…человек должен понимать и помнить, что бог открывается только непосредственно сердцу человека…
Лев Толстой
Вы должны знать, что Бог веет через вас с самого начала, и если ваше сердце светится, <…> значит, Он творит в нем.
Райнер Мария Рильке
Переводчик Владислав Васильевич Цылёв
Иллюстратор Владислав Васильевич Цылёв
Дизайнер обложки Владислав Васильевич Цылёв
© Владислав Цылёв, 2025
© Владислав Васильевич Цылёв, перевод, 2025
© Владислав Васильевич Цылёв, иллюстрации, 2025
© Владислав Васильевич Цылёв, дизайн обложки, 2025
ISBN 978-5-0067-4587-2 (т. 2)
ISBN 978-5-0067-4588-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
*
Лев Толстой (1828—1910) и Райнер Мария Рильке (1875—1926) – два выдающихся духовидца и творца, которые в поисках смысла жизни и бессмертия шли разными, но самоотверженными путями. Оказавшись «лицом к лицу» в 1900 году в Ясной Поляне, они, столь разные по темпераменту и убеждениям, так и не смогли достичь взаимопонимания. И это не удивительно, ведь чтобы великие души по настоящему узнали друг в друга и заговорили на одном языке, им нужен простор вечности.
Остаётся только догадываться о содержании их яснополянских бесед, но по прошествии ста лет та недосказанность, которая возникла в разговоре между ними, становится всё более животрепещущей и красноречивой.
Чтобы восполнить зияющий пробел от той встречи, данная публикация представляет собой попытку воссоздать возможный разговор Толстого и Рильке, и единственным подспорьем для этого будут цитаты из их произведений и писем.
Продолжая диалоги, начатые в книге «Рильке и Толстой: художник и бог»1, центральной темой которых является искусство, данный сборник охватывает более широкий круг тем, главной из которых является вера и Бог.
*
Вводные замечания
Настоящая публикация не преследует раскрытие темы Бога в творчестве Рильке или Толстого. Мне, как почитателю гениев этих двух самобытных художников, в первую очередь важен их духовный опыт, который проявляется ещё ярче и полнее, когда позволяешь столь непохожим творцам вести умозрительный диалог.
Именно опыт, а не слова, роднит эти две великие души. Ибо обитель у них одна – озарённый разум и сердце.
А потому каждый диалог я старался представить предельно прозрачным по смыслу, хотя, признаться, это мне не всегда удавалось, ведь даже по частным вопросам взгляды и Рильке, и Толстого невозможно передать в двух словах, не говоря уже о целостном мировоззрении каждого.
И всё же для лучшего понимания наиболее «тёмных» мест, особенно в заключительных диалогах, в книгу включён дополнительный раздел, содержащий два небольших материала: скандально известный «символ веры» Льва Толстого, который он в предельно ясной форме изложил в своём ответе Синоду в 1901 году, и краткое введение в «метафизику» позднего Рильке периода его «Дуинских элегий».
*
От составителя и переводчика
Все диалоги в книге – плод моего воображения, поскольку о реальной беседе в Ясной Поляне нам ничего не известно кроме того, что речь шла «о пейзаже вокруг, о России, о смерти…»
Рассуждения Рильке в диалогах представляют собой выдержки из его дневников2 и писем3. Указанные произведения являются общественным достоянием. Все цитаты даны в моём переводе c немецкого языка.
Рассуждения Толстого взяты из следующих его произведений: «Христианское учение»4, «В чём моя вера»5, «Краткое изложение Евангелия»6, «Соединение и перевод четырех Евангелий»7. Все цитаты приведены с сохранением стилистических и грамматических особенностей оригинала.
Важно отметить, что в исходные тексты я добавил выборочную разбивку: некоторые ключевые слова или фразы выделены мной в
отдельные строки,
акцентируя на них внимание читателя.
Иллюстрации в книге – вымышленные, созданы мной на основе общедоступных фотографий начала XX века.
Владислав Цылёв
Диалоги
«Бог» и «боги»
Рассуждения Р-М. Рильке (из письма Лотте Хепнер, 8 ноября 1915 г.) с комментариями Л. Толстого
Рильке:
Не смущает ли Вас, что я говорю «Бог» и «боги» и, для полноты картины, преследую Вас этими догматическими терминами (как призраками), думая, что они будут иметь какое-то значение для Вас? [1]
Толстой:
Всегда с самых древних времен, люди чувствовали бедственность, непрочность и бессмысленность своего существования и искали спасения от этой бедственности, непрочности и бессмысленности в вере в бога или богов, которые могли бы избавлять их от различных бед этой жизни и в будущей жизни давали бы им то благо, которого они желали и не могли получить в этой жизни.
Рильке:
…допустим на мгновение, что существует некое метафизическое царство. Давайте согласимся, что с самого начала своего существования человек создал богов, в которых заключались все омертвелые и угрожающие, смертоносные и ужасающие элементы жизни – ее насилие, ярость, сверхчеловеческое помрачение, и что все они были связаны в один тугой узел жестокости – нечто чуждое нам, если угодно, и все же позволяющее нам признать, что мы осознавали его, терпели его и даже принимали его ради несомненной, тайной связи и причастности к нему. Ибо мы тоже были такими; только мы не знали, что делать с этой стороной нашего опыта… [1]
Толстой:
И потому с древнейших времен среди разных народов были и разные проповедники, которые учили людей о том, каковы тот бог или те боги, которые могут спасать людей, и о том, что нужно было делать для того, чтобы угодить этому богу или богам, для того, чтобы получить награду в этой или будущей жизни.
Рильке:
…боги были слишком велики, слишком опасны, слишком многолики, они разрастались за пределы нас самих, приобретая непомерную значимость; с учетом многочисленных требований нашей жизни, приспособленной к нашим привычкам и достижениям, мы сочли невозможным иметь дело с этими неуправляемыми и непостижимыми силами; и поэтому мы согласились поместить их вне нас. [1]
Толстой:
Одни религиозные учения учили тому, что бог этот есть солнце и олицетворяется в разных животных; другие учили, что боги – это небо и земля; третьи учили тому, что бог создал мир и избрал из всех народов один любимый народ; четвертые учили, что есть много богов и что они участвуют в делах людей; пятые учили тому, что бог, приняв образ человека, сошел на землю.
Рильке:
Но поскольку они [боги] были переполнением нашего собственного существа, его самым мощным элементом, до чрезвычайности мощным, огромным, жестоким, непостижимым, часто чудовищным – как же они могли, сосредоточенные в одном месте, не оказывать на нас своё влияние, не демонстрировать своё могущество и не господствовать над нами? И, заметьте, отныне извне. [1]
Толстой:
И все эти учителя, перемешивая истину с ложью, требовали от людей, кроме воздержания от поступков, считавшихся дурными, и исполнения дел, считавшихся добрыми, еще и таинства, и жертвы, и молитвы, которые больше всего другого должны были обеспечивать людям их благо в этом мире и в будущем.
<…> Но чем больше жили люди, тем меньше и меньше удовлетворяли эти вероучения требованиям души человеческой.
Рильке:
Нельзя ли отнестись к истории Бога как к почти никогда не исследованной области человеческой души, которую всегда откладывали, берегли и которой в итоге всегда пренебрегали? [1]
Не вера, а направленность сердца
•
Рассуждения Р. М. Рильке (из письма Ильзе Блументаль-Вайс, 28 декабря 1921 г.) с комментариями Л. Толстого
Рильке:
Вера! Такого понятия просто не существует, – чуть было не сказал я. Есть только любовь. Понуждение сердца принять то или иное за истину, которое мы обычно называем верой, не имеет никакого смысла.
Толстой:
…разум людей, воспитанный в человеческом обществе, никогда не бывает свободен от извращения. Всякий человек, воспитанный в человеческом обществе, неизбежно подвергается извращению, состоящему в обмане веры.
<…> По моим понятиям, вера есть то, что верна та основа, на которой зиждется всякое действие разума. Вера есть знание откровения, без чего невозможно жить и мыслить. Откровение есть знание того, до чего не может дойти разумом человек, но что выносится всем человечеством из скрывающегося в бесконечности начала всего. Таково, по мне, должно быть свойство откровения, производящего веру; и такого я ищу в предании о Христе и потому обращаюсь к нему с самыми строгими разумными требованиями.
Рильке:
Прежде всего, нужно найти Бога где-то, ощутить его как бесконечно, потрясающе, безоговорочно присутствующего; тогда, что бы человек ни почувствовал по отношению к нему – страх, изумление, замирание дыхания и, в конце концов, любовь, – это всё едва ли будет иметь значение.
Толстой:
…смысл жизни каждого отдельного человека <…> только в увеличении в себе любви, <…> это увеличение любви ведет отдельного человека в жизни этой ко все большему и большему благу, дает после смерти тем большее благо, чем больше будет в человеке любви, и вместе с тем и более всего другого содействует установлению в мире Царства Божия…
Рильке:
Но для веры, этого навязчивого стремления к Богу, нет места там, где человек начал с открытия Бога, и где он уже не может остановиться, с какой бы ступени он ни начал…
Толстой:
И потому обман веры есть основа всех грехов и бедствий человека. Обманы веры суть то, что в Евангелии названо хулой на святого духа и про которую сказано, что это действие не может проститься, т. е. что никогда, ни в какой жизни не может не быть губительно.
•
Рассуждения Р. М. Рильке (из письма Ильзе Блументаль-Вайс, 28 декабря 1921 г.) с комментариями Л. Толстого
Рильке:
И Вам-то, по рождению еврейке, с таким богатым и непосредственным переживанием Бога, с таким древним страхом перед Богом в вашей крови, не пристало беспокоиться о «вере». Просто почувствуйте Его присутствие в себе…
Толстой:
Смысл царства Божия в мире Иисус выразил словами пророка Исаии. Царство Божие есть счастье для несчастных, спасение для страдающих, свет для слепых, свобода для несвободных. Ученикам своим Иисус сказал, что царство небесное в том, что отныне Бог уже не будет тем Богом неприступным, каким он был прежде, а что отныне Бог будет в мире и в общении с людьми.
Рильке
…и если Он, Иегова, хотел, чтобы его страшились, то это происходило только потому, что во многих случаях между человеком и Богом не было другого способа соприкосновения, кроме страха. Ведь страх перед Богом – это лишь, своего рода, оболочка того состояния, внутреннее содержание которого не имеет привкуса страха, но может созреть до самой невыразимой безымянности и сладости для того, кто теряет себя в нем.
Толстой:
Если Бог в мире и в общении с людьми, то – какой это Бог? Тот ли это Бог творец, сидящий на небесах, являвшийся патриархам и давший свой закон Моисею, Бог мстительный жестокий и страшный, которого знали и почитали люди, или это другой Бог?
Рильке [Ильзе Блументаль-Вайс]:
Не забывайте, в вашем роду один из величайших богов мироздания, Бог, приверженцем которого нельзя стать когда пожелаешь, как приверженцем христианского Бога, но Бог, к которому человек принадлежит через свой народ, потому что с незапамятных времен Он сотворён и сформирован в его праотцах, так что каждый еврей был утвержден в Нем (и в том, кого никто не смеет назвать), навечно посажен в Него корнем своего языка!
Толстой:
Иисус, говоря о законе, никогда не разумел закона Моисеева, а закон общий и вечный, нравственный закон людей. Иисус не учит тому, как исполнять положение Моисеевых книг о клятве, а учит тому, как выполнять закон вечный, запрещающий всякую клятву.
<…> Христос отрицает всё, решительно всё вероучение еврейское.
Рильке:
Я испытываю неописуемое доверие к тем народам, которые пришли к Богу не через веру, а обрели Бога благодаря своему родовому укладу – в своих корнях. Например, евреи, арабы, в какой-то степени православные русские – и, в иной форме, народы Востока и древней Мексики.
Толстой:
…прием обмана веры состоит в том, <…> что существует другое, более надежное [чем разум] орудие познания: откровение истины, передаваемое богом непосредственно избранным людям при известных знамениях, чудесах, т. е. сверхъестественных событиях, подтверждающих верность передачи.
Иисус сказал:
Бросьте храм этот, я в три дня возбужу новый, живой храм Богу.
И иудеи сказали:
Как же ты сделаешь сейчас новый храм, когда этот строился сорок шесть лет?“. И Иисус сказал: „Я говорю вам про то, что важнее храма.
Рильке:
Для них [этих народов]
Бог – это [их] происхождение, а значит, и [их] будущее.
Толстой:
Вы бы не говорили этого, если бы понимали, что значат слова пророка:
Я, Бог, не радуюсь вашим жертвам, но радуюсь вашей любви между собой. Живой храм – это
весь мир людей Божиих,
когда они любят друг друга.