Insanus

Глава 4. «Любопытство сильнее страха»

«Лекарство от скуки – любопытство. Но лекарства от любопытства нет».

Дороти Паркер

Марк Твен писал: «Наберите команду плыть в рай и попробуйте сделать стоянку в аду на какие-нибудь два с половиной часа, просто чтобы взять угля, и будь я проклят, если какой-нибудь сукин сын не останется на берегу».

И самое забавное, что это свойственно практически большинству населения земли. И что ещё забавно, чем умнее человек, тем сильнее его любопытство.

Многие скажут, что «Людям до всего есть дело, а особенно до того, что их не касается…» или «Чрезмерное любопытство грозит утратой Рая» и они будут правы, однако способны ли слова остановить любознательного ребёнка? Много ли из вас проходя мимо какого-то старого и таинственного дома, не хотели бы зайти внутри? Чтобы просто посмотреть краем глаза и перейти черту неизвестности?

Данное чувство сподвигло не одну сотню, не одну тысячу людей на странные, а порой на гениальные открытия. Но и погубила куда больше… Сколько людей в попытке открыть и доказать истину в итоге погибали, портили жизни себе и другим.

Однако по сей день мало кто хочет оставаться в неведении, даже под предлогом смертельной опасности.

Один день сменял другой, а жизнь смотрителя по-прежнему оставалась рутинной. Бесконечная монотонность уже начинала сводить Ивана с ума, но вчерашняя находка неожиданно вывела его из этого оцепенения. В отсутствие хоть какого-либо разнообразия эти записи, не имеющие, казалось бы, никакой ценности для постороннего, стали для него настоящим событием.

Будучи нигилистом, равнодушным ко всему – включая собственную жизнь, – и находясь в вечном состоянии лёгкой депрессии, Иван вдруг ощутил интерес. Перед ним словно появилась новая игра, странная головоломка, которая сулила хоть какое-то движение в этой пустоте.

С первыми лучами солнца, едва коснувшимися земли, настал момент выбора: сделать шаг вперёд или отступить. Но это утро было не просто началом нового дня – оно стало точкой невозврата, тихим знаком, что что-то сдвинулось. И, как это часто бывает в подобных историях, день начался отвратительно.

Иван проснулся с тяжёлой головой – будто сотни барабанов били в висках. Всё тело было налито свинцом и не желало повиноваться. Он лежал на кровати, без сил, не в состоянии даже подняться, но мысль о том, что нужно идти и выполнять свои обязанности, медленно пробивалась сквозь туман сознания.

Мысли путались. Вчерашние записи умершего смотрителя не выходили из головы. Каждая строчка, каждое слово звучали в ней эхом, образуя бессвязный, но настойчивый шум. Всё это казалось и нелепым, и пугающе осмысленным одновременно – как будто за бредом пряталось что-то, что Иван пока не мог уловить.

Он, убеждённый скептик и рационалист, не мог поверить в мистику. И всё же… внутри что-то дрогнуло. Лежа с открытыми глазами, он пытался найти объяснение: – Ну не могло же его свести с ума просто отсутствие спиртного… – пробормотал Иван, глядя в потолок. – А эти записи… обычные бумажки, да хоть и с фотографиями… как они могли довести человека до такого?

Он перевернулся на бок, чувствуя, как желудок напомнил о себе.

– Надо поесть, – устало выдохнул он. – Да, сначала поесть…

Выходя из комнаты, смотритель взглянул на стремянку, ведущую на чердак, и по его коже пробежалась мурашки: – Может быть, и правда, не следует влезать в эту историю. Иногда бывает так, что ум сумасшедшего несравненно выше разума даже самого мудрого ученого. Эх…, странно, как же это жутко странно.

Плотно подкрепившись завтраком, Иван отправился в генераторную, а затем прошёл осмотр всей территории базы. На улицах, как обычно, было пусто, но тревога не покидала его – она была связана с непреодолимым интересом к персоне предыдущего смотрителя.

Вся картина на первый взгляд казалась прозрачной и ясной, но это было лишь внешне, словно скальный лёд на поверхности океана. К тому же то и дело, что всё лишь казалось, а как было дело на самом деле, на данный момент было неизвестно. Эта неизвестность тревожила Ивана и одновременно разжигала в нём безудержное любопытство. Сам того не осознавая, он погружался в мир тайн, бессознательно втягивая себя в вихрь загадок, становясь пленником собственного невежества и ужасных событий.

Охранник всё чаще и чаще грузил свой разум мыслями о случившемся, и разные идеи наваливались на него одна за другой. Одни казались безумными и абсурдными, другие – более или менее логичными. Странно, но самой правдоподобной казалась версия, что предыдущий смотритель был всего лишь убогим пьяницей, который сорвался с катушек и перед смертью, в состоянии беспамятства, начал плести безумные истории. Но что-то, что-то в этой версии не ложилось и не сходилось, что мешало Ивану безоговорочно принять трагическую историю предыдущего сторожа. И один лагерь в голове смотрителя под гнётом второго начал ослабевать. Та малая заметная часть, остерегающая, его от тех записок и этой истории в целом стала меркнуть на фоне второй, той, которая была выражена в безумном интересе. И тут уже появлялась почва для фантазий, а фантазия хоть – бесценная вещь, однако нельзя ей давать дорогу внутрь. Только вовне, только вовне…

Сторож, мечтая обрести ясность, ощущал внутренний раскол: ступить на чердак и встать лицом к неизведанным опасностям или остаться на месте, затворившись в покойной безопасности до самой весны. Оба варианта казались ему, несомненно, привлекательными, однако уже явственно сам Иван склонялся к первому из них.

Опустив нос на пушистую белизну земли, бывший врач погрузился в размышления: – Обычно в такие моменты следует терпеливо ждать и не дергаться, не замышляя лишних хлопот. Но стоит ли мне волноваться так сильно? Какая угроза вообще мне грозит? Демоны, которые выпрыгнут из тех бумажек? Пф…, не первый раз, когда я слышу такую чушь. И почему я вообще допускаю эти бредовые мысли? Посмотрю и посмотрю, не стану же вены завтра резать… Да и потом вполне возможно, что тот смотритель был под белкой или под наркотой. Хотя откуда в таком заброшенном месте взять наркотики…, да и спирта ведь не так уж много здесь было, чтобы свести с ума даже алкоголика. Мда…

В раздумьях Иван, сам того не замечая, уже оказался в кабинете за столом. Он рассеянно вертел в руках нож, и вдруг вслух проговорил: – Но вот, если я останусь сидеть и ничего не делать, то это меня убьет скорее чем, какой-либо демон созданный опьянённым разумом.

Взвесив все за и против, врач, решил позвонить своему московскому другу, если допустить возможность, что Иван хоть кого-то считал другом. Он бросил взгляд на выцветший жёлтый листок возле телефона, где был записан номер Ярика. Набрал. В ответ – лишь холодный голос автоинформатора: номер набран неверно.

– Ну, в себе я и не сомневался… – проворчал он. – Он ведь дважды мне его диктовал. Может, ошибся. А может, как обычно, я сам… Хотя, если подумать, может оно и к лучшему.

Сквозь эту мелочь внезапно проступила старая, почти забытой формы мысль – что-то о собственной природе, немного не от мира сего, чуть сдвинутой, особенно в мелочах. Всё шло к полудню. Поев нехитрый обед – макароны с сосисками, сторож окончательно принял решение: пора подниматься на чердак.

Конечно, всё это походило на нелепое вступление к очередному фильму ужасов – таинственные помещения, странные находки, проклятые шкатулки и артефакты. Но в реальности всё это казалось чушью. Чердак всего лишь часть базы, базы, на которой он работает, хотя скорее живёт, чем работает, однако все же за которую, в конце концов, он отвечает. Пусть и формально. Пусть и номинально.

На том и порешив, он вернулся в кабинет, взял с собой нож и фонарик – и направился наверх, туда, где пыль, тишина и, возможно, ответы.

Смотритель не спеша, подошёл к стремянке и внезапно внутри него пробежал холодок. Он смотрел на потолок, где находилась щель, ведущая к неизвестному. Иван стал ощущать, что он стоит на мосту и вот-вот должен прыгнуть в воду, но не может. Его ноги надломились, а зрачки расширились. Этот страх неизвестности пожирал смотрителя. И вот овладев собой, врач схватился руками за стремянку и, взяв всю волю в кулак, поднялся на чердак. Наверху перед смотрителем образовалась темная комната, которая была освещена маленькими лучиками света, проникающими через щели крыши. Все было покрыто паутиной, а в воздухе кружилась пыль.

– И нет тут никого…, – подумал серьезный и скептичный Иван, хотя секунду назад он прямо-таки боялся подняться наверх. Эту неловкую деталь врач, наверно, тут же решил вырезать из своей нарциссической памяти…

Далее сторож достал фонарик из кармана и озарил им чердак. Сторож увидел то же самое, что и описывал сумасшедший смотритель – различные коробки, плакаты, бумаги и ещё большой мешок. Сыщику этот мешок показался наиболее забавным, ему было интересно представить, сколько всего в нём можно было отсюда унести и где-нибудь продать. Но он не стал зацикливаться на этой еврейской мысли и продолжил поиск сундука.

После долгих поисков на мрачном чердаке, сторожу удалось обнаружить тот самый сундук. Недолго думая, он подошёл к нему. И первое, что смотритель увидел, были капли засохшей крови. Это уже насторожило врача, но продолжая осмотр, он и вовсе удивился, так как сундук оказался целиком обмотан веревкой. С одной стороны, это было жутко, а с другой как-то нелепо. Мертвый смотритель замотал старый ящик бантиком. Размотав веревку, охранник открыл сундук. После его открытия смотритель начал кашлять и махать рукой, отгоняя от себя пыль. Когда пыль прекратила летать по чердаку, а Иван перестал кашлять, он приступил к осмотру.

В сундуке были разрозненные записки и чертежи, в целом – ничего из того, что упоминал самоубийца, найдено не было. Иван перебирал бумаги почти механически, пока пальцы не наткнулись на ту самую коробку, точнее шкатулку. Внутри находились оборванные страницы из записной книжки, выцветшие фотографии, разнообразные анатомические инструменты и набор стеклянных колб. Большинство из них были пустыми и открытыми, с налётом времени на внутренней поверхности, однако несколько всё ещё оставались плотно закупоренными. Врач осторожно взял одну из меньших колб – её стекло неожиданно показалось тёплым, однако чувство это было ложным, поскольку уже через секунду ощущение исчезло, а стекляшка приобрела комнатную температуру. Без лишних колебаний он снял пробку, однако ни реакции, ни звука не последовало. Он приблизил сосуд к лицу, и осторожно махая рукой к носу, вдохнул – в ответ не последовало ни малейшего запаха. Положив стекляшку обратно, он взял другую, но побольше, около 300 миллиграммов в массе. Новая колба внутри имела какую-то жидкость. Рассмотрев её получше, смотритель увидел надпись “Morphium”.

Глаза охранника пламенно загорелись, и он впал в какой-то транс, который поймут далеко не многие. В его горле даже пересохло. В этот момент можно сказать, что внутри него пробудилось что-то тёмное, что-то древнее, что-то из прошлого. Эта сладостная нотка тьмы быстро промелькнула в разуме смотрителя, впитываясь каждой клеткой его головного мозга.

– Как долго он здесь?.. – прошептал он, будто и сам не себе. – Видимо, десятки лет. Но чистый морфин – стабильное соединение. Если всё герметично, без света, без воздуха… он может пережить многое.

Колба в руке начала будто пульсировать – неясным импульсом, почти в такт сердцу. Смотритель отдёрнул пальцы, но странное желание не отпускало. Хотелось что-то сделать. Разбить? Или наоборот – сохранить? На последней грани между решением и действием он отступил, будто вернувшись из сна, и аккуратно убрал сосуд в дальний угол сундука, подальше от света. В этот момент он не мог объяснить, почему не отпустил стекло раньше.

Так, сам того не замечая, Иван стал обладателем более 300 миллиграммов морфия. Не фиксируясь на этом факте, или делая вид, что не фиксируется, он продолжил разбирать содержимое. Интересных колб больше не оказалось – только оборванные листы, переплетённые с небрежным переводом латинских текстов. Один из них валялся рядом с чёрно-белой фотографией – выцветшей, но тревожно живой.

На листах были наброски фраз:

«Я нашел нечто удивительное… Теперь меня оценят и станут уважать. И я дал ему имя – SILIRIUM.

Я пробудил демона…. Он убил несколько человек. Меня закидали камнями.

SILIRIUM делает из людей животных. SILIRIUM страх и боль. Он людское наказание и спасенье воплотить. Я не боюсь его и приму чашу страха и боли. Только истинно чистый сразит SILIRIUM.

Да ибо живёт он во …».

Тут текст обрывается, вероятно, это был перевод мертвого смотрителя, поскольку по соседству от этой записи уже лежал оригинальный текст, написанные на древнем пергаменте. К сожалению, читать эту реликвию уже было практически невозможно, весь текст был размыт и скорее всего пергамент ранее промок.

Смотритель в свою очередь подумал: – Какой-то религиозный бред… Однако, опять упоминается какой-то демон и на этот раз “SILIRIUM”… Интересно, что это значит…?

После Иван перевернул лист с переводом смотрителя и опять обнаружил латинский надписи, которые, к сожалению толком не смог разобрать, кроме каких-то обрывков по типу: «Saporbia» – гордыня, «Acedia» – уныние, «Ira» – гнев, и ещё четырёх слов.

– Семь смертных грехов? – разочарованно спросил себя смотритель, не обнаружив ничего интересного, – Ладно, что там дальше…

Следующим объектом наблюдения стали жуткие фотографии, о которых, по словам предыдущего смотрителя, можно было упасть в шок. Однако, при их осмотре Иван не был настолько потрясён, как предыдущий смотритель. Это было неудивительно, так как Ивану не раз доводилось видеть различные медицинские ужасы. Но, тем не менее, им всё же удалось произвести впечатление на врача.

На фотографиях было мрачное помещение, которое по-своему напоминало какой-то изолятор. В этой комнате повсюду были разбросаны истерзанные тела, на полу лежали органы и потроха людей. При более внимательном рассмотрении можно было увидеть разорванную плоть на телах и обнаженные кости на концах конечностей.

Мертвый смотритель оказался прав насчёт ужасных фотографий, но также он оказался прав в том, что место, запечатленное на фото, было лабораторией. Это можно было понять, если посмотреть на другие фотографии, где были врачи или непонятно кто в костюмах и масках. Они держали скальпель в руках и раскрывали тело живого человека для каких-то целей. А вокруг были какие-то ампулы, шприцы, шкафы с медикаментами и так далее.

И на одной из стен запечатленных неизвестными лицами находился номер «4». Помимо этих фотографий были кадры с поля боя второй мировой войны, различных лагерей, каких-то химических реагентов и одно коллективное фото людей в халатах, по всей видимости, учёных.

Больше ничего на фотографиях не было видно. Иван скалил зубы и бубнил про себя: – Ну и животные. Как они могут ставить эксперименты над живыми людьми. Эх…, изверги.

Убрав фотографии, сыщик обнаружил ещё бумаги, но эти уже выглядели, как важные документы. Их, конечно, потрепало время, но всё же прочитать текст можно было.

–

На помятых и засохших листах был немецкий текст, по всей видимости, напечатанный на печатной машинке. И к счастью, Иван знал этот язык. Когда он изучал медицину в Московском университете, ему преподавали как английский, так и немецкий язык, хотя последний никогда не пригодился ему на практике. Но теперь наступило время, когда знание языка пришло как нельзя кстати.

Немного покопавшись в бумагах, смотритель выхватил первый попавшийся лист и начал читать.

«Отсчёт #18 год 1941

Эксперимент – Иссушение.

Человеческий организм состоит из 80% воды.

Нам поручено это проверить и сделать выводы для дальнейшего изучения.

Подопытный номер 87, мужчина 34 года, черные волосы, русский. Взят по призыву из концлагеря.

Пациент помещен в пустое замкнутое помещение. Подключен, далее направлен сухой и горячий воздух в комнату.

1 час – пациент ощущает слабость и обезвоживание.

2 час – у пациента началась паническая атака, по всей видимости, появились галлюцинаций.

3 час – пациент стал не вменяем, кожа стала шелушиться и засыхать. Можно предположить, что испытуемый потерял 15-20% своего веса.

4 час – пациент практически не двигается. Тело окончательно стало сухим, полностью видны очертания костей. Лицо полностью впало и приобрело червеобразный овал.

5 час – пациент стал задыхаться, не может сдвинуться с места. Красные глаза.

6 час – пациент мертв

Эксперимент продолжался ещё 6 часов, пока тело полностью не иссушилось. Его вид напоминает мумию.

Итоги: За 15 часов подопытный превращался в высохшую мумию. Умирает обычно на шестом-седьмом часу, когда из тела уже испарялась большая часть воды. 22% первоначального веса тела – средний показатель по нескольким десяткам жертв.»

– Ублюдки… – прошептал угнетённый от прочтения смотритель.

Иван хотел прекратить прочтение всех этих бумаг, однако интерес опять его перешагнул и тот взял ещё один отчёт.

«Отчет #21

Эксперимент – 15 мертвецов.

Прибыли новые военнопленные из концентрационного лагеря в количестве 15 человек, сразу же направлены на экспериментальный биохимический блок.

День – 1

Дана еда с цианидом, в небольших пропорциях.

День – 2

Объект 6 – умер. Остальные живы.

У испытуемых появились следующие симптомы:

- Сильные боли в животе.

- Тошнота, рвота, кровоизлияние.

- Повышенная температура тела.

- Слабость, неподвижность.

День – 3

Объект 4,7,9,11 скончались.

У оставшихся испытуемых появились новые симптомы:

- Рвота органами – рядом с объектом 3 была найдена часть внутренних органонов, которые объект сплевывал с кровью.

- Потеря рассудка и умственных способностей.

День – 4

Объект 3 мертв – потерял все органы и скончался. Объекты 12 и 14 вместе вспороли себе животы – мертвы.

Трупы начали гнить, было принято решение отправить тела на вскрытие.

День 5

Объект 1,2,10 скончался. Остался один выживший объект 13.

Объект 13 убит и направлен для подробных изучений.

Эксперимент окончен. Шанс выживания от небольшой дозы цианида составляет один к десяти, то есть 10%. Тем не менее, даже выжившему организму причинён непоправимым вред.

(Дальше в отчёте следует отступления и вместо печатных букв, идёт текст от руки).