Пепел на Престоле. Кровь Рюриковой Земли

Глава 26. Паутина Янека

Вечер в корчме "Под Вепрем" был в самом разгаре. Люди и лошади были накормлены, сани поставлены под охрану, и теперь воины и погонщики из отряда Ульфа с наслаждением погрузились в пьяный, шумный угар, смывая дорожную усталость дешевым, кислым пивом.

Всеслав сидел в своем темном углу, как паук, наблюдающий за другим, более крупным пауком. Его кружка была почти полна – он лишь пригубил пиво для вида. Ему нужен был ясный ум. Все его внимание было сосредоточено на одной фигуре – на трактирщике Янеке.

Тот был истинным хозяином этого места, дирижером этого хаотичного оркестра. Он сновал между столами, и его движения, казавшиеся суетливыми, на самом деле были полны скрытого смысла. Это был танец, понятный лишь посвященным. Всеслав, привыкший на охоте часами следить за повадками зверя, замечал то, что ускользало от глаз пьяных воинов.

Вот Янек, наливая пива польскому сержанту из ближайшего острога, наклоняется и что-то шепчет ему на ухо, прикрывая рот ладонью. Сержант в ответ едва заметно кивает. Это была передача сведений.

Через несколько минут Янек, проходя мимо стола, где сидел угрюмый венгерский купец, как бы случайно роняет тряпку. Наклоняясь, чтобы поднять ее, он вкладывает купцу в руку крошечный, туго свернутый комок пергамента. Купец тут же прячет его в рукав. Это была передача донесения.

А вот к стойке подходит здоровенный варяг, из тех, что служат, кому больше платят. Он не заказывает выпивку, а просто бросает на стойку небольшой мешочек с монетами. Янек, не глядя, сгребает его под прилавок.

– Он будет здесь завтра, – коротко бросает варяг.

– Я передам, – так же коротко отвечает Янек, протирая кружку.

Это была оплата и получение нового задания.

Всеслав наблюдал за этой беззвучной, теневой торговлей, и ему становилось не по себе. Янек был не просто шпионом. Он был торговцем тайнами. Он сплел в своей корчме целую сеть, паутину из слухов, доносов, секретов и крови. И он сидел в ее центре, дергая за ниточки и собирая плату со всех, кто попадал в его сети – с русичей, с ляхов, с вольных наемников. Он не имел ни родины, ни чести. Его единственным богом было серебро.

Наконец Ульф, отдавший распоряжения своим людям, подозвал трактирщика. Они отошли к дальнему, неосвещенному окну. Всеслав напряг слух. Он не мог подойти ближе, это было бы слишком подозрительно. Но пьяный гам в таверне на мгновение стих, и он смог разобрать отдельные слова.

– …боярыня недовольна, – говорил Ульф низким, рокочущим голосом. – Вести от тебя приходят редко.

– Времена смутные, пан Ульф, – лебезил Янек, но в его голосе не было страха. – Дороги опасные… А мои уши… моим ушам тоже нужна пища, хорошее серебро.

– Вот твоя пища, – Ульф передал ему кошель. Судя по звуку, увесистый. – Теперь говори. Что нового на границе?

Янек зашептал. Его шепот был похож на шуршание мыши в соломе. Всеслав поймал лишь обрывки фраз, которые заставили его внутренне напрячься.

– …отряд Радзимировича… прошел на юг… ищут что-то… люди злые, молчаливые… один со шрамом… спрашивали о купцах из Киева…

Всеслав едва сдержался, чтобы не сжать кулаки. Они здесь. Или были здесь совсем недавно. След был горячим.

– А те, другие?.. – спросил Ульф.

– Пока тихо. Боярыня велела… если со знаком… я сразу…

Их голоса снова стали тише, и дальше Всеслав ничего не разобрал.

Но и этого было достаточно. Он понял несколько важных вещей.

Во-первых, Рогнеда платила Янеку за сведения не только о "скорпионах", но и о ком-то еще.

Во-вторых, Янек, хоть и брал плату, был себе на уме и мог легко продать сведения Рогнеды ее врагам, если те заплатят больше.

И в-третьих, он, Всеслав, попал в самый центр этой паутины. Любой его неосторожный шаг мог быть замечен Янеком и тут же продан кому-то из его многочисленных хозяев.

Он допил свое пиво. Оно было теплым и горьким, как и его мысли. Этот толстый, угодливый трактирщик был не менее опасен, чем воины со знаком скорпиона. Возможно, даже более. Потому что он торговал смертью, улыбаясь. И Всеславу предстояло либо переиграть его, либо стать еще одним товаром на его кровавом торгу.

Глава 27. Ночь ожидания

Их разместили на сеновале над конюшней. Огромное, гулкое помещение было пропитано сладковатым запахом сена, терпким духом лошадиного пота и аммиачной вонью навоза. После душного, прокуренного зала таверны этот воздух казался почти чистым. Через щели в дощатой стене пробивались тонкие полоски лунного света и завывал ветер.

Дружинники, утомленные дорогой и хмелем, почти сразу завалились спать, зарывшись в душистое сено, и вскоре сеновал наполнился их дружным храпом. Но Всеславу было не до сна.

Он лежал на спине, заложив руки за голову, и смотрел в темноту. Каждая мышца его тела была напряжена, как струна. Он был в шаге от своей цели, и это ожидание было мучительнее любой пытки.

Мысли в его голове метались, как стая испуганных птиц. Он снова и снова прокручивал в голове разговор Ульфа и Янека. "…прошел на юг… ищут что-то…". Значит, он разминулся с ними. Может, на день, может, на неделю. Вернутся ли они сюда? Или их след простыл? Что, если весь его рискованный путь был напрасен? Что, если он сидит здесь, в этой грязной дыре, пока убийцы его отца уже далеко? От этой мысли внутри все сжималось от бессильной ярости.

А если они вернутся? Что тогда? Он один. А их, как минимум, трое, как говорили наемники в казарме. И это не лесные разбойники, а лучшие воины, личная гвардия воеводы. Справится ли он с ними в открытом бою? Нет. Нужно будет действовать хитростью. Выследить одного. Напасть из тени. Но как? В этой таверне, кишащей польскими солдатами, где он сам под надзором, это было почти невозможно.

Его терзали сомнения, которые он гнал от себя весь этот путь. Правильно ли он поступил, уйдя один? Не было ли это гордыней, мальчишеским безрассудством? Может, стоило остаться, собрать тех, кто выжил из отцовской дружины, и готовить открытую войну? Нет, отбросил он эту мысль. Против кого? Против князя, чьим именем прикрывались убийцы? Его бы раздавили, как букашку, не успел бы он даже поднять меч.

Ведун был прав. Ему нужна не просто кровь. Ему нужны доказательства. И та серебряная фибула, о которой говорил старик, стала для него наваждением. Он представлял ее в своей руке – холодную, тяжелую, неоспоримую улику, которую он сможет бросить в лицо своим врагам. Ради этого он был готов на все.

Ветер выл за стеной, и в его вое Всеславу чудились голоса. Он слышал смех отца, его громогласный, уверенный голос, который, казалось, мог остановить бурю. Он видел его лицо, удивленное и растерянное, с торчащей из груди сулицей. Вина, которую он пытался заглушить жаждой мести, снова подняла свою уродливую голову. Отец бился, как лев. А он… он был далеко.

Всеслав стиснул зубы. Нет. Он не позволит этой слабости овладеть им. Он сделает то, что должен. За отца. За мать. За всех, кто сгорел в ту страшную ночь. Его ненависть была единственным, что не давало ему сломаться. Она была его броней и его оружием.

Он лежал, вслушиваясь в каждый звук. Скрипнула ступенька на лестнице. Залаяла собака во дворе. Где-то внизу, в таверне, кто-то пьяно затянул песню. Каждый звук был полон угрозы. Он был один. Абсолютно один на вражеской территории, окруженный тенями и шепотом. И любая ошибка будет последней.

Так прошла его первая ночь в корчме "Под Вепрем". Ночь долгого, изматывающего ожидания, которое было тяжелее любой битвы.

Глава 28. Знак на плаще

Второй день в корчме был полон торговой суеты. Ульф с самого утра разложил свой товар прямо во дворе постоялого двора, и к нему тут же потянулись местные купцы и перекупщики. Шел бойкий торг за каждую шкурку соболя, за каждый круг воска. Дружинники Рогнеды, включая Громилу, стояли вокруг, наблюдая за сделкой и оберегая товар.

Всеславу и двум другим наемникам была отведена роль простых охранников периметра. Это было идеально. Он слонялся по двору, делая вид, что со скукой разглядывает проезжающих, но на самом деле его взгляд был прикован к главному входу в таверну. Каждый раз, когда дверь открывалась, впуская нового посетителя, его мышцы напрягались. Но проходили часы, а те, кого он ждал, не появлялись.

Он уже начал поддаваться отчаянию. Мысль о том, что он разминулся с ними, что они ушли и могут не вернуться, сверлила его, как червь. Надежда медленно таяла, уступая место глухой, холодной ярости на самого себя, на судьбу, на весь мир.

И вот, когда солнце уже начало клониться к вечеру, а торг понемногу затихал, дверь таверны снова распахнулась. И они вошли.

Всеслав узнал их мгновенно, хотя никогда не видел раньше. Было в них что-то, что отличало их от обычных солдат или наемников. Что-то неуловимо хищное. Их было трое. Все высокие, светловолосые, крепко сбитые. Одетые в добротные кожаные доспехи поверх стеганых кафтанов, с хорошими, длинными мечами у пояса. Они не оглядывались по сторонам, как делают это чужаки. Они вошли в таверну как хозяева, с самоуверенной и высокомерной ленцой в движениях.

Они прошли мимо столов и остановились у стойки Янека, который тут же согнулся в подобострастном поклоне. Один из них бросил на стойку несколько монет, и трактирщик поспешил наполнить три большие глиняные кружки.

Но все внимание Всеслава было приковано к их предводителю. Он был самым высоким из троих, и его грубоватое, красивое лицо было обезображено старым шрамом, который рассекал верхнюю губу, придавая ему вечно злое, презрительное выражение. Всеслав вспомнил слова ведуна: "Высокий, светловолосый, с рассеченной губой". Это был он.

Кровь застучала у Всеслава в висках. Он заставил себя отвернуться и продолжить свое медленное хождение по двору, но теперь все его существо превратилось в один напряженный нерв.

Троица, забрав пиво, прошла к свободному столу в углу. Было жарко натоплено, и их предводитель ленивым, отработанным движением скинул с плеч тяжелый, подбитый мехом плащ. Он бросил его на лавку.

И Всеслав увидел его. Знак.

На плече плаща, в том месте, где ткань скреплялась застежкой, тускло, хищно блеснуло серебро. Это была фибула. Крупная, массивная. Выполненная в виде скорпиона, чье тело изогнулось, а хвост с ядовитым жалом на конце замер в смертельном уколе.

Мир для Всеслава на мгновение сузился до этого маленького серебряного чудовища. Он перестал слышать шум двора. Он видел только этот знак. Знак, который был на плаще убийцы его отца.

Холодный огонь, что все это время тлел внутри него, вспыхнул с испепеляющей силой. Это была не просто ненависть. Это была уверенность. Обретенная цель. Зверь был перед ним. Ему захотелось вскочить, выхватить нож, броситься через весь двор, через всю таверну и всадить его прямо в горло этому человеку со шрамом.

Он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони, и боль на мгновение вернула его в реальность. Он заставил себя сделать глубокий, рваный вдох. Не здесь. Не сейчас. Напасть на них в таверне, полной их соотечественников, было бы чистым самоубийством. Его убьют прежде, чем он успеет нанести второй удар.

Он скосил глаза в сторону. Ульф. Варяг, стоявший у саней, тоже смотрел в сторону таверны. Его лицо, как всегда, было непроницаемо. Но он не смотрел на толпу. Он смотрел на тот самый стол в углу. И его взгляд был жестким и сосредоточенным. Он тоже заметил знак.

"Сообщить немедля", – пронеслись в голове Всеслава слова Рогнеды. Он понял, что времени у него почти не осталось. Ульф не будет действовать сам. Он выполнит приказ. Он пойдет к Янеку, чтобы передать весть своей госпоже. И тогда Рогнеда начнет свою игру. Она пошлет своих людей. Она перехватит их. Она заберет у него его месть. Его единственную цель. Все, что у него осталось в этой жизни.

Нет. Он не мог этого допустить. Он должен был действовать. Один. Быстро. И прямо сейчас. Ему нужно было доказательство. Ему нужна была эта фибула. И он заберет ее, чего бы это ему ни стоило. Сегодняшняя ночь станет либо ночью его триумфа, либо его последней ночью.

Глава 29. Разговор с варягом

Когда последние сделки были заключены и серебро надежно спрятано в переметные сумы, Ульф собрал своих людей у костра.

– Хорошо поработали, – сказал он своим обычным ровным голосом. – Запасы почти проданы. Завтра докупим соли, железа, и с рассветом – в обратный путь. Ночуем здесь, ведите себя тихо.

Слова варяга упали в сознание Всеслава, как удар молота по наковальне. "С рассветом – в обратный путь". Это был его приговор. Времени больше не было. Он должен был действовать этой ночью. А для этого ему нужно было отделиться от отряда. Стать свободным. Или, по крайней мере, сделать вид, что он дезертировал.

Он дождался момента, когда Ульф отошел от костра и в одиночестве направился к коновязи, где стояли их кони. Варяг всегда лично проверял животных перед сном. Всеслав, сделав глубокий вдох, чтобы унять колотившееся сердце, пошел за ним.

– Ульф, – позвал он тихо, когда они оказались в тени конюшни, вдали от чужих уш

ей.

Варяг медленно повернулся. Его светлые, почти бесцветные глаза в полумраке казались ледяными. Он смотрел спокойно, выжидающе.

– Я не возвращаюсь с вами, – сказал Всеслав прямо. С таким человеком, как Ульф, хитрить было бессмысленно.

– Почему? – спросил варяг так же просто.

– Дела у меня здесь. Личные, – ответил Всеслав, понимая, как неубедительно это звучит.

Ульф несколько секунд молчал, поглаживая гриву своего коня.

– Дела, или тот человек в таверне, с серебряной фибулой на плаще? – в голосе варяга не было ни удивления, ни осуждения. Лишь холодная констатация факта.

Всеслав замер. Он понял, что отпираться бессмысленно. Варяг видел все. И понял все.

– Это не твое дело, – сказал Всеслав глухо.

– Боярыня Рогнеда приказала мне присматривать за тобой, – так же ровно продолжил Ульф. – Она не из тех, кто берет на службу абы кого, особенно дерзких щенков, которые огрызаются на ее десятников. Она сразу почуяла в тебе волка в овечьей шкуре. И велела доложить, если ты попытаешься учудить что-нибудь. Я должен тебя связать и привезти к ней. Это приказ.

Всеслав напрягся, его рука легла на рукоять ножа. Он не собирался сдаваться без боя.

Ульф увидел это движение и едва заметно усмехнулся.

– Убери руку, щенок. Если бы я хотел тебя взять, ты бы уже лежал на земле со сломанной шеей.

Он отвернулся от коня и посмотрел Всеславу прямо в глаза.

– Я старый вояка, парень. Я всю жизнь служу тем, кто платит серебром. Я служил князьям в Гардарике, служил конунгам в Норвегии, теперь служу этой девке, потому что в ней больше мужской стати, чем во многих князьях. Мой приказ – доставить товар и вернуть людей. Мой приказ – доложить обо всем, что увижу. Но в приказе не было сказано, что я должен быть тебе нянькой.

Он полез за пазуху своей кожаной куртки и достал несколько серебряных монет, которые были отсчитаны в уплату наемникам.

– Вот твоя плата. Два гривенника. Считай, что ты честно ее отработал.

Он сунул монеты в опешившую руку Всеслава.

– Твоя война – не моя война, – сказал он тихо, почти по-отечески. – И то, что ты затеял, скорее всего, сведет тебя в могилу. Но варяги уважают смелость, даже если это смелость безумца. Я доложу боярыне, что ты сбежал, прихватив свою плату, как обычный вороватый наемник. Этого ей будет достаточно. А дальше ты сам по себе.

Он хлопнул Всеслава по плечу своей тяжелой, как медвежья лапа, рукой.

– Удачи тебе, сын Ратибора, – сказал он, впервые назвав его настоящим именем. – Она тебе понадобится.

С этими словами он развернулся и, не оглядываясь, пошел обратно к костру, оставив Всеслава одного в темноте.

Всеслав стоял, сжимая в руке холодные монеты. Он был потрясен. Этот суровый, молчаливый наемник, от которого он ждал удара, дал ему свободу. Из уважения воина к воину. Или из простого нежелания вмешиваться в чужие кровавые игры.

Но это не меняло сути. Он был свободен. И он был один. В самом центре вражеской территории. У него была всего одна ночь, чтобы сделать то, за чем он сюда пришел. И никакого права на ошибку.

Глава 30. Охота в переулке

Когда таверна окончательно погрузилась в тяжелый, пьяный сон, Всеслав выскользнул из своей каморки на сеновале. Ночь была темной и облачной, луна едва пробивалась сквозь пелену туч. Это играло ему на руку. Он двигался как призрак, перебегая от одной тени к другой.

Его добыча – трое ляшских воинов – все еще сидела в общем зале. Они пили много, шумно, хохотали и хлопали по задам пробегавших мимо служанок, чувствуя себя полноправными хозяевами жизни. Их предводитель со шрамом на губе пил больше всех. Всеслав видел его через грязное, мутное оконце, затаившись в тени у поленницы дров. Он ждал. Терпеливо, как волк ждет в засаде оленя у водопоя.

Прошел час. Другой. Нервы были натянуты, как струна. Но охотник внутри него был спокоен. Он знал, что рано или поздно зверь допустит ошибку.

И зверь ее допустил.

Ближе к полуночи лях со шрамом, пошатываясь, поднялся из-за стола. Он отмахнулся от своих товарищей, которые что-то кричали ему вслед, и направился не к гостевым комнатам, а к выходу на задний двор. Видимо, нужда или выпитое пиво заставили его выйти на мороз. И он был один.

Сердце Всеслава забилось, как боевой барабан. Это был его момент. Он не стал ждать. Бесшумно, как тень, он обогнул таверну и скользнул в темный, узкий переулок между основным зданием и конюшней. Здесь царил мрак и воняло помоями. Сюда, к нужнику, и должен был завернуть лях. Всеслав прижался к холодной, шершавой стене, сливаясь с темнотой. В руке он сжимал тяжелый нож, подаренный ведуном.

Через несколько мгновений в переулке появилась грузная фигура поляка. Он прошел в нескольких шагах от затаившегося Всеслава, даже не почувствовав его, и остановился в дальнем конце, у бревенчатой стены нужника. Он отвернулся, расстегивая штаны.

Всеслав выдохнул. Три быстрых, кошачьих шага по притоптанному снегу. Лях услышал скрип в самый последний момент и уже начал оборачиваться, инстинктивно хватаясь за меч. Но было слишком поздно.

Всеслав не стал пускать в ход лезвие. Убийство здесь, у самой таверны, было бы слишком шумным. Вместо этого он нанес короткий, резкий удар тяжелой рукоятью, окованной металлом, точно в висок. Звук был глухим, как удар по спелому арбузу. Раздался короткий, сдавленный хрип, и грузное тело, подкошенное, осело на грязный снег, даже не успев вытащить меч.

Дрожащими от хлынувшего в кровь адреналина руками, Всеслав опустился на колени. Он перевернул тело. Лях был без сознания, возможно, уже мертв. Всеславу было все равно. Он сорвал с его плеча тяжелый, подбитый мехом плащ.

И вот она.

Серебряная фибула-скорпион.

В руке она казалась тяжелой и ледяной. Даже в полумраке переулка он видел, как искусно она была сделана – каждая лапка, каждый членик на хвосте, и крошечное, злое жало на конце.

Доказательство.

Он смотрел на него, и чувства в его душе смешались в дикий, пьянящий коктейль. Триумф. Ярость. Облегчение. И еще что-то. Какое-то глубинное, мрачное удовлетворение от вида поверженного врага, лежащего у его ног. Он почувствовал вкус крови на своих губах, хотя и не был ранен. Это был вкус мести. Первой, настоящей, осязаемой мести.

Он быстро, не глядя, сунул фибулу за пазуху, под рубаху, где она тут же холодом обожгла кожу.

Он выполнил первую часть своей миссии. Он получил то, за чем пришел. Теперь нужно было исчезнуть. Раствориться в ночи, пока не обнаружили тело.

Он уже поднимался, чтобы скользнуть обратно в темноту, уйти, бежать без оглядки… когда услышал позади тихий, до боли знакомый голос.

– Я ждал тебя, сын Ратибора.

Глава 31. Неожиданная встреча

Голос прозвучал тихо, почти как шепот, но для Всеслава он был подобен удару грома. Все его существо мгновенно превратилось в один натянутый нерв. Он замер над телом поверженного ляха, а потом, как пружина, развернулся, выставляя перед собой окровавленный нож ведуна. Сердце, еще мгновение назад пьяное от триумфа, теперь стучало в груди частым, тревожным набатом.

Из темноты, из-за угла конюшни, вышла высокая фигура. Человек был закутан в длинный дорожный плащ с глубоким капюшоном, скрывавшим лицо. Он двигался медленно, не делая резких движений.

– Кто ты? – прохрипел Всеслав.

Фигура сделала еще один шаг, выходя в полосу тусклого света, падавшего из окна таверны. И откинула капюшон.

Всеслав застыл, отказываясь верить своим глазам. Ужас, удивление и волна испепеляющей ненависти смешались в его душе.

Лютобор.

Но это был не тот гордый и грозный воевода, который сидел за столом его отца. Перед ним стоял измученный, осунувшийся человек. Его лицо, обычно суровое и властное, было серым от усталости, а под глазами залегли глубокие, темные тени. Он выглядел старше на десять лет. Он выглядел загнанным.

– Ты! – вырвалось у Всеслава. Это было не слово, а рык зверя.

Вот он. Тот, кто привел убийц. Тот, чье лицо снилось ему в кошмарах. Вся сложная паутина интриг, о которой говорил ведун, в этот миг исчезла. Перед ним стоял его враг. Враг, до которого можно было дотянуться рукой. Красная пелена застлала ему глаза. Все его существо требовало одного – броситься вперед и вонзить нож в это ненавистное горло.

Он сделал шаг. Лютобор не пошевелился. Он даже не попытался достать оружие. Вместо этого он поднял пустые руки, показывая ладони.

– Тише, – сказал он. Голос его был глух и надтреснут. – Я пришел не драться. Убери нож, сын Ратибора. Нам нужно говорить.

"Говорить?!" – мысленно взревел Всеслав. – "Я буду говорить с тобой языком стали!"

– Ты привел убийц в мой дом! Ты виновен в смерти моего отца! – ненависть вырывалась из него, как лава из вулкана.