Лес Воронов

1.1 Хиддланд

В городе так много темноты. И не только вокруг, но и внутри нас. У каждого из нас есть немного мрака внутри. И этот мрак вечно голоден. Он хочет сожрать тебя изнутри, и чем больше ты ему позволяешь, тем более свирепым он становится.

Джин Дюпро

Часто я просыпался ночью, оглядывал комнату и спрашивал себя: “Не в аду ли я?”

Эдвард Мунк

Хидден Лэнд считался захолустьем Америки, и хоть здесь проживало свыше пятидесяти тысяч человек, это не придавало ему известности, ведь по численности населения штата Аляски он находился на третьем месте, учитывая город Фэрбанкс с пригородами. Хиддландский народ казался тихим, спокойным сборищем сонных ленивцев. Наверняка, если здешние люди и были способны на убийства, ими руководили злые силы. Они засыпали навсегда глухими, навечно мёртвыми слепцами, не задумываясь о своих жизнях, потому что даже это им было делать лень.

Город имел собственный рот – местная редакция “Хиддланд живёт”, через её газеты Хиддланд давал только то, что народ хотел услышать, а в иные случаи, но это происходило слишком редко, город рассказывал ему правду. До 2016 года Хидден Лэнд принимал политику невмешательства, позволяя, хоть и сонным, но всё же любознательным от природы, людям лезть, куда вздумается. Именно поэтому, психиатрическая лечебница “Nosce te ipsum” выказала свои чёрные дела, обрушиваясь ужасной правдой на размеренную жизнь жителей, а заголовок газеты “УЖАСНОЕ СОБЫТИЕ НА НЭЙМЛЭСС СТРИТ” в октябре 1987 года заменял сказку ужасов на ночь. Загадочные ситуации считались частью жизни города, и те из них, что закону и власти довелось узнать, по какой-то причине не обнародовали.

Всё началось в конце летнего сезона 2016 года в сельской местности, расположенной к западу от города. Кровавые события в Хиддланде, дошедшие до ушей верхушки, происходили в его далёком прошлом, лишь одно громкое дело коснулось нового тысячелетия. Но зло избегало наносить визиты небольшому сельскому поселению.

Двадцать пятого августа Хиддланд стал свидетелем смерти бездомного попрошайки. На тот момент город использовал взгляд северного лесного оленя, скрывающегося за стволами деревьев и ветвями кустарников, и шумно выдыхающего воздух. Глаза некогда живущего, а точнее просто цепляющегося за жизнь всеми возможными способами, человека, когда-то горящие голубым цветом, – олень видел их голубизну, прежде чем спрятаться от этого человека и лишнего шороха – теперь стали чёрными бездонными мёртвыми дырами. Когда звуки прекратились, животное вышло из укрытия. Глазные яблоки исчезли из глазниц человека, лицо которого застыло в улыбке. Возможно даже он был счастлив перед застыванием. Никому ненужное тело, что при жизни, что после неё, какое-то время лежало неподвижно, а затем его разломило на части с жутким хрустом, и земля поглотила плоть. Точно Тьма разинула пасть, и древесные корни зла захватили труп в обитель теней и мрака. Олень дёрнулся и прежде, чем до него донеслось рычание, он успел лишь увидеть тень и два сверкающих глаза, и когда инстинкты взяли своё, животное умчалось в глубокие объятия леса.

1.2 Сильвия

Приобретая привычку к чтению, вы строите для себя убежище практически от всех страданий жизни.

Сомерсет Моэм

Часы показывали: 7:48 утра. До начала первого урока оставалось двенадцать минут. Потянувшись на кровати, Сильвия медленно встала. Самочувствие при утреннем подъёме она всегда сравнивала с истощённым состоянием после тяжёлой физической работы, когда тело получало стресс и отказывалось на какое-то время подчиняться собственной воле или с рабством, когда оно занимало положение невольника кроватного правителя, но рабу это даже приятно. А сейчас, пробуждение и подъём с кровати приравнивались к чему-то безумному, будто до поздней ночи девушка каталась по кругу на аттракционах, особенно на вертящихся и резких и танцевала без передышки, а затем она получила удар по голове бутылкой, и, когда девушка лежала, по ногам станцевали степ десятки страусов.

Сильвия медленно, но уверенно начала собираться. Неважно, во сколько происходило пробуждение, даже когда девушка опаздывала на учёбу, путь практически всегда пролегал по проторенной тропке в лесу. Он был дольше короткого пути в школу, но это стоило того, даже если она опаздывала на учёбу. Стоило, чтобы просто увидеть всю красоту природы Аляски, на мгновенье забыться, вдохнуть чистого воздуха, растворяясь в благоухающем запахе растительности, и просто оживиться лесом, как обезвоженный странник водой.

Сентябрь – время много чего приятного, но только не школы, как могло бы воскликнуть большинство учеников. Но это прекрасное время, когда деревья играются яркими красками, а лес предстаёт очень древним и мудрым. И хоть сегодня одиннадцатый день осени, ведь листья быстрее отреклись бы от кустарников и редких в Хиддланде лиственных деревьев и улетели, чем закончились осенние учебные дни, Сильвия улыбалась.

До учебного учреждения она добиралась на старом друге, объезженном и измученном – скоростном велосипеде, которого девушка нарекла Квазимодо. Она покинула свою улицу и переехала горизонтальную аллею под названием “Первая Авеню”, а затем добралась до Стэмпид Хайуэй. Это шоссе, что вело направление к сельской местности. Сильвия перебралась через шоссе, а затем перед девушкой выступил лес. Кларк помчалась к нему и продолжила путь по лесной тропе, расстояние до школы занялось ещё на две авеню, плюс четыре вертикальных улицы. По этой тропке любили бегать утренние бегуны, а неформальная молодёжь управляла ею по ночам и вечерам. Это вовсе не означало, что тропа занималась непрерывно и постоянно. Повернув Квазимодо на проторенном повороте, она направилась по улице Шестая Авеню, на которой находилась старшая школа. Переезжая четыре улицы, Кларк добралась до учебного заведения. Припарковав Квазимодо рядом с другими велосипедами, девушка взглянула на наручные часы и мигом побежала на урок, начавшийся одиннадцать минут назад.

Первая лекция, на которую Сильвия опоздала – урок английского языка. Мистер Джейсон Хоул – мужчина среднего возраста, с неизменной бабочкой на шее и светло-тонкой ниточкой усов, находил подход к ученикам, иногда закрывая глаза на постоянные опоздания. С его разрешения она зашла в кабинет и прошла к месту за партой. Сильвия спокойно выдохнула, ведь никто, кроме преподавателя, не заметил её появления. Как только она села за парту, раздались тихие смешки. Девичье тело напряглось, как только появилось понимание, что на лекциях присутствовала компания Оливии Гаррет, в которую входила футбольная группа и множество девчонок в школе. Сама Оливия отсутствовала, иначе она бы их всех раззадорила на более громкие смешки.

– Эй, чумная, – кто-то из футбольной группы, сидя с левой стороны от Сильвии зашептал, – Ходят слухи, что ты переспала с нашим друганом Питером. Сам он это не отрицает. Он поэтому чем-то заболел, да? Чем ты его заразила, чумная?

Кларк нахмурилась, и в тот же момент жёсткий комок бумаги угодил девушке по руке. Она повернулась на нарушителя и увидела знакомое лицо друга. За этим нарушителем друг за дружкой расположилось ещё трое друзей. Они сидели так практически на всех лекциях, словно до конца школьных дней им повезло забронировать парты под собственное владение, и от них не требовалось практически никаких усилий. Но у Кларк так не получалось из-за опозданий или низковатого роста. Коротышки в старшей школе не пользовались авторитетом у высоких собратьев, и зачастую им приходилось пробивать себе уважение. Быть высоким – это идиотское понятие моды, которое зачем-то, наверное от скуки, создала Оливия Гаррет.

Четвёрка завладевала нужными местами благодаря одному парню – Роберту Мэллоу, у которого в ход шла не грубая, а хитрая сила. Он расположился самым первым из них, словно тянущий, как лидер, весь состав за собой. Этот высокий черноглазый мулат, с хорошо развитой мускулатурой и причёской афро, из-за которой его прозвали птичьим гнездом, выглядел подобающе и даже идеально для американских школ. Но не в его внешности заключалась вся фишка. Всё на самом деле просто. У него имелась куча связей, как в школьной обители, так и за её пределами. Он мог бы стать знаменитым и даже быть чьим-то кумиром, тем более американский ученик – полный гений в баскетболе. Для Роберта не существовало преград, а выступающие стены он пробивал до невозможности многочисленными связями. А ведь в заведомо проигрышном деле достойная связь обыгрывала ситуацию в нужную сторону. Роберт это понимал и этим пользовался.

Он махнул рукой в ответ, как знак приветствия или жест отгонения от назойливой мухи, и большим пальцем показал, что всё хорошо. Позади него сидела Александрия Уайлд, поглощённая чем-то и, казалось, даже не заметившая девушку, всматриваясь то ли в затылок впереди сидящего Роберта, то ли на преподавателя, она изредка что-то записывала в тетради. А затем она отвлеклась и, улыбнувшись Кларк искренней улыбкой, продолжила смотреть на затылок Мэллоу. Уайлд нравился Роберт, но при этом девушка страдала, ведь она мечтала стать монахиней. Её симпатия и мечта мешали друг другу, но однажды Александрия зареклась, что непременно выберет мечту через год, когда все они закончат школу и разойдутся. Роберт же считал своим излюбленным хобби отгородить её от такого пути, поэтому когда она посещала церковь или приюты, он всюду таскался за ней. Один раз даже вместе с девушкой стал донором. В тот день, когда они сдали кровь, Алекс сказала, что Мэллоу пытался её поцеловать.

Стоило Сильвии увидеть этих двоих, как по телу пробежало ощущение тепла, и девушка расслабилась.

Раздался всхрап, а затем послышался хлюпающий звук, словно кто-то громко и неприлично пил воду. За следующей партой после Александрии, свесив голову, расположился Эрик Ходж. Роберт захохотал и, свернув лист бумаги в комок, кинул в парня.

Преподаватель, бормотавший что-то себе под нос, скрипучим голосом прервал лекцию:

– О, Мэллоу, извольте мне остановить вас только для того, чтобы сказать вам, что, я не буду против второго снаряда, намеренно запущенного в нашего вечно-сонливого Эрика.

– О, конечно, мистер Хоул, мне не трудно, – проговорил Роберт и кинул ещё один бумажный комок. Он попал Ходжу прямо по носу. Эрик открыл глаза и сел, как ни в чём не бывало. Все уставились на него таким взглядом, который смог бы дать пощёчину. Школьники в меру своих сил терпели голос учителя по английскому, но иногда он становился невозможным, а сейчас он скрипел так мерзко, что им приходилось затыкать уши. Кто наушниками, кто не брезговал использовать пальцы. Пальцы собственного соседа.

– Мистер Ходж, прекратите засыпать на моих лекциях, – строго, но с еле заметной смешинкой во взгляде отчеканил преподаватель, казалось, он забавлялся такой реакцией учеников, – Понимаю, что моя нудная болтовня заставляет вас закрывать глаза, – “И уши”, – хотелось добавить Сильвии, – да что там вас, я и сам, порой, готов распластаться прямо на своём учительском месте, поддаваясь наступающему сновидению. Между нами, я чисто случайно могу не заметить, как вы пускаете слюни на парту, но увольте меня, если вы к этому всему ещё и храпите.

Практически все ребята в классе засмеялись. Какой бы скрипучестью не обладал этот голос, он пользовался способностью – приманивать уважение детей и подростков. Поэтому нередко он заставлял ребят хотя бы улыбаться, но Деметрий Ванберг, расположившийся самым последним из четвёрки друзей, не смеялся. Не замечая ничего вокруг себя или просто не желая отвлекаться, он молча слушал и записывал лекцию, а сейчас, всё также не обращая ни на что внимания, смотрел в окно. Сильвия время от времени поглядывала на него, стараясь придать выражению лица обеспокоенный вид, а он не замечал даже этого.

После нескольких долгих или быстрых, смотря как посмотреть и кто это будет делать, минут прозвенел звонок. Неадекватные ученики собирались и выбегали в коридор. Они покидали кабинет, словно за ними кто-то гнался, кто-то очень ужасный, чуть ли не падая при побеге из тюремной комнаты школы. А адекватные таращились на них, качая головами и презрительно отгоняя от себя собственную независимость. Преподаватель словно бы печально осматривал школьников, только вот каких – беглецов или же прямо противоположных, у кого на лицах написано, что они могут стать политиками или очень успешными бизнесменами?

Сильвия поймала себя на обдумывании сюжета о подростках после окончания урока. Может, те самые беглецы убегают из кабинета по разнообразным причинам, а те другие – просто застенчивые и культурные ребята. А у преподавателя печальный взгляд потому, что рассчитывал на протяжении всего урока устроить себе ланч, но в конце понял, как это невозможно и придётся прождать ещё несколько уроков. Или он забыл выключить дома утюг, когда гладил идеальную рубашку.

– Куда же вы так торопитесь? – обратился мистер Хоул к Роберту, лихорадочно бросающему всякие принадлежности для учёбы и какие-то другие вещицы в рюкзак и, кажется, в трусы.

– Я тороплюсь в столовую, – улыбнулся Мэллоу преподавателю. И лицо мистера Хоула стало задумчивым и на какой-то малый тон мрачным. Может, всё-таки, он думал о ланче.

На самом деле парень не торопился в столовую. Роберт спешил в туалет, чтобы собрать свой кал. Делал он это для того, чтобы потом закидать им автомобили вражеской баскетбольной команды с соседней школы.

– Увидимся там, – обратился юноша уже к ребятам и пулей умчался за остальными. Математика Сильвии никогда не давалась. Пришлось бы обращаться к интернету. Хотя, в любом случае, даже если бы она ладила с точной наукой, пришлось бы обращаться к всемирной паутине. Это так удивительно странно – сравнивать Роберта с пулей, но в этот момент именно это сравнение пришло на ум. Так быстро парня не оказалось в кабинете, что если бы кто-то позевал и моргнул, то задался бы вопросом: "Куда, чёрт возьми, он делся?".

Кларк вышла в стремительно пустеющий коридор. Точно начался зомби-апокалипсис. Все люди убегали, кричали. А на них наступали волны мертвецов. Обернувшись к друзьям, она произнесла:

– Я, пожалуй, пойду..

– Читать, – сонно закончил Ходж, закатив глаза. Как бы это не воображалось отвратительным и ужасным, но почему-то первой жертвой живого трупа оказался именно он.

– Си, постой, – девушку остановил голос Уайлд, прерывая воображаемые крики Эрика. О, звук этого голоса! И все зомби разом исчезли, – Ты ведь проспала, да? Я пыталась тебя разбудить, но ничего не помогало. И ещё, я слышала, как ты ночью стонала, а потом меня разбудил какой-то звук. Это всё из-за того сна?

– Он снится мне уже неделю подряд после последнего дня лета, – шёпотом ответила Кларк, словно кто-то мог подслушивать разговор, – А что это был за звук?

Ходж смачно зевнул и, что-то неразборчиво сказав, удалился по коридору.

– Хочешь поговорить об этом? – прошептала Александрия.

Сильвия выдавила жалкую улыбку, посмотрела в лицо Деметрия, смотревшего в ответ, но, как будто, сквозь девичью голову, отчего-то напряглась и произнесла:

– Нет, думаю, лучше побыть одной.

Две пятиминутные переменки прошли так незаметно, как не могли проделать подобное социология и экономика. Хотя все, без исключения, общественные науки вызывали интерес, особенно философия и психология. Всё могло вызывать интерес, помимо точных наук. К ним Сильвия относилась особенно равнодушно. Пора математики закончилась, наконец-то остался последний год, но девушка не задумывалась о будущей жизни. Всё, что она поняла за все годы обучения, что философия и психология делили почётное первое место в списке любимых предметов.

После окончания третьего урока начался заветный ланч. Заветный потому, что сорок пять минут Кларк потратила бы на единственное любимое занятие в школе – чтение. А мистер Хоул на блаженную еду.

Добежав до собственного шкафчика, она уставилась на, прикреплённый к металлической дверце, клочок бумаги, на котором было написано: “Берегись ПКК”. Рюкзак в руках так и норовил проскочить в спокойное место локера3, но девушка сдёрнула записку и поспешила убраться из школы.

Кто-нибудь вообще когда-нибудь догадывался создать особое клубное сообщество, смысл которого заключался в борьбе против чтения и читающих? В этой школе догадались. И надо же Кларк обучаться именно в ней. Сильвия торопилась, понимая, насколько она оказывалась беззащитной с книгой в руках. А это такое ужасное дело – проводить хотя бы день без чтения. Потому что продолжительное время без чтения сказывалось слишком плачевно. Почему? Просто взгляду открывалась реальность – грубая, предсказуемая, болезненная, а чтение и книги, как антидот, сродни самому великому спасению и счастью. Но ПКК (противники книжных клубов), минимум, как саранча, и максимум, как чума отбирало, портило то драгоценное, что она могла иметь, а потом издевалось над горем страдающей. Даже Роберт по его словам не мог ничего предпринять, хотя он понимал это, как неудачную шутку. Отчаяние длилось недолго. Сразу после того, как два года назад сообщество дало о себе знать, Сильвия нашла выход. Просто читать вне школы. Спасение выглядело, как причудливая скамейка, укромно стоящая неподалёку от школы, но в идеальном месте, в которое не доберётся ПКК, с уютным видом на дикую прелестную природу.

Она домчалась на старом друге до этой одиноко стоящей скамьи, мимо которой проезжала, добираясь до школы. Скамейка стояла напротив проторенной тропки реликтового леса, соревнующегося с человечеством за сохранность своего вида. Лес выглядел настолько древним и загадочным, что от него исходили опасное величие и мощь, а также что-то, не поддающееся объяснению и пониманию.

Кларк замечала за собой странное счастье, гуляя по лесистой местности и думая о чём-то своём или просто спокойно читая в окружении растительности. Скамейка казалась очень необычайной здесь, она позволяла садиться на неё, а иногда, словно живая, даже приглашала в свои объятия. Иногда лавчонка пугала девушку, заставляя ожидать неведомой опасности. Словно скамья предвещала, что кто-то отклонившийся от тропы, никогда более её не увидит, а неподалёку от скамьи стоял тотемный столб4, который изображал ворона. Для Сильвии он выглядел стражем. Два вырезанных глаза-щёлочки священного деревянного тотема смотрели на Сильвию пристально, и в пустых глазницах как будто мерцал огонёк.

Кларк помотала головой и откинула все посторонние мысли. Она прошла к одинокой лавке и, сев, углубилась в чтение. Когда, вдруг, становилось грустно, когда изнутри терзала боль или пустота, она всегда бралась за книги, и полностью выматываясь чтением, забывалась сном. Читать здесь – странное дело, читать бумажные страницы в бумажном переплёте, когда на тебя смотрят множество деревьев, сородичи которых шли на изготовление этих самых книжных страниц и их переплётов. Будто сейчас древа взбунтуются и корнями потянутся к шее, а ветками изуродуют тело до неузнаваемости.. Хотя сделать такое они не посмели бы и не захотели. Истина здесь проста – Сильвия Кларк с самого детства считалась другом всей растительности.