Глава 1
1997-й год. Новознаменск – город областного значения.
На столе в кабинете тревожно зазвонил телефон, так, что пепельница затряслась, ощерилась «ежом» окурков. Я поднял трубку и поднес к уху.
– Алло, Сергеич! – раздалось оттуда, голос я узнал сразу.
Генка. Мой «ушастый», информатор, то есть, из ближнего круга Валета, местного криминального короля.
Геныч – друг детства и одноклассник. Шустрый, дерзкий, но с головой. Только вот свернул не туда – к бандюкам прибился, как, впрочем, многие ушлые парни сейчас. С Валетом крутится. Обещал, правда, мне: завяжет. А заодно – в знак покаяния – сольёт своего пахана. Валета. Гнида этот Валет та еще, послужной список – мама не горюй: сутенёрство, заказухи, стволы, наркота, рэкет. Полный комплект, чтоб на пожизненное и с гарантией.
Только вот какого чёрта Геныч звонит мне на рабочий? Такое палево… Видимо, прижало серьёзно. Срочная инфа.
И я не ошибся.
– Говори, – коротко бросил я в трубку, чуть ли не физически чувствуя тревогу на том конце провода. Я слушал своего агента, а на лицо сама собой натягивалась довольная лыба.
– Сергеич, слушай сюда… – голос информатора делано беспечный, но я уловил сдерживаемые нотки страха. – Сегодня ближе к вечеру наш общий знакомый заедет в заброшенный «штаб», у которого забор с дыркой. Помнишь? Будет там с гостями из южных краёв тачку смотреть. Говорят, аппарат понтовый, с хорошей начинкой. Так что, если кто интересуется – лучше подъехать, глянуть, пока не перекупили.
– Во сколько? – спросил я.
– Часов в восемь.
– Подъеду, – коротко ответил я и повесил трубку. Не хотелось палить Генку лишними словами.
Телефон ещё звякнул в тишине, а в голове уже крутилась расшифровка нашего диалога.
«Старый штаб с дыркой в заборе» – это про заброшенный моторный завод. Мы там в детстве в войнушку играли, я знал каждый пролом в стене. «Гости с юга» – понятно. «Носители солнца», как Генка их называл. Наркодилерский трафик: Средняя Азия или Кавказ. «Машина с начинкой» – героин или другая дурь, похоже, по-крупному. «Подъехать, пока не перекупили» – значит, ловить надо на месте. С поличным.
С поличным – кого? Ну а кого же ещё… Валета…
Я быстро доскочил до начальника УГРО.
– Палыч, – я ввалился в кабинет без стука, прервав его воркование с молодой следачкой.
Мне, как старому оперу, можно и без церемоний – свои люди. Да и с Палычем мы, считай, одногодки, вместе начинали еще при Союзе. Только я по карьерной лестнице шибко не продвинулся и звезд на погоны не хватал. Потому как начальству в рот не заглядывал, и если что – послать мог. Не за карьеру пёкся, а за дела реальные, вот и не выбился в кабинет с креслом и портфелем.
Палыч поморщился от меня, как от перегара, а девочка сгребла бумажки и, не глядя на досадную помеху в моём лице, выскользнула из кабинета. А помада на губах-то размазана.
– Макс, ну ё-моё… – вздохнул начальник, глядя на исчезающие в коридоре юные женские формы и упругие перекаты в юбке. – Не мог подождать… Я ж тут оперативное сопровождение дела по разбою согласовывал…
– Хрен с этим разбоем, по нему Петька Кривой расклад уже полный дал, явку подписал. А тут – Валета можно взять. Сегодня.
Палыч мигом оторвался от мыслей о ягодицах.
– Ты чё, серьёзно? Откуда инфа?
– Синичка на хвосте принесла. Железобетон. Короче, сегодня вечером, старая заброшка – будет брать крупняк дури у «абреков». Другого шанса может не быть, сам знаешь. Он жопой чует, когда за ним хвост – два года ведь беспределит, а мы к нему так и не подобрались.
Палыч уже и дышал-то через раз – проникся. Он знал, что если Валета реально крепануть – можно кучу темнух с отдела снять. И вообще город вздохнет с облегчением.
– Так… – пробормотал он. – Поднимай ребят. Но тихо. Чтобы ни одна мышь…
– Да погоди… Я один пойду, а с тебя ОМОН. Ребята с ним пускай подтянутся.
– Как это – один?
Я повел плечом, мол, да что там разговаривать.
– Боюсь, утечет инфа… Нет, я нашим верю… Но… Понимаешь, Валет всегда был на шаг впереди. Всегда предугадывал наши действия. Будто крыса у нас в отделе ему сливает. Ты бойцов готовь, ОМОН из области запроси, но не говори, куда и зачем. По факту пусть узнают, в последний момент. А я пока там на заброшке окопаюсь. Рацию возьму, сигнал дам, когда вам выдвигаться.
Палыч посмотрел на меня, как на буйного из «клетки».
– Макс, ты сбрендил? Или ветром мозги продуло?
– Не боись, Палыч. Я там каждый уголок знаю… Вы, главное, окружите там всё по периметру по моему сигналу, чтобы ни одна тля не просочилась. Но на сами завод не суйтесь без команды, не спугните. Я сам.
– Товарищ майор, – Палыч в секунду, без предварительных уведомлений включил начальника. – Никаких «сам»! Я запрещаю, это приказ!
– Иди на хер… Все, я пошел…
Я кивнул и развернулся к двери, как будто уже получил его ответ.
– Сам иди… – буркнул начальник и тихо добавил: – Удачи, Максим…
* * *
Только я вышел из кабинета, как напоролся на своего подопечного стажера.
– Ты чего здесь трешься, рыжий? – с подозрением уставился я на Сёму.
– Максим Сергеевич, я это… – молодой мял в руках листок. – Я к Пал Палычу, план розыскных мероприятий подписать.
– А-а… Ну иди, планировщик. Только запомни, Сёма, преступникам твой план по барабану, их руками ловить надо, а не бумажкой пугать.
Молодой замялся.
– Ну положено же по приказу составлять…
– Иди уже, – отмахнулся я и быстрым шагом направился к себе.
И стоит, главное, будто на что-то важное решился, а не с бумажками топчется. Или спросить чего хочет, а с языка не идёт. Эх, молодняк зелёный! Не до него сейчас.
Вошел в кабинет, открыл скрипучую дверцу старого насыпного сейфа. Он стоял в углу, под календарем с Ельциным. Мрачный, как гроб, тяжёлый, поседевший от пыли. Похоже, его сюда ещё при Союзе поставили – и с тех пор ни разу не двигали. Я достал из его черного нутра «Макаров». Бережно погладил воронение.
– Ну что, братец, – сказал я вполголоса. – Работка для тебя сегодня. Не подведи.
Щёлкнул флажком предохранителя, привычно сдвинув его вниз большим пальцем. Затем коротким движением дёрнул затвор – патрон ушёл в ствол. Снова поставил на предохранитель. Сунул оружие в наплечную кобуру. Готово.
Я всегда говорил с ним перед делом. Привычка? Суеверие? Скорее, просто как с напарником, который никогда не предаст. У нас в отделе перед важным делом кто-то чуть ли не крестится, кто-то на грудь принимает, а у меня вот – разговор с железом.
А дела в девяностых ведь какие – одно другого веселее. То «каменевские» в очередной раз сцепились с «центровыми» – рынок весь в крови. То фура с маком проходит как гуманитарка, естественно, под прикрытием, а «крыша» – свои, из Управы. То на стройке в подвале троих пришили – тела залиты бетоном. То поймали наркалыгу с обрезом – за два дня он обеспечил три трупа, и всё ради дозы и сраных золотых серёжек.
Такая у оперов работа: день прошёл – уже молодец. Выжил – вообще герой.
Хм… Может, к концу месяца ещё и получку подкинут… За прошлый квартал. Вот бы всю сразу дали.
– Максим Сергеевич! – в кабинет постучался тот самый стажёр, глаза таращит, будто только что от Палыча пистон словил. Рыжие вихры во все стороны. Сам – худой, нескладный, руки, как палки, а поди ж ты – мент.
Твою ж душу мать, кто ж меня с этим горем луковым связал? Кто решил, что я гожусь ему в няньки? Вопрос, ясное дело, риторический. Палыч так решил, конечно. Нет… котелок у моего начальника варит, не спорю, но временами такую сивку-бурку гонит – офигеваешь. Я ж не кабинетная крыса, не штабная канцелярия – я опер. Боец уличный, что называется – с передовой. А они меня в «воспитатели» записали, стажера втюхали и наставником по приказу закрепили. Мол, лучше тебя, Максим Сергеевич, никто молодняк не обучит. О как…
– Сёма, тебя стучаться не учили? – я даже голову не поднял, полез в ящик стола за наручниками.
– Извините, Максим Сергеевич… Я тут случайно услышал… Вы что, Валета идёте брать?!
– Так. Подслушивал? – ткнул я грозным взглядом в парня.
– Нет, что вы! Я просто под дверью стоял, на подпись, приоткрыл, чтобы заглянуть, и там вы про операцию рассказывали.
– Вот что Сёма, любопытной Варваре на базаре, сам знаешь, что оторвали. По самое не балуй. Еще раз – и в народное хозяйство пойдешь.
– Простите, Максим Сергеевич… я не хотел… А…
Тут он даже закрыл рот, потом выдохнул, и только потом произнёс:
– А возьмите меня с собой.
– С собой? – вскинул я бровь.
– Ну да…
– Что ж. Есть у меня к тебе ответственное задание, – хмыкнул я и снова полез в сейф.
– Ну наконец-то… – восхищенно выдохнул Сёма. – Хоть одно стоящее дело. А то я задолбался уже этих вокзальных бомжей опрашивать да пальчики катать. Профилактика, блин…
– Вот, Сёма, – я протянул ему материал ОПД. – Полистай. Где справок не хватает – накатай задним числом. Аккуратно, чтобы начальство не поперхнулось.
– А-а… а как же Валет?.. – захлопал глазами рыжий, как побитый пес.
– Забудь это слово. И не трещи по отделу. Усёк?
– Ну возьмите меня! – не унимался рыжий. – Возьмите с собой! Мне даже маме рассказать нечего, когда про работу спрашивает.
– Опасно, Сёма. Это тебе не кадровичку за коленку лапать.
– Я справлюсь, – вскинулся он. – Зуб даю, Максим Сергеевич!
Я поморщился.
– Маме скажешь, что работаешь с ответственной документацией. Не соврёшь, между прочим. Целее будешь.
– Вот так всегда… Не для того я в милицию пошел, чтобы «принеси-подай». Эх…
А я задумался…
Нет, не о том, что из всех помощников я бы выбрал этого юнца. Но ведь растреплет салага. Нельзя его в отделе оставлять, ставки слишком высоки.
Я ещё раз окинул взглядом его худую фигуру. Возьму, пожалуй, с собой, посидит в «норе», ничего с ним не будет.
– Ладно… Со мной поедешь, только вооружись и броник надень.
– Так, Максим Сергеевич, я же стажер. У меня нет табельного.
– Автомат возьми, я щас рапорт напишу на выдачу и за начальство сам подмахну, а дежурному в оружейке скажешь, что у нас рейд по цыганам. Понял?
– Ага!
– Не ага, а «так точно».
– Ага, так точно…
Я поморщился. Автоматы в МВД «недомеркам» и вправду запросто дают, как ни парадоксально. А табельное закрепляют, только когда в должности утвердят.
– Спасибо, Максим Сергеевич!
– Только не радуйся раньше времени. Это тебе не кино. Тут не холостыми стреляют.
* * *
Я посмотрел на часы… Время семь вечера. Промозглый ветерок согнал тучи, и кирпичная кладка развалин завода холодила задницу. Мы укрылись в заброшенном цеху, оттуда просматривался дворик, окруженный остовом заводских строений, как саркофагом.
– Максим Сергеевич, а можно отойти? – прошептал рыжий. – По-маленькому.
– Ссы здесь, чай, не графья, по уборным шастать.
– Здесь? Я не могу, я…
– Тихо! – шикнул я. – Едут, кажись. Странно, раньше времени прибыли.
Я снова глянул на запястье. «Командирские» не врали – время ещё не пришло. А значит, кто-то спешит. Или кто-то нервничает. И это плохо. Подкрепление-то на периметр к восьми выдвинется.
Во дворик, шурша колесами по битому кирпичу и бетонной крошке, въехали черный шестисотый «мерин» и «Гранд Широкий», как мы называли внедорожник «Чероки».
Тачки – в глухую тонировку, хоть глаз выколи, ни водилу, ни пассажира не разглядишь. Остановились по центру двора. Без сомнений – кортеж Валета.
Ну, допустим. А где вторая сторона? Где кавказцы?
Двери распахнулись, и из авто посыпались братки. Двое – с калашами, один со «Стечкиным», у остальных ТТ. Выперлись как на выставку, сверкают бритыми макушками, челюсти жвачку перетирают. Во взглядах наглая уверенность, значит, не ждут подвоха. Или…
Или у них все на мази. Не нравится мне это.
– Максим Сергеевич… – выдохнул шёпотом Сёма, вжимая голову в худые плечи. – А как же мы с вами их брать будем? Их вон сколько…
– Не бзди, «студент». Ждем… – я постучал его кулаком по груди.
Оттуда отдалось в костяшки глухим звуком. Броник надел, и то ладно.
– А подкрепление будет?
– Будет, Сёма, будет…
В это время из мерса вышел Валет. Подтянутый, спортивный. Ботиночки лаком сверкают – мушка не сношалась. Костюм с иголочки, на шее цепь из рыжья с палец толщиной. Морда – что кирпич, желваками играет, а хорьи глазки так и бегают, по сторонам зыркают.
Что ж ты зыришь, морда бандитская? Потерял кого? Или опера почуял?
Он не из воров – из спортсменчиков. Такие в девяностых быстро потеснили старую криминальную формацию. На понятия им плевать. По беспределу зачистили «синих» – тех, кто жил по воровскому закону и общак чтил. Теперь во главе криминального мира России-матушки вот такие: авторитет без ходок, без наколок. Но зато с деньгами, связями и личной охраной из бывших спецов. И попробуй-ка кто скажи, что он не пахан.
У «мерина» открыли багажник.
Ага… это уже интересно. Ну-ка, что ты там привёз, гадёныш? Дурь? Но какой смысл? Вроде ж, покупать собирался, а не возить с собой. Я вытянул шею, чтобы разглядеть получше.
– Максим Сергеич! – Валет вдруг театрально вскинул руки и выкрикнул. – У меня для тебя сюрприз!
И он обвел взглядом стены, за одной из которых мы притаились.
Я сглотнул. Твою мать… Что за цирк?!
Из багажника выволокли… Генку. Связанного и побитого. Моего информатора.
– У меня завелась крыса, смотри! – бандит взял у одного из братков ТТ и приставил его к виску Генки.
– Знаешь, как я поступаю с крысами?
Бах!
Я моргнуть не успел, как грянул выстрел и вынес однокласснику мозги. Тот рухнул сломанным манекеном, питая мазутную землю кровью.
Вот сука!
Кто меня сдал?!
Геныч, как же так?.. Убью… Я потянулся за автоматом, что был у стажера, но того и след простыл. Лишь вдалеке в развалинах мелькнула его тщедушная тушка.
Беги, Форрест, беги… Целее будешь. Это не твоя война, малахольный.
– Ну что, майор? – лыбился Валет, рыская глазами по развалинам. – У меня еще не все. Глянь!
Из джипа вывели заплаканную девчушку лет семи, с худыми коленками, и я сразу узнал дочку Геныча.
– Папа! – вскрикнула она, но один из мордоворотов уже крепко вцепился ей в плечо, будто тисками сжал.
Девчонка же вонзила зубы ему в запястье. Бандюган заорал, рефлекторно влепил ей плюху и перехватил второй рукой – удержал, не давая больше кусаться и дрыгаться. Она не плакала, не истерила – только шипела, как зверёныш, и вырывалась. Крепкая. Но совсем ещё ребёнок.
Вот же твари…
– Выходи, гражданин начальник! – хохотнул Валет, вскинул пистолет и нацелился ей в голову. – Или она отправится следом за папашей. А если выйдешь – клянусь, отпущу.
Клянётся, мразь… Нет веры шакалам. Не отпустит он никого. Ни девчонку, ни меня. Валет не оставляет свидетелей.
Но что-то надо было делать. Я не мог оставаться в укрытии. Нужно сделать хоть что-то.
– Считаю до трех! – главарь приставил пистолет уже вплотную к голове жертвы. – Р-раз!.. Два-а!..
– Выхожу! – выкрикнул я и, подняв руки, стал выбираться из укрытия.
– Ну здравствуй, майор, – закурил «Мальборо» Валет. – Херовая погодка, но самое то, чтобы сдохнуть. Волыну брось…
Я скинул свой ПМ, демонстративно показывая, что пустой.
– Отпусти ребенка, – сразу же процедил сквозь сжатые челюсти.
– Ха! Ты же меня знаешь, мент… я свидетелей не…
Договорить я ему не дал. Испортил расклад этому валету. Коротким движением выхватил из кармана куртки гранату. Отголосок Чечни. Мой нелегальный трофей из командировки на Северный Кавказ в составе сводного отряда МВД.
– А ну замерли, суки! – кольцо звякнуло о бетон и укатилось в щель. – Дернетесь – всех на хер с собой заберу!
Валет побледнел, сигарета прилипла к нижней губе, но так и не вывалилась изо рта.
– Э-э… Не дури, майор, – он сделал знак своим, чтобы те опустили стволы. Слишком близко я к ним подошел, они понимали, что стрелять нельзя. – Давай договоримся. Я человек деловой.
– Отпусти девчонку – и поговорим, – кивнул я на пленницу.
Та смотрела на меня затравленными глазенками. Не плакала. Во взгляде светились и страх, и надежда одновременно.
– Отпусти, Костыль, – пробурчал главарь, обращаясь к бандиту, что держал школьницу. – Пускай идет.
А сам подмигнул незаметно подельничкам, мол, далеко не убежит, поймаем.
Костыль не стал спорить, разжал лапу. Девочка сорвалась с места и бросилась ко мне.
– Дядя, пошли со мной! – крикнула она, вцепившись в рукав.
Я резко оттолкнул её. Слишком грубо. Но по-другому было нельзя.
– Беги, дурёха! – рявкнул я.
Она все поняла и зайцем метнулась прочь. В развалины, туда, где можно укрыться, спрятаться. На ходу обернулась. Мы встретились взглядами – в её глазах было всё: испуг, надежда… и благодарность. Тихая, взрослая. Такая, что в горле запершило.
Один из братков уже пятился за внедорожник. Тихой сапой улизнуть хотел и рвануть вслед. Не выйдет… Я понял, что тянуть нельзя, и договариваться здесь не с кем. Лучше продать свою жизнь подороже и дать ребенку уйти.
Швырнул гранату в гущу бандитов.
– Ложись! – заорал один из них.
Все попадали, бросив оружие, а я нырнул за обломок кирпичной стены.
Ба-бах!
Сыпануло землёй и осколками бетона.
Перекат через плечо, и вот я уже схватил один из брошенных калашей.
Очередь короткая, потом длинная. Потом и вовсе без остановки.
Косил всех. Никто не должен уцелеть, никто не должен ее догонять.
Не понял, как ослабел. Мгновенно. Одна пуля пробила плечо, другая завязла в животе и ноги отказали. Боли нет, есть только желание отомстить зверям и спасти жизнь девочке.
Автомат выскользнул из рук, а сам повалился на землю. Я уже не чувствовал пальцев, но видел: несколько тел лежит неподвижно. Значит, не зря.
А Валет…
Живой, падла… Отряхивается. Глаза бешеные и испуганные одновременно. Орёт что-то своим. А я не могу даже пошевелиться. Только лежу, слушаю, как сердце стучит в ушах все глуше и глуше, будто это последний отсчёт.
Тут издалека донесся вой милицейских сирен. Эх… Палыч… Опоздал ты малян…
– Менты! Уходим! – скомандовал Валет.
– А с девкой что? – спросил кто-то.
– Не до неё!
Жалкие остатки банды поспешно сгрузились в побитый осколками «Чероки». «Мерин» после взрыва дымился, бок покорежен.
Валет торопливо подошёл ко мне. Навёл пистолет прямо между бровей.
– Ты ещё не сдох, мусор?
– В аду тебя подожду и там достану, – прохрипел я, скривив губы в полуулыбке.
Собрав последние силы, я плюнул ему в морду. Не зная, попал или нет, потому что красная поволока застилала мне глаза.
Бах!
Последнее, что я видел, это вспышка на дульном срезе ствола.
Умирать не больно.
Только темнота. И тишина.
Глава 2
г. Новознаменск, наши дни.
Отдел МВД России по Заводскому району.
Лейтенант внутренней службы Максим Сергеевич Яровой корпел над аналитической справкой, когда в кабинет штаба, где он ютился за крошечным столом в углу, вошла она.
Кобра.
Идёт – цокает своими каблуками, будто дробь отбивает или марш. Оксана Геннадьевна Коробова – начальник УГРО. Майор с репутацией женщины жёсткой и прямолинейной, настолько, что даже начальство с ней лишний раз не связывалось.
Дама вообще-то привлекательная, нынче она выглядела немного устало: под глазами залегли тени, волосы собраны в высокий хвост. Строгий жакет и узкая юбка сидели идеально, подчёркивая фигуру, которая никак не вязалась с ее должностью и характером.
Не бросив даже мимолетного взгляда в сторону молодого неприметного лейтенанта, Коробова уверенным шагом направилась к кофемашине на тумбе у стены.
«Как же она хороша…» – подумал Максим, невольно провожая её взглядом. «Интересно, почему Коброй зовут? Наверное, за характер. Внешность-то у неё – не яд, а бальзам, лекарство…»
Тем временем майорша всё возилась с кофемашиной, которую в отдел выделили «на общак» и воткнули в штабной кабинет, чтобы всем доступ был.
Штаб – считай проходной двор в ОВД. Здесь, в общем кабинете, кроме Ярового обычно заседали ещё три инспекторши. Но одна ушла в декрет, вторая – в отпуск, третья пока что находилась на обучении. Остался он. Один. И вся «женско-писательная» работа – отчёты, справки, планы, докладные записки – свалилась на худосочного недавнего выпускника школы милиции.
Оксана Геннадьевна нагнулась, тыкая по кнопкам кофеварки. Наклонилась ниже. Ещё ниже. Спина выгнулась, юбка натянулась на упругих ягодицах так, что у Максима пересохло во рту. Глаза уже не видели ни справок, ни клавы с мышью – только эти стройные ноги в сверкающей бронзе колготок, всё хуже скрываемые подолом юбки.
«Господи, не уходи, мгновение…»
Клац! – чёртова авторучка выскользнула из пальцев и брякнулась о край стола.
Женщина обернулась. Окинула его угол пронизывающим взглядом.
– Яровой… это ты, что ли, здесь? – бровь цвета воронова крыла поползла вверх медленно, как предохранитель перед выстрелом.
– Не обращайте внимания, Оксана Геннадьевна, – пробормотал Максим, согнувшись и неловко шаря по полу рукой. – Я… я тут справку печатаю…
– Я не поняла, Максим Сергеевич, – теперь обе брови встали домиком, а голос стал колючим. – Ты что… на мою задницу пялился?
– Да нет, что вы… я… это… просто… – он окончательно сбился, лицо залилось краской. – Я справку готовлю к коллегии.
– Ну-ну… Справку он готовит, – скептически протянула она, небрежно разглядывая летеху, как кошка пойманную мышь. – Извращенец, значит?
– Простите… Я… не специально… Вы просто…
Он неловко повёл рукой к кофе-машине и тут же понял – так вышло ещё хуже.
– Ладно, расслабь булки, Яровой, – устало вздохнула Кобра и отвернулась к кофемашине. – Хоть кто-то на мою задницу смотрит.
– Оксана Геннадьевна, вы же знаете, как я к вам отношусь, с уважением, – пробормотал молодой инспектор.
Вот он, шанс! Почуяв призрачный зеленый свет, Максим захотел перейти в наступление, аж сердце в ушах застучало.
– А вы вечером сегодня что делаете? – собравшись с силами, выпалил он и тут же еще больше покраснел.
– Как всегда… Работаю.
– А в кино не хотите? Второго «Терминатора» в «Космосе» показывают, в рамках ретроспективы, так сказать. Который «Судный день». Старый фильм, но вы должны его помнить.
– Я, по-твоему, старая? Должна помнить всё старьё?
Максим подумал, что лучше бы у него сейчас упал ещё десяток ручек – так можно хоть под стол спрятаться.
– Нет, нет… я про то, что фильм популярный раньше был. Там крутой мужик из прошлого, то есть из будущего, попал сюда. То есть, в то время, кино-то… Ну, не совсем мужик, киборг.
– Да знаю я, шучу… – снова отмахнулась майорша. – Вот скажи мне, Максим, что ты всегда оправдываешься? Да и вообще – странно, что ты такие фильмы любишь.
– Ну-у… я интересуюсь эпохой девяностых. Как насчет «Терминатора»?
– Погоди… Максик… ты что? На свидание меня зовешь? Ха!
– Да нет, я просто… У меня там подруга мамы билетером работает, можно пройти бесплатно и… Вы же одна живёте, вот я и подумал…
– А ты откуда знаешь, что одна? – Кобра смотрела на него, не мигая. – Свечку держал?
– Да нет… – замялся Максим. – В отделе просто говорят.
– Говорят? – прищурилась майорша. – И что же они там говорят?
– Да так, ничего особенного, Оксана Геннадьевна…
– А ну быстро сказал!
– Э-э… говорят, что у вас… ни котёнка, ни щенёнка, – опустил глаза в пол инспектор.
Коробова поморщилась, покачала головой и проговорила:
– Запомни, Яровой, щенята – у сук… Ну-у, хотя да… Я такая…
– Это значит, идем в кино? – воспрял было он.
– Это значит, сходи с мамой… Знаешь, был бы ты мужиком, Максик, может, я бы тебе и дала… шанс на свидание, – проговорила со скрытым вздохом майорша.
Пауза. И уже тише, себе под нос Коробова добавила:
– Эх… обмельчал мужик…
А Максим услышал ее последние слова. Он вообще всё слышал. Привык. Привык быть «мебелью». В ОВД его не замечали – и в этом была его сила. В отделе он давно стал чем-то вроде фонового звука: есть – и ладно. После выпуска из Академии (а по факту – всё та же школа милиции, только с вывеской поновее) его определили сюда – в штаб. В помощь к женщинам-статистам. Перебирать бумажки, подбивать планы, верстать отчеты, заполнять карточки учета.
А он с детства мечтал ловить настоящих преступников. Ради этого и поступал. Но когда пришёл на «землю», начальство решило, что лейтенанту Яровому лучше будет во внутренней службе, мол, для уголовного розыска – стержня не хватает, да и декретницу кем-то заменить всё равно надо.
А где ему взяться, этому стержню, если с детства воспитывали послушным? Мать – завуч в школе, вообще была категорически против органов. Отец… Отец промолчал. Он всегда молчал, особенно когда говорила мама.
– Ну ты чего залип, Яровой? – выдернула его из размышлений Кобра. – Иди помоги мне уже с этой китайской хренью. Она бесит меня сильнее, чем ты. А это уже, между прочим, достижение.
– Конечно, Оксана Геннадьевна, – Максим вскочил, поправляя вечно сползающий погон на левом плече. Он почему-то никогда не держался прямо, как будто даже погон отказывался воспринимать его всерьёз.
– Тут надо вот сюда нажать, – начал он с видом знатока, – а потом вот сюда. Вы просто не до конца вставили…
– Ага, вставлять ты, смотрю, умеешь, – устало хмыкнула Кобра. – Господи, откуда вас таких берут в полицию?
– Вообще-то, – надул губы Максим, – я дипломированный специалист. У меня, между прочим…
Договорить он не успел.
Чтобы произвести впечатление, полез демонстрировать манипуляции вслепую, не отводя взгляда от собеседницы. Как учили на лекциях по криминальной психологии: зрительный контакт с объектом, доминирующая подача, контроль внимания. Только вот руки-крюки полезли не туда – пальцы попали в узкий зазор между металлической колбой и пластиковым корпусом.
– Ай! – вскрикнул он, почувствовав ожог, когда машина заворчала.
Инстинктивно дёрнул руку, попал по вилке питания – и тут всё случилось сразу.
Щелчок, разряд, вспышка – и короткая искра пробила корпус устройства. Ток дернул руку, отдал в спину. Казалось, даже звезды на погонах начали плавиться.
– А-а! – заорал лейтенант и отпрянул, но не удержал равновесие и грохнулся на пол, хорошенько, со стуком приложившись головой. Повалялся немного, вцепившись в живот, не дыша и боясь открыть глаза.
Лишь в голове пульсировала мысль: «Мама будет ругаться… Форму-то измарал…»
Над ним завис силуэт Кобры. Она смотрела сверху, как будто выбирала – скорую вызывать или добить, чтоб не мучился.
– Хо-оспади, Яровой! Тебя убила кофеварка?
– Всё… в порядке, Оксана Геннадьевна, – Максим открыл глаза, выдав натужную улыбку и с усилием приподнялся. – Живой, вроде бы…
– Дай лапу, – протянула руку майорша.
– Я сам, – отказался он от женской помощи и с показной бодростью поднялся на ноги.
Но голова шла кругом, а в глазах еще темнело. Поморщился, натянул улыбку: мол, пустяки. Пусть думает, что он из стали.
– Вот, видите? Ничего страшного. Я как тот… Термина… а-а!
Закончить он не успел.
Шагнул – и не заметил, как попал в липкую лужу от поврежденной машины.
– Осторожно! – выкрикнула Кобра.
Вжих!!!
Нога поехала, руки взлетели, и всё пошло как в замедленном кадре. Яровой попытался удержаться, но гравитация была против.
Как же так?.. – читалось в его лице. Я же только что выжил после удара током…
Бам!
Тело глухо шмякнулось об пол. Под линолеумом – беспощадный бетон. Затылок хрустнул, а в глазах только что-то вспыхнуло.
«Мама… Какая глупая смерть…» – мелькнуло напоследок.
Потом – тишина. И темнота.
* * *
Я очнулся и открыл глаза. Резкий свет полоснул по зрачкам.
Первая мысль: «Валет! Сука! Убью!»
Инстинктивно попытался вскочить – но не смог. Слабость накрыла такая, что и пошевелиться трудно. Тело не слушалось, будто меня изрешетили пулями. Да ведь и вправду изрешетили. Но теперь что-то странное – боль на ранение не похожа, только какая-то вата вместо мышц. Я повернул голову. Лежу на…
Кровать? На старом заводе? Откуда?
Проморгался. Рука сама собой потянулась к плечу. Потом к животу. Там, где должны быть дырки от пуль Валета. Где должны зиять раны, боль, кровь…
Пусто. Гладко. Ни бинтов, ни швов, ни пластырей. Нащупал ткань странной одёжки. По виду, вроде, больничная пижама, но не застиранная и не штопаная.
Что за бадяга творится?.. Где это я?
Я медленно выдохнул, потом втянул воздух носом.
Пахнуло йодом, хлоркой, примесью чего-то аптечного – похожего на раствор витаминов. Характерный привкус, как в процедурке перед уколом.
Запах знакомый до тошноты. Больничный.
Но… что-то не то. Слишком стерильно. Слишком правильно. Будто здесь не лечат – а показывают, как должно быть, словно в рекламе зубной пасты.
Лежу, а глаза уперлись в потолок. Ишь, какой белый. Не облезлая известка, а аккуратная плитка, как в офисе у жирного комерса. Светильники встроенные, не мигают, не жужжат.
И если бы меня похитили Валетовы молодчики, то не поперли бы в такое приличное место.
Взгляд пошел ниже. Стены выкрашены в приятный зеленый, а не в мрачный болотный цвет. Штукатурка ровная, без пузырей, без трещин. Ровная, как зеркало, аж смотреть противно.
Я собрался с силами, приподнялся на локте, продолжая осматриваться.
Батареи странные – совсем не чугунные, слишком изящные и даже хлипкие на вид. И окна какие-то, ни щербинки… Да это ж пластик! Куда это я попал?
Больница?..
Не-е… Слишком чисто. Слишком цивильно. Ни тебе хрипов из коридора, ни грохота каталок, ни матерящихся медиков. Возле меня капельница – и та не на проволоке, а на такой же глянцево-рекламной стойке с колесиками.
Даже шторы не похожи на казённые – полоски жалюзи не тряпьё с пятнами.
Где я вообще?..
Последнее, что помню – вспышка. Черное дуло ТТ. Плевок в морду Валета. И тишина.
Ад?..
Нет уж. Слишком светло для ада. И чертей не видно. В рай попал? Не-а, не верю – не по моей биографии. Как говорится, и рад бы в рай, да грехи обожаю.
Я медленно повернул голову. Рядом пустые кровати. Три штуки, одинаковые и тоже все какие-то хитро устроенные, как в американском кино. Не ржавые панцирки или сетки с железными козырьками, а пластиковое многофункциональное ложе. Больше похожее на капсулу для киберсна. Все-таки помещение похоже на больничную палату.
Собравшись с силами, я медленно приподнялся и сел – спинка кровати подалась за мной.
Жёваный протокол! Кровать двигалась! Я даже вздрогнул.
Я пошарил и нажал на кнопку сбоку на кровати, в том месте, что напоминало панель управления или пульт.
Щёлк!
И зажглась лампа на стене возле изголовья.
– Что за… – пробормотал я, а голос, хоть и хрипел, но почему-то показался чужим, чуть выше.
Я не удивился. Показалось, наверное.
– Эй! Есть кто?.. – выдавил я снова хрипло, продолжая тыкать в кнопки.
Из стены – в натуре, из стены! – выскочил голос:
– Да-да, сейчас подойду.
Сушёный прапор! Я снова вздрогнул от неожиданности, а потом сообразил: голос-то женский, из динамика. В палате?
Дверь распахнулась, и в палату вошла медсестра. Молоденькая, сочная, будто со страниц «СПИД-Инфо». Только не в привычном больничном халате – белом, бесформенном, с пятном зелёнки на кармане. Нет. Эта была в аккуратном медицинском костюме: брючки в обтяжку, блуза с вырезом, всё цвета морской волны. Куколка, как в рекламе платной клинике…