Слабая ведьма
- -
- 100%
- +
Ничто не достается так дешево, как нам кажется.
ПРОЛОГ
Ветер срывал сизую пену с гребешков волн. Это дальше, у берега, буруны казались ослепительно-белыми, а здесь напоминали грязную накипь в кастрюле нерадивой хозяйки. Море методично билось о каменный берег пустынного острова Ит, и казалось, стань волна хоть немного выше, она прокатится от одного его края до другого, ибо больше всего Ит напоминал плоскую тарелку, поставленную на водную гладь. Поверхность его была покрыта серыми чешуйками шелушащегося от времени камня, лишь редкие кустики ковыля выживали на скудной почве. Единственное, что оживляло унылую равнину, – высокая круглая башня черного базальта, как будто выросшая из самого центра острова. Наверх не вело ни единой лестницы, так что нечасто (теперь) посещавшие остров моряки только диву давались – кому понадобилось возводить посреди пустынного клочка суши подобное сооружение.
Одни легенды гласили, что башня – посох гиганта, расы, некогда населявшей Мир, забытый им на привале и навсегда вросший в землю; другие – что это усыпальница великого эльфийского мага (хотя на кой бы эльфы потащили своего великого мага хоронить на забытом богами острове, да еще в башне?!).
На самом деле башня была творением человеческих рук (поразительно, как быстро люди забывают собственные свершения и как легко начинают приписывать их сверхъестественному). Было время, правитель соседнего Сан-Аркана собирался сделать из башни маяк. Но бухта, недалеко от входа в которую располагался остров, изобиловала подводными скалами и отмелями и не годилась для морских судов. Кроме того, на острове не было ни деревца, ни источника, а возить дрова, воду и провизию для смотрителя маяка с Континента было накладно. Так что правитель очень быстро оставил эту идею.
Потом пошла мода на скалолазанье, и на остров зачастили целые экспедиции. Компании смельчаков отчаянно штурмовали идеально гладкую поверхность Башни Итилора, на которой самый острый резец или зубило не оставляли ни малейшей царапины. Редко кто поднимался до ее середины, так что сильно покалечившихся было немного. Неизвестно, достиг ли кто-нибудь вершины башни-скалы, Мир не сохранил об этом памяти. Да, собственно, и помнить-то нечего. Башня была совершенно пуста, если не считать девяти каменных тронов, установленных по кругу в зале на самом верху.
Длинные и узкие окна (от потолка до пола) прорезают стены на равном расстоянии друг от друга. Стекол нет, и пахнущий морем ветер спокойно разгуливает по залу.
Уже лет семьдесят, как башню вовсе оставили в покое и она стоит посреди пустынного острова. Одинокая, вылизанная ветром…
Но сегодня не один ветер хозяйничал в Итилоре. Пять из девяти каменных кресел были заняты. Мужи, восседавшие в них, напоминали величественным видом королей из прошлого (какими их изображают на картинах) или прославленных полководцев. Но, пожалуй, они могущественнее и тех и других, вместе взятых, ибо в Итилоре заседает Совет Девяти Великих, Заглянувших за Грань, Постигателей Равновесия, мудрейших Магов этого Мира.
Итак, магов осталось всего пятеро. И, если уж быть совсем точным, то только четверо из них восседали на тронах, а пятый с надменным видом прогуливался по залу, чем безумно раздражал Председателя.
Верлейн Седой, председательствующий на Совете, обвел взглядом собравшихся. Трое из них приняли приглашение явиться без всякого энтузиазма и теперь демонстрировали нарочитое равнодушие к вынесенному на обсуждение вопросу. Верлейн нахмурился. Если уж Великие Маги не способны оценить опасность, нависшую над Миром, кто же сумеет противостоять ей?!
– Есть желающие высказаться? – повторил он свой вопрос, но услышал лишь невнятное ворчание да скучающие вздохи. Только Дэйл, сидевший напротив, сочувственно улыбнулся и развел руками: мол, что уж тут поделаешь. Великому захотелось испепелить своих собратьев на месте, но это было слишком опасно даже для него, поэтому он сделал еще одну попытку достучаться до их сознания.
– Вы не сможете игнорировать это, коллеги, мана истончается с каждым днем, с каждым произнесенным нами (вами!) заклинанием. Приходится признать: постулат о том, что запасы этой волшебной энергии неисчерпаемы, ошибочен. Более того, все мы пользуемся одним источником, так что прямо сейчас десяток знахарок расходует драгоценную энергию на какое-нибудь второсортное любовное заклинание для деревенского свинопаса. Если не принять меры, вскоре мы с вами превратимсяв жалких стариков, годных только на то, чтобы развлекать народ фокусами на ярмарке. Но и фокусов вы сумеете показать, господа, без магической силы немного!
– Думаю, это временное явление, – заявил Эгей, придворный маг далекой островной империи, название которой с трудом мог выговорить даже он сам (а Верлейн и вовсе не пытался), – как колебание уровня моря. Сегодня – пусто, завтра – густо. К чему устраивать панику?
– Жара на вашем острове совсем вытопила тебе мозги, Эгей, – негромко, но так, что все слышали, заметил Председатель. – С момента основания Мира количество маны постоянно уменьшается. Не было ни одной эпохи, когда бы наметился хоть какой-то ее рост. В Пророчестве есть скрытый намек на полное исчезновение магической энергии, и это ознаменует конец Мира.
– При чем здесь Пророчество?! Стоит чему-нибудь случиться, как все кидаются искать связь с Пророчеством. А между тем это не более чем бред перепившегося жреца! – перебил его Эгей.
Дэйл примирительно положил ему руку на предплечье.
– А что с магией эльфов и драконов? – спросил он, чтобы разрядить обстановку. – Они ощущают что-либо подобное?
Верлейн кинул мрачный взгляд в сторону Эгея, но не стал вступать с ним в дискуссию, а ответил Дэйлу:
– Эльфы, возможно, да. Этот их закон, ограничивающий рождаемость, его можно понимать двояко, а что касается драконов… – взгляд Великого обратился к высокому темноволосому мужчине в красном плаще, застывшему у северного окна башни, – …благодаря выходкам некоторых из нас драконы больше не ведут диалогов с магами, предпочитая иметь с ними дело только в жареном виде.
Взгляды остальных обратились на владельца красного плаща, но тот даже бровью не повел, продолжая изучать монотонную равнину, простиравшуюся со всех сторон башни.
– Не моя вина, – ни к кому в особенности не обращаясь, проговорил он, – что некоторым моим коллегам не хватило сноровки, чтобы управиться с драконом. К тому же ящеры лишены понятия кровной мести, так что их встречи с магами ко мне никакого отношения не имеют.
Это высказывание вызвало возмущенные восклицания, но Верлейн жестом остановил перепалку.
– Мы собрались не для того, чтобы обсуждать разборки с драконами! – Голос председательствующего пророкотал, словно гром под сводами башни, и Маги вспомнили, что Седой Колдун значительно превосходит их в могуществе и способен любого размазать по стене движением пальца (а может, и без него). В зале воцарилась тишина.
– Так есть у кого-нибудь предложения?
Члены Совета молчали. Каждый из них имел соображения на этот счет, но предпочитал приберечь их для себя.
– Ну, да и … с вами! – грубо, но почти беззлобно выругался Верлейн и, плюнув на каменный пол, исчез из зала. Через некоторое время один за другим комнату покинули и остальные. Опустевшая каменная Башня осталась одиноко торчать посреди простирающейся на несколько миль пустоши на необжитом острове, недалеко от северного побережья Закатного моря. Исчезая, Верлейн успел послать Дэйлу мысленное предложение встретиться через три дня в Дессе, где у того была постоянная резиденция.
Дэйл-Целитель был не самым сильным магом Совета, зато обладал покладистым характером и испытывал неподдельное уважение к Председателю. «От этого хоть не надо будет постоянно прикрывать спину!» – здраво рассудил Верлейн, выбирая напарника для осуществления своего далеко идущего плана. Где размещалась резиденция самого Великого Мага, не знал никто, и теперь он в очередной раз похвалил себя за предусмотрительность, ибо задумал войну, и в войне этой должны были один за другим пасть все его коллеги по Совету.
– Что ж, я предоставил им шанс, но никто не попытался этим воспользоваться! – Верлейна отнюдь не радовала перспектива остаться единственным в Мире магом, ему, как всякому умному и уверенному в себе человеку, нравилась определенная состязательность. Но единственный найденный им выход не предусматривал наличия соперников, равно как и соратников. Собственно, план был простой, но вот его осуществление – трудоемким, «затратным» – как называл это Председатель.
Маг вздохнул и превратился в грузного мужчину средних лет, чьи темные, коротко остриженные кудрявые волосы были прямой противоположностью его собственным белоснежным сединам. Черный хитон и мантия колдуна превратились в нарядный камзол с золотым позументом, плотно обтягивающий широкую спину.
Недалеко от ворот Сан-Аркана Верлейн уселся в поджидавшую его карету и с наслаждением откинулся на мягкие подушки. Заклятье перемещения всегда отнимает много сил, но на Совет принято являться лично. Тем досаднее было потратить столько энергии даром!
Таким, вполне обычным способом Председатель и въехал в город. Никто из жителей государства, где колдовство считалось преступлением, не заподозрил бы в толстяке-царедворце с глуповатым лицом – Великого Мага, Председателя Совета Девяти и прочее, и прочее…
Часть I
ЛЕННА ИЗ ЛЕДО
Глава 1
Она проснулась на чердаке, самом сухом месте во всем доме. К тому же только здесь имелся маленький закрытый очаг, сложенный из дикого камня, гладко обкатанного рекой. Во всем остальном доме огонь был только на кухне, да и там использовался сугубо для готовки, а вовсе не для обогрева. Но Мирра была по здешним меркам существом странным, если не сказать ненормальным, потому что, в отличие от других жителей деревни, влажной сырости спален, расположенных, как и во всяком приличном доме, на первом этаже, предпочитала рассохшиеся доски чердака и такой опасный, даже в своей каменной темнице, живой огонь. Старая Ракита – Миррина бабушка такими закидонами не страдала. Она, как и все порядочные люди, спала внизу, и ложе ее стояло изголовьем к роднику, бьющему прямо из каменной стены дома и наполняющему (прежде чем нырнуть в каменную трубу, ведущую под полом) неглубокий полукруглый бассейн.
Солнце пробилось сквозь маленькое окно под крышей, высветило тонкие щели в углу, где черепичный настил разошелся после недавней бури. Деревянные стропила, поддерживающие крышу, тоже были все в трещинах от времени. Мирре подумалось, вряд ли их дому грозит скорый ремонт. Жили они с бабкой вдвоем, две женщины, и если Старой Раките уже поздновато было думать о новом замужестве, то и Мирре, хоть и была она в самом том возрасте, рассчитывать на замужество тоже не приходилось. Ее «нездоровую» тягу к теплу и сухости еще как-то можно было объяснить, но уж врожденную глухоту так просто не скроешь. Возможно, будь Молодая Ракита писаной красавицей, мужчины и не стали бы придавать особого значения ее странностям. Но она была девушкой внешне самой обыкновенной: бледная кожа, невыразительного цвета волосы, полная грудь и невысокий рост… Одним словом, популярностью у мужской части населения Ледо Мирра не пользовалась, а значит, и рассчитывать на мужские руки в хозяйстве не приходилось.
Она еще немного полежала в кровати, глядя на тонкую игру пыли в солнечном квадрате окна, потом, вздохнув, поднялась с постели. Пора было заняться работой, а то так и осень пройдет, а крыша все стоит нечиненая. Не надевая платья, девушка спустилась на первый этаж, чтобы принять ванну. Бабушкина постель, как всегда, была аккуратно заправлена, к тому же Ракита умудрилась уже заново разровнять земляной пол, изрытый за ночь корнями, и теперь командовала работой вору в огороде. Мирра подумала, что бабушка снова будет недовольна тем, как поздно она встала, и постаралась прошмыгнуть незаметно. Это ей удалось. Приняв ванну, она почти было ускользнула из дома, но Старая Ракита слишком хорошо знала свою внучку и караулила ее у дальней калитки.
– Куда это ты собралась? – уперев в бока жилистые руки, спросила она строго.
Пойманная беглянка лишь досадливо встряхнула головой.
– Ну, к чему мне тащиться на эту нудную церемонию, будто неизвестно, кто станет новой ленной? Даром, что ли, жрецы весь год прикармливали Зорнака у дерева Лилабеллы Вяз?! Тут даже Фермера спрашивать не надо… – Мирра легкомысленно махнула рукой и попыталась проскользнуть в калитку мимо бабки, но та лишь тверже уперла кулаки в бедра.
– Мирра Ракита, не смей пренебрежительно отзываться о заветах Фермера! Глухота не извиняет богохульства! Изучай ты внимательнее законы Творца, глядишь, и услышала бы Его Голос!
Мирра отступила на шаг, склонив голову. Бабушка оседлала своего любимого конька, и можно было не сомневаться, что теперь не меньше получаса придется выслушивать ее наставления. А потом еще и тащиться в Храмовую рощу, глядеть, как священный Зорнак (а в действительности – обычный петух, может, только хвост чуть длиннее, чем у других деревенских квохтунов) изберет новую правительницу на тридцать три лунных года.
Лунный год длился в среднем около тридцати месяцев, длина его постоянно менялась и зависела от сложного движения по небу большей из лун – Ауреи. Орбита ее была сложна, и каждую ночь она кружилась по небу в замысловатом танце, то со своей бледной сестрой – Ми-нолой, то без нее, но сама никогда не покидала ночного свода. Примерно раз в тысячу дней (иногда меньше, иногда больше) Аурея восходила в новом зодиакальном созвездии, тогда считалось, что наступил новый лунный год. Мирра давно отчаялась понять, каким образом жрец раз за разом определяет, сколько дней он продлится, и какой момент считать новым восходом Большой Луны. Наверное, тот исполнял неслышные ей команды Великого Фермера или (как подозревала Молодая Ракита) просто говорил первую пришедшую ему в голову цифру. Покивав для вида головой (на самом деле она пропускала бабкины нотации мимо ушей), вернулась в дом. Что ж, раз предстоял поход на деревенскую сходку, стоило приодеться: вдруг красавчик Явор бросит на нее свой взгляд?
Мирра принялась перекладывать на чердаке свои платья. Среди них были и довольно изящные, такие сделали бы честь даже дамам из дома Вязов. Но Явор, конечно же, всю церемонию будет стоять об руку с младшей Рябиной. Он бы и с Лилабеллой постоял, но та, как всем известно, станет женой Главного Жреца, а уж этот такого не потерпит!
Девушка перебрала платья и, как обычно, остановила выбор на своем любимом – зеленом (болотного цвета) с длинной, расширяющейся книзу юбкой, начинающейся прямо под грудью, отчего (во всяком случае, Мирре так казалось) она выглядела гораздо стройнее. Платье было не новое, прошлогоднего посева, зато лиф и рукава расшиты тонкой заморской нитью, в тон основной ткани. (Других швов на платье, как и водится у лесного народа, не было.)
Натянув платье и придав волосам отдаленное подобие праздничной прически, младшая Ракита вновь спустилась с теплого чердака вниз. Солнце высушило траву на лужайке перед домом, бабушка уже ждала ее у порога (опять Старая Ракита оказалась расторопней внучки!). Вдвоем они не спеша направились в сторону Храмовой рощи.
Собственно, праздничная церемония представляла собой ритуальный полив Главного Родового Дерева, потом разбрасывание прошлогодних семян и, наконец, обряд, называемый «выбор Зорнака». Раз в три года (не обычных, лунных) священную птицу на глазах у всей общины выпускали из золотой клетки (куда ее впихивали накануне вечером, а до того петух спокойно кормился плодами и ягодами в той же Священной роще). Девушка из рода, чье дерево избирал себе Зорнак в качестве насеста, считалась ленной (Правительницей) общины до следующего Священного дня. На самом деле выбор был формальный, вот уже много сотен лет титул ленны не выходил за пределы правящего рода Вязов, потому что люди их клана составляли большую часть общины. И не зря главный жрец (естественно, тоже «побег» древнего рода) ежедневно развешивал на ветвях старого Вяза душистые куски мяса и сладкие лепешки! Впрочем, недовольных правлением в деревне не было. Чего уж там, главный жрец тонко чувствовал волю Фермера, а Старейшина – его брат, умело улаживал деревенские дела еще со времен Последнего Потопа. Ледо жил тихой, размеренной жизнью, в достатке и покое, и это вполне устраивало всех его обитателей. Почти всех… Мирре такая жизнь казалась тоской смертной. Должно быть, права была Старая Ракита, порой в сердцах называвшая внучку «перекати-поле» – а это было худшее ругательство у лесного народа. Ночью, лежа без сна и прислушиваясь к монотонному бульканью родника в бассейне, Мирра мечтала, что однажды в Ледо приедет прекрасный смелый юноша – сын старейшины из соседней общины… Или нет, лучше принц из самого Сан-Аркана… И увезет ее, чтобы вместе укорениться в какой-нибудь чудесной далекой стране…
Мечты были несбыточные (с чего бы приличному юноше из соседней общины Ясеней добиваться руки девушки из малопочитаемого в здешних местах рода Речной Ракиты? И уж тем более нечего было делать в здешней глуши благородным отпрыскам Аркана), но Мирра с улыбкой засыпала под эти фантастические грезы и тихий шепот воды.
По дороге к Храмовой роще к ним прибились соседи – многолюдное семейство Рябины (второй по численности род в Ледо). Мирра с Рено – Рябиной принялись обсуждать наряды встречавшихся по дороге подруг. Старая Ракита завела чинный разговор с матерью Рябиной об урожае. За разговорами незаметно дошли до Общинного дома и окруженной редкой изгородью Храмовой рощи. Вдоль изгороди успела собраться изрядная толпа. Люди карабкались на верхние перекладины, чтобы получше рассмотреть стоящего посреди поляны жреца с золотой клеткой в руках. Мирра не стала даже пытаться протолкнуться в первые ряды: была охота смотреть на летающего петуха! Она присела на согретый солнцем пригорок рядом с наезженной дорогой, ведущей к Общинному дому. Из-за спин зрителей до нее доносилось ритуальное бормотание жреца, потом наступила короткая тишина, лесные люди вскинули обе руки к небу, а лица, напротив, склонили к земле, вслушиваясь в разлитый в пространстве голос Великого Фермера. Мирра вслед за всеми воздела вверх руки и опустила голову, старательно разглядывая цепочку муравьев-листорезов, спешащих с ношей по своим делам. Она давно прекратила попытки услышать Великий Голос, призывающий: «Расти и цвести, колоситься и плодоносить» и так далее… Потом опять забормотал жрец, а спустя еще несколько минут до нее донеслось громкое хлопанье крыльев и почти сразу – истошный визг. Мирра чуть не свалилась с облюбованного ей пригорка. Визжала Лилабелла Вяз. Вслед за ней подняли крик и другие. Ракита вскочила на ноги, пытаясь из-за спин разглядеть, что такое происходит в «Лесном круге», но так ничего и не увидела. А новость уже разнеслась по толпе: непонятно как, в дупло на старом вязе забралась ласка, спугнувшая священного Зорнака, собиравшегося облюбовать свою привычную ветку. Петух в панике закудахтал, забил крыльями и метнулся подальше от вяза, в самый угол Храмовой рощи и приземлился… на гибких ветвях речной ракиты. Толпа ахнула, но многие успели разглядеть хищную мордочку зверька, и выбор был признан недействительным. Младшие жрецы с трудом поймали шарахающегося от них петуха и вновь поместили его в клетку. Главный жрец заново прочитал ритуальные молитвы и распахнул дверцы клетки, второй раз призывая Священную птицу сделать выбор. Однако то ли запах ласки не успел выветриться с веток вяза, то ли от испуга у Зорнака начисто отбило память, но глупая птица, вместо того чтобы лететь на свое привычное место, едва открыли клетку, вновь ринулась к одиноко стоящей раките. Вспорхнув на самую верхушку, петух сидел там, раскачиваясь (ракита была еще молодая и довольно тонкая), мертвой хваткой впившись когтями в ствол, и орошал головы подбежавших снимать его жрецов жидким пометом. На этот раз толпа пораженно молчала. Сомнений не было – Священная птица сделала выбор. Так Мирра стала ленной Ледо.
Глава 2
Король Соединенного королевства сам погасил свечу (вызвать слугу – значит потратить еще какое-то время на изображение «всесильного государя») и опустил голову на мягкие подушки. Сон не шел. Правитель взбил подушку, но дело, конечно, было не в ней, ложе – в меру мягкое и упругое, свежие простыни пахнут ромашкой… Уснуть не позволяла вечерняя беседа с министром. Последнее время почти каждый разговор с Вейлом заканчивался для короля бессонницей. Министр медленно, но верно подталкивал государство к войне.
«И к чему, скажите на милость, нам захватывать совершенно никчемный хоть в стратегическом плане, хоть в торговом Тхлай?» – Властитель, как всегда, запнулся на проклятом названии. Вообще-то министр разъяснил «к чему», и в тот момент его доводы в самом деле показались убедительными. Но как же не хотелось совсем недавно вступившему на престол высочеству втягиваться в военный конфликт на другом конце Континента!
– Вы будете владеть единственной на этой стороне Мира базой для торговли с морским народом, – в который раз повторил Вейл. – Да и архипелаг не так уж плохо расположен. Построив флот, мы, то есть вы, сможете еще и взимать дань с морских торговых караванов. Не все же жиреть этим толстосумам из Мелузы! К тому же подумайте о том, что армия на полгода минимум покинет Сан-Аркан, и обойденным вами претендентам на престол станет затруднительно строить свои заговоры.
Этот довод срабатывал всегда. Вейл мысленно потер руки. Уходя спать, король почти согласился на его план захвата Тхлай-Охолатхлской империи. Теперь нужно было устроить так, чтобы утром тот не смог передумать.
Эгей вышел на песчаный берег. Солнцу было еще далеко до зенита, ленивые волны едва лизали белую полосу песка, обильно перемешанного с ракушечником. Сегодня был базарный день, и из города на берег уже потянулись торговцы с ручными повозками – везли на обмен свои товары морскому народу.
Маг всматривался в лазурную гладь залива, с минуты на минуту ожидая увидеть блестящие изгибы спин: наяды всегда приплывали все вместе. И каждый базарный день Эгей ждал на берегу их появления. Когда-то именно морской народ заставил его выбрать из всего множества мест, где мог бы поселиться волшебник, этот отдаленный остров. Император Тхлай-Охолатхл (а для домашних просто император Ти) был, если честно, мелким племенным царьком. Его подданные возделывали банановые плантации да ловили рыбу в прибрежных водах. Здесь не было университетов (как в Сан-Аркане), император не жаловал науки и не вел значительных войн, так что делать порядочному волшебнику здесь по большому счету было нечего. Но это было единственное место по эту сторону Континента, где морские наяды имели постоянные контакты с наземными жителями. Дважды в месяц их посланцы приплывали к берегу центрального (и самого большого) острова Тхлай и приносили садки с диковинными глубинными рыбами, ожерелья из гигантского жемчуга, восхитительные раковины и другие дары моря. В обмен морские жители требовали изделия из железа, особенно ценились ими ножи и гарпуны из закаленной стали. А иногда они покупали и украшения из литого золота. Много лет назад Эгея случайно занесло на архипелаг (он уже и не мог вспомнить, по каким делам прибыл сюда), тогда тоже был базарный день, и тхлайцы толпились у берега. Оживление их показалось не совсем обычным, и Эгей подошел к толпе. На камне у берега сидела удивительная девушка… Кожа ее была покрыта плотной серебристо-голубой чешуей, похожей на рыбью. Серебряные волосы спускались до талии, прикрывая грудь, на бедрах было некое подобие набедренной повязки из переливчатой кожи каких-то рыб. Ступни стройных ног утопали в воде, но Эгей по книгам знал, что между пальцами у этих существ растут перепонки. У морской красавицы были огромные темно-синие, почти черные глаза и вполне человеческие (и очень симпатичные) рот и носик. И она пела…
Наяды не говорят на человеческом языке, с островитянами они изъяснялись посредством знаков, а между собой переговаривались щелчками и посвистываниями. Точнее, так общались между собой наяды-мужчины, а наяду-девушку Эгей (и островитяне, судя по всему, тоже) видел впервые. Песня не содержала отдельных слов, русалка выводила бесконечную мелодию голосом, и хотя не было в ней привычного человеческому уху повторяющегося ритма, люди на берегу слушали затаив дыхание. Девушка подыгрывала себе на инструменте, отдаленно похожем на арфу, серебряные струны были натянуты на вогнутый черепаший панцирь. Закончив мелодию, она улыбнулась, показав зрителям сплошную белую пластину зубов, и указала рукой на струны. Самый догадливый из торговцев бросился к своему лотку за серебряной проволокой. Получив товар и расплатившись ниткой жемчуга, наяда нырнула и исчезла, с тех пор Эгею не доводилось встречать русалок. Он поселился на острове и каждый базарный день выходил к морю. Но на торг приплывали только суровые синие мужики – морские воины и охотники. Первое время Эгей пытался, как мог, расспрашивать их о наядах-женщинах, но те делали вид, что не понимают или действительно не понимали, чего добивается от них странный маг. И все же Эгей надеялся, что серебряные струны не были вечными…