Пепел на Престоле. Кровь Рюриковой Земли

Глава 32. Исповедь предателя

Переулок был погружен в тишину, нарушаемую лишь завыванием ветра и глухими звуками пьяного веселья, доносившимися из таверны. Свет из окна выхватывал из темноты три фигуры: Всеслава, напряженного, как волк перед прыжком, Лютобора, стоявшего перед ним с опустошенным лицом, и тело ляха, лежавшее у их ног неподвижной грудой.

– Я привел убийц, – повторил Лютобор глухим, безжизненным голосом. – Эта вина будет жечь меня до конца моих дней. Но я делал это не ради Ярополка, не ради земель и не ради золота.

Он сделал паузу, собираясь с силами. Казалось, каждое слово давалось ему с неимоверным трудом, словно он выдирал его из себя вместе с кусками плоти.

– У меня есть дочь. Ведана. Единственное, что у меня осталось в этой жизни после смерти жены. Она гостила у моей сестры в Червенских городах. Два месяца назад, когда началась смута после смерти Святозара, король Болеслав, который давно точил зуб на эти земли, захватил их. Моя дочь оказалась у него. В плену. В заложницах.

Всеслав молчал, но хватка на рукояти ножа немного ослабла. Он слушал.

– Он прислал ко мне гонца, – продолжал Лютобор. Его взгляд был устремлен куда-то в темноту, в прошлое. – Тайно. Он знал о моем старом конфликте с твоим отцом из-за пограничных земель. Он знал, что Ярополк недоволен упрямством Ратибора. И он предложил сделку. Я должен был "попросить" его о помощи. Дать ему повод ввести на нашу землю своих людей. Он обещал, что его воины лишь припугнут Ратибора, заставят его примкнуть к Ярополку, а вину за нападение свалят на Олега. И тогда Болеслав вернет мне дочь. Живой и невредимой.

Его голос сорвался. Вся его поза, вся его могучая фигура, казалось, обмякла под грузом этого воспоминания. Вся его воеводская гордыня, вся спесь, которую видел Всеслав в гриднице отца, исчезла. Перед ним стоял просто отец, зашедший в своей любви и страхе за ребенка слишком далеко.

– Я поверил ему, – прошептал он с горькой усмешкой. – Я, старый вояка, который полжизни бился с ляхами, поверил слову ляшского короля. Я был ослеплен. Я боялся за нее. Я думал только о ней. Моей задачей было лишь одно: подтвердить перед Ярополком и всеми остальными, что нападение совершили люди Олега. Я должен был направить всех по ложному следу. И я сделал это.

Он наконец посмотрел Всеславу в глаза, и в его взгляде была такая мука, что у Всеслава что-то дрогнуло внутри.

– Я клянусь тебе Велесом, сыном Сварога, – сказал он, и его голос звенел от искренности. – Я не знал, что у них приказ жечь и убивать. Я никогда бы не согласился на это! Твой отец был мне не друг, но он был честный враг! Он был русич! Я думал, это будет лишь игра… княжеская игра… Я не знал, что она обернется кровью и пеплом.

Он замолчал. В переулке снова повисла тишина. Исповедь была окончена. Ложь и правда, предательство и отцовская любовь сплелись в один тугой, уродливый узел.

Всеслав смотрел на него. Его простая, черная-белая картина мести рассыпалась на тысячи оттенков серого. Этот человек был чудовищем. Но он был и жертвой. Он был предателем. Но он был и отцом, который пытался спасти своего ребенка единственным способом, который, как ему казалось, у него был.

Ненависть никуда не делась. Она по-прежнему горела в груди Всеслава, но теперь к ней примешивалось что-то еще. Что-то холодное и расчетливое. Он все еще хотел убить этого человека. Но не сейчас. Не здесь. Сейчас этот сломленный, отчаявшийся воевода был ему нужен. Он был единственным, кто мог подтвердить его правоту. Он был ключом. И этот ключ сам шел к нему в руки.

Глава 33. Просьба отца

Лютобор, опустошенный своей исповедью, сделал шаг вперед. Он смотрел на Всеслава не как воевода на юнца, а как человек, потерявший все, на того, в чьих руках была его последняя надежда.

– Он обманул меня, – сказал Лютобор, и в голосе его зазвучал металл просыпающейся ярости. – Болеслав. Он получил то, что хотел – смуту на границе, смерть твоего отца. Но дочь он мне не вернул. Он держит ее здесь, в пограничном остроге. Как "почетную гостью". Но на самом деле – как залог моей верности. Моего молчания. Он думает, что я буду его псом на цепи, пока Ведана в его руках.

Он сжал кулаки. Его апатия сменилась холодной, осмысленной ненавистью, которая была понятна Всеславу.

– Я не буду его псом. Я лучше умру. Но не раньше, чем вытащу оттуда свою дочь.

Он перевел дыхание и посмотрел на Всеслава умоляюще.

– Я пробовал подкупить стражу. Я искал лазейки. Я потратил последние деньги, скупая сведения у этого продажного червя, Янека. И я нашел путь. Есть старый, заброшенный ход в башню, где ее держат. У меня есть план, как пробраться туда ночью, когда сменится стража. Но я не могу пойти один. Это самоубийство. Мне нужен воин. Быстрый, дерзкий, тот, кто не боится смерти. Тот, кому я могу довериться.

Он замолчал, и в тишине его следующие слова прозвучали, как клятва.

– Я следил за тобой, сын Ратибора. Я видел, как ты пробрался сюда. Я видел, как ты в одиночку выследил и обезвредил этого пса. Я видел в тебе не мальчишку, жаждущего крови, а воина, идущего к цели. Ты ненавидишь меня, и по праву. Но наш враг теперь один. Болеслав и те, кто за ним стоит.

Он сделал еще один шаг и, нарушив все законы чести и гордости, склонил голову перед сыном того, кого он предал.

– Помоги мне спасти ее, Всеслав. Помоги мне спасти мою дочь. Я не прошу тебя простить меня. Я прошу помочь отцу спасти своего ребенка. И в обмен, – его голос стал твердым, – я отдам тебе все, что у меня есть. Мою жизнь. Мой меч. Все, что я знаю. А знаю я много. Я знаю, кто из князей тайно встречается с послами Болеслава. Я знаю, какие земли они обещали ему за помощь. Я знаю все их грязные секреты. Я стану твоим клинком. Твоими ушами. Я помогу тебе отомстить. За твоего отца. И за мой позор.

Он стоял перед Всеславом – могучий воевода Ярополка, один из сильнейших людей в княжестве, – и умолял его, сына убитого им боярина. Он обращался к нему не как к врагу. А как к своей последней, единственной надежде.

Всеслав смотрел на него. На его измученное лицо, на отчаяние в его глазах. Ненависть в его душе все еще горела, но она больше не была слепой. Он видел перед собой не просто врага, которого нужно убить. Он видел сломанный, но все еще острый инструмент. И этот инструмент сам просился ему в руки. Инструмент, который мог помочь ему разрушить не одного ляшского наемника, а всю вражескую крепость.

Месть могла подождать. Большая, настоящая месть требовала терпения. И союзников. Даже таких.

Его рука, сжимавшая нож, медленно опустилась.

Глава 34. Трудное решение

Нож в руке Всеслава казался то ледяным, то обжигающе горячим. Он смотрел на Лютобора, и мир для него раскололся надвое.

Одна его часть, та, что родилась в огне и пепле той страшной ночи, кричала, выла, требовала крови. Вот он, враг. В нескольких шагах. Склонивший голову, уязвимый. Один удар. Один быстрый, точный удар в горло – и справедливость свершится. Кровь за кровь. Смерть за смерть. Отец был бы отомщен. Эта мысль была простой, чистой и пьянящей, как крепкая медовуха. Ярость, ставшая его единственной спутницей на этом пути, требовала выхода. Она бурлила внутри, и, казалось, еще мгновение – и она выплеснется наружу смертоносным ударом.

Он почти видел это. Видел, как тело воеводы падает на снег. Видел кровь, темнеющую в свете луны. И он чувствовал, что это принесет ему облегчение. Короткое, жгучее, как глоток водки на морозе.

Но была и другая часть. Та, что слушала шепот старого ведуна в землянке. Та, что помнила его слова: "Ты гонишься за псом, а нужно искать охотника". "Обрати свою ярость в холодный лед разума".

Эта часть его сознания была холодной и ясной. Она видела не врага. Она видела возможность. Уникальную, невероятную возможность, которая больше может не представиться. Лютобор был не просто врагом. Он был ключом. Он был тем, кто мог открыть двери в самые темные покои княжеских интриг. Он знал имена. Он знал планы. Он знал все. Убить его сейчас – означало бы обрубить нить, которая могла привести к самым главным паукам в этой сети. Это было бы все равно, что убить гончую, которая уже взяла след, вместо того чтобы пойти за ней.

Какой будет его месть, если он убьет Лютобора? Да, один из виновников будет мертв. Но что дальше? Всеслав так и останется одиноким, безродным мстителем. Его доказательство – серебряная фибула – может быть названо краденым. Его слово против слова князей не будет стоить ничего. Его обвинят в убийстве воеводы Ярополка, и за ним начнется настоящая охота. Он будет вечно бежать и прятаться.

А что, если он поможет ему?

Если они спасут его дочь, он получит в свое распоряжение не просто кающегося грешника. Он получит опытного воеводу с его связями, с его знанием военной науки, с его людьми, которые, как он говорил, ждут его в лесах. Он получит живого свидетеля, чье слово на любом совете будет весить в сто раз больше, чем слова безродного мстителя. Он получит союзника, кровью и честью своей дочери привязанного к нему.

Это был выбор. Между горячей, пьянящей яростью воина и холодной, горькой мудростью вождя. Между тем, чтобы сжечь одного врага сейчас, и тем, чтобы получить шанс сжечь их всех потом.

Всеслав вспомнил лицо отца. Он был прямым и честным. Он бы, наверное, выбрал первое – честный бой, пусть и последний. Но времена изменились. Прямота и честность привели его отца в могилу. Чтобы победить в этой новой, грязной войне, нужно было научиться играть по ее правилам. Использовать хитрость, ложь, даже союз с врагом.

Слова Доброгнеза – "справедливость порой требует большей хитрости, чем самый острый меч" – прозвучали в его голове с новой, пугающей ясностью.

Он сделал глубокий, холодный вдох. Ярость никуда не делась. Она по-прежнему была там, в глубине души, свернувшись черным, ядовитым змеем. Но он впервые смог накинуть на нее узду. Он подчинил ее себе. Превратил кипящий яд в ледяное оружие.

Решение было принято. Это было трудное, почти противоестественное решение, шедшее вразрез со всем, чему его учили. Но он знал, что оно было единственно верным.

Истинная месть – это не когда ты убиваешь врага. А когда ты заставляешь его служить твоим целям.

Глава 35. Хрупкий союз

Лезвие ножа, направленное на Лютобора, медленно опустилось. Всеслав не убрал его, но смертельная угроза исчезла, уступив место ледяному, деловому спокойствию. Ярость, бушевавшая в нем, была загнана вглубь, заперта, как зверь в клетке.

– Хорошо, – сказал он. Голос его был ровным и лишенным всяких эмоций. – Я помогу тебе.

Лютобор поднял голову, и в его глазах мелькнула тень облегчения, смешанная с удивлением. Он был готов умереть, но не был готов к этому.

– Но не думай, что я простил тебя, – продолжал Всеслав, и в его голосе прорезался металл. – И не думай, что я делаю это из жалости. Ты для меня по-прежнему враг. Тот, кто привел смерть в мой дом. И день расплаты между нами еще настанет. Но не сегодня. Сегодня ты мне нужен.

Он сделал шаг ближе, и теперь уже он нависал над воеводой.

– Ты просил о помощи. Ты ее получишь. Но за нее будет заплачена своя цена. С этой минуты и до тех пор, пока я не скажу иного, ты – мой человек. Не союзник, не товарищ. Ты подчиняешься моим приказам беспрекословно. Твой опыт, твои знания, твои люди, если они у тебя еще есть, – все это теперь мое. Мы пойдем спасать твою дочь. Но руководить буду я. И если я почувствую хоть тень лжи, хоть намек на предательство, я убью тебя, Лютобор. Медленно. И мне будет все равно, что после этого станет с твоей дочерью. Ты меня понял?

Это были жестокие условия. Полное, безоговорочное подчинение. Унижение для гордого воеводы. Но Лютобор, не колеблясь, кивнул.

– Я понял, – сказал он глухо. – Я согласен. Мой меч – твой.

– Хорошо. Тогда начинай говорить. План. Все детали. Без утайки.

В темном, вонючем переулке, над бесчувственным телом ляшского наемника, два заклятых врага начали планировать свою первую совместную операцию. Лютобор, отбросив все эмоции, быстро и четко, как на военном совете, изложил все, что ему удалось узнать от Янека: о старом дренажном туннеле, о расположении охраны, о смене начальника стражи. Всеслав слушал, вникая в каждую деталь, задавая короткие, точные вопросы. Его ум, привыкший к тактике охоты, мгновенно оценивал риски и возможности.

– Янек, – сказал он. – Ему можно доверять?

– Нет, – не колеблясь, ответил Лютобор. – Ему нельзя доверять. Он продаст нас за гривну серебра. Но сейчас ему выгоднее помочь нам. Во-первых, я заплатил ему вперед, и он знает, что если обманет, я найду его и вырву ему печень. А во-вторых… он боится.

– Кого?

– Твою соседку. Рогнеду. Он служит и ей. И боится, что она узнает, что он помогает ляхам. Он как мышь между двумя змеями. Будет изворачиваться до последнего.

– Рогнеда… – задумчиво повторил Всеслав. Это усложняло все. Но сейчас думать об этом было некогда.

– План рискованный, – подвел итог Всеслав. – Он держится на слове предателя и на удаче. Но другого у нас нет. Готовься. Выступаем через час. Нужно, чтобы в таверне все окончательно уснули.

Лютобор снова кивнул.

– Я буду готов.

– И еще одно, – остановил его Всеслав. – Того, что было между нами, – он кивком указал на свою исповедь, – никто не должен знать. Для всех я – твой дальний родич, воин, которого ты нанял для этого дела. Ясно?

– Ясно.

Лютобор, подобрав свой плащ, неслышно растворился в темноте, чтобы дождаться условленного часа.

Всеслав остался один. Он посмотрел на тело ляха, потом на тяжелую серебряную фибулу, которую снова достал из-за пазухи. Затем перевел взгляд на темные, грозные стены ляшского острога, маячившие за крышами.

В эту ночь, здесь, на чужой, враждебной земле, родился один из самых странных союзов. Союз, скрепленный не дружбой, а общей ненавистью. Союз, основанный на отчаянии и холодном расчете. Хрупкий, как тонкий лед. Но под этим льдом уже разгоралось пламя, которое было способно спалить дотла не только этот острог, но и терема далеких князей.

Глава 36. План спасения

Через час, когда таверна окончательно затихла, погрузившись в пьяный, тяжелый сон, Всеслав и Лютобор встретились в условленном месте, в овраге за постоялым двором. Они двигались, как две тени, огибая спящее городище, и вскоре оказались в небольшом, но густом ельнике на склоне холма. Отсюда, сквозь колючие лапы елей, открывался вид на ляшский острог, черневший на фоне чуть посветлевшего ночного неба.

Луна проглянула сквозь облака, и ее холодный, мертвенный свет залил крепость, очертив каждую башню, каждую бойницу. Острог казался неприступным. На стенах маячили редкие фигуры часовых.

Лютобор, расстелив на снегу свой плащ, опустился на колени и принялся чертить на нем угольком, который достал из кисета.

– Смотри, – прошептал он, и его шепот был едва слышен на фоне шума ветра. – Вот северная стена. А вот – угловая башня. Она ниже остальных, и к ней примыкает склад. Подвал башни – одно целое со складским подпольем. Именно там, в дальней каморе, держат Ведану.

Всеслав смотрел на грубую схему, и картина начинала оживать в его воображении.

– Охрана, – Лютобор ткнул угольком в основание башни. – Двое у двери в подвал. Постоянно. Еще один – патрулирует этаж сверху и лестницу. Меняются через два часа. Нам нужно попасть туда перед сменой караула, когда они сонные и невнимательные. Янек сказал, что в эту стражу как раз заступает сержант Казимеж – пьяница и дурак, больше думает о вине, чем о службе.

Он провел линию от стены острога к башне.

– Вот. Это туннель. Старый дренажный ход, идет от стены прямо к подвалу. Вход в него, как я говорил, снаружи, в зарослях терновника у подножия стены. Янек клялся, что ход не завален, только в конце решетка. Старая, проржавевшая. Говорит, ее можно выломать ломом.

Он посмотрел на Всеслава, и в его глазах блеснула отчаянная решимость.

– Мы проникаем в подвал, убираем стражу у двери, взламываем замок каморы, забираем Ведану и уходим тем же путем. Если все пойдет гладко, нас даже не хватятся до утренней проверки.

Всеслав долго молчал, изучая схему. План был прост, как удар топора. И так же прямолинеен и опасен.

– Слишком много "если", – сказал он наконец. – Если Янек не врет. Если туннель проходим. Если решетка поддастся. Если стражи у двери действительно двое, а не пятеро. Если тот, кто патрулирует, не спустится в самый неподходящий момент.

– Других "если" у нас нет, – жестко ответил Лютобор.

– Почему ты ему поверил? – спросил Всеслав. – Янеку. Он получил от тебя деньги. Что мешало ему взять серебро и донести воеводе? Нас может ждать засада в этом самом туннеле.

– Я знаю, – кивнул Лютобор. – Я думал об этом. Но я пригрозил ему не только своей местью. Я сказал ему, что если это ловушка, мой человек, оставшийся снаружи, донесет боярыне Рогнеде, что ее верный "осведомитель" работает на две стороны и сдал ее людей. Он боится ее больше, чем воеводу Радзимировича. Он знает, что ляхи далеко, а ее рука – близко.

– Твой человек? – удивился Всеслав.

– Блеф, – криво усмехнулся Лютобор. – Но он поверил.

Всеслав посмотрел на острог. Крепость спала, но это был сон хищника. В любом из этих темных окон мог скрываться наблюдатель. Каждый часовой на стене был угрозой.

– Хорошо, – сказал он, принимая решение. – План рискованный, но другого нет. У нас есть лом?

– Есть. И отмычки. Янек продал все втридорога, стервец.

Они еще раз, в деталях, обсудили каждый шаг. Кто идет первым. Условные знаки. Что делать, если их обнаружат. Они говорили как два воеводы, планирующие вылазку, а не как два врага. Общая смертельная опасность на время стирала все, что стояло между ними.

Всеслав проверил свой нож. Лютобор – короткий меч, который прятал под плащом. Они были готовы.

Над острогом повисла напряженная тишина, словно весь мир замер в ожидании. Они шли в ловушку. В ловушку, которую им подсунул предатель. И вся их надежда была лишь на то, что этот предатель боится кого-то другого больше, чем их. И еще – на собственную удачу и скорость.

Глава 37. Ночная метель

К полуночи погода, как по заказу, начала портиться. Ветер, до этого лениво теребивший верхушки елей, окреп и загудел, превратившись в настоящую вьюгу. С неба повалил густой, плотный снег, который тут же закружился в бешеных вихрях, заметая следы и сокращая видимость до нескольких шагов. Острог утонул в белой, воющей мгле.

– Боги с нами, – прошептал Лютобор. В такую ночь даже самый усердный часовой предпочтет укрыться за зубцом стены и дремать, чем всматриваться в слепую метель.

Они вышли из своего укрытия. Теперь они были не людьми, а двумя тенями, двумя сгустками мрака в белом хаосе. Они двигались медленно, пригнувшись к земле, от дерева к дереву, от сугроба к сугробу. Снег забивался в глаза, холодный ветер проникал под плащи, но они не чувствовали холода. Все их существо было сконцентрировано на одной цели.

Каждый шаг был риском. Под ногами мог предательски хрустнуть сухой сук, скрытый под снегом. Впереди, в снежной круговерти, мог внезапно возникнуть силуэт дозорного. На стенах острога не было видно огней – ветер тут же гасил любой факел. Крепость казалась вымершей, погруженной в летаргический сон. Но это безмолвие было обманчиво и таило в себе смертельную угрозу.

Всеслав шел первым. Его чувства, обостренные до предела, работали за гранью человеческих возможностей. Он слышал не только вой ветра, но и скрип собственных костей. Он видел не только кружащиеся снежинки, но и каждую тень, которая казалась темнее остальных. Внутри него все было холодным и спокойным. Страх, который он чувствовал в ельнике, исчез, уступив место ледяной сосредоточенности охотника.

Они обошли острог по широкой дуге, держась кромки леса, и подошли к нему с самой глухой, северной стороны, обращенной к болотам. Здесь, как и говорил Лютобор, у самого подножия стены, росли густые, колючие заросли терновника, теперь превратившиеся в бесформенные сугробы.

Пришлось потратить несколько драгоценных минут, разгребая снег и ломая колючие ветки, чтобы добраться до стены. Руки в кровь исцарапаны, одежда цеплялась за шипы, но они упорно лезли вперед.

– Здесь, – прошептал Лютобор, указывая на место у самого основания стены, где снег лежал как-то неестественно.

Они принялись разгребать сугроб руками. И вскоре их пальцы наткнулись на холодный, замшелый камень. Это был большой, грубо отесанный валун, который, казалось, лежал здесь со времен сотворения мира. Но Лютобор нащупал под ним щель.

– Давай, – скомандовал он.

Они навалились на камень вдвоем, упершись плечами. Камень был тяжел и, казалось, врос в мерзлую землю. Мышцы напряглись до предела, сухожилия затрещали от усилия. На мгновение Всеславу показалось, что у них ничего не выйдет. Но вот валун с глухим скрежетом подался, сдвинувшись на вершок. Они поднажали еще. И еще. И наконец, с тяжелым вздохом земли, он отошел в сторону, открывая под собой черный, прямоугольный провал.

Из дыры пахнуло затхлой сыростью, гнилью и чем-то еще – вековой, неживой темнотой. Это был вход.

Они замерли, тяжело дыша, и прислушались. Но вокруг выла лишь вьюга. Никаких криков, никакого топота. Кажется, их не заметили.

Напряжение достигло своего пика. Все, что было до этого – погоня, слежка, драка – было лишь прелюдией. Настоящая игра начиналась сейчас. Здесь, в этой темной, смердящей норе, ведущей в самое сердце вражеской цитадели.

Лютобор проверил свой меч и лом. Всеслав крепче сжал рукоять ножа. Они обменялись короткими, жесткими взглядами.

– Я первый, – сказал Всеслав.

Он опустился на колени и, не колеблясь, шагнул в темноту.

И в этот самый момент, заглушая вой метели, у него за спиной раздался тихий, но отчетливый хруст ветки.

Всеслав замер, а потом медленно, как во сне, обернулся, его рука взлетела к ножу. Лютобор, уже собиравшийся лезть следом, тоже застыл, как каменное изваяние.

Они были не одни.

Глава 38. Появление волчицы

Хруст ветки был слишком явным, чтобы списать его на случайность или игру ветра. Это был звук человеческого шага. Осторожного, но уверенного.

Всеслав, еще не успевший полностью скрыться в лазе, выпрямился как пружина, разворачиваясь. В его руке блеснула сталь. Лютобор, застывший рядом, выхватил свой короткий меч. Они оба понимали: их обнаружили. Но кто? Дозор острога? Засада, устроенная Янеком?

Из белой круговерти метели, бесшумно, как стая волков, вышли темные фигуры. Они появлялись одна за другой, вырастая из вьюги, и за несколько секунд оцепили их плотным, неразрывным кольцом. Их было не меньше десятка. Двигались они слаженно, по-военному, и в руках каждого было обнаженное оружие.

Всеслав и Лютобор оказались спина к спине, в центре смертельной ловушки.

Из кольца окружения вперед вышли двое. Одна фигура – высокая, могучая, как скала, с большой секирой в руке. Даже в полумраке Всеслав узнал широкие плечи варяга Ульфа.