Господа офицеры. Часть вторая

Мы быстренько соскочили с постели и почти бегом помчались на выход, на террасу – смотреть. Все, кроме Игоря. Он, выйдя на площадку, «пулей» скатился вниз с лестницы, пояснив: «Я – в туалет!» Не знаю, может правда очень хотел в туалет, а может не желал, чтобы опять все его «подкалывали» и смеялись… Или побоялся восстанавливать в памяти картину вчерашнего вечера, а может, ещё чего… Не знаю. А что? Вдруг кто из командования батальона опять начнёт уговаривать насчёт проведения занятий с личным составом, но уже всерьёз? И полы-то, главное, уже помыты были… Уже бы и не испачкался!

Выйдя на площадку-террасу, я обратил внимание на сырой глинобитный пол. Было видно, что его недавно помыли, либо даже специально налили воды. В «окне» -бойнице, сантиметрах в 30- 35 правее и выше места, где должна была быть вчера голова Игоря, на крепостной стене явно выделялся свежий скол.

Были и ещё всякие выбоины и сколы, но они были старыми. А этот был точно свежим…

Сходив в общественный туалет, а это было далековато, и наскоро сполоснув руки и лицо, я зашёл в комнату. Все уже сидели и раскладывали себе нехитрый завтрак, который состоял из перловой каши. Солдатской, как мы её называли. На единственном пока отрезанном куске хлеба лежали цилиндрики масла, поштучно для каждого из нас. Вообще хлеба было много: две или три булки. Хлеб, мы все это приметили ещё накануне, был отменный. Его так же, как и у нас в Гульхане, выпекали в батальоне солдаты самостоятельно. Но, по-видимому, из-за того, что Бахарак был ниже Гульханы на целую 1000 метров, здесь хлеб был заметно пышнее, с аппетитной хрустящей корочкой. А подобные цилиндрики масла, наверное, были во всех войсках в то время. Они вырубались из обязательно немного затвердевшего масла, полежавшего какое-то время в холодном месте, специальной «вырубкой», которые, по-видимому, изготавливали массово на каких-то производствах у нас в Союзе. Эта «вырубка» вырубала ровно двадцать граммов. Ни больше, ни меньше. Сливочное масло, в принципе, для Бахарака было дефицитом, а значит – деликатесом. Потому, что всё сюда, к ним, доставлялось наземными колонами через Файзабад. А это был длительный и опасный путь.

Наверное, выделить «лишним и чужим» едокам, какими были мы в тот момент, несколько кусков масла было для «начпрода», да и для командира, тоже чем-то сродни мегагостеприимству или даже подвигу… Спасибо им!

На завтрак, конечно же, был и чай. Он тоже был отменный. Фирменный. Трофейный. Раздобытый и выменянный, наверное, за что-нибудь у местных торговцев. Необычный, пленящий своим волшебством, запах этого чая наполнял всю комнату…

Плотно позавтракав с отличным аппетитом, разыгравшимся за ночь, и особенно нахваливая местный хлеб, мы засобирались идти к своему вертолёту. Надо было включить КВ радиостанцию, доложить, что у нас всё в порядке. Спросить о нашей дальнейшей судьбе и разузнать – может там уже знали о наших планах на сегодня.

Выйдя в коридорчик, я обратил внимание, что большая и массивная дверь, которая вела в загадочную цитадель ГРУ16, немного приоткрыта. За этой дверью была ещё одна, и сразу я ничего не увидел. В ту же секунду на площадке показались совсем молодые люди. Человека четыре или пять. Они прошагали один за другим, проходя в эти двери. Мне было ужасно любопытно, что же там на самом деле находится. Я сделал вид, что копошусь в умывальнике, якобы мне необходимо именно сейчас быть здесь. Ребята были все высокорослые (не ниже 180 см), крепкого телосложения. Одеты все в джинсы, кроссовки и в какие-то лёгкие рубашки. Одежда вся фирменная. Почти у каждого под подмышкой виднелась кобура открытого типа, а в ней какое-то оружие. Какое именно? Разглядеть было невозможно. Я поймал себя на мысли, которая до сих пор осталась для меня без ответа: «Почему за всё время, которое мы здесь находились, эта дверь ещё ни разу не открылась, и никто не входил и не выходил? Ни в туалет, ни куда-либо ещё?»

Вторые двери, которые следовали за первыми сразу же в шаге от них, чуточку приоткрылись, когда в них входили. Что я успел разглядеть? За дверьми было просторное помещение, где стоял резной, старинный и массивный стол из тёмного дерева. За столом сидел, как мне показалось, седовласый мужчина лет сорока пяти-пятидесяти. Больше я ничего не успел разглядеть. Когда дверь за разведчиками захлопнулась, вышли все «наши» во главе с ВРИО командира.

– Это кто такие? Гражданские? ― спросил я, указывая на дверь.

– А! Это? Это – солдаты!

– Что? Срочной службы, что ли?

– Да!

«Ни хрена себе! Вот так служба!», ― рассуждал я, спускаясь по лестнице.

Мы пришли к нашему вертолёту. Снова, уже в сотый раз его осмотрели. И внутри, и снаружи. Связались по радио с базой. Нам сказали, что все необходимые запчасти для нас уже в Мургабе. Было где-то 8.30 – 9.00 по местному времени.

Тут нежданно и негаданно в ущелье застрекотал вертолёт. Через несколько минут к нам опять подсел Валера Козлов с Лебедем. Они привезли снова инженера и ещё каких-то двух наземников-спецов. Высадили и улетели. Те подошли к нам с ящиками инструментов и чудным «волшебным» зеркальцем на выдвигающемся штативе, и полезли вместе с нашим бортовым техником снова наверх. Они делали что-то там часа два или немного больше. Мы с Игорем Татаринцевым в это время досыпали после вчерашнего вечера в вертолёте, в грузовой кабине. Когда они слезли с вертолёта и закрыли капоты двигателей, нам сказали, что надо запуститься и опробовать двигатели на всех режимах, так как они убедились, что нет «ничего страшного». Всё в движках цело, лопатки турбокомпрессора все исправны, нет ничего постороннего… Короче, сейчас перекурят, и мы начнём опробовать движки. Я настоял на том, чтобы сначала разгрузиться. Татаринцев сбегал в крепость. Пришли помощники по разгрузке, солдаты во главе со знакомым уже нам «начминбатом».

Весь наш груз разгрузили аккуратненько в сторонку. Мы начали запуск. Первым запустился левый двигатель ― вообще очень хорошо. Вывели его на повышенный режим, включили генератор. Нажали на кнопку «запуск» второго двигателя, который вчера «мудрил» с оборотами. Я не скажу, что при запуске второго двигателя меня наполняли особенные чувства, какие были, по-видимому, в описанном эпизоде у Захарова и Коваленко. Когда они запускали движки, особенно второй, неисправный. Но, признаюсь несмотря на то, что, по словам наших инженеров, вроде бы было «всё нормально!», странным образом внутри меня не чувствовалось «души прекрасных порывов» … Наоборот, там было мерзко и отвратительно, самые отрицательные человеческие и животные чувства и ощущения… С какой-то гнильцой и тухлятиной! Необъяснимый мандраж! Это, наверное, был страх!

Запустился второй, правый двигатель. Тоже нормально. При вводе коррекции тоже всё было, кажется, штатно. Ну, была «вилка», но в пределах допустимых значений, 2—3%. Опробовали каждый двигатель РУДами17. Каждый двигатель, поочерёдно друг от друга, выходил на взлётный режим и работал в пределах нормы. Чтобы проверить, как ведут себя двигатели вместе на повышенных режимах, а, самое главное, на взлётном режиме, надо было взлететь. Я начал вертикально отрываться от земли с целью зависнуть на той высоте, на которой двигатели работали бы на взлётном режиме. На высоте четыре-пять метров, может чуть-чуть выше, резко упала мощность и одновременно увеличилась «вилка» до 30% и более. Я мгновенно опустил «Шаг-газ», чтобы не потерять обороты несущего винта, с одновременной отдачей ручки управления от себя. Затем, перед самым касанием земли, также резко, как опускал, выхватил «Шаг-газ» вверх.

По упомянутой шкале «Экзюпери» плюхнулись на землю мы в этот раз так, что если бы везли куриные яйца, то все они однозначно бы разбились. Была бы большая яичница. Приземлились весьма ощутимо! При приземлении я снова быстро опустил «Шаг-газ» до упора и вывел коррекцию.

Постояли немного… Развернулись. Доехали до того места, с которого только что взлетали «по-вертолётному». Встали. Я сам выключил двигатели, сказав при этом: «Всё! Испытателем больше быть не хочу! Хватит на сегодня! Пока не привезут и не поменяют СО-40, в вертолёт больше не сяду! Если узнают Тимофеев с Захаровым о сегодняшних „испытаниях“, то, если и не сгноят меня, то по головке точно не погладят!» А про себя подумал: «Хорошо, что все „яйца“ выгрузили». Доложили по КВ связи на базу, что «все работы выполнили, ждём дальнейших указаний!»

Обедали мы в вертолёте бортовым сухпаем вместе с прилетевшим инженером и сопровождавшими его лицами. Игорь Татаринцев только сбегал в крепость и принёс две булки свежего, ещё горячего хлеба. Сухпай согласно действующим на то время документам можно было съесть уже дважды или даже трижды. Ведь после последнего задокументированного и положенного нам приёма пищи в Гульхане прошло уже более суток, то есть значительно больше регламентируемых шести часов. Бортового пайка с избытком хватило на всех.

Примечания