Рецы и глаголи

Я верю в слово

Я верю в слово, больше ни во что.

В нём вся история народа.

Оно запечатлело то, что было и прошло.

Пусть даже не осталось того Рода,

Который образы вложил в письмо и звуки,

Эмоции от будничного дня.

И он протягивает в слове ко мне руки,

Неся историю и летопись храня.

И я спешу понять извне его посланье.

Ведь он не зря оставил мне его.

Не зря меня, его любви деяние,

Он верил в то, что я пойму его.

Раскрою шифр и узнаю правду.

И завершу, возможно, начатое дело

Далёких предков, что к свободе шли и ладу

Сражаясь, не щадя души и тела.

Я верю слову, а больше никому.

Стараюсь подвергать я всё сомнению.

Пускай мне крутят пальцем у виска.

Но у меня на всё своё есть мнение.

Я верю слову, в нём сокрыта жизнь.

Она манит меня сквозь время и пространство.

Оно отбрасывает быта шелуху.

Ему не нужно пышное убранство.

В нём мысль есть и образов движенье.

В нём дышится легко, словно река

потоком чистым бьёт в миг просветленья.

Создателя его рука легка!

Я верю, слову быть! Оно безсмертно!

Пока народ живёт, живо оно!

Оно – не средний род, слово Сакрально.

Ибо Богами было слово нам дано!

Боль

«Мы все больны! И это – оче-видно!

Любовь излечит каждого из нас.

Но не доходит до людей! Обидно!

Людины воплотились в первый раз!

Им до любви, как до Пекина раком.

Им боль приятней ощущать.

Им тыщу воплощений нужно с Гаком!

И побольней, чтобы острей понять.»

Воры

Душевное спокойствие нельзя купить деньгами,

Когда горит внутри и совесть не чиста.

Не возместить с лихвой бумажкой гибель близких,

Не продаётся в мире любовь и красота.

За доллары и центы не купишь жизнь повторно.

И если, брат, ты умер, то это навсегда.

И сколько не стучись башкой обратно в стену,

Деньгами жизнь не купишь, кармана нет, беда.

Не выкупить моря, и дождь, и чистый воздух,

Хоть сколько не тряси пред Богом серебром.

И пакость, мерзость, подлость, содеянная нынче,

Пускай за миллионы, аукнется потом!

Ведь жизнь не безконечна и очень быстротечна,

И золото с собою не забрать.

На дорогой костюм, пусть в золотом гробу

Тебе, поверь мне, будет наплевать.

«Пускай», – ты мне ответишь, «Зато мои потомки

Оценят все старания отца!»

Не думаю, папаша, когда в прогнившем мире

Родятся те без носа и лица.

Им просто будет нечем сказать тебе «Спасибо»

В отсутствие мозгов и языка.

За то, что ты, скотина, просрал свою планету,

Пока хрустами набивал бока.

Осталось ждать не долго, всего два поколения,

А «дальше» может попросту не быть.

Праправнуки калеки, ТВОИ гм-уроды

Детей уже не смогут народить.

И жрать им будет нечего, подохнут с голодухи,

Ну, если только золото погрызть.

Жить в ядовитом мире, наполненном разрухой

Их предков «Славных» обрекла корысть.

Он целый мир хотел купить, но только СВОИМ чадам

А на чужих он просто положил!

Но, «мир – один на всех на нас,

Единый неделимый!»

Он истиною той не дорожил.

А мир летит ко всем чертям стремительно,

И в пропасть

Толкают толстосумы колыбели.

Ушла планета из-под ног и точка невозврата с ней

Ушла, пока вы дружно все храпели.

Душевное спокойствие купили с потрахами,

Когда глаза закрыли людям шоры.

И потакая молча, на совесть наступив,

Мы У СЕБЯ воруем ЖИЗНЬ, мы просто – ВОРЫ!

Главное начать

Ты знаешь? Главное начать. А дальше будь что будет.

Когда нет сил уже молчать и быть овцой на блюде.

Конечно, страшно за родных, но ради них борьба.

И понеслась, и закрутилась по воле кутерьма.

А быдлу трудно объяснить, оно подвластно стаду.

Его не переубедить, а может и не надо.

Им всё равно-трава с полей или трансгенный корм.

Животным пузо лишь набить, то и другое – норм.

Ведь быдлу проще мозг промыть

В корыте с кипятком.

И строем топает скотина вперёд за пастухом.

А кто отстал, того подгонит пастуший звонкий хлыст.

Дрожит душонка на ветру, осины грязный лист.

Пусть миром правят единицы, но ЕСТЬ им перевес.

И это – круг из человеков,

Пришедших к нам с небес.

И только им благодаря земля еще живая.

Ценой их жизни мы живём и не дошли до края.

И если нету сил молчать и быть овцой на блюде,

Ты знаешь, главное начать. А дальше? Будь что будет.

Война

Война ведётся от безделья

И от отсутствия мозгов.

Война – занятное заделье

Для толстосумов старичков.

Им, долгожителям, неймётся,

И чтоб не сдохнуть от тоски

Они всю землю поделили

На клетки шахматной доски.

Но и они – всего лишь слуги,

И показное равнодушье

Скрывает их звериный страх

Пред господином до удушья.

Вот он уж точно равнодушен,

А люд – расходный материал.

Его зовут все господином,

Себя же Богом он назвал.

А тех, кто помнил ЧТО есть БОГ

Решил под корень уничтожить.

Их болью, смертью, кровью, страхом

Себя немало приумножить.

Он поделили весь мир на клетки,

Следить поставил мастеров,

Чтоб уничтожить человеков,

Из люда сделать дураков.

А если вдруг дурак проснётся,

Его легко можно убрать,

Ну, а проснутся миллионы,

Он призовёт их воевать.

Промеж собой столкнёт их лбами,

Вооружит и на войну.

И вот, уже никто не помнит

За что борьба и почему.

В кровавом месиве руины,

И снова смерть и боль, и страх

Приумножают господина

С его же именем в устах.

И погибают миллионы,

Все те, кто с совестью и честью.

В живых останутся изгои,

Кто отсиделся в тихом месте.

И вновь Хозяин на коне,

Незримо управляя вагой.

Всё начинается с нуля,

Мир снова чист, как лист бумаги.

На нём привычно мастера

Напишут новую страницу

В несуществующей истории

Несуществующие лица.

И снова боль, звериный страх

Народ поставит на колени.

Вновь его имя на устах

Несёт придуманное племя

Марионеточным царям,

Простому люду и изгоям

И через пару поколений

Он завоюет мир без боя.

Уйдут свидетели всей правды,

И канет в лету знаний свод.

Но в установленном покое

Зачах голодный кукловод.

И мастера вновь за работу,

Опустошая кошельки,

Народу, повод для раздора

Вручат, религии штыки.

Аллах и Будда, Шива, Кришна,

А может, что-то поновей.

И все, как есть, за доброту,

Один другого все мудрей…

А в результате снова стычки,

Разборки, бойня и война.

Теперь уже никто не помнит

Зачем она была нужна.

И снова города в руинах,

И снова летопись иная.

И по указке кукловода

Ллюдинов в русло направляют.

Народ течёт, как бычье стадо,

Под звонкий охлест пастуха.

И под копытом знаний свод

Летит как старая труха.

А за всем этим он один,

Взирая из другого мира,

Всесилен и не победим,

Вкушает от земного пира.

Но, всё же, есть одна слабинка,

Как у Кощея есть игла.

Она могла б спасти народы

И целый мир спасти могла б.

Всего лишь надо изъявить

И проявить свободы волю,

Заполнив разумом сердца,

И душу наполнив любовью.

Но слишком много дураков,

И кровь хозяину нужна.

И воли нету у рабов.

И бесконечна та война!

Паново

Все деревья поспилили на дрова,

Погорела жарким летом вся трава.

И в растресканную землю на куски

Не сочится даже капля из реки.

Солнце палит, как безумный колобок.

Не гудит пастуший вдалеке рожок.

И в деревне больше нету ни души.

Затерялась рухлядь домиков в глуши.

А когда-то здесь кипела жизнь рекой,

Сорванцы вели коней на водопой.

Колосилась, шевелилася земля.

Жёлтым морем золотилися поля.

Старики с колен тетёшкали мальцов,

Статны избы были полны молодцов.

И звенел повсюду детский звонкий смех.

Девки игры сотворяли для потех.

Суетились бабы вместе у печи.

И пекли на праздник с маком калачи.

Вот стол ломится посреди всего двора.

С нетерпеньем ждёт застолья детвора.

На завалинке Матвеич гармонист.

Заворачивает душу в тонкий лист.

От ноги культя с последней мировой.

Подхватил гармошку гулкий бабий вой.

Затянули песню старики,

Дед стопарик хлопнул уж с руки.

Дорогих гостей встречает Род,

С далека отец и сын вернулся.

В долгий батя двинулся поход,

Чтоб малец в природу окунулся,

Что при роде Родиной зовётся,

Кровоточит, как заноза в сердце.

На чужбине болью отдаётся,

И зовёт распахнутою дверцей.

Словно песня, птичьи переливы

Согревают душу снова, снова.

Нынче будет праздник всей семьёй,

Всей деревней, всем селом Паново.

Первый тост за встречу самогонкой,

И звенят стопарики без строя.

А второй, не чёкаясь, вдогонку,

За бойца, за снайпера – героя.

Во второй с фашистами войне

Дед Василий не вернулся с боя.

Вместо треугольников конверт

Получила баб Нюра, стоя.

Третьим помянули мужиков,

Всех до одного, кто не вернулся.

Нет в селе Паново слабаков.

Каждый дом конвертиком коснулся.

Песню затянули старики,

Что такой малец и не слыхал.

На погосте с края у реки

Род отца-героя поминал.

Баба Нюра с сундука достала

Старых треугольников листки.

И губа тихонько задрожала

От неровных строк родной руки.

Баба Нюра подняла одна

Четверых детей, все вышли в люди.

Каждый дом коснулася война,

Каждой бабе грезилось о чуде.

Только чудо не сбылось не у кого.

Ни один мужик в деревню не вернулся.

Опустело мужем вдовое село.

В каждом доме пол от горя покачнулся.

Сыновей и дочерей растили вместе,

Всей семьёй, в Паново Колосовы – все.

Как колосья на полях одной стеною,

Как снопы с завязкой вязевом в косе.

Дети в школу собирались до рассвету

И пешком шагали ровно 20 вёрст.

Вырастали, разлеталися по свету.

Стариками прирастал села погост.

Опустели избы, развалились.

И закончился Паново быстрый век.

И на карте лишь пустырь, но нет деревни.

Население тире – ноль человек!

Раненый бред

Опять зима! И что ей дома не сидится?

Припёрлась, развалилась, разлеглась.

Как блудной деве, по ночам не спится.

Трясёт седой башкой, назойливая мразь.

Мороз по коже от её стенаний,

Она на пару с бабкою пургой

Ломится в двери, в окна изо всех стараний.

Я прогоню её поганою метлой.

Я разведу огонь в печи, и пусть горит нещадно.

Трещит и заглушает тишину.

Я буду пламенем душить тот бабий вой неладный.

Я вам не сдамся, хоть я и в плену.

А! Вот она! В лицо мне дышит

Холодным смрадом челюсти вставной.

Ехидно лыбится и скалит зубы.

И цедит вкрадчиво: «Ещё живой?»

Уйди, паскуда, прочь! Не подаю!

Живее всех живых тебе на зло!

Я нынче не мощен! А то б пересчитал твои клыки.

Тебе, собака, явно повезло!

«Ну-ну! Не горячись, не трать силёнки!

Нам предстоит с тобой далёкий путь!

Замёрз? Да ты продрог, бедняга!

В Аду погреют, там помогут огонёк раздуть.»

Меня? В Аду? И не мечтай!

Я сам тебя туда отправлю!

Дай срок, я подымусь!

На сковородке я тебя плясать заставлю

С косой на углях. А потом вернусь!

«Свежо предание, да верится с трудом!

Тебе, похоже, не до плясок мой…» «Сынок!»

Да что за чёрт, не разберусь, что за дурдом?!

Я – дома? Мама? «Конечно, дурачок!

Твои вихры всё так же не послушны, а лоб в огне.

Ты болен? Что с тобой?»

Нет, я не болен, мама! Мучает удушье!

Я пить хочу! Перед глазами комариный рой.

Он всё толпою белою теснится.

Так холодно! Скорее, подойди ко мне!

Постой! Ты умерла давно?! Мне это снится.

И дома нет! А я? В окопе, на войне.

А где же все? Один? Братухи!

Ребята, я – живой! Я – здесь!..

Вновь с неба валятся назойливые мухи.

Их сыплет из ведра немая бесь.

Нет! Я ещё живой! Мне дайте срок, чертята!

Лишь соберу кишки в разодранное брюхо!

«Вставай, тебе пора! Чёрт бородатый!»

Ты ещё здесь? Косая потаскуха!

Что зубы скалишь? Прочь, скотина!

Я ухожу, но только не с тобой!

Смотри, на небе ангел – на ватине.

Машет крылами и зовёт с собой.

Я здесь! Дай руку, я иду навстречу.

Прощай, Земля! Братухи! Ухожу.

Я с вами остаюсь навечно.

Смотрите, братцы! Я внизу лежу!..

Заповеди

Не завидуй! Каждому своё.

И своя отмерена дорога.

Пусть потеет кто-то в другой жизни,

Ну, а ты тяни, упёршись рогом.

Не завидуй! Пусть у них всё круто,

А тебе воздастся в другой раз.

Пусть суТьба с тобою нынче люта,

Бьёт тебя колом, и в бровь, и в глаз.

Но зато ты опыта набрался,

Говорят ведь: «голь на выдумки хитра!»

Главное, что ты ей в плен не сдался.