Пепел на Престоле. Кровь Рюриковой Земли

Глава 20. Напутствие боярыни

Рассвет был холодным и серым. Воздух колол лицо тысячами ледяных игл. Двор городища уже был полон предрассветной суеты: скрипели полозья тяжело груженых саней, фыркали лошади, выпуская клубы пара, погонщики и охранники торопливо проверяли упряжь и оружие.

Всеслава поставили к последним, самым тяжелым саням, груженым воском. Рядом с ним мрачно переминались с ноги на ногу двое других наемников, нанятых вчера. Никто из старых дружинников с ними не разговаривал, ясно давая понять, что они здесь – чужаки. Всеслав был этому только рад. Меньше разговоров – меньше шансов проколоться.

Он поправлял постромки на одной из лошадей, когда увидел ее. Рогнеда. Она вышла на крыльцо терема, накинув на плечи тяжелый волчий плащ. Она не собиралась ехать с караваном, но было очевидно, что ни один важный груз не покинет ее крепость без ее личного напутствия. Она сошла с крыльца и направилась прямо к варягу Ульфу, который командовал охраной.

Они остановились в нескольких шагах от Всеслава. Он склонился над упряжью, превратившись в слух.

– Груз ценный, Ульф, – говорила Рогнеда. Голос ее был низок и спокоен, но в нем, как всегда, звучала сталь. – Дорога опасная. Смотри в оба.

– Будет сделано, боярыня, – ровно ответил варяг.

– И присмотри за новичками. Особенно за тем, – она едва заметно кивнула в сторону Всеслава, – за темным, что вчера Громиле дерзил. Слишком смелый для простого псаря. И слишком тихий. Не нравится он мне. Проследи, чтобы в дороге язык не распускал и не совал нос, куда не следует.

Сердце у Всеслава ухнуло. Значит, вчерашняя стычка не прошла незамеченной. Она знала. Она следила.

Рогнеда понизила голос еще больше, так что Всеславу пришлось напрячь слух до предела, чтобы разобрать ее шепот сквозь фырканье лошадей и окрики людей.

– Как прибудете, сразу к Янеку. Передай ему плату. И скажи… – она на мгновение замолчала, оглянувшись по сторонам, – скажи, что люди, которых мы ищем, возможно, скоро появятся. Ляшский воевода Радзимирович снова начал шевелиться на границе. Если Янек увидит кого-нибудь из его гвардии… кого-нибудь со знаком скорпиона на плаще… пусть сообщит немедля. Это важно, Ульф. Очень.

Всеслав замер, боясь пошевелиться. Знак скорпиона. Воевода Радзимирович. Та самая ниточка, о которой говорил ему ведун. Он шел по верному следу. Но этот след вел его не одного. По нему уже шла она. Рогнеда. Своими, неведомыми ему путями. И ее цель была ему неизвестна. Она ищет их как врагов? Или как союзников? Или просто собирает сведения, чтобы потом выгодно их продать? Его простая и ясная миссия – найти и убить – в одночасье усложнилась до предела. Теперь это была не просто охота. Это была гонка.

– По коням! – раздалась команда Ульфа.

Всеслав, стараясь не выдать своего волнения, занял свое место в арьергарде. Караван медленно тронулся, и тяжелые ворота со скрипом отворились, выпуская их в серую утреннюю мглу.

Выезжая за ворота, Всеслав не удержался. Он поднял голову и обернулся. Рогнеда стояла на самом верху сторожевой башни над воротами, темная фигура на фоне серого неба, похожая на хищную птицу. Она смотрела не на караван. Она смотрела прямо на него. Их взгляды встретились на одно короткое, бесконечное мгновение. Он не мог прочесть ничего в ее глазах – они были так же холодны и непроницаемы, как лед на озере. Но он почувствовал. Почувствовал ее волю, ее ум, ее подозрение.

Он понял, что едет не просто в опасный путь. Он едет в западню, у которой было два выхода. Либо он найдет своих врагов первым и свершит свою месть. Либо эта женщина, чьи цели были ему неведомы, найдет его, раскроет и уничтожит. Он ехал под ее незримым надзором. И цена любой ошибки только что возросла многократно.

Глава 21. Первый день пути

Тракт, ведущий на запад, был похож на шрам, прорезанный сквозь дремучий, заснеженный лес. Укатанный сотнями полозьев и копыт снег был серым, грязным, и только по обочинам, где начиналась власть вековых елей, он лежал нетронутой, слепящей белизной. Воздух был чист и холоден, он пощипывал щеки и забивался под одежду.

Караван двигался медленно. Тяжелые сани, груженые доверху воском и плотными тюками с мехами, глубоко врезались в снежную дорогу, и лошадям приходилось напрягать все силы. Всеслав шел рядом с последними санями, в арьергарде. Эта позиция была самой неблагодарной – приходилось глотать снежную пыль из-под полозьев, а в случае нападения с тыла именно им предстояло принять первый удар.

Он быстро вошел в роль. Угрюмое молчание, настороженный взгляд, блуждающий по кромке леса, рука, привычно лежащая на рукояти ножа, – все это было частью маски, которая, как он чувствовал, прирастала к нему с каждым часом. Он больше не был бояричем. Он был наемником, охранником, человеком, чья жизнь стоила два гривенника серебра. И эта мысль приносила не унижение, а странную, злую свободу.

Его попутчиками оказались два типажа, обычные для любого отряда наемников. Одного звали Зверь – высокий, жилистый мужик с длинными руками и шрамом через все лицо, который почти не говорил и постоянно жевал какую-то сушеную траву. Дрался он, как говорили, двумя ножами, и Всеслав поверил бы в это – его движения были быстрыми и звериными.

Второго звали Горазд, и он был полной противоположностью – невысокий, коренастый, с хитрыми и веселыми глазами. Он был из беглых смоленских смердов и болтал без умолку, рассказывая скабрезные шутки и хвастаясь своими вымышленными подвигами.

– …а я ему говорю, княжеский тиун, мол, твою бороду в одно место, дань я уже платил! – заливался он. – Так он как зыркнет! А я ему нож под ребра… ну, почти под ребра… в общем, пришлось бежать. Вот так я, братцы, и стал вольным человеком! А вы откуда?

Зверь на него только зыркнул. Всеслав пробурчал свою выученную легенду.

– Из-под Черного Бора. Половцы.

Горазд тут же потерял к нему интерес. История была слишком обычной и скучной.

Всеслав был благодарен за его болтовню. Она создавала фон, который позволял ему думать о своем и наблюдать.

А наблюдал он за Ульфом. Варяг ехал в голове колонны, но его присутствие ощущалось повсюду. Время от времени он останавливал своего коня, пропуская караван мимо себя, и его светлые, немигающие глаза медленно провожали каждую повозку, каждого охранника. Он не смотрел на Всеслава пристально. Но Всеслав чувствовал его взгляд на своем затылке. Это не было открытой слежкой. Это было ненавязчивое, но постоянное наблюдение опытного воеводы, который проверяет каждый элемент своего войска. Ульф отмечал, как идет Всеслав, как держит оружие, как реагирует на треск сучьев в лесу.

Один раз, когда Горазд чуть не свалился под полозья, отвлекшись на белку, а Всеслав рефлекторно дернул его назад, их взгляды с Ульфом встретились. Варяг был далеко, но Всеслав увидел, как тот едва заметно кивнул – то ли в знак одобрения быстрой реакции, то ли просто отмечая для себя еще одну деталь.

К вечеру, когда солнце уже начало клониться к багровому горизонту, Ульф дал команду остановиться на ночлег. Они свернули с тракта в небольшую, укрытую от ветра лощину, где уже было подготовлено старое зимовье охотников.

– Первый привал, – пробурчал Горазд, с наслаждением растирая замерзшие ноги. – Осталось еще два. А потом, братцы, ляшское пиво и девки!

Всеслав промолчал. Он знал, что его впереди ждет нечто совсем другое. Он взял топор и пошел в лес рубить дрова для костра, стараясь ничем не выделяться. Он был винтиком в этой машине. Маленьким, незаметным, но смертельно опасным винтиком, который просто ждал своего часа.

Глава 22. Ночной привал

Ночь в зимнем лесу была полна звуков – треска деревьев от мороза, далекого воя волков, уханья филина. Но в лощине, где расположился на привал караван, было шумно и людно. В центре поляны жарко пылал большой костер, бросая пляшущие отсветы на заснеженные ели и на суровые, обветренные лица воинов.

После скудного ужина из горячей похлебки и вяленого мяса десятник Громило, как старший после Ульфа, расщедрился и выкатил небольшой бочонок браги. Это был верный способ поднять боевой дух и согреться. По кругу пошли деревянные кружки, и вскоре сдержанная атмосфера привала сменилась громкими разговорами и хохотом.

Всеслав сел чуть поодаль, у самого края круга света, прислонившись спиной к стволу сосны. Он налил себе лишь для вида, чтобы не выделяться, и делал вид, что с интересом слушает хвастливую болтовню Горазда. На самом деле все его внимание было приковано к компании старых дружинников, сидевших ближе к огню. Там, где брага развязывает языки, рождается правда.

Ульф, как всегда, сидел молча, отдельно от всех, и точил свою длинную секиру. Но остальные воины Рогнеды, расслабившись, говорили о том, о чем в стенах городища предпочитали молчать. О своей хозяйке.

– А я вам говорю, она прошлой осенью на медведя ходила! – горячился Ждан, молодой и задиристый дружинник, чьи щеки раскраснелись от выпитого. – Одна! С одной рогатиной! Мы в облоге стояли, ждали. Слышим – рык, треск… думали, все, сожрал шатун боярыню. А она выходит из чащи. Спокойная. Только рукав рубахи в крови. И говорит: "Идите, забирайте шкуру". Мужики пошли – а там зверь лежит, с рогатиной прямо в сердце. У меня вот до сих пор мороз по коже.

– Сила – это одно, – возразил ему воин постарше, угрюмый и бородатый, по имени Свят. – А вот нрав… крутой у нее нрав. Как у злого кречета. Помните Митьку-конюха? Что коня ее любимого не доглядел, и тот ногу захромал? Она его при всех кнутом так исполосовала, что он неделю пластом лежал. За коня! А Митька ей с детства служил…

– Зато порядок при ней, – вставил третий. – При Сбыславе-то что было? Пей, гуляй, дружина киснет. А Рогнеда всех в кулак сжала. И дозоры, и учения, и торговля пошла. При ней серебро в казне водится, а не паутина.

– Водится-то водится, – пробурчал Свят. – Только куда оно идет? С новгородцами через купцов снюхалась. Варягов каких-то привечает. Теперь вот с ляхами дела ведет… Мутит она что-то, ох мутит. Не бабье это дело, в княжеские игры играть. Доиграется.

Всеслав слушал, и из этих обрывков, из этих баек и жалоб, перед ним вырисовывался образ. Это была не просто властная женщина. Это была личность сложная, противоречивая. Бесстрашная до безрассудства, как в истории с медведем. Жестокая до бессердечия, когда дело касалось ее собственности или порядка. И невероятно хитрая, амбициозная, ведущая свою собственную, опасную игру на политической доске, где фигурами были князья.

Она не была похожа на его мать, которая правила домом через ласку и мудрость. Она не была похожа и на его отца, чья сила основывалась на чести и прямом, как клинок, слове. Ее сила была другой. Первобытной. Силой волчицы, которая любой ценой защитит свою стаю и расширит свои охотничьи угодья, не брезгуя ничем – ни когтями, ни клыками, ни хитростью.

Он начал понимать, что ее интерес к "знаку скорпиона" – это не просто любопытство. Для нее это была фигура в ее игре. Фигура, которую она хотела либо убрать с доски, либо использовать. И он, Всеслав, невольно вторгся на ее игровое поле.

Костер догорал. Разговоры становились все тише. Воины, утомленные дорогой и хмелем, заворачивались в плащи и засыпали прямо у огня. Всеслав вылил остатки браги на снег. Ему не нужен был хмель. Голова его должна была быть ясной. Он чувствовал, что приближается к развязке. И встреча с таким противником, как Рогнеда, требовала не пьяной удали, а холодного, как сталь, разума. Он поудобнее устроился под своей сосной, положив руку на рукоять ножа, и закрыл глаза. Ему нужно было набраться сил. Охота обещала быть трудной.

Глава 23. Инцидент в лесу

Второй день пути был клоном первого – то же серое небо, тот же скрип полозьев, та же молчаливая белизна леса. Но напряжение нарастало. Они углублялись в "ничейные" земли – полосу лесов и болот вдоль границы, где не было ни княжеской, ни королевской власти. Здесь правил тот, у кого был самый острый топор и самый зоркий глаз.

Беда пришла после полудня, на самом глухом участке пути, где дорога делала крутой изгиб вокруг заросшего оврага.

Первым опасность почуял Ульф. Он резко поднял руку, останавливая караван, и прислушался. В лесной тишине, нарушаемой лишь порывами ветра, раздался пронзительный птичий крик. Сойка. Но крик был слишком резким, неестественным. Это был сигнал.

– Оружие к бою! – голос варяга прозвучал не громко, но его услышали все.

Охранники, мгновенно сбросив с себя сонливость, сбились в кучу, выставляя щиты. И вовремя. Из-за деревьев, с обеих сторон дороги, с воем выскочили люди. Их было не больше дюжины. Оборванные, в звериных шкурах поверх рваной одежды, с бородами, спутанными, как мох. Но оружие в их руках было настоящим – ржавые мечи, самодельные копья и тяжелые дубины.

Это была не армия. Это были волки. Лесные бродяги, промышлявшие грабежом на большой дороге.

– Добыча! – прохрипел их предводитель, косоглазый детина с огромным топором. – Сани оставляйте, а сами валите, пока целы!

Ульф криво усмехнулся.

– За такие слова можно и языка лишиться, – ответил он спокойно и сделал знак своим людям.

Дружинники Рогнеды, не дожидаясь дальнейших команд, бросились в атаку. Они действовали слаженно и жестоко, как хорошо обученная стая.

Всеслав, Зверь и Горазд оказались в арьергарде, прикрывая последние сани. На них кинулись трое разбойников. Горазд, побледнев, выставил перед собой копье, но держал его так неуверенно, что было ясно – толку от него мало. Зверь, оскалившись, выхватил свои два ножа и приготовился к бою.

Всеслав не хотел драться. Любой бой – это риск выдать себя. Но когда один из разбойников, размахивая дубиной, кинулся прямо на него, выбора не осталось. Он не стал выхватывать нож ведуна. Вместо этого он схватил с саней тяжелый деревянный рожон, которым подпирали груз.

Разбойник замахнулся для удара. Движения его были широкими, яростными, но неумелыми. Для Всеслава, привыкшего к тренировкам с лучшими воинами отца, это было похоже на игру. Он легко ушел с линии атаки, пропуская дубину мимо себя. И в тот момент, когда враг потерял равновесие, он нанес короткий, точный тычок концом рожна ему под ребра. Не убил, но удар был таким, что разбойник согнулся пополам, хватая ртом воздух.

Второй, видя, что его товарищ повержен, с ревом бросился на него с топором. И снова Всеслав не стал рубить. Он парировал удар древком рожна, принимая его на себя. Сила удара была такова, что дерево треснуло. И тут же, не теряя ни мгновения, он, используя рожон как рычаг, крутанул его, вырывая топор из рук противника. И в завершение, нанес резкий удар в лицо толстым концом древка. Хрустнули кости, и второй нападавший рухнул на снег.

Все произошло за несколько мгновений. Так быстро, что Горазд только и успел, что изумленно икнуть. Зверь, уже разделавшийся со своим противником, с новым интересом посмотрел на "псаря".

Бой был уже закончен. Разбойники, потеряв нескольких человек и видя, что легкой добычи не будет, поспешно убрались обратно в лес, утаскивая раненых.

– Трусливые шакалы, – сплюнул Громило, вытирая меч о снег.

Ульф молча обходил поле боя, проверяя, нет ли раненых среди его людей. Его взгляд остановился на Всеславе и на двух разбойниках, корчившихся на земле у его ног. Варяг ничего не сказал. Он лишь посмотрел на треснувший рожон в руках Всеслава, потом на самого Всеслава. И в его светлых, холодных глазах впервые промелькнуло не просто подозрение, а профессиональное уважение воина к воину. Он видел не удачу бродяги, а работу мастера. Он видел школу.

Всеслав, понимая, что показал слишком много, поспешно бросил рожон и снова принял свой обычный, забитый вид. Но было поздно. Он заметил, что Ульф, продолжив свой обход, теперь то и дело бросает в его сторону короткие, задумчивые взгляды. Маска дала трещину. И самый опасный из его надзирателей это заметил. Теперь Ульф будет следить за ним не просто как за подозрительным новичком, а как за равным себе, опытным бойцом, который зачем-то скрывает свое истинное лицо. И это было в сто раз опаснее.

Глава 24. Пересечение границы

К вечеру третьего дня лес поредел. Потянулись унылые, заснеженные поля, из-под снега торчали редкие стога почерневшего от сырости сена. Впереди, на невысоком холме, показались темные силуэты – частокол и сторожевая башня.

– Ляшская застава, – проворчал Горазд, нервно перехватывая копье. – Конец нашей земле. Дальше пся-крев хозяйничает.

Настроение в отряде неуловимо изменилось. Шумные разговоры стихли. Дружинники, до этого расслабленные, собрались, их руки привычно легли на рукояти мечей. Шутки кончились. Они въезжали на чужую, потенциально враждебную территорию. Воздух стал плотнее.

Ляшская застава была меньше городища Сбыслава, но построена добротнее, по-другому. Вместо простого частокола здесь была стена с "обламами" – нависающим верхним ярусом, откуда было удобно лить смолу и бросать камни. Ворота были выше и укреплены железными полосами.

Когда караван приблизился, на стене появились воины. Их шлемы были не привычной русичам конической формы, а сферическими, с широкими полями и металлическими "наносниками", закрывавшими лицо. Их щиты были не круглыми, а вытянутыми, каплевидными. Другая стать, другое оружие. Всеслав жадно всматривался в них. Где-то там, среди этих людей, могли быть те, кого он искал.

Ворота со скрипом отворились, но лишь для того, чтобы выпустить наружу небольшой конный отряд. Их было с десяток. Возглавлял их усатый шляхтич в поношенной кольчуге, но с высокомерным и заносчивым видом. Он остановил свой отряд, перегородив каравану дорогу.

– Czego tu szukacie, Rusini? (Чего здесь ищете, русины?) – крикнул он резким, лающим голосом.

Всеслав не понял слов, но угрожающая интонация была ясна. Напряжение повисло в возду-е. Казалось, одно неверное движение – и начнется схватка.

Ульф спокойно выехал вперед.

– Мир вам, пан сержант, – сказал он на ломаном, но вполне понятном польском. Он не стал выказывать ни страха, ни агрессии. – Ведем товар от боярина Сбыслава, по торговому договору. Все как всегда.

Шляхтич недоверчиво прищурился.

– Времена нынче не те, варяг. Князья ваши режутся. На границе неспокойно. А у вас людей много, и все с мечами. Может, вы не купцы, а воины?

Ульф, не говоря ни слова, достал из-за пазухи свиток пергамента с вислой восковой печатью Сбыслава. И, словно невзначай, вынул еще и небольшой, но приятно звякнувший кожаный мешочек. Он протянул и то, и другое шляхтичу.

Поляк развернул грамоту, делая вид, что внимательно ее изучает, хотя было видно, что главное его внимание приковано к мешочку. Он взвесил его на ладони. Удовлетворенно хмыкнул и сунул за пазуху. Выражение его лица тут же смягчилось.

– А, от пана Сбыслава! Что ж сразу не сказали? Договор есть договор. Проезжайте, – он лениво махнул рукой. – Но не задерживайтесь. И смотрите, чтобы люди ваши вели себя тихо.

Его отряд расступился, давая дорогу.

Караван медленно проехал мимо ляшских воинов. Всеслав смотрел на их чужие, жесткие лица, пытаясь угадать в них ту звериную жестокость, которая сожгла его дом. Но это были просто солдаты, делающие свою работу, алчные до взяток, как и любые пограничники в мире. Его враги были где-то дальше. Глубже в этой чужой, негостеприимной земле.

Они отъехали на порядочное расстояние, прежде чем кто-то в отряде нарушил молчание.

– Пся-крев продажная, – сплюнул Громило. – За горсть серебра родную мать продадут.

– Пусть, – ровно ответил Ульф. – Нам же лучше. Пока они любят серебро больше, чем войну, мы будем здесь торговать.

Они ехали дальше. Лес снова сомкнулся вокруг. Но это был уже другой лес. Чужой. Всеслав чувствовал это каждой клеточкой. Даже деревья здесь, казалось, росли иначе, и ветер шептал что-то на непонятном, угрожающем языке. Они были в логове зверя. И каждый следующий шаг приближал их к его сердцу. До корчмы "Под Вепрем" оставалось не больше полудня пути.

Глава 25. Прибытие

К вечеру, когда солнце уже утонуло в заснеженных верхушках елей, окрасив небо в холодные, фиолетовые тона, они увидели впереди тусклый, желтый огонек. А вскоре до них донесся шум – смесь человеческих голосов, лошадиного ржания и лая собак. Караван прибыл.

Корчма "Под Вепрем" притулилась к дороге, как старый, облезлый боров. Приземистая, сколоченная из потемневших от времени бревен, с низкой, просевшей под тяжестью снега крышей. Над входом болталась грубо вырезанная кабанья голова с пожелтевшими от времени клыками. Одинокий фонарь бросал неверный свет на утоптанный двор, заставленный санями, телегами и привязанными к коновязи лошадьми. Воздух здесь был густым и тяжелым – смесь запахов дыма, навоза, кислого пива, пота и жареной еды.

Это было пограничье во всей его грязной, неприкрытой сути. Место без законов, где пересекались пути всех, у кого были дела в этой мутной воде. Ульф дал команду располагаться на постоялом дворе, а сам, вместе с Громилой и еще парой дружинников, направился внутрь.