Femina sapiens

Но уж лучше такой, как Сабит, чем – не дай Мать родная! – опять повстречать кого-нибудь вроде Олжаса. Чуть совсем не пропала из-за него.

Они были ровесниками, он был умен, даже очень, но ему откровенно не везло на профессиональном поприще. Помимо взаимной симпатии, их объединяли еще и интересы, и за какие-то месяцы они сильно сблизились. Она тогда совсем голову потеряла, эмоционально привязавшись к Олжасу. Столь сильная душевная связь не могла не сказаться на их плотских отношениях, усилив их необычайно; она буквально таяла в его объятиях, растворяясь на кусочки, расщепляясь на атомы. Когда она принимала его в себя, ей казалось, что он проникал дальше, глубже, в самое ее сознание, «аж все тело звенело», как она однажды призналась своей давней подруге. Иногда их занятия сексом заканчивались ее плачем, тихим блаженным плачем; и она позволяла ему делать с собой все что угодно, абсолютно все. Таких абиссальных телесных наслаждений она не испытывала даже с Абаем – ее первой и, как ей казалось, настоящей любовью. С Олжасом она себя не узнавала: ходила потерянной, земля уходила из-под ног, твердая хватка, которой она держала поводья своей жизни, ослабевала. Разумеется, такое не могло остаться незамеченным. На работе начало не ладиться; руководство, прежде всегда довольное ею, косо поглядывало на участившиеся срывы сроков выполнения поручений и сдачи проектов, да и к качеству работы возникали вопросы. Айке – тогда еще совсем малютке – уделяла все меньше и меньше времени, да и Икрам, она была уверена, если и не знал про Олжаса, то как минимум подозревал о существовании «кого-то», ибо их отношения тогда были натянуты до предела. Но хуже всего было то, что все это Айгуль не беспокоило, она будто наплевала на окружающий мир. Неизвестно, чем бы все это закончилось, только Олжасу наконец-то улыбнулась удача на трудовом поприще: ему предложили хорошую работу за рубежом, о которой он, с его слов, и мечтать не мог. Это было спасением. Но как бы он ни был рад подвернувшейся возможности, поначалу серьезно вознамерился отказаться от предложения, лишь бы не уезжать от нее, несмотря на все ее мольбы не отвергать подарок фортуны. О да, Айгуль умоляла его, умоляла, ведь с ним рядом она была обречена погибнуть, пойти на дно, на самое дно. И вот последним усилием воли ее инстинкт самосохранения, безжалостно игнорированный месяцами, словно феникс восстал из пепла и в спасительном прыжке ухватился за эту возможность. За всеми доводами и аргументами, что она приводила ему: финансовая стабильность, признание и – чем черт не шутит! – карьера; за всеми вдохновенными призывами: «Твой шанс! Твое будущее! Твоя жизнь!» – она истошно кричала в своей голове: «Мой

Примечания