив, как нефритовое дерево на ветру, обликом что небожитель, досконально разбирается в древнем и современном, все повидал и обо всем наслышан.
Цветочек восторженно закивала.
– Точно! Красив, как нефритовое дерево на ветру, обликом что небожитель, досконально разбирается в древнем и современном! И как вы там сказали про «повидал»? Тоже про него. Когда тот господин снова придет сюда послушать музыку, вы должны притвориться, что пристаете ко мне. Вызовите его недовольство, пусть захочет удержать меня! Окажите мне эту услугу, для меня это будет большой помощью!
Чэн Юй удивленно повернулась к ней и, заикаясь, напомнила:
– Я… Я… Я… Я… Я же девушка.
Хуа Фэйу невозмутимо, словно речь шла о погоде, сказала:
– Я же не прошу по-настоящему ко мне приставать, просто сделайте вид. Подумайте, вы столько лет ходили в дом Драгоценных камений и никто не распознал в вас женщину! Это значит, что у вас талант к притворству!
Считая, что на этом вопрос с заявлением Чэн Юй «я же девушка» можно считать закрытым, Хуа Фэйу протяжно вздохнула.
– Если честно, я не собиралась искать возлюбленного среди этих бездельников, которые целыми днями вертятся в весенних домах, но генерал Лянь так хорош, что его решительно нельзя упустить! – Помолчав, Хуа Фэйу грустно добавила: – Но господин Лянь приходит послушать ко мне песни только раз в десять-пятнадцать дней. А есть еще Сян Лянь из сада Приятной зелени[35], Хуань Цин из башни Сна небожителя и Цзянь Мэн из двора Весенних забав – этих девиц господин Лянь тоже не может обделить вниманием! Как же это раздражает…
Жалобы Хуа Фэйу влетели княжне в одно ухо и в другое вылетели, только слова «генерал Лянь» показались смутно знакомыми, будто она их уже где-то слышала, но позабыла, где именно. Однако из рассказа цветочного духа Чэн Юй поняла главное – у этого генерала Ляня, кажется, в каждом крупном весеннем доме столицы имелась близкая подруга, поэтому она не могла не остеречь Хуа Фэйу:
– Чжу Цзинь говорил мне, что мужчина, который сегодня с одной женщиной, а завтра с другой, называется «развратник». С такими мужчинами ни в коем случае нельзя связываться. Мне кажется, цветочек, тебе лучше…
Хуа Фэйу согласно кивнула.
– В книгах такие мужчины тоже называются «развратниками», но в тех же книжках учат, как этих «развратников» приручить! Если хочешь, чтобы сердце свободолюбивого и распутного мужчины принадлежало тебе одной, нужно вызвать в нем ревность! Взревновав, он потеряет покой, будет непрерывно о тебе думать, запомнит. А когда ты прочно врежешься ему в память, он влюбится, и чувство это будет глубоко…
Все эти любовные хитросплетения Чэн Юй понимала плохо. Поразмыслив, она пришла к выводу: Хуа Фэйу хочет, чтобы она исполнила роль приставучего молодого господина. Это была легкая задача, помочь будет нетрудно. Уж притворяться богатеньким распутником, обожающим шататься по весенним домам, она умела просто восхитительно. Не зря она, в конце концов, лет с двенадцати не вылезала из дома Драгоценных камений.
Но, естественно, у нее еще оставались некоторые опасения.
– Говоришь, этот господин Лянь – генерал? Тогда если он разозлится, разве ж он меня не поколотит?
Девушка-дух об этом, похоже, не задумывалась, поэтому неуверенно протянула:
– Не должен…
Чэн Юй тут же пошла на попятную:
– Тогда я, наверное, не…
Тут Хуа Фэйу наконец вспомнила, что она, вообще-то, цветочный дух-оборотень.
– Точно же! Я ведь цветочный дух, могу заклинать, как это делают духи! Если он на вас руку поднимет, я смогу вас защитить!
Княжна поинтересовалась:
– И ради меня ты полезешь с ним драться? – И предупредила: – Тогда ты ему вряд ли понравишься.
Хуа Фэйу заколебалась.
– А ведь и правда!
Обе девушки нахмурились, погрузившись в глубокие раздумья.
Ночная мальва негромко спросила у Яо Хуана напротив:
– Владыка, а что вы нашли в Шао Яо? Вы каждый год нарочно приходите сюда посмотреть, как она убивается по другим мужчинам, разве ж это не самоистязание? Я не совсем вас понимаю.
Яо Хуан пошевелил вялыми листьями и бессильно произнес:
– Что я в ней нашел? Это загадка. И чтобы ее разгадать, я каждый год прихожу увидеться с ней.
Мальва заинтересованно спросила:
– И что же, разгадали? Какой ответ?
Яо Хуан мрачно сказал:
– Ответ: я болен.
Тут к ним подбежала одна из служанок, которую Хуа Фэйу послала сторожить наверху и следить за подъезжающими к дому Драгоценных камений. Девушка доложила, что, кажется, видела повозку из дома господина Ляня. Хуа Фэйу тут же вошла в рабочее состояние, быстро пересекла комнату и опустилась у столика для циня перед складной ширмой. Чэн Юй знала Хуа Фэйу много лет, так что между ними давно выработалось молчаливое взаимопонимание. Она немедленно последовала за цветочком к тому же столику и села рядом.
Обе служанки Хуа Фэйу тоже быстро соображали: одна наполнила чаши вином, другая заиграла на пипе.
Но тут у княжны возникла проблема. Из-за того, что по всей столице шла слава о ее расточительности, все звезды любого увеселительного заведения первыми стремились ей угодить, отчего Чэн Юй никогда не пробовала угодить кому-то сама.
Наблюдавшая за ней со стороны Хуа Фэйу заволновалась.
– Повелительница цветов, вам нельзя заботиться только о себе. Вы должны сперва напоить вином меня. И сперва меня виноградом накормите. Не забывайте, вы меня очень любите и хотите мне понравиться!
Чэн Юй, которая как раз обдирала с винограда шкурку, замерла.
– То есть делаем не как обычно?
Хуа Фэйу со вздохом кивнула. Она уже собиралась преподать княжне урок, как вдруг до ее ушей донесся звук шагов за дверью, и выражение ее лица застыло.
Чэн Юй тоже расслышала шаги. Девушка-дух сказала, что сегодня необычный день и она должна этот цветочек покормить. Как же ей кормить Хуа Фэйу? Та вроде взрослая, неужели ей нужно, чтобы ее кто-то кормил? Хотя княжна часто бывала в весеннем доме, большую часть времени она проводила во внутренних покоях Хуа Фэйу и никогда по-настоящему не видела, как близки и нежны могут быть мужчина с женщиной. Чэн Юй не знала, что ей делать. Ситуация несколько напрягала.
Служанки вовремя подали ей чашу вина. Под звуки пипы в дверь дважды постучали, затем легонько толкнули. Хуа Фэйу не придумала ничего лучше, чем броситься в объятия Чэн Юй, а потом, оттолкнув ее с видом оскорбленной невинной девы, которая предпочла бы смерть бесчестью, воскликнула:
– Молодой господин Юй!.. Вы!.. Не надо!..
Хотя княжна мало что понимала в происходящем, она все же была умной девушкой. Пусть она и пребывала в замешательстве, но смекнула, что ей нужно подыграть Хуа Фэйу. Она невозмутимо выговорила:
– Сестрица так красива, А-Юй[36] просто… Просто не мог удержаться.
Что ж, подбор слов был удачный, но исполнение – малость деревянное.
Хуа Фэйу прижала платок к лицу.
– Молодой господин Юй, ваши чувства тронули меня до глубины души, но я… – На этом моменте она притворилась, будто только заметила стоявшего на пороге господина в белом, побледнела и совершенно очаровательным голоском воскликнула: – Господин Лянь!
Чэн Юй подумала, что, возможно, ей нужно еще раз внести свою лепту, поэтому с тем же деревянным лицом «помогла» своему цветочку:
– Сестрица, я вовсе не хотел вас оскорбить, я правда…
Хуа Фэйу к тому моменту уже обогнула столик для циня, и не успела княжна и глазом моргнуть, как бросилась к появившемуся в дверях господину, собираясь спрятаться у того за спиной. Чэн Юй про себя озадачилась: «Зачем так далеко? Я же не собираюсь в самом деле тебя обидеть…»
С этими мыслями она скользнула взглядом к дверям вслед за убегающим цветочком, но в итоге ее внимание приковал складной веер, который стоявший на пороге господин держал в правой руке.
Нет ничего удивительного в том, что посетители весенних домов брали с собой веера. Чэн Юй и сама нередко носила веер, притворяясь юношей свободных нравов. Однако веер господина Ляня в белом отличался от всех прочих.
В то время любили веера. Обычно их остов изготавливали из дерева или бамбука. Если случалось так, что какие-нибудь молодые господа из особо богатых семейств вставляли в веер пластинки из нефрита, это уже считалось диковинкой. Однако остов веера господина в белом был выполнен не из дерева, не из бамбука и даже не из нефрита. Черный как смоль, он излучал холодный свет, как некий металл. Также непонятно было, из чего сделана поверхность веера. Только красный нефрит в виде крошечной слезы, свисавший на черной шелковой ленте с ручки, отличался от остального веера по цвету.
Сперва Чэн Юй не могла отвести взгляд от веера, потом, справившись с собой, посмотрела на руку, его державшую, – и снова замерла.
Рука была белой, как нефрит, даже более изящной и красивой, чем у женщины, – однако любой человек с первого бы взгляда определил, что она принадлежит мужчине. Хватка на веере казалась будто бы расслабленной, но со своего места княжна видела четкие очертания суставов. В руке явно ощущалась сила.
Пожалуй, только такая рука и могла держать этот удивительный черный веер.
Когда Чэн Юй насмотрелась и приготовилась наконец перейти к делу, собираясь поднять взгляд на лицо господина в белом, который свел Хуа Фэйу с ума, возможность была упущена. Цветочек развернулась и молнией оказалась перед молодым господином, закрыв его почти полностью, а тот отступил на два шага, окончательно пропав из поля зрения Чэн Юй.
Она только услышала, как от дверей донесся голос мужчины:
– Оказывается, у госпожи Фэйу гость… – Тон его был прохладен.
Княжне показалось, что она уже где-то слышала этот голос.
Хотя Чэн Юй проявила себя не с лучшей стороны, Хуа Фэйу с большой самоотдачей действовала в полном соответствии с задумкой. Глаза «госпожи Фэйу» наполнились слезами:
– Эта ничтожная тоже не понимает, почему молодой господин Юй так внезапно…
– Как будет время, – с оттенком небрежности перебил ее мужчина, – я еще раз приду послушать ваше исполнение «Песни разлученных журавлей»…[37]
Любопытство Чэн Юй было так велико, что она тихонько сделала шаг к двери, потом еще один и приподнялась на цыпочки, пытаясь разглядеть, как выглядит этот мужчина.
В этот момент он как раз протянул руку, чтобы закрыть дверь, – только мелькнуло красивое лицо, тут же исчезнув за дверной створкой. Чэн Юй успела уловить лишь форму глаз – то были узкие и вытянутые глаза феникса. Вернее, она рассмотрела только один глаз со слегка приподнятым внешним уголком. «Исключительная красота, затаенное величие», – подумалось ей. Будто божественный свет замкнут в глубине этих глаз.
На миг девушке показалось, что мужчина тоже посмотрел на нее, а затем уголки его глаз чуть-чуть, едва заметно изогнулись, однако она поняла, что это была улыбка.
Чэн Юй невольно сделала еще один шаг вперед. В тот же момент дверь полностью закрылась, и лицо молодого человека исчезло из виду. Прежде чем княжна успела опомниться, за стеной послышались удаляющиеся шаги.
На комнату опустилась тишина.
Чэн Юй немного помолчала и не очень уверенно спросила Хуа Фэйу, замершую перед столиком для циня:
– Я хорошо сыграла?
Та тоже чувствовала себя не очень уверенно. Помявшись в задумчивости, она наконец присела рядом с Чэн Юй.
– По-моему, хорошо. – И добавила: – По-моему, все отыграли очень даже хорошо. – Цветочек спросила у двух своих служанок: – Разве я только что не блестяще отыграла сцену «красавица побледнела от ужаса»?
Служанка кивнула – ну точно цыпленок, клюющий рис. Хуа Фэйу преисполнилась уверенности и решительно заявила княжне: