Брок

Моему сыну, который любит сказки и не любит спать.

Моей жене, которая любит и не любит всё то же, но наоборот.

Вечнозелёный Южный Лес был огромен. Он простирался от широкой реки на юге до Великой Горы и водопада под названием Медвежья Пасть на севере. Зима никогда не забиралась в этот край, что, безусловно, не могло не радовать многочисленных его обитателей.

К слову сказать, все звери и птицы в лесу очень любили и гордились своим общим домом. Никому и в голову не могло прийти, что можно жить где-нибудь ещё. Возможно, именно поэтому никто и никогда не покидал пределы Южного Леса. Чужаки также не жаловали эти места своим появлением. Поэтому жизнь в лесу текла спокойно и размеренно, и лишь мелкие дрязги, сплетни да споры изредка нарушали его тишину.

Так продолжалось очень долго, пока однажды в земли, что были за Горой, а затем и в сам Южный Лес не пришла война. Орды белых хищников с севера расширяли свои владения. Походившие чем-то на медведей, они всё же были куда больше и сильнее своих бурых сородичей. Никто и никогда прежде не видел здесь белых зверей. Оттого их сразу прозвали «чудовищами».

Испуганным до смерти лесным обитателям ничего не оставалось, кроме как всем вместе встать на защиту своего дома от страшного, доселе неведомого врага. Каким чудом им удалось победить – трудно сказать. Но всё же белый вожак был повержен, а оставшиеся чудовища бежали. Война завершилась. Однако, ещё долго не умолкали разговоры о ней, ещё долго оплакивали погибших.

Тем не менее, спустя какое-то время жизнь Южного Леса вошла в прежнее русло и вновь стала тихой и размеренной, какой и была прежде.

Глава 1

Медвежонок-чужак

День только начинался, и первые лучи солнца едва касались макушек деревьев. Пробиваясь сквозь листву, они падали вниз на ярко-зелёную траву, поблёскивая и отражаясь от капель утренней росы. Ночная жизнь Южного Леса заканчивалась, и многочисленные его обитатели уходили и уползали в свои норы, позволяя прийти на смену своим дневным собратьям. В те недолгие мгновения перехода от ночи к утру всё замирало, словно давая всем маленькую передышку. А когда первые трели жаворонков возвещали о начале нового дня, лес снова оживал.

Вокруг пахло мокрой травой и цветущей земляникой. Солнце, большим ярким шаром, то и дело выглядывая из-за облаков, медленно катилось вверх по голубому небу, уходя всё выше от горизонта.

Наконец его лучи перевалили через край небольшого холма и осветили логово старой медведицы, жившей у самого его подножия. Вход в её берлогу обхватывали толстые корни столетнего кедра – а точнее, того, что от него осталось. Около десяти лет назад молния угодила прямо в ствол этого могучего дерева, и крепкий кедр рухнул с вершины холма прямо к его подножию, словно срезанная острым когтем веточка. А на его месте остались лишь обугленный пень да корни, уходившие глубоко под землю.

Старую медведицу звали О́рла. Она жила здесь вот уже много лет – с тех самых пор, как погиб её единственный сын. Орла была очень ворчлива и постоянно находилась в плохом настроении. Во всём лесу не сыскать было зверя, который видел её улыбающейся. Она не любила своих сородичей и никогда не испытывала сожаления о том, что ушла из Дубовой Рощи, где жили почти все бурые медведи Южного Леса, поселившись под холмом на восточной окраине. С того самого момента, как погиб Ариа́н (так звали её сына), жизнь старой медведицы перестала иметь какой-либо смысл. Она не могла видеть, как другие медведи играют со своими детьми, как счастливы они в окружении своих больших семей. Медведица ненавидела их просто за то, что они живы, в то время как её сына больше нет. Она винила в своём горе абсолютно всех – весь мир, который предательски не рухнул после смерти её единственного детёныша.

Несмотря на преклонный возраст, старуха-медведица была всё ещё достаточно сильна и не нуждалась в чьей-либо помощи. А годы, проведённые в одиночестве, к сожалению, только усилили её злость по отношению к остальным зверям. Не желая никого видеть, она крайне редко покидала свои скромные владения.

Так бы она и прожила отшельницей до конца своих дней. Но что ни говори, а жизнь порой преподносит невероятные сюрпризы – когда их совсем не ждёшь. И с недавних пор у старой Орлы появился необычный, а самое главное – абсолютно незваный гость.

В большом дупле валявшегося на земле ствола полусгоревшего кедра, который только слегка напоминал того гиганта, некогда росшего на вершине холма, спал маленький медвежонок.

Стоит заметить, что появился он у старой медведицы не просто так. Медвежонок этот был весьма необычный, если не сказать – удивительный. Нет, уши, лапы и даже хвост у него были совершенно обыкновенными, и в целом он, конечно, походил на своих сородичей. Но вот его шерсть… О, она невероятным образом отличалась не только от других медведей, но и в целом – от всех, кто жил в Южном Лесу. Некоторые звери, особенно те, что охотятся по ночам и не вполне хорошо видят днём, могли бы сказать, что она слишком светлая. На самом же деле его шерсть была ослепительно белой и временами даже поблёскивала, когда на неё попадали солнечные лучи.

Нетрудно догадаться, что появление на свет такого необычного медвежонка никак не могло пройти незамеченным и, по правде, даже вызвало некоторые волнения в лесу. Так что было решено хотя бы на время спрятать его куда-нибудь подальше от посторонних глаз. Логово старухи Орлы как нельзя кстати подходило на роль такого места. Мало того что оно располагалось на самой восточной окраине, где почти никто из зверей не жил, так ещё и её саму в лесу не очень-то любили и старались, по возможности, не приближаться к её мрачному жилищу.

Большой тайной оставалось лишь то, каким образом удалось уговорить сварливую медведицу принять под свою опеку столь необычного гостя.

Он был совсем небольшого роста, с тёмно-бордовым носом и двумя чёрными, как угольки, глазами. Его задняя левая лапа была чуть короче остальных, поэтому он долго не мог научиться ходить и постоянно падал. Всякий раз, когда это происходило, медвежонок издавал смешной звук, похожий то ли на рычание, то ли на кряхтение: «Бр-р-ок» – и заваливался набок. Скорее всего, именно поэтому (хотя сложно утверждать наверняка) старуха-медведица и прозвала его Брок.

С самого своего рождения он спал в дупле лежащего на земле кедра. Поначалу это место даже казалось ему большим, однако со временем оно стало немного тесноватым. Старуха не пускала его в свою просторную берлогу, и тому приходилось ютиться в этом дупле – и в дождь, и при сильном ветре, словно какой-нибудь белке. Что и говорить, такое жилище было очень неудобным и совсем не подобающим для – пускай хоть и маленького, но всё же – медведя. Однако ничего лучшего он никогда и не знал.

Несмотря на то что старуха согласилась приютить у себя медвежонка, она ненавидела его и с самого первого дня давала Броку понять, что он здесь чужак и должен быть благодарен ей за то, что вообще ещё дышит.

– Тебя бы давно уже волки на куски порвали, если бы не я, – частенько повторяла медведица. – Нужно было отдать тебя филинам, чтоб заклевали такого урода. Это ж нужно было уродиться таким мерзким, да ещё и хромым. Будь моя воля – я бы давно отдала тебя стае волка Гло́тта, чтобы они раз и навсегда избавили наш лес от этой белой заразы! Ты только посмотри на себя – какой же ты отвратительный! – говорила она, брезгливо морщась.

Конечно, Броку доставалось не просто за цвет его шерсти. Он был рождён от одного из белых медведей – ненавистных врагов всех обитателей Южного Леса. И, глядя на него, старуха всякий раз вспоминала о тех, кто убил её сына. Так что на первых порах она сама еле сдерживалась, чтобы не перегрызть ему горло.

Медвежонку было запрещено уходить далеко от логова Орлы, дабы не провоцировать других зверей. Ведь они могли попросту его убить.

Однако вести в лесу забывались так же быстро, как и распространялись. Жизнь продолжалась, и со временем все новости превращались в слухи, а слухи – в мало похожие на правду сплетни. Так, несмотря на то что почти все слышали о рождении белого медвежонка у одной из бурых медведиц, уже спустя какое-то время мало кто об этом вспоминал.

Брок привык к оскорблениям старухи, ведь он слышал их с самого своего рождения. Ему было не столько обидно, сколько просто непонятно, почему он родился не таким, как все. Тётя Орла, как он её называл, не желала ничего объяснять и лишь сыпала проклятия, а порой даже и била его тяжёлой лапой по спине или тягала за уши. Время шло, и медвежонок смирился с мыслью о том, что он урод и что лучше ему не попадаться никому на глаза. Медведица под страхом смерти запрещала ему покидать их логово. Ему нельзя было уходить дальше кустов терновника и оврага, что был прямо за ними.

Дни тянулись долго, словно полузастывшая капля смолы, медленно ползущая вниз по стволу высокой сосны. Так как в силу уже преклонного (для медведей) возраста Орла не могла охотиться, её организм совсем отвык от мяса. И она практически полностью заменила его корешками и дикими ягодами. Особенно ей пришлись по вкусу маленькие плоды терновника. Кустарник этот был пышным, красивым и неимоверно колючим. А старуха-медведица была слишком велика и неуклюжа, чтобы пролезть к самой его середине, где было больше всего ягод. А, возможно, ей просто-напросто было лень собирать их по одной целый день. Так или иначе, эту работу, как, впрочем, и многое другое, она поручала Броку. Бедняга терпеть не мог терновник, но получить тумаков от медведицы было ещё хуже. Колючки впивались в лапы так сильно, что казалось – растение нарочно сопротивляется и кусает незваного гостя.

В то утро медвежонок ещё спал, свернувшись, как обычно, в белый пушистый клубок, когда внезапно всю округу пронзил противный и ужасно скрипучий голос тётушки Орлы:

– Ты что это там ещё дрыхнешь!?

Молчать было нельзя – это могло лишь разозлить старуху-медведицу.

– Нет, тётя Орла, я уже давно не сплю, – он пытался делать всё, чтобы не вызвать её гнев, но это было невозможно.

– Не смей меня обманывать, гадёныш! Я даже из берлоги слышала твой мерзкий храп. Нечего бока отлёживать! Мне тут дармоеды не нужны! Солнце уже встало, так что принимайся за работу.

Брок, не мешкая, выбрался из дупла. Несмотря на свою хромоту, он научился передвигаться достаточно проворно и даже приноровился быстро спрыгивать со своего лежбища прямо на землю.

Лапы зудели тупой болью от незаживших со вчера ран, а нужно было снова идти воевать с проклятым терновым кустом. Он привык к этому и уже почти научился не обращать внимания на мелкие порезы и ссадины. К тому же это было единственное место, куда не заходила старая Орла.

Даже если бы медведица очень захотела, она всё равно не смогла бы пролезть сквозь колючие кусты. А вот Брок, хоть порой и обдирал себе лапы, но всё же умудрялся втиснуться в самую чащу тернового лабиринта. Всякий раз он прижимался к земле что есть сил, чтобы не зацепиться за скрюченные чёрные ветки. Проделывая этот путь почти каждый день, он смог протоптать, или даже скорее протереть, узенькую ложбинку. Это помогало ему почти безболезненно добираться до небольшой плешки в самом сердце терновника. Размером чуть больше взрослого медведя, этот незаросший клочок земли стал для него чем-то вроде укрытия. Только там Брок чувствовал себя по-настоящему свободным, хоть и был окружён шипами и колючками со всех сторон. Он мог спокойно сидеть там, зная, что его никто не найдёт, мог не бояться волков, которыми его постоянно пугала Орла. Ну и наконец, мог скрыться от самой старухи-медведицы, чьи тумаки были страшнее любой терновой колючки.

Так проходили недели и месяцы. Но порой Орле надоедала растительная пища, и тогда она брала его с собой на пруд. Там медведица лакомилась мелкой рыбой, а Брок помогал ей в ловле. Рыбёшки попадались самые разные: караси, ерши и даже мелкие карпики, однако старуха их всех почему-то называла «живчиками». Белому медвежонку очень нравилось приходить на пруд. И, несмотря на то что медведица постоянно кричала и раздавала затрещины, он всякий раз с удовольствием бежал к воде.

Так случилось и в этот день. После полудня, когда Брок вернулся из похода за ягодами, медведица уже ждала его возле старого кедра.

– Почему я должна ждать тебя тут целый день, дрянь?! – взревела Орла, едва увидев его. – Я так с голоду умру, пока ты там прохлаждаешься!

Она вырвала у растерянного медвежонка из лап кусок полукруглой кедровой коры, в которую он собирал ягоды, и одним махом проглотила весь его урожай.

– Это что, всё?! – недовольно фыркнула старуха и бросила кору в сторону.

«Это ещё повезло, что не в меня», – тут же подумал Брок.

– Вы же сами сказали, что мы сегодня пойдём на пруд. Я торопился, поэтому ягод так мало.

Ягод на самом деле было не так уж и мало, но медвежонок решил не спорить, так как это было чревато парой сильных затрещин, на которые старуха-медведица никогда не скупилась.

– Торопился?! Да ты дрых там в кустах, ленивая, белобрысая гадина! – Орла оскалилась, и медвежонок невольно попятился назад. Она смотрела на него свирепыми, немигающими глазами.

Затем медведица медленно отвела свой злобный взгляд в сторону и пошла по направлению к воде.

«Фуф!» – выдохнул Брок и, прихрамывая, неторопливо побрёл за ней. Он хоть и испугался, но всё равно был рад, что они идут на пруд. Ему очень хотелось, наконец, оказаться в прохладной воде.

Стоит сказать, что когда-то давно на этом месте не было никакого пруда, пока однажды, в сезон сильных дождей, не вышла из берегов река, огибавшая южный край леса. Её бурлящие потоки расползались во все стороны, заполняя низины и прогоняя обитателей этих мест прочь, вглубь леса. Возможно, именно поэтому – а вовсе не из-за скверного характера медведицы – лесные жители не селились на восточной окраине, опасаясь, что это может произойти вновь. Так или иначе, через какое-то время река вернулась в свои прежние берега, а вот пруд остался.

Старая медведица стояла, замерев, возле камышей, а Брок, плескаясь и бегая из стороны в сторону, пытался гнать на неё испуганных рыбёшек. Орла била их лапой и выбрасывала на берег.

Конечно, старуха-медведица уже плохо видела, да и реакция была совсем не та, что в молодые годы. Однако три-четыре живчика ей всё же обычно удавалось выбить. Временами, если удача благоволила рыбакам, и на земле, дёргаясь и подпрыгивая, оказывалось пять и более рыбёшек, она могла даже поделиться одной с Броком. Делала она это всегда скрепя сердце, мучаясь при выборе самой маленькой и неказистой рыбки. Затем лапой отбрасывала её в сторону и отворачивалась.

Но до этого, как правило, и вовсе не доходило. Чаще всего тётушка прекращала ловлю, когда понимала, что ей на сегодня рыбы хватит.

– Тупоголовый уродец, я тебя не купаться сюда позвала, а для дела! – крикнула Орла, глядя, как медвежонок плещется в воде. – Прекрати нырять, словно выдра! Имей в виду: если мы ничего не словим, всю ночь будешь собирать ягоды в колючих кустах!

– Тётя Орла, если вы будете так кричать, рыба к вам и близко не подплывёт! – огрызнулся Брок.

Он успел изучить её повадки и знал, что пререкаться и отстаивать свою правоту с ней можно только тогда, когда она слишком занята, чтобы надавать ему тумаков.

Старуха-медведица хотела было что-то ответить, но быстро поняла, что медвежонок прав. Она сверкнула на него своими чёрными глазами и злобно процедила:

– Ну погоди же, гадёныш. Я тебе ещё устрою весёлую ночку.

Затем Орла перевела взгляд вниз, пытаясь в мутной воде разглядеть силуэт хоть какой-нибудь добычи. Она всё ещё тяжело дышала и от злости скалила свои кривые клыки. Но через некоторое время старуха смогла успокоиться и сосредоточиться на рыбалке. Она совсем перестала смотреть в сторону медвежонка и внимательно следила за тем, что происходит у неё перед носом.

Брок же вовсе не развлекался. Просто он был ещё слишком мал и не доставал до дна. Так что ему приходилось иногда нырять, чтобы перемещаться из стороны в сторону. Медвежонок расшатывал камыши и бил лапами по воде, стараясь спугнуть рыбу, которая там затаилась.

Очередной раз нырнув, он увидел, как мимо промелькнуло несколько ярких плавников краснопёрок. Их было явно больше двух, потому что, вынырнув, Брок заметил, как зашатались камыши впереди. А одна или две рыбки вряд ли смогли бы расшатать столько стеблей сразу.

Он медленно стал пробираться к тому месту, где всё ещё колыхались водяные заросли. Это было совсем неподалёку от старухи-медведицы. И если он не ошибся в своей догадке, и рыб там действительно несколько, то нужно было спугнуть их всех разом. Тогда шансы на то, что хотя бы одна или две поплывут в сторону тётушки Орлы, резко возрастали.

Медвежонок решил снова нырнуть и подплыть к камышам под водой, чтобы не спугнуть рыбу раньше времени. Он задержал дыхание и медленно, без брызг, опустился под воду. Броку нравилось плавать, так как в воде он не чувствовал скованности от своей хромоты. Оттолкнувшись от небольшого камня, он плыл без помощи лап, чтобы быть как можно менее заметным. Он открыл глаза и, прищурившись, пытался разглядеть хоть что-нибудь в мутной воде пруда.

Наконец, впереди показались очертания камышового куста. Медвежонок вытянул вперёд лапы, чтобы быстрей ухватиться за стебли, когда он подплывёт достаточно близко. Краснопёрок Брок не видел, но знал, что они там. Он быстро вынырнул из воды, чтобы глотнуть немного воздуха, и увидел, как камыши снова сильно зашатались. Всё. Можно было уже не прятаться, он был слишком близко. Теперь нужно лишь посильнее тряхнуть эти заросли. Медвежонок нырнул, расставив лапы в разные стороны, и не успел схватиться за стебли, как прямо на него выпрыгнула голова огромной рыбины.

Не стоит сомневаться, что у рыбы было и туловище, и, скорей всего, даже хвост. Но ничего этого Брок не увидел из-за её огромной головы. Морда у рыбы была не приплюснутая, как у остальных, а наоборот – продолговатая, как у волка, а из пасти торчали большие острые зубы.

Белый медвежонок от страха не успел опомниться. Уворачиваться было слишком поздно. И, не ожидав от самого себя такого поведения, Брок со всей силы ударил подводное чудище лапой прямо по носу. Под водой удар оказался слишком слабым, не говоря уж о том, что рыба была большая и, вряд ли бы вообще сокрушилась от пинка маленького медвежонка. Но этого хватило, чтобы она на мгновение остановилась и замешкалась. А Брок, не теряя времени, бросился прочь от кустов. Он выпрыгнул из воды так резко, словно его кто-то вытолкнул, и закричал:

– ТЁТЯ ОР… – он не успел до конца произнести имя старухи, как увидел, что медведица уже стоит совсем рядом.

Она резко ударила тяжёлой лапой по воде, и вместе с брызгами в Брока полетели куски окровавленной чешуи. Затем ещё один удар, а потом ещё – и она, наконец, успокоилась. Не обращая совершенно никакого внимания на перепуганного до смерти медвежонка, старуха опустила косматую чёрную голову в воду и вытащила зубами свою добычу.

Таких рыб белый медвежонок ещё никогда не встречал. Она была едва ли не больше его самого. Её туловище свисало из пасти медведицы, которой даже пришлось немного запрокинуть голову назад, чтобы удержать в зубах такого гиганта.

Выбравшись на берег, Орла бросила рыбину на землю и слегка пнула лапой.

– Хм, смотри-ка, какая большая, – медведица рассматривала добычу, – а ведь могла и сожрать тебя, паршивец, сделать нам всем одолжение!

– Тётя Орла, я даже не успел схватить камыш, она как выпрыгнет! – залепетал медвежонок, отряхиваясь на песке, – я думал, там краснопёрки…

– Это щука, бестолочь! – оборвала его старуха. – Интересно только, откуда в нашем пруду такая взялась, – Орла перевернула рыбу на другой бок, который наполовину был разодран её когтями. – Если есть одна – значит, есть и другие, – рассуждала медведица. – Эдак они мне всю мелкую рыбу сожрут.

Брок подошёл к щуке и стал усердно её обнюхивать. Запах подводного чудища почти ничем не отличался от запаха какого-нибудь карася или карпа, хотя он сильно перебивался запахом крови, сочившейся из её глубокой раны. Медвежонку хотелось поближе рассмотреть пасть щуки, так как он ещё никогда не видел у рыб таких больших и острых зубов. И тут Брок увидел небольшую царапину на самом кончике её продолговатой морды.

«Ого!» – тут же подумал медвежонок. – «Неужели это я её так?»

Выбравшись на берег и совсем успокоившись, он до сих пор не мог понять, как ему удалось не испугаться и треснуть это чудище прямо по зубастой морде. Он был, конечно, очень горд собой, но всё же до конца не понимал, как такое произошло. Будто это случилось само собой, без его контроля и желания. Словно его лапа сама решила ударить рыбу по носу, в то время как медвежонок был в полном оцепенении от ужаса.

К сожалению, Броку не пришлось достаточно поразмышлять над этим и повнимательнее рассмотреть их с тётей улов.

Лишь только он приблизился к щучьей голове, как сразу же получил сильную затрещину от старухи-медведицы.

– Пошёл вон! – взревела она. – Убирайся отсюда, если не хочешь, чтобы я и тебя так же отделала, как эту рыбёху!

– Простите, тётя Орла, я просто со вчера ничего не ел, а рыба такая большая, и я подумал…

– Это моя добыча, гадёныш! Тронешь – и тут же окажешься на её месте! – медведица скалила пасть, из которой торчали кусочки чешуи. – Терновый куст в твоём полном распоряжении на всю ночь, – наконец, со злобной ухмылкой произнесла она.

Белому медвежонку ничего не оставалось, как отступить. Собирая ягоды для старухи Орлы ещё утром, он успел ободрать себе все лапы, и возвращаться обратно в колючий куст ему совсем не хотелось. Но в животе урчало так, словно там сидел взбешённый кабан. И, немного потоптавшись возле колючих зарослей, Брок нехотя прижался к земле и пополз вперёд.

Солнце потихоньку стало катиться за горизонт. Небо переливалось фиолетовыми и розовыми красками, а дневные обитатели Южного Леса принялись готовиться ко сну. Птицы летели домой в свои гнёзда, мыши и прочие грызуны разбрелись по своим норкам. И даже большие красные муравьи оставили работу над гнилой сливой, валявшейся рядом с их муравейником.

Только уставший белый медвежонок упорно полз сквозь колючие кусты, время от времени цепляясь спиной за острые ветки.

– Когда же это закончится? – думал он, всё больше зарываясь в землю, чтобы не задевать шипы терновника. – Неужели мне до самой смерти придётся лазить по этим треклятым кустам?!

Что и говорить, а медвежонок был невероятно одинок. Старуха Орла никогда с ним просто так не разговаривала. Она либо кричала и била его, либо пускалась в долгие рассуждения о том, как несправедлива к ней судьба за то, что она вынуждена заботиться о таком уродливом и никчёмном существе, как он. И о том, что рано или поздно его разорвут на части волки, как когда-то его «предательницу-мать и белое чудовище-отца». Слушать это было, конечно, невыносимо, но медведица повторяла свои причитания и оскорбления так часто, что это превратилось в какую-то скороговорку, и Брок научился не обращать на это внимания.

Медвежонок наконец добрался до середины куста и выпрямился. Есть ему уже не хотелось. Он очень устал, всё его тело ныло от боли. Но больше всего его терзало полное одиночество и отсутствие рядом хоть какой-нибудь живой души.

В такое время, на закате, когда мамы и папы спешат в свои норы и гнёзда, чтобы уложить спать своих малышей, медвежонку хотелось выть от боли, которая съедала его изнутри. Он готов был даже разодрать себе живот, только бы это тягучее и чёрное, как смола, чувство одиночества навсегда покинуло его, не скребло бы своими когтями все его внутренности каждый вечер.

Это было больнее любых тумаков и затрещин старой медведицы, хуже самых острых шипов терновника и страшнее рассказов о волках, которые однажды придут и убьют его. Брок никак не мог прогнать это чувство. Оно всегда приходило с наступлением вечера и терзало белого медвежонка порой до самого утра.

Эх, он отдал бы всё на свете за один лишь день с родителями. За мгновение, проведённое в объятиях тех, кто его по-настоящему любит. Он много раз пытался представить себе их объятия, закрывая глаза и прижимаясь мордочкой к покрытому мхом краю дупла, в котором он спал. Но сегодняшней ночью он даже этого не мог сделать. Он стоял посреди тернового куста, опустив голову.

«Зачем я вообще сюда приполз? Лучше бы просто пошёл спать», – подумал медвежонок. И так ему стало горько от накатившего вновь одиночества и покинутости, что он свернулся клубком на маленькой плешке посреди колючего куста и тихонько заплакал.

– Ты чего ревёшь? – вдруг раздался откуда-то тоненький голосок.

Медвежонок быстро поднял голову и насторожился. По его белой мордочке всё ещё текли слёзы. Он огляделся – вокруг никого не было. Брок выдохнул и снова опустил голову. «Показалось», – подумал он.