Глава 1: Пробуждение в Каменной Утробе
Тьма. Не просто отсутствие света, а густая, вязкая, осязаемая субстанция. Она давила на веки, забивалась в нос, обволакивала язык мерзким привкусом меди и гниющего пергамента. Ариадна не открывала глаза – она проснулась в этой тьме. Проснулась с ощущением падения, которого не было, с криком, застрявшим в горле комком ледяного ужаса.
Тишина. Нет, не тишина. Абсолютная тишина была бы благословением. Это был вакуум звука, нарушаемый лишь внутренним гулом в ушах да… да чем-то еще. Слабым, почти неразличимым. Не стук, не скрежет. Вибрация. Глубокая, низкочастотная дрожь, идущая откуда-то снизу, пронизывающая кости и зубы, заставляющая внутренности сжиматься в холодный комок. Она была повсюду. В полу, на котором она лежала, в стенах, которые она инстинктивно ощупала в кромешной мгле, даже в воздухе – тяжелом, спертом, пахнущем плесенью, сырой землей и чем-то химически чуждым, сладковато-тошнотворным.
Где я? Мысль пронеслась, острая и беспомощная. Память была выжженной пустошью. Последнее внятное воспоминание – вспышки огней на приборной панели исследовательского шаттла «Гея-7», предупреждающий вой сирен, крик капитана Соренсена… а потом – разрыв. Не взрыв, а именно разрыв. Ощущение, будто сама ткань реальности разошлась по швам, и ее засосало в червоточину цвета запекшейся крови. А потом – эта тьма. Это холодное, влажное ложе. Этот всепроникающий гул.
Она попыталась пошевелиться. Тело отозвалось тупой, разлитой болью, как после сильнейшего удара током. Каждый мускул, каждая кость ныли. С трудом подняв руку, она ощупала себя. На ней был стандартный термокомбинезон экспедиционного образца, но ткань на груди и правом плече была жесткой, пропитанной чем-то засохшим. Кровь? Ее собственная? Прикосновение к лицу вызвало резкую боль в виске – там зияла запекшаяся рана, короста которой отвалилась под пальцами, выпустив струйку теплой жидкости. Она сглотнула комок тошноты.
Собравшись с силами, Ариадна попыталась встать. Пол под ней был не металлическим, не пластиковым. Он был… живым? Влажным, упругим, но твердым, как старая кожа. И теплым. Слишком теплым для камня, слишком холодным для плоти. Она уперлась руками в эту поверхность, и под ладонями что-то слабо дрогнуло, словно гигантская мышца подернулась. Она вскрикнула, отдернула руки, сердце колотилось где-то в горле, готовое вырваться наружу.
Дыши, Аря. Дыши глубже. Наука. Наблюдение. Анализ. Мысленный голос, острый и рациональный – голос Ариадны-ученого, биолога экстремальных сред, – пробился сквозь панику. Он был тонкой ниточкой, за которую можно было ухватиться. Она заставила себя сделать несколько глубоких, шумных вдохов. Воздух обжигал легкие своей чуждостью. *Состав атмосферы неизвестен. Давление… вроде нормальное для человека. Температура… прохладно, градусов 15-17. Влажность высокая.*
Ее глаза начали медленно адаптироваться. Не к свету – его не было – а к самой тьме. Она начала различать неясные очертания. Она находилась в небольшом помещении, скорее камере. Стены были неровными, извилистыми, словно выдолбленными в скале гигантским червем, но с гладкой, блестящей поверхностью. Они пульсировали. Слабо, едва заметно. Тусклое, фосфоресцирующее свечение, похожее на гнилушки в глубине пещеры, пробегало по ним волнами. Зеленовато-желтое, больное свечение. Оно освещало пространство ровно настолько, чтобы подчеркнуть жуткие очертания, но не давало реального видения. Это был свет кошмара.
Камера была крошечной, не больше трех метров в диаметре. Ни мебели, ни оборудования. Только влажный, пульсирующий пол и такие же стены, сходящиеся к потолку, который терялся в тенях выше. В одном месте стена образовывала неглубокую нишу. И… там было что-то. Темный комок.
Ариадна подползла ближе, преодолевая страх и боль. Комок оказался существом. Нечеловеческим. Оно было размером с крупную собаку, но его очертания бросали вызов логике. Казалось, оно состояло из множества сегментов хитинового панциря, сросшихся под неестественными углами. Несколько тонких, суставчатых конечностей были поджаты под брюшко. Головастикообразная голова с множеством темных, невидящих глаз-бусин была повернута к стене. Оно не двигалось. От него исходил слабый запах разложения, смешанный с резким химическим ароматом.
Мертвое? Аря осторожно протянула руку, чтобы дотронуться до хитинового покрова. В ту же секунду стена напротив нее ожила. Часть гладкой поверхности вздулась, как пузырь, и раскрылась, обнажив складчатую, влажно блестящую мембрану. Из глубины проема медленно выдвинулось нечто, напоминающее щупальце, но лишенное присосок. Оно было бледно-серым, с прожилками темных сосудов, и заканчивалось не костяным когтем, а… органом, похожим на комбинацию шприца и мундштука, сделанного из кости и хитина.
Ариадна замерла, прижавшись к холодной стене рядом с мертвым существом, сердце стучало, как молот. Щупальце, двигаясь с пугающей, безжизненной плавностью, направилось к мертвой твари. Костяной наконечник коснулся хитинового панциря, и Аря услышала тихий хлюпающий звук, за которым последовало мерзкое всхлипывание. Щупальце втягивало что-то внутрь себя. Через полупрозрачные стенки Аря увидела, как по нему вверх, к стене, поплыла темная, густая субстанция. Образцы тканей. Жидкостей.
Процесс длился минуту. Затем щупальце отцепилось, оставив на панцире маленькое отверстие, из которого сочилась капля черной слизи. Оно медленно втянулось обратно в стену, которая сомкнулась за ним, не оставив и следа. Все вернулось к прежней жуткой тишине, нарушаемой лишь гудением и каплями конденсата.
Аря сидела, обхватив колени, дрожа. Система. Автоматизированная система сбора образцов. Мысль биолога фиксировала факт, но разум отказывался принять его бездонный ужас. Это был не корабль. Это было нечто живое. Или нечто, стирающее грань между живым и механическим.
Внезапно ее охватил приступ жажды. Не просто желание пить, а всепоглощающая, иссушающая потребность. Одновременно в камере изменился запах. Сладковато-тошнотворный химический аромат усилился, смешавшись с чем-то… питательным? Как запах густого бульона, но с металлическим оттенком. Она почувствовала, как влажность воздуха резко возросла. На стенах выступили капли, которые стали сливаться в струйки. Но это была не вода. Светящаяся слизь. Зеленовато-желтая, тягучая, она стекала по стенам и капала на пол, образуя небольшие лужицы. Запах исходил от нее.
Питание? Мысль была одновременно отталкивающей и неотвязной. Жажда становилась невыносимой. Ее горло горело. Инстинкт выживания боролся с инстинктивным отвращением. Она наблюдала, как слизь скапливается в углублении на полу неподалеку. Это выглядело как специально созданная чаша.
Спустя мучительные минуты, когда жажда начала затуманивать сознание, Ариадна подползла к лужице. Запах был омерзителен вблизи – сладкая гниль и химикаты. Она зажмурилась, зажала нос пальцами и… лизнула слизь.
Вкус был неописуем. Липкий, солоновато-горький, с оттенком ржавчины и чего-то совершенно незнакомого. Ее желудок взбунтовался, но через секунду по телу разлилось странное тепло. Жажда мгновенно отступила, сменившись кратковременным приливом сил. Это сработало. Отвратительно, но сработало. Она сделала еще несколько глотков, подавляя рвотные позывы. Биологически активная субстанция. Скорее всего, содержит воду, электролиты, аминокислоты, возможно, нейротрансмиттеры… Рациональный анализ снова стал щитом.
Едва она отползла от слизи, как стена рядом с ней снова вздулась. На этот раз открылось два отверстия. Из одного выдвинулось похожее на щупальце приспособление с костяным наконечником, но более тонкое. Из другого – нечто вроде гибкой трубки с расширением на конце, похожим на присоску.
Щупальце с наконечником двинулось прямо к ней. Ариадна вскрикнула и попыталась отползти, но ее спина уперлась в стену. Холодный, скользкий костяной наконечник коснулся ее шеи, чуть ниже уха. Боль была острой, как укол иглы. Она почувствовала, как что-то впрыскивается – холодная струя, разливающаяся под кожей. Анестетик? Транквилизатор? Или что-то хуже?
Пока она была парализована страхом и инъекцией (боль мгновенно прошла, оставив онемение), трубка с присоской приблизилась к ее виску, к ране. Присоска плотно обхватила поврежденную кожу. Послышалось тихое чмоканье, и Аря почувствовала, как из раны что-то вытягивается. Не кровь, а… что-то более плотное. Кусочки тканей? Жидкости? Процесс был быстрым и безболезненным благодаря анестетику, но психологически невыносимым. Ощущение вторжения, осквернения, сведения к биоматериалу.
Через несколько секунд трубка и щупальце отцепились и втянулись обратно. Стена сомкнулась. Ариадна осталась сидеть, дрожа, прижимая руку к виску. Рана была чистой, почти сухой, лишь слегка саднила. Онемение расползалось по лицу. Сбор образцов. И введение… чего-то. Контроль? Мониторинг? Подготовка к эксперименту? Варианты были один ужаснее другого.
Она почувствовала слабость и легкое головокружение. Эффект от слизи прошел, а действие введенного вещества вызывало сонливость. Нет! Нельзя спать! Нельзя терять контроль! Она ущипнула себя за руку изо всех сил, пытаясь сосредоточиться. Ее взгляд упал на мертвое существо в нише. На его хитиновом панцире, там, где работало щупальце, торчал сломанный фрагмент. Что-то тонкое, острое, похожее на обломок когтя или шипа. Он был длиной с ее ладонь.
Оружие. Мысль пронеслась, как искра. Хрупкое, примитивное, но что-то. Шанс. Хотя бы на самооборону.
Она подползла к твари. Запах тления был сильнее. Игнорируя отвращение, она схватилась за обломок. Он сидел крепко. Она потянула, скрутила, уперлась ногой в панцирь. Хитин хрустнул, и обломок с треском вырвался, чуть не порезав ей ладонь. Она сжала его. Он был холодным, гладким, идеально ложился в руку. Один конец был острым, как шило, другой – обломанным, но тоже достаточно острым. Кость? Или что-то иное? Неважно. Это была ее первая, крошечная победа над безымянным ужасом этого места. Искра надежды в кромешной тьме.
Ариадна прислонилась к стене, сжимая в потной ладони костяной осколок. Онемение от укола медленно отступало, сменяясь нарастающей усталостью. Вибрация под полом ощущалась сильнее, как будто гигантский механизм (или орган) где-то в недрах этого кошмара набирал обороты. Светящаяся слизь на стенах пульсировала в такт, отбрасывая жуткие, пляшущие тени. Запахи – плесени, химикатов, тления и той питательной слизи – смешались в удушливую смесь.
Она осмотрела камеру призрачным светом. Три стены были сплошными, гладкими, без видимых выходов. Но в четвертой, противоположной нише с мертвым существом, был участок, который казался… другим? Более неровным, с глубокими, вертикальными складками. Она подползла ближе, костяной шип наготове. Да, это не была гладкая, пульсирующая поверхность. Это напоминало… занавес? Или огромные, сомкнутые створки из того же кожисто-каменного материала. Стык между ними был почти незаметен, но он был.
Выход? Сердце учащенно забилось. Или вход для следующего щупальца?
Она прижала ухо к складчатой поверхности. Гул был громче, но сквозь него она уловила другие звуки. Глухие, отдаленные. То ли стоны, то ли скрежет, то ли непонятные щелчки. Звуки, идущие извне. Из чего-то большего, чем ее мокрая, светящаяся каменная утроба.
Надежда и страх схлестнулись в ней. Оставаться здесь означало ждать следующего визита щупалец, следующей порции слизи, медленного растворения в этом живом кошмаре. Попытаться выйти – значит столкнуться с неизвестностью, которая, судя по звукам, кишит ужасом.
Ариадна сжала костяной шип так, что суставы побелели. Силы возвращались, подпитанные отвратительной слизью и адреналином страха. Разум, отточенный годами научной работы, лихорадочно анализировал. Створки. Стык. Механизм открытия? Автоматический? Руководствуется сигналами существа? Или…
Она осмотрела место стыка. Ни ручек, ни панелей. Только гладкая, упругая поверхность. Она ткнула в нее острым концом шипа. Материал поддался чуть легче, чем ожидалось, но не прорвался. Из прокола выступила капля прозрачной, маслянистой жидкости без запаха. Створки не шелохнулись.
Давление? Температура? Биометрический сенсор? Все варианты казались одинаково безнадежными. Отчаяние начало подниматься, холодной волной. Она прислонилась лбом к прохладной поверхности створок. И тут почувствовала. Не звук. Вибрацию. Отличную от общего гула. Быструю, ритмичную, идущую не из глубин, а… снаружи? Что-то приближалось. Что-то двигалось по ту сторону.
Ариадна отпрянула, прижавшись спиной к противоположной стене, шип направлен на створки. Сердце колотилось, как бешеное. Звуки снаружи стали отчетливее. Не стоны. Металлический скрежет, как будто что-то большое и тяжелое волочится по камню. И… тихое, многоголосое шипение, похожее на звук выходящего пара, но более сложное, почти как речь, но лишенная смысла.
Складки на створках вдруг напряглись. Центральный стык начал… светиться. Тусклым красным светом, как раскаленный докрасна провод. Он прочертил вертикальную линию от пола до потолка. Затем, беззвучно, без скрипа, створки начали расходиться. Внутрь камеры хлынул поток воздуха – более холодный, несущий букет новых, омерзительных запахов: гниющего мяса, озона, кислой органики и чего-то невыразимо чужого. Свет извне был чуть ярче, но не менее жутким – мерцающим, зеленовато-фиолетовым, отбрасывающим длинные, искаженные тени.
В проеме, заполняя его почти целиком, стояло Нечто.
Это не был Смотритель из плана в его окончательном виде. Это было нечто более примитивное, более… сырое. Гуманоидная фигура ростом под три метра, но лишенная изящества. Казалось, она была слеплена из кусков влажной, темной глины, пронизанной выступающими фрагментами черного, тусклого металла и острыми обломками кости или хитина. Голова была бесформенным наростом без видимых глаз, только с несколькими глубокими щелями, из которых сочилась липкая слизь. Руки (если это можно было назвать руками) представляли собой массивные дубины из сплавленной плоти и металла, заканчивающиеся клешнями из ржавых пластин. Ноги были короткими, столбообразными. Все тело существа пульсировало и подрагивало, как желе. От него исходило то самое шипение – звук, производимый множеством крошечных клапанов и пор на его поверхности, выпускавших струйки пара и слизи.
Оно замерло в дверях, его «голова» медленно поворачивалась, сканируя камеру. Щели-глаза остановились на Ариадне.
Ариадна застыла. Ледяной ужас сковал ее. Это было воплощение кошмара, слепленное из грязи и боли. Ее разум отказывался воспринимать его реальность. Но оно было здесь. И оно видело ее.
Существо издало низкий, булькающий звук, похожий на рычание, выходящее из-под воды. Оно шагнуло внутрь. Огромная клешня протянулась к ней, медленно, неумолимо. Запах гнили и озона стал невыносимым.
В тот момент инстинкт пересилил паралич. Ариадна вскрикнула – не крик страха, а дикий, первобытный вопль выживания – и бросилась не назад, а вперед, под протянутую клешню. Она проскользнула между массивных ног чудовища, ощущая жар и влажность, исходящие от его тела, и выкатилась в проем, за пределы своей каменной утробы.
Она оказалась в коридоре. Длинном, извилистом, выдолбленном в той же пульсирующей, светящейся зеленовато-желтым светом породе. Воздух вибрировал от гула, который теперь был громче, мощнее. Откуда-то издалека доносились те самые неясные звуки – стоны, скрежет, щелчки, сливавшиеся в жуткую симфонию этого места. Коридор тянулся в обе стороны, теряясь в мерцающей полутьме.
За спиной раздалось громкое, яростное шипение и тяжелый топот. Чудовище развернулось, выходя из камеры. Его щели-глаза нашли ее. Оно двинулось за ней, тяжелое, неспешное, но неотвратимое.
Ариадна вскочила на ноги. Выбора не было. Она рванула вправо, в глубь неизвестного, сжимая в руке окровавленный костяной шип – единственную ниточку надежды в каменных кишках живого астероида, плывущего сквозь бездну. Ее каменная утроба осталась позади, но истинный ужас только начинался. Она бежала, а за ней, как воплощение кошмарной реальности, неумолимо приближалось шипящее нечто из глины и металла, и стены вокруг пульсировали в такт безумному сердцу Собирателя.