Insanus

– Сколько я проспал? – недоумевая, спросил сам у себя Иван. Оказалось, что он проспал почти 13 часов, что, в свою очередь, отразилось на самочувствии охранника. Ему стало немного легче. Поэтому он встал с кровати и, укутавшись в одеяло, отправился по базе. Когда Иван вышел в коридор, он заметил вдали темный силуэт. Подойдя поближе, силуэт исчез. Это была словно маленькая тень.

Поведение охранника было настолько заторможено, что он не придал этому никакого значения. Подойдя к месту, где находился силуэт, сторож повернулся и увидел номер 30.

– А да…, – сонливым голосом заговорил смотритель, – это же тот номер, в котором прятался тот алкаш, гм… умалишённый, упокой его душу.

Почти ничего не соображая, Иван пошел обратно в постель. Не понимая цели всей этой прогулки, он опять заснул.

Утро Иван встретил с болью в голове. Это чувство становилось привычным и никак не портило поздоровевшее лицо смотрителя. Температура немного спала, а боль в теле утихла. Конечно, сторож ещё не выздоровел, но явно чувствовал себя лучше.

После почти суточного голода, охранник отправился в кухню и начал жадно пожирать всё, что попадалось ему под руку. Накормившись до отвала, Иван принялся за выполнение своих повседневных обязанностей. По окончании работы, он побрёл к дивану. И идя по пустому коридору, он впервые почувствовал явную странность, ему стало казаться, что появились какие-то пульсирующие звуки поезда. Возможно, это была боль в голове, однако с каждым шагом звук приближающегося поезда нарастал. Когда звук стал невыносим, врач схватился за голову, однако внезапно включилась резкая сирена и вслед за ней всё моментально утихло. Он мало что понял после случившегося, поэтому просто продолжал свой путь к кабинету, прибывая в каком-то недоумении и ссылаясь на мигрени. Позднее Иван, переживая о непонятном происшествии, прекратил суетливые раздумья и с облегчением лег на диван.

И вот он почти заснул, как услышал чей-то вой, а потом гавканье. Лениво встав с дивана, смотритель подошел к окну. На площади бегала собака и белый заяц. Собака была в ужасном состоянии – с бело-черной окраской и до безумия худой. Ее попытки поймать зайца были жалкими, она еле-еле плелась за ним, пока маленькое животное не скрылось за сугробом. Было очевидно, что собака давно не ела, но как она попала на базу, оставалось загадкой.

Сторож внезапно проснулся от скучной рутины и, не теряя времени, мигом бросился в свою комнату, где захватил пальто. После он пролетел через лестницу, будто бы ничем и не болел. И вот он уже оказался на улице. На его лице проскочило чувство радости. Иван попытался привлечь внимание собаки. Та в свою очередь оглянулась и, заметив незнакомца, залаяла. Это не напугало смотрителя, а наоборот – взбодрило. Иван начал медленно подходить к собаке. Спустя несколько секунд, они оказались рядом друг с другом. Собака перестала лаять и начала всматриваться в лицо временного хозяина базы. И вот, оказавшись перед мордой собаки, а именно пса, что стало понятно вблизи, смотритель протянул руку и погладил его по голове. Пес замахал хвостом и успокоился.

– Хочешь, есть? – хриплым голосом, спросил Иван у пса, – Хочешь…

Худощавая собака с опухшей мордой, мучимая холодом и голодом, молча глядела своими распухшими глазами на смотрителя. Эти слезящиеся щенячьи глаза вызвали у Ивана жалость к беззащитному псу: “Ах, эти чувства голода, они наиболее искренние. Я не буду насмехаться над тобой, пошли со мной, но не ешь меня на пути. Ладно?”.

Иван указал псу на базу и поплёлся к двери. Собака осторожно пошла за ним, махая хвостом. В этот момент у сторожа в душе проснулось чувство ответственности за животное, несмотря на то, что он не был особенно чувствительным человеком, и такое поведение было для него необычным.

Приблизившись к двери, смотритель спокойно пустил собаку в здание и отправился на кухню. Там он нашел большой сырой стейк и положил его на тарелку. После тарелка оказалась на полу. Пес жадно поедал сочное мясо.

– Гхм… – откашлявшись, сторож начал разговаривать с псом, – И как тебя звать? Хм… Тузик? Нет!? Ну ладно…. А может Шарик? Банально? Да тебе не угодишь…. – пес молча смотрел на Ивана, – А как тебе Густав? Не плохо? Да, отличное имя. А меня Ваня, ну ты можешь называть, как хочешь. Ну, пошли, покажу свои роскошные апартаменты.

Если возвращаться к описанию нового питомца, пес был обычной дворнягой с заостренными ушами. Имел вздутые легкие и постоянно буркал, чихал, однако на это Иван не обращал внимание.

Густав проследовал за Иваном в 13 комнату. Собака с заинтересованными, но больными глазами разглядывала новое место. Смотритель понимал, что собака спать с ним не может, поэтому постелил ей возле двери.

Теперь полноценный охранник, именно полноценный, так как у него появилась своя личная сторожевая собака, оживился и с довольным лицом, раздевшись, уложился в кровать. Однако он не мог заснуть, и рассказывал истории из жизни собаке с увлечением, а та без какого-либо недовольства, слушала его. Ибо в этом мире, населённом людьми, часто единственным понимающим собеседником может быть только тот, кто просто тебя молча слушает, и собака на эту роль подходит, как никто другой.

После длительной беседы, Иван со своим новым другом прогулялись к генератору, а после пошли поесть. Иван ел гречку с жареными котлетами, а Густав пшенку с мясом, которую смотритель приготовил в кастрюле. Когда они возвращались в комнату, пес обмочил стенку в коридоре, что у смотрителя вызвало не злобу, а напротив, смех.

– Надо бы тебя завтра выгулять, а то все стенки обгадишь, – рассудил сторож и уже окончательно пошёл спать.

На часах было 9 часов вечера, Иван и его пес уже спали.

Сон смотрителя был спокоен. Теперь его не беспокоило одиночество. Во сне он плыл на деревянном плоту по реке, а рядом падали листья сакуры. Небо было чистое, а легкий ветерок поддувал плот.

Звуки приближающегося трактора разбудили Ивана и его пса. Смотритель медленно приподнялся, зевнул и попятился за одеждой. Собака хотела пойти за ним, но Иван оставил Густава в номере.

Смотритель медленно поднялся, зевнул и попятился за одеждой. Собака хотел пойти за ним, но Иван оставил Густава в номере.

– Здоров. Как жизнь? Демон не докучает? – спросил Алексей, вылезая из трактора.

Смотритель засмеялся: – Ах-ха не, он боится меня. А жизнь… да потихоньку… Может быть, позавтракаем?

– Нет, спасибо. Я сегодня дома поел, да и мне на работу надо ехать, – ответил водитель.

– А ты где-то ещё работаешь? – поинтересовался сторож.

– Ну конечно! Семью чем-то кормить надо. А трактор – это подработка. Я на фабрике работаю, – ответил Алексей.

– Ясно. А далеко эта фабрика? – спросил смотритель.

– Ну отсюда далековато, а от моего дома километров 15… А ты, вижу, повеселел.

– Ага… Я себе друга нашел, – сказал Иван с улыбкой.

– Надеюсь, не невидимого друга? – засмеялся Алексей, но затих, увидев серьезное лицо смотрителя.

– Нет. Я пса нашел… могу показать, – сказал врач.

– Пса? – удивленно спросил Алексей, – Ну покажи. Только быстро!

Услышав одобрительный ответ, смотритель рванул в свой номер за собакой. Алексей в свою очередь посмотрел вслед Ивану настороженно и подумал: «Ох, эти городские…»

Когда смотритель вернулся, его довольное лицо было заметно уже издалека. Рядом с ним ковыляла собака, которую он предъявил водителю.

– Поздоровайся, – обратился Иван к псу, – это Алексей.

Собака медленно приблизилась к гостю и начала нюхать его. Водитель присел на корточки и погладил пса за ухом.

– И как звать этого бедолагу? – спросил Алексей. После этих слов он встал с колен, а собака вернулась к Ивану.

– Густав, – ответил нахмурившийся смотритель, – а почему, собственно говоря, бедолага?

– Потому что выглядит так… Ты его что ли не кормишь? Посмотри, он же почти дохлый.

– Я его только вчера нашел. Он бегал за зайцем. Наверное, долго не ел. Вот теперь буду откармливать.

– Ну, откармливай. Хотя бы не так скучно будет. Однако всё-таки как-то он слишком плохо выглядит для просто голодной собаки. Пёс случаем не болен?

– Да не болен он… вроде. Просто замерз за долгое время скитаний, а так он сильный.

– Ну-ну… как бы твоя слепая привязанность не погубила вас обоих. Да, кстати, я прочёл твою книжку. Эх, как её там…

– 451° по Фа…

– Да, да, – перебивая, произнес водитель, – ты говорил, что в России счастливо живут те, кто ни о чём не думает. Ты, наверное, прав, только, что в этом, собственно говоря, плохо?

– Ничего. Просто такая жизнь пуста. Если честно, то я не был готов к таким разговорам, – ухмыльнулся Иван, – да и в целом, я всё уже рассказал в прошлый раз. Да и книга мне особо не нравится, если быть оторванным, конечно, в ней есть интересные концепции, но это больше подростковая фантастика… И всё же исход, где все будут всё упрощать, сокращать и ускорять ради быстрого получения информации вполне реален. Впрочем, этот процесс уже и так происходит.

– И революция? И борьба за правду?

– А почему нет. Вдруг людям надоест сидеть в своей норе, и они захотят вылезти наружу, узнать правду или сменить верхушку власти, – ответил сторож с явно иронией.

– Ну, как по мне подробная революция или же это стремление к правде, конечно, хорошо, но в реальности идти умирать ради книг, когда у тебя за спиной жена, дети…, дело глупое. Этому Гаю нечего было терять, а именно такие люди и начинают войны, революции и так далее. У него было жена…, да. Но любил ли он её? Нет! Вот и всё. Лично я на баррикады не полез бы, мне есть, что терять.

– Я тоже бы не полез… Даже если бы мне нечего было бы терять. Это просто было бы неразумно, да и впадлу. Нашу феодальную систему уже никак не изменить, это у нас в крови. Максимум ещё один Ленин придет и на денёк другой сделает любимый многими социализм, а потом всё вернётся на круги своя. В этой системе идейные люди или становятся жертвами, или же продаются, ведь идейность заканчивается там, где начинается выгода и личные интересы…

– С этим, как это не было печально, не поспоришь. Как говорится для раба свобода – стать рабовладельцем.

– Да, – со вздохом молвил Иван, – и как я понимаю у вас сила не в правде?

– Семья и любовь – моя сила.

Смотритель ухмыльнулся и посмотрел на пса, который лежал рядом.

– А ваша? – улыбаясь, спросил Алексей.

Иван нахмурился, задумавшись. “Честно говоря, я не знаю,” – промолвил он. “Единственное, что могу сказать на эту тему – я раньше ненавидел приспособленцев, пока сам не стал одним из них. Конечно, приспособленцы это не самые ужасные люди, иначе всё человечество было бы кошмаром, хотя даже такая мысль не лишена оснований. Однако помимо социализации, приспособление – это ярко выраженная черта всей эволюции. Именно благодаря нашей адаптации и лени мы развиваемся, упрощая и ускоряя процессы, чтобы облегчить свою жизнь. Выживает не сильнейшей, а приспосабливающийся…”

– То есть, приспособление – это ваша сила? – переспросил собеседник.

– Нет, здесь нет никакой силы, лишь обреченность. Так как где приспособление, там и лицемерие, что по моим меркам негативный фактор для общества. Да и в целом, приспособление вероятно человечество и погубит. Когда мы сможем утолить все потребности и желания, наступит скука и безделье, а это противоречит нашей природе, что повлечёт к множеству проблем.

– Интересно, хоть и не совсем ясно. А как же вы со всеми этими живёте?

– Обычно, – ответил Иван, грустно улыбнувшись, – например, здесь оказался. И у меня хотя бы за этими мыслями нет конкретного образа жизни. Вот у моих знакомых есть…

– Знакомых? Неужели они у вас есть, – рассмеялся Алексей, – интересно было бы послушать.

– Один мой знакомый так скажем аскет. Он считает, что смысл жизни в самоограничении, через такой образ жизни можно постичь мироздание и прийти к своей цели. Тот ещё философ, в общем. А у другого всё куда проще. Его жизнь заключается в получении удовольствия, гедонист.

– Ничего себе, – заинтересовано ответил водитель и спросил: – И кто они?

– Один профессиональный врач, а другой живёт в Лос-Анджелесе, так как у него богатые родители.

– Даже не буду спрашивать кто из них, как живёт и почему, – шмыгнув носом, сказал Алексей, – А вы какой точки зрения придерживаетесь?

– Я? Я сохраняю нейтралитет.

– А мне вот ближе ваш первый друг, – водитель посмотрел на свои старые часы, которые ранее скрывались под старой курткой, – Ой! Мне надо ехать, а то я с вами заболтался.

– Ладно, рад был встрече, – провожая, сказал Иван.

– Ага. Я тоже.

– И у меня будет одна просьба… Не рассказывай пожалуйста про собаку директору, а то мало ли…

– Я и не собирался, но хорошо, – с улыбкой сказал Алексей, усаживаясь в свой трактор, – Давай, до скорого.

– Пока, – с какой-то легкостью в душе ответил сторож.

Помахав вслед трактору рукой, Иван с псом вернулись в здание. Позавтракав, они пошли на прогулку. Собака медленно шла за смотрителем и, испражняясь, помечала территории. Густав привязался к Ивану, что впрочем, было взаимно.

Смотритель, наконец, оклемался от своей болезни, однако ему было по-прежнему скучно. От безысходности Иван решил включить телевизор, надеясь на то, что он сможет найти что-то, что увлечет его смотрителя. Он достал первый же диск, который попался ему на глаза, и аккуратно вставил его в дискетник, прежде чем улечься на диван. В то время, как на его руках спокойно отдыхал пес по имени Густав, лизавший руки смотрителю. Впрочем, смотритель скептически относился к такому проявлению привязанности, но тайно чувствовал внутреннее умиротворение.

За день врач и его подопечный успели посмотреть несколько фильмов, однако к концу дня смотритель уже не мог вспомнить ни одного из них.

Когда пришло время идти спать, смотритель услышал мерзкий звонок телефона.

– Алло, – это был голос Степана.

– Да, здравствуйте.

– Ты там не забыл, что я завтра к тебе приеду?

– Ах… да! Конечно, конечно.

– Я звоню по поводу вещей, которые завтра тебе привезу. Тебе нужен спирт, хлеб и иностранные книжки? Так?

– Так!

– С тебя 180 рублей. А книжки я возьму из библиотеки.

– Это за хлеб?

– Да. Я тебе несколько упаковок куплю.

– Хорошо. Я ещё хотел спросить…, а за использованные лекарства мне надо платить?

– Конечно надо! – тут работник сделал паузу, – Если только заметят…

Ухмыльнувшись Ивана ответил: – Ясно. Я вас понял.

– Ну, тогда ладно. До завтра.

– До завтра.

На этот раз разговор был приятный, и Иван с улыбкой повесил трубку. Ожившая от разговора с человеком, душа смотрителя направилась со своим псом на прогулку. Иван игрался с собакой, как с ребенком. Кидал Густаву палку, которую хоть и медленно, но приносил пёс. Ему было хорошо, и когда сторож смотрел на темнеющее небо и белоснежные пихты, а воздух очищал голову внутренне измотанного жизнью смотрителя, он ощущал внутреннее умиротворение.

Вдоволь нагулявшись, Иван стал возвращаться в здание. Они далеко отошли от базы, поэтому им пришлось ускорить шаг, чтобы успеть вернуться до темноты. Пёс же не поспевал и всё медленней шел за своим хозяином. Иван это заметил и взял собаку на руки.

Так они добрались до здания, охранник разделся и, почувствовав легкое чувство голода, направился с Густавом трапезничать. Наложив псу и себе среднюю порцию еды, они приступили к пище. Когда смотритель съел свой ужин, он посмотрел в сторону собаки и обнаружил, что тарелка была полная. Густав ничего не съел. Это насторожило врача, поэтому он подошёл к псу.

– Ты аристократом стал или решил характер показать? У меня другой еды нет, – на слова Ивана пёс опустил голову и лег на холодный пол.

Смотритель раздражённо цокнул: – Нет, ну ты индиец… В общем, как хочешь. Недавно кто-то готов был съесть живого зайца…

Собака в ответ лишь заскулила и приняла ещё больше болезненный вид, врач на такие выходки с добродушием выпалил: – Ладно, не урчи. Ты…, по всей видимости, устал, пошли спать.

Иван взял обессиленную собаку на руки и прошёл в свой номер. Уложив пса на подстилку, сам сторож подошёл к окну и налив себе чай, который ранее залил после ужина, смотрел куда-то вглубь леса о чём-то думая. Настоявшись, он как полагается, лег на кровать. Густав чихнул и, перевалившись на бок, быстро заснул. Смотритель тоже лег на бок и с грустью посмотрел в сторону собаки. Спать охраннику пока не хотелось, да и читать особого желания у него также не было, поэтому решилось ему написать что-то в дневнике.

“Итак, дорогой дневник, мне не подобрать слов, чтобы описать боль, и унижения, который я испытал сегодня… Ладно, опусти. (Иван усмехнулся, держа карандаш в руках)

Вот уже около недели, как я прибываю на этой базе. В целом, за исключением происшествия с предыдущим смотрителем, здесь ничего не происходит, что должно меня радовать, поскольку ничто постороннее не имеет возможности влиять на меня и на мой рассудок. Однако мне почему-то скучно и грустно… Но сегодня мне посчастливилось повстречать забавного пса. Теперь я не один, что как-то радует и успокаивает. Назвал я его Густавом.

Недавно, кстати, мне приснился странный сон, если его можно так назвать. Многое я забыл, но помню какую-то замкнутую камеру и больницу что ли… Но запомнился мне он не этим, а пробуждением, которое сопровождалось сонным параличом. Странное зрелище, учитывая, что меня редко беспокоила данная проблема. Содержимое этого паралича я частично забыл, но помню некоторые детали, которые не хотелось бы вспоминать…

Думал заняться чем-то сегодня, убрать снег или что-то в этом роде, но легче написать десять томов философии, чем приложить какое-нибудь одно начало к практике. Вспомнив эту фразу, вспомнил Толстого и его дневники. Странный был, конечно, мужик, особенно часть про его “любовные” предпочтения, но это не суть. Я хотел бы сказать то, что даже Толстой писал свои мотивационные речи, которые получше некоторых нынешних будут, а шутки, связанные с правилами жизни, весьма актуальны…

И тут как раз созревает мысль о том, что творчество по своей сути неисчерпаемо велико, но вот идеи и образы, которое оно может дать уже на иссекаемой грани. У всего есть закат, как и у различных процессов, жизненных явлений, да и в целом самой жизни, так почему кто-то сказал, что искусство бессмертно? Нет, оно, безусловно, сейчас имеет такой статус, мы помним и храним память и произведения искусства из прошлого, но на то они и из прошлого, там они зарождались и создавались, развивая общую культуру, но кто будет сохранять современное искусство? Будет ли нужны однообразные копии картин и фильмом, книг и прочего. Только самому себе и твоим близким, но не обществу в целом? Хотя, наверно, так было всегда, только к созданию такого “творчества” не у всех был доступ.

Однако если подумать и вправду многие идеи были придуманы тысячелетиями ранее, но вот наука… Наука реально находиться в динамике , где всё меняется и находятся новые факты, а концепции с теориями сменяют друг друга, как …, . А глубинные ценности человека и его смыслы уже готовы, на бери, читай, перенимай философию, которая ближе по душе, образ жизни и стиль, за тебя их придумали, а если не нравиться, то есть нигилизм и цинизм. Как там Оскар Уайльд писал… “Циник – человек, знающий цену всему и не ценящий ничего”. Но наука меняется и её концепции, а от этого считать что-то за истину тоже бессмысленно, ведь в любой момент твоё мнение может оказаться заблуждением или каким-то общим стереотипом… Ничто не истинно, в общем, а каждый мир видит субъективно, но чего-то я отошёл от темы. Сумбурно получается, хотя никто это читать всё равно не будет, поэтому всё равно…

Возвращаясь к творчеству… Я часто об этом думаю и неужели нельзя создать нечто-то уникальное, что-то новое, что-то, что станет революцией хотя бы в жанре? Мне почему-то кажется, что нет, однако создать качественное творчество, коммерчески успешное вполне возможно, но нужно ли? На самом деле, да! Каждому надо как-то самовыражаться…

Конечно, не приятна мысль, что каждый уже за тебя всё придумал, написал и сделал. Живя в постмодерне, а теперь уже в метамодерне стоит лишь перерабатывать уже существующие идеи, мысли, технологии и так далее. Но стоит ли об этом так переживать? Думаю, нет, достаточно попытаться сделать лучше, объединив интересные наработки, взяв чью-то идею и раскрутив её, сделав уже нечто уникальное, тот же Тарантино, у которого половина сцен в фильме это чужие кадры, кои ему просто когда-то понравились. К тому же всё это не означает, что привнести что-то новое в мир является практически невозможным, всегда можно стать новатором и первооткрывателем, просто навряд ли тебя примут, но со временем… станешь культовым. Но лично мне всё равно, я не грежу о подобном, а это дело оставлю сумасшедшим…

А если честно, то и всем должно быть плевать, лучше уж что-то создавать, чем потреблять, даже если это и будет второсортно, попытка не пытка, быть может, спустя годы это окажет какое-то влияние или возымеет интерес, а если и нет, то ты хоть пытался, а не растратил впустую свой интеллектуальный потенциал.

Так что… Главенство формы или всё же содержания?)

Какой я вывод из этого СПГС извлекаю? Пока никакой. Ну, возможно, стоит проще относиться к плагиату, копиям, пародиям и деградации… Но что точно ясно, так это то, что в постмодерне не нужно быть слишком серьезным и грузиться о подобном, лучше оставаться искренним и прямым, поскольку фальши и так везде полно. Таково наше время. Хотя зачастую и перед самим собой тяжело быть искренним и прямым…”

Вдоволь написавшись, Иван готов был отправиться в объятья забвенья. Еще не признанный философ, он закрыл глаза и погрузился в сон, который оставался спокойным. Во время сна смотритель плыл по бесконечной реке и размышлял о бытии. Чего больше всего боятся люди? Клоунов или пауков? Однако во сне трудно размышлять о чем-то, поэтому одна мысль сменяла другую и так до бесконечности. Но в его голове всё же вертелся один и тот же вопрос – “какой мой самый сильный страх?”. Он в принципе был не из робкого десятка, да и за годы своей работы повидал немало жути, но это не значило, что нечего бояться, все люди в глубине души чего-то, да бояться… Верно? Может это страх смерти? Однако выпавший нам по воле судьбе герой не сильно боялся умереть, во всяком случае себе он так внушал, а может его страх заключался в нечто ином…, в чём-то необъяснимом, что-то таком, что в нем самом скрыто, но он об этом не знает, а может быть это простой страх неизвестности, непостижимого… Не придя к конкретному ответу, Иван оглянулся и увидел в конце реки водопад. Плот плыл к бесконечной пропасти. И когда страж собственных мечтаний это понял, он тут же проснулся.

За окном уже светало. Через пару часов должен был приехать работник Николая Николаевича. Поэтому сторож не стал расслабляться, а сразу пошел по делам. Поев и осмотрев генератор, врач решил прибраться во всем бардаке, который навел за время проживания. Во время уборки к нему подошел Густав, который жалобно посмотрел на него. Собака словно хотела что-то сказать, но не могла. Ее глаза были полны боли. После долгого взгляда, Густав лег на живот.

Иван наблюдал за псом и сообразил, что его нельзя показывать Степану, поэтому Густава нужно где-то спрятать. Выбор пал на ванную в номере 13. Там собака не сможет ничего испортить. А если что-то случится, то на плитку, а это легко убрать. Главное, чтобы пес не лаял, но к счастью, он был молчаливым и после первой встречи со своим новым хозяином Густав даже ни разу не зарычал, а только скулил. Спрятав пса в ванную, Иван услышал звуки приближающейся машины.

Вышел он на улицу, поглядел в сторону припаркованного внедорожника и узнал водителя. Это был мужчина лет так 30, с темными волосами и забавными усами, которые, признаться, не слишком сидели ему на лице. Нос у него был орлиный, а глаза карие с каким-то зеленным оттенком. Одет он был в кожаную куртку и брюки. В общем, не костюм, конечно, но и не тряпка с блошиного рынка. Что касается его происхождения, ну, похоже, что из восточных земель, а может, с армянскими корнями, хотя, кто их знает, сейчас всякие метисы бывают… Также работник Николая Николаевича был не особо высок, и с небольшим брюшком, видно, что редко заботится о себе.

– Здоров! – с радушием обратился работник к смотрителю, одну руку протягивая Ивану, а другую, запихивая в карман, чтобы достать пачку сигарет.

Иван ответил взаимно и пожал гостю руку.

– Как ты тут? – спросил работник у смотрителя, закуривая сигарету.

– Скучно, а так в целом жить можно.

– Слава Аллаху, что ты тут себе вены не перерезал.

– Слава, слава, – с улыбкой и одновременно со скрытой неприязнью проговорил Иван, – вы книжки привезли?

– Конечно, брат, привёз! Я же не просто так сюда приехал, – ответил Степан, направляясь к багажнику. Он с трудом достал пакет одной рукой, не вынимая сигарету изо рта. – Вот, брат, тут спирт и несколько книг. Так, погоди… – он снова заглянул в багажник. – А вот и хлеб, брат. Свежий, ай свежий!