Гиарат

Часть I. Грау-Халлот

Глава 1

Этот поход к торговой бухте путник не забудет никогда; Ѝллион, как повелось за последние несколько лет, намеревался пополнить запасы еды, материалов и голов скота, но шедший на изъеденных голодом ногах служитель Гиарата даже помыслить не мог, что именно сегодня привычная жизнь перевернётся с ног на голову и наяву свяжется с противостоянием естественного с миром противоестественного. Это сулило всему сущему только одно: скоро распахнётся небесная дыра и наконец исполнит заветное желание Илла – исторгнет потустороннее.

Путь Иллиона пролегал на север вдоль западного подножия массива гор Ардегантов – в шутку прозванных им «нижней челюстью гигантского дракона» – меж зубов которых непрерывно проходило дыхание сухого ветра, расстилавшееся дальше на запад, вглубь печально-известной пустынной долины. Когда-то эти горы и равнина считались единым краем и величали его – Гра̀у-Халло̀т. Об этом названии Илл узнал из библиотеки Гиарата, и оно вызывало у исследователя больше вопросов, чем давало ответов. Название это оказалось настолько старинным, что упоминание его удалось встретить всего на нескольких чудом доживших до сегодняшних дней картах. Иллиону повезло найти вместе с одной из карт заметку к ней, написанную почти пятьсот лет назад неким картографом Брезаном. В заметке автор не только представил подробнейшее описание местности, но и переводы названия края на разные языки, и был в этой записи абзац, который Илл с интересом перечитал несколько раз к ряду.

«Это последнее, что напишет моя морщинистая рука, ибо я не хочу тратить остаток отведённого мне драгоценного времени на описание того отвратительного мертвеца, в которого превратилась некогда пышущая жизнью и красками равнина. За последние двадцать семь лет природа востока материка Антал изменилась до неузнаваемости, и я не понимаю, ЗА ЧТО БОГИ! так жестоко наказывают нас? Мой дом истлел окончательно, как и его суть, потому что с эваморту (языка давно вымершего и до нас населявшего материк народа Эваримов) «Грау-Халлот» означает – Обитель Плодородия. Теперь же это Обитель Бесплодной земли.»

Эта часть заметки часто побуждала Иллиона к раздумьям о том, какой вид мог бы открыться его взору пятьсот лет назад? Деревья, трава, живность, перемены погоды, звуки природы, разговоры, музыка, всё это разнообразие жизни Илл помнил только по детству, когда рос в родительском доме на окраине торговой бухты, куда он прямо сейчас держал путь. Родной дом уже давно заняли новые хозяева, а долг служителя Гиарата не позволял ему задерживаться надолго на другом берегу реки, поэтому детские воспоминания тускнели всё сильнее от года к году, а некоторые вещи он уже и вовсе позабыл. Теперь его дом – «Обитель Бесплодной земли», которую заслуженно нарекли Пепельной Пустошью, и причина тому далеко не враждебность местной погоды, а вид мертвенной земли, покрытой так раздражавшим Иллиона песком цвета пепла. Нынешнее же название края подходило ему не хуже предыдущего, потому что вид удручающей серой равнины лучше любых наставлений мудрых стариков предупреждал путников – здесь на своих двоих долго не ходят. Но не стоит недооценивать такую вещь как стремление к выживанию, ведь этот край света, раскинувшийся в южно-восточной части материка Антал на фоне массива раскалённых солнцем гор, всё ещё оставался обитаем. Многие из жителей материка наивно полагали, что в пустыне влачили жалкое и очень короткое существование несколько сотен (на самом деле их осталось не больше шести десятков) изгнанных туда преступников или беженцев, которые вскоре «сгорали», на смену им приходили другие, и так до бесконечности. Что-ж, когда-то это действительно было правдой, но за три столетия в бытие Пепельной Пустоши многое изменилось.

Взять хотя бы то, что ни в чём не повинный, верный долгу и сообществу Иллион ради выживания себя и близких в 22 года был вынужден пересекать пустыню, а вместе с этим превозмогать жару, голод вкупе с жаждой, и нести свои 51 килограмм по суровейшему месту на материке, оставляя от избитых песком и камнем сандалий частые следы, которые удушливый ветерок без устали заметал пеплом мертвенной земли. Судьба жестоко отнеслась к Иллу, но служитель никогда не жаловался, хоть весь его внешний вид кричал об обратном. Со стороны он казался жалким бродягой; сухое лицо, которое больше было покрыто пылью, чем щетиной, ноги прикрывали заплатанные тонкие штаны, державшиеся на туго завязанной вместо пояса верёвке, а тело – грязная рубаха с оторванными рукавами. Его длинные по костлявые плечи чёрные подвыгоревшие волосы торчали из-под второй рубахи, которую опытный путник обернул вокруг головы, чтобы уберечься от изнуряющих лучей солнца. Через плечо у него была закинута другая верёвка, связанные концы которой были продеты через дырки в верхней части старого кожаного мешка, заполненного, как считал Илл, только необходимыми для похода вещами и «грузом братской горькой ноши». Но не стоит судить сухожилие по мышце – в силе и целеустремлённости духа Иллиону на всей Пепельной Пустоши не было равных. Это мог подтвердить кто угодно из его окружения, ведь мало кто согласился бы посвятить себя защите обездоленных тариканцев и каждые полгода пересекать Пепельную Пустошь, чтобы раздобыть припасов, а самое главное – вернуться обратно.

Илл никогда и мимолётной мысли не допускал, что оставит общину и жестокий дом, но нельзя было сказать, что вылазки за пустыню не приносили ему благ. Прямо сейчас его разум был охвачен мыслями о водах реки Тафилы, отделявшей север Пустоши от земель Авлавейма, на северном берегу которой находилась торговая бухта. Иллион планировал добраться до реки через три дня, но ему уже нестерпимо хотелось кинуться в прохладную воду и ощутить её необычайный свежий вкус.

Грезив о встрече с Тафилой, Илл не заприметил камня на пути и, запнувшись, чуть было не упал, но его мысли о купании всё же свалилась куда-то в бездну разума. Теперь его вновь заскребла настырная жажда. Иллион всё оттягивал сделать хотя бы глоток воды, потому что старался сберечь каждую каплю из запасов, да и пить взятую воду ему не сильно хотелось, ибо она уже странно попахивала, а вчера вызвала в животе судорогу. Илл терпел жажду, как только мог, оттого всякий раз, когда неприятное чувство нарастало, он пытался отвлечься и окунал руку в сумку, на ощупь пересчитывая содержимое. Сверху две стеклянные бутылки с тёплой водой, рядом потрёпанный экземпляр двухстраничного Ксерната, тряпка, отполированная голова Вермила, а под ними – прохладное сокровище.

– Половина ступни в ботинке, пара ушей и две кисти рук, одна без мизинца. В этот раз получилось почти 8 килограммов человека, – в седьмой раз только за сегодня повторил Иллион.

Он достал из сумки покрытый патиной кусок бронзы в форме кисти человеческой руки, который он сам же отколол от одной из оставшихся в Гиарате статуй служителей, и приложил сплав к щеке. Чувство прохлады ласкало кожу и подстегивало Иллиона ускорить шаг. Отвлекающий манёвр вновь сработал, путник пока забыл о жажде, но в этот раз его мысли перекинулись на другие неприятные размышления о расточительности. В эту вылазку он намеревался продать на два куска бронзы больше, чем обычно, и выручить за них огромные, по мнению Иллиона, деньги – около 400 ида̀лов. Во все прошлые походы он позволял себе продавать бронзы не больше, чем на две сотни, но в этот необычайно жаркий и сложный год без ощутимых трат было никак не обойтись.

Иллион планировал закупить не только крайне необходимые мешки с плодородной почвой Авлавейма, десять свёртков семян овощей, несколько ящиков свечей, два рулона дешёвой ткани для заплаток, ещё одну кибитку, молодого пустынного коня (старичок Вирка совсем уже сдавал) и пятьдесят голов катаругов, чтобы отдать их на разведение единственному пастуху в деревне Тарик, у которого от стада после прошлогоднего нападения пустынных дикарей осталось только 5 голов. На эти траты ему с лихвой бы хватило 350 идалов, что уже было довольно много, а остальные деньги он хотел применить для важного дела.

Обитавшие за пределами Пепельной Пустоши вряд ли смогли в такое поверить, но даже пародия на жизнь в жестокой пустыне была переполнена рутинной работы, особенно у тех, кто служил в стенах когда-то величественной твердыни. Невзгод в Гиарате в этот год выдалось много, особенно после происшествия двухнедельной давности – всему виной обрушение одного из закрытых корпусов библиотеки и крупнейшего скального погреба, где в прохладе хранились запасы питьевой и хозяйственной воды. Именно поэтому Иллион в последнее время был особенно требователен к двум братьям по службе, которые и до этого неохотно исполняли свои обязанности. Моральный дух Густава и Дави слабел день ото дня, как их изголодавшиеся тела, на чьи костлявые плечи и без того была возложена одна из важнейших для всего Делилана миссий.

По этим причинам Иллион ещё за неделю до вылазки решил, что его люди заслужили небольшой разрядки, поэтому он взял из запасов на 4 килограмма бронзы больше, чем обычно. На оставшиеся после закупки всем необходимым деньги Иллион хотел впервые набрать настоящей еды, совершенно непохожей на осточертевшую жителям пустоши горькую плоть катаругов. Мясо дичи, кислые зелёные яблоки, хрустящий картофель, может даже вино. Восьмую долю этого добра он планировал принести в столовую и обрадовать измученных голодом братьев, а остальную часть отдать тариканцам за их многолетнюю и бескорыстную помощь служителям Гиарата.

Иллион, не хуже других знавший, каково терпеть голод, на самом деле продолжил бы голодать, ведь он верный солдат Гиарата, ему по долгу было положено превозмогать сложные времена, преодолевать любые тяготы и лишения, но всё же было то, что заставило его пойти на расточительные уступки. Его выбил из равновесия случайно услышанный неделю назад разговор Густава и Дави. Они хотели совершить нечто сродни предательству – сбежать из твердыни на поиски «лучшей жизни». Иллиону тогда нестерпимо захотелось взгреть этих двоих, но в нынешнем положении это могло внести раздор в их маленькое общество, ведь он прекрасно понимал – служители Гиарата, как и тариканцы, сейчас не живут, а откровенно выживают из последних сил. Поэтому он решил «выбить» из них мысли о побеге с помощью заботы, а не насилия.

Под хруст стебля колючей варты – единственных и обожаемых катаругами кустарников, которые растут в Пустоши – Иллион заметил возвышавшийся холм и верхушки окаменевших деревьев. В их кольцевом окружении ютилось солёное озеро, которое, если верить заметке картографа Брезана, когда-то было чистым и пресным источником минеральной воды. Теперь же оно было хранилищем солёного яда, который, как думал Иллион, и обратил в камень растущие вокруг озера деревья. Впрочем, одним полезным свойством это место всё ещё обладало – оно служило Иллиону ориентиром, ведь от него до Тафилы оставалось меньше трёх дней пути.

Илла вдруг пробрала тревога, будто рядом заплясал незримый беспокойный дух, предвещающий приближение чего-то величественного и, оттого, пугающего. Дабы взять себя в руки, Иллион снова принялся пересчитывать куски бронзы.

– Половина ступни в ботинке, пара ушей и две кисти рук, одна без мизинца. Почти 8 кило…

Иллион смолк от удивления, то что он прочувствовал кожей и тем более увидел собственными глазами никак не укладывалось у него в голове. На его руку упали две капли воды, которые в мгновение впитали серую пыль и застыли на предплечье. Их касание оказалось почти столь же бодрящим, как прыжок в прохладные воды Тафилы. Иллион с трепетом поднёс к ним вторую руку, но не успел он до них дотронуться, как задул холодный, чуть ли не морозный ветер, совсем непохожий на правящего в Пустоши удушливого собрата. В этот день Илл впервые за долгое время почувствовал, что такое мёрзнуть до дрожи, и это показалось ему настоящим чудом. Ветер резко ослаб и вновь стал удушливо-сухим, но это было лишь начало, ведь неожиданный раскат грома застал путника врасплох, и стал лишь началом чудесных капризов природы. На Иллиона упало ещё несколько капель, а потом ещё… ещё и ещё. Начался настоящий ливень, который вызвал у путника искреннюю, почти детскую, радость. Иллион поднял голову и широко раскрыл рот. Он жадно упивался ни с чем несравнимым нектаром небес, и, утолив настырную жажду, он, прямо как ребёнок, принялся танцевать и прыгать по округе, вопя во всё горло:

– Это дождь… дождь-дождь. Ливень! Вот капли, и вот капли, это Ливень! – Илл сунул руку в мешок и достал отполированную бронзовую голову Вермила. – Ты слышишь Вермил? Ливень!

– Слышу, слышу. – Ответил Вермил, внутренний голос Илла.

Иллион вернул голову в мешок, а затем посмотрел вверх. Он увидел в небе, словно из ниоткуда вздувшиеся пятна тёмно-серых туч. Вид этих небесных громадин заставил путника замереть в ожидании чего-то нехорошего. Вернулось ощущение грядущего катаклизма, даже воздух показался Иллиону настолько отяжелённым, что затруднилось дыхание, и это стало «первой каплей» жутких погодных перемен.

Начало темнеть так, будто бы наступала ночь, а вместе с каплями дождя посыпался мелкий и неприятно бьющий по коже град. Иллион прикрыл глаза, он не хотел отводить взгляда и пропустить даже маломальскую перемену в небе, и не прогадал. Открывшийся вид не только поражал, он откровенно внушал путнику страх, настолько чёрные тучи казались могущественными и монструозными. Но куда больше этого Илла ужаснул их размер, тучи растолстели так, что не было видно даже клочка чистого неба, они продолжали растягиваться на сотни, если не на тысячи километров, отчего казалось, что они теперь возвышались над всей Пепельной Пустошью, если уже не над всем материком. Но даже это явление померкло перед другим, поражающим серую обыденность зрелищем.

В океане чёрных туч заплясали всполохи фиолетового света, похожие на вспышки худых молний, и они мерцали, как показалось Иллиону, в такт биения его сердца. Поначалу это были огоньки размером с мелкий камень, но с ходом времени они утолщались и уже напоминали скользящие на фоне небосвода нити, которые исчезали так же быстро, как успели появиться. Илл к этому времени уже продрог до костей, стало почти невыносимо стоять на пустыре, и в этот миг мрачное небо озарилось отвратительным цветом, который путнику никогда не доводилось видеть, раздался ещё один раскат грома, но прозвучал необычнее прошлого. В голове у Илла зазвенело так, что он зажал ладонями уши и вскрикнул от боли. Звук был настолько истязающий, будто он вдарил по колоколу находясь прямо в куполе. Небо уже затопило вспышками, и они сближались, будто огни жаждали воссоединиться. Небеса готовились выплеснуть в этот мир свою ярость. Хоть нестерпимый звук в ушах и начал спадать, путник всё равно нутром почуял, что нужно было срочно найти укрытие. Но перед тем, как сорваться с места, Илл услышал спокойный голос Вермила:

– Разве не этого ты ждал?

– Чего «этого»? Катаклизма? Конца света?

– Ксернат, мой друг.

Слова Вермила, словно крепкие руки схватили самообладание и поместили обратно в Иллиона. Путник только сейчас понял, что назревающий катаклизм – это действительно то, чего он ждал всю свою жизнь служителя Гиарата. Он даже до сих пор до конца не верил в то, что предсказанное предками величайшее событие в мире выпало на его молодые годы и на сложнейший период для служителей Гиарата.

Илл сразу же после внутреннего разговора и полного осознания происходящего начал чеканить строчки двухстраничного Ксерната, те самые, которые написали сотни лет назад, и которые он уже давно выучил наизусть:

Иллион не переставая повторял четверостишие, терпеливо наблюдая за формированием чего-то похожего на сотканные из нитей мириады пурпурных сфер. Две из них надувались прямо над солёным озером (или где-то около него). Это было похоже на величественный небесный танец: фиолетовый, пурпурный, лиловый, сиреневый, пляска множества оттенков. Когда сферы, как показалось Иллу, окончательно надулись, вспышки куда-то пропали, и теперь настало время ярости, способной разорвать небосвод на куски. Сферы в миг заметно втянулись, и от этого вида Иллион всерьёз испугаться за свою жизнь. Путник хотел было лечь на землю и прикрыть голову руками, чтобы иметь хотя бы шанс на спасение от чего-то неизвестного, но не успел он дёрнуться, как увидел разрывающиеся пасти сфер. Всё небо пронзили тысячи пурпурных нитей, которые устремились далеко по сторонам, навстречу другим линиям, потянувшимся от тысяч других, взорвавшихся в разных уголках мира, круглых фигур. Взрывная пурпурная волна почти сшибла Иллиона с ног, но всё же она оказалась не смертельна, а даже наоборот – она подарила путнику чувство, будто он узрел нечто прекрасное. Пока Илл наслаждался происходящим, дождь с градом прекратились, но было всё ещё прохладно, хотя обжигающий мороз безвозвратно улетучился, как и ощущение первобытного страха перед масштабным стихийным бедствием.

За последние несколько минут Иллион испытал целый ворох эмоций: радость, счастье, трепет, страх, ужас, но теперь им завладела эйфория, потому что предсказание Ксерната продолжило сбываться от строчки к строчке. С расчищающегося неба, прямо с круглых расщелин, которые остались от взрыва сфер, на землю летели две фигуры. Одна здоровенная, похожая на какого-то четвероногого зверя с огромным хвостом, падала стремительнее нежели вторая, явно гуманоидная фигура, падение которой будто бы замедляло что-то похожее на небольшое фиолетовое облако. Пока Иллион наблюдал за падением неизвестных созданий, он повторял уже второй стих Инитиума:

– Хватит любоваться, беги к ним, – спокойно прозвучал Вермил.

– Завидуешь? Может тоже хочешь посмотреть?

– Я вижу то же, что и ты, у нас…

– Да, да, – перебил Вермила Иллион. – «У нас одна голова на двоих». Мог бы и подыграть, зануда.

– То, что ты носишь «мою голову» в мешке перестало быть смешным лет так 6 назад. А сейчас лучше соберись, нам ещё нужно добраться до летунов.

– Ты прав, погоди только.

Илл, не отводя глаз с падающих тел, сунул трясущиеся от возбуждения руку в сумку и быстро пересчитал её содержимое. Всё на месте, медлить больше было незачем, настало время идти навстречу переменам.

– Ну что, побежали? – возбуждённо спросил Илл.

– Ты беги, я догоню, – шутливо ответил Вермил.

Усмехнувшись Иллион сорвался с места и побежал на холм, прямо к месту возможного приземления небесных тел – солёному озеру.

До вершины холма Илл к своему удивлению добрался быстро, всему виной свежий воздух, который не вызывал скорой от подъёма отдышки, но и это была не единственная резкая перемена, ведь его нос всё ещё не атаковал сернистый запах соли. Обычно вонь начинала раздирать нос, а затем рот с горлом сразу на подъёме, а теперь только на верхушке до него донёсся еле уловимый серный душок.

Иллион начал осторожно сбегать с холма, потому что прямо у подножия начиналась чаща каменных деревьев, и каждая их ветка представляла серьёзную опасность. Однажды он немного не рассчитал скорость и почти налетел на ветку, целившуюся ему прямо в грудь, но Илл отличался ловкостью и только поэтому его сердце тогда не остановилось.

Кольцо каменных стелл начиналось с невысоких деревьев, поэтому всё ещё можно было разглядеть летящих к смерти существ, а падали они удивительно долго, путник даже не понимал, почему так происходит. Тем не менее Илл понял, что здоровенная зверина вот-вот приземлится прямо в глубь чащи, а гуманоид, как ему показалось, летел чуть дальше, и возможно он упадёт прямо в солёное озеро, где, если его вовремя не вытащить, соль точно высушит небесного незнакомца.

Иллион заключил, что бежать нужно левее, тогда он точно попадёт к месту падения животноподобного существа. Он вошёл в чащу и уверенно продвигался, укорачиваясь от острых веток, становившихся всё толще и выше деревьев. Эти каменные монстры, которые будто только притворяются деревьями, поистине сторожили все солёное озеро. Никто из тариканцев не смел входить в каменную чащу, но Иллион знал, в самом кольце деревьев нет ничего страшного, если не считать жары, которая исходила от плотно расставленного камня и сернистого запаха, опасность здесь таилась только в неосторожности движений – неудачный поворот и ты труп, недоглядел – ветка в глаз или сердце, и ты снова труп, ну или по крайней мере инвалид. Это удачный пример того, что нужно было знать о тонкостях жизни на Пепельной Пустоши – здесь толком ничего не пыталось никого убить, все погибшие в этом краю умирали только из-за глупости и неосторожности. Вот только сейчас дело обстояло совсем по-иному, два неопознанных существа летели прямо на пики каменных деревьев, если кому-то повезёт, то отделается переломами или ампутацией переломанных конечностей, но даже Иллион понимал насколько это маловероятно, особенно если падать с большой высоты. Но если вдруг, благодаря какому-нибудь высшему промыслу кто-то пережил бы падение, Илл готов был оказать помощь, а в полевой медицине он кое-что да понимал. Любовь к чтению позволила ему поднабраться теории по врачеванию, причём не только людей. Отчасти поэтому Иллион был готов пойти на всё, чтобы спасти сразу двух летящих с неба существ, и наставили его на это слова из второй строчки незаконченного третьего стиха Инитиума.

Иллион вдруг услышал звук, похожий на треск костра, становившийся всё громче, он казалось нарастал прямо над ним. Не успел Илл поднять головы, как в метрах десяти от него прогремел удар, после которого последовал жуткий диковинный вопль, а за ним множество чавкающих звуков. Через несколько секунд на землю упали три крупных части тела существа, окропив всё вокруг кровью и ошмётками внутренностей. Служителя обуял шок, настолько безжалостно неизвестное создание было разорвано каменными ветками на куски. Полумрак, который обеспечили разросшиеся над головой скопища веток, не позволил Иллиону рассмотреть, что это была за зверина, но существо точно было больше коня раза так в два. Иллу нестерпимо хотелось рассмотреть погибшего поближе, но увидев, что стало с существом, он решил не тратить время на умершего и со всех ног побежал к озеру.

Служитель надеялся, что гуманоид упадёт прямо в солёную воду, так у него были бы хоть какие-то шансы на спасение. Переломов и солевых ожогов, как думал Илл, гуманоиду избежать не получится, но лучше уж это, чем быть разорванным непоколебимым многовековым камнем. Чаща скоро должна была смениться берегом, но тут Иллион остановился и разразился дерущим кашлем, ядовитый запах сернистой соли прибыл собственной персоной.

Илл услышал, как что-то всё-таки упало прямо в воду. Прокашлявшись, Иллион, медленнее прежнего, побежал вперёд и наконец выбрался прямо к берегу. Ему (да и не только) несказанно повезло, летящий упал в воду рядом с берегом, водяные кольца и витавшая в воздухе фиолетовая дымка послужили отличным ориентиром. Но одной хорошей новости сразу же воспротивилась другая. Здесь воздух был пропитан удушливой вонью, поэтому надо было действовать, пока солёная вода окончательно не вытянула из тела «гостя» нужные для выживания силы.

Сказать, что Иллион уловил удачу за хвост – это ничего не сказать. Озеро большое, упади гуманоид ближе к противоположному берегу Иллу пришлось бы долго огибать берег и тогда спасать скорее всего пришлось бы солонину. Другим же везеньем оказался солнечный свет, монструозные тучи окончательно рассосались. Озеро освещало на удивление не жаркое солнце, а вокруг за происходящим надменно наблюдали самые высокие каменные великаны.

Иллион на бегу скинул с себя мешок, а затем рубаху с головы и стянул через голову вторую. Он ещё не прикоснулся к воде, но уже чувствовал, будто ему в рот засыпали несколько ложек соли. Невзирая на предстоящее жжение Илл с разбега прыгнул в воду, в почти растворившуюся фиолетовую дымку и обхватил качающегося на поверхности воды небесного гостя и загрёб к берегу. Всего через несколько взмахов он встал на твёрдое дно и, подхватив бессознательную жертву падения, поднял его из воды и понёс подальше от берега, туда, где солёный грунт переходил в пепельную землю. Иллион уже знал, что в руках у него не просто голый человек, а мальчишка, лет восьми, а может и двенадцати – Илл видел не так много детей, чтобы точно угадывать их возраст.