- -
- 100%
- +
– Кругом автоматика и кибернетика, а климат в комнате отрегулировать не могут, – сказал мой сосед – мужчина лет сорока, полный, явно страдающий одышкой.
– Закаляться надо, – пробурчал мужчина, сидевший напротив.
– Так, коллеги! – бодро сказал Хуан, поднимаясь и ногой отталкивая кресло. – Все собрались – это хорошо. Давайте не будем ругать наш хозотдел, они сделали много хорошего, а маленькие неудобства можно перетерпеть. И правильно сказал товарищ, что надо закаляться. Я каждое утро принимаю контрастный душ. Результат? К врачу хожу только, чтобы убедиться в своем здоровье. Мне вот сейчас даже жарко, а будет еще жарче. Нам предстоит много поработать. Открывайте свои ноутбуки, будем все записывать. У нас мало времени, на проект отведен всего месяц, работы много, раскачиваться нельзя, сразу перейдем к делу. Сейчас все представятся. Так надо, хоть мы друг друга знаем. А вот Марио не знает, он у нас новенький. Но ничего, освоится. Положено ему руководить совещанием, но он не знает, как это делать. Марио, доверишь сегодня руководство профессионалу?
Я кивнул. Сидевшие за столом начали поднимать руки, называть свои имена, специальность и отделы, где они работают. Я старательно все записывал. Наконец, очередь подошла к мужчине, похожего на Мефистофеля. Во всяком случае именно так я его представлял: высокий, худой, загорелый, впалые щеки, густые черные волосы, нависающие над горящими глазами брови. Он сидел в дальнем от меня углу стола, но я почувствовал его взгляд – цепкий, изучающий. Когда до него дошла очередь, он пробурчал: «Аналитик, аналитик, отдел бизнес-аналитики».
– Простите, я не расслышал ваше имя, – сказал я.
– Я же сказал – Аналитик, – буркнул Мефистофель.
– Это ваше имя?
– Да, и профессия тоже. Я вот только не понимаю, что я тут делаю? У вас прекрасное образование, есть опыт. Зачем вам еще один аналитик? Я буду только время на совещаниях терять.
– А вот и нет! – вмешался Хуан. Глаза его блестели, он всем видом показывал, что мы тут работаем, а не блины едим. – У нас тут никто времени терять не будет. Время теряют, когда ходят по коридору с умным видом или в кресле у окна сидят и на облака смотрят. А зачем нам в команде аналитик – это нам решать с Марио. Любая задача требует коллективного решения. А что Марио – он один. Вот возьмет и направит течение проекта не туда. А проект важный. Впрочем, у нас все проекты важные. Может без бизнес-аналитика у нас качество продукта будет не на уровне. А у важных продуктов качество должно быть такое, что не подкопаешься. Поэтому тестировщики у нас и аналитик. Все в команде, все работают. Месяц пролетит, а кто будет отвечать, если что не так?
Тут Хуан сделал театральную паузу, потом заговорил еще энергичнее.
– Думаете, Марио? Да, Марио. И я – не сумел организовать, направить в нужное русло, проконтролировать. Думать мне некогда, у меня сейчас шесть проектов в работе, а кто тут может думать? Редактор? Корректор? Они будут думать позже. А сейчас должен думать аналитик. Вот аналитик здесь и сидит и думает, как я надеюсь. А простых проектов нет. Вот возьмем пример: надо посчитать площадь квадрата. А это не дважды два. Потому как где этот квадрат? Если у нас на полу, то все посчитают. А если он в пространстве Миньковского? Или Римана? Или Лиувилля? А, я вас спрашиваю?
Тут все переглянулись, половина из нас пожали плечами.
– Пространство кого? – удивленно поднял брови Аналитик.
– Лиувилля, – Хуан заглянул в телефон. – Был такой французский математик, между прочим.
– Чушь какая-то, – пробурчал Аналитик.
– Вот такое я и ожидал! – Хуан от возбуждения выбросил вперед руку. – Незнание надо преодолевать, думать глубже и шире. Простая задача становится сложной, если копнуть и найти смыслы. А смыслов может быть много. Есть даже наука о поиске смыслов. Герменевтика (тут он опять заглянул в телефон) называется. И говорит эта наука, что смыслов всегда много и они меняются со временем. Вот сделаем мы продукт со смыслом, а клиент увидит в нем другой смысл, а через год найдет еще один смысл. И надо, чтобы все эти смыслы были на высоком уровне, не позорили корпорацию, а внушали к ней уважение, вызывали здоровую зависть и восхищение. Вот такая наша задача. Сложная, ответственная, требующая отдачи всех сил и ресурсов!
– Ну, понесло его, каждый раз одно и то же! – прошептал мне на ухо сосед. Он оказался корректором, явно скучал и во время речи Хуана курсором рисовал на экране чертиков.
Хуан еще что-то говорил, но я перестал его воспринимать. Минут через пятнадцать он закончил, сказал, что следующее заседание нашей команды через три дня, и мы разошлись.
В коридоре меня остановил Аналитик.
– Если у вас есть время, то я бы хотел с вами поговорить, – сказал он, зацепившись взглядом за мою переносицу.
– У меня в одиннадцать другое совещание, – я даже пожалел, что разговор будет очень коротким.
– Мы успеем, пройдемте на улицу, рядом чудесный скверик, там нам никто не помешает, – он повернулся и, не обращая на меня внимания, быстрым шагом отправился в вестибюль.
В сквере мы сели на скамейку. День был чудесным, влажность была в норме, небо чистое, без дымки, украшенное белыми облаками.
– У вас правда имя Аналитик? – спросил я первое, что пришло в голову.
– Да, я его взял в Корпорации. Тут это разрешается. Японцы часто выбирают новое имя, когда решают начать другую жизнь. Жизнь аналитика в этом городе меня устраивала, и я решил взять такое имя. Вы не собираетесь менять свое? Впрочем, Марио – красивое имя, легко запоминается.
– Да, я его оставлю. У вас есть вопросы ко мне? —спросил я.
– Этот балабол говорил много, но ни слова не сказал о проекте, – сказал Аналитик. – Так что вы собираетесь делать?
Я рассказал о графиках, добавив, что программа уже готова. Аналитик слушал не перебивая, поглядывая то на меня, то на голубя, который крутился под ногами в ожидании, что мы его покормим.
– Я в этом не сомневался, – сухо сказал он, когда я закончил свой рассказ. – Но правила нужно соблюдать, если, конечно, собираетесь тут оставаться. Но я не вижу, какая вам от меня может быть польза.
– Честно говоря, я тоже не вижу. Проект практически готов, а всякие формальности и отчеты – это поможет Хуан.
Аналитик кивнул, потом как-то дернул подбородком и сказал:
– Он не поможет, но крови вам попортит. Впрочем, все не так сложно. Поначалу кажется, что предстоит заформализованный ужас, но потом у вас будут готовые заготовки, измените в них несколько предложений и дело сделано. Еще свободное время останется.
Мы замолчали. Аналитик посмотрел на часы.
– Вам пора. Кстати, у вас куратор Ольга?
– Да, прекрасный куратор. Четкое мышление, все по делу.
– Согласен, – тут он на мгновение запнулся, потом добавил, – нам надо втроем встретиться в неформальной обстановке. Устроим пикник в выходные. Я ей позвоню.
Тон его был не вопросительный, а твердый, не принимающий возражений. Я закивал, но он, не глядя на меня, резко встал и направился к зданию корпорации. Я еще минуту сидел на скамейке, рассматривая его ладную, спортивную фигуру, потом опомнился и пошел следом.
– Я набросала тебе план, – Ольга была деловита, голос резкий, без теплоты.
Мы сидели у меня в кубике, Ольга придвинула кресло к моему, наши ноги соприкасались. Я открыл файл. Так… за месяц прочитать три книги, на чтение час в день – это после работы. На работе один час для профессионального развития: журналы по специальности, углубить знания программирования.
– Какие знания программирования мне углублять? – спросил я, прижимаясь своим коленом к ее.
Ольга ногу не отодвинула, сидела и спокойно рассматривала свои ногти. Ответила, не поднимая головы.
– Обычно программисты пишут, что углубят навыки объектного программирования. Вот и ты углубляй.
– Объектно-ориентированного программирования, – поправил я ее. – Ладно, углублю. Это все?
– Нет, читай внимательно. Это комплексный план. Отчет обо всем каждые десять дней. Сколько страниц прочел, что полезного узнал. Час в день – это шестьсот страниц за десять дней. То есть три книги в месяц – это легко. Час в день ты должен заниматься спортом. Будешь писать, какие успехи с объектным программированием, сколько часов провел в спортзале, сколько на спортплощадке. Бланк отчета я тебе пришлю. И учти, ты полностью под контролем, так что не вздумай что-нибудь придумывать.
Я нахмурился.
– Если я под контролем, то зачем такие подробности? Ваш искусственный интеллект и так все будет знать.
– Это проверка твоей организованности, – тут Ольга подняла голову. Я ожидал увидеть улыбку, но она оставалась серьезной.
– Спорт… А если влажность опасная?
– Для прогулок годится любая влажность. Прогулки засчитываются, как занятие спортом. В корпорации норма – минимум пять тысяч шагов в день. Если в течение месяца средний показатель будет меньше, то штраф или лишение некоторых льгот. Так что отнесись к этому серьезно. Это в дополнение к спортзалу. Если не нравится ходить по улице – ходи тут по коридору. Или взад-вперед по своей комнате.
– А моя личная жизнь тоже под контролем? – я отодвинулся, понимая, что ей все равно – касаются наши ноги или нет.
– В какой-то мере – да. Я, например, знаю, что вчера вечером ты ходил в клинику. Кстати, почему ты не позвонил Марии? Она приятная хозяйственная девушка.
– Вы и это контролируете?
Я опешил, вот это неожиданность!
– Вся информация в твоем телефоне.
– Ничего себе, как вы живете! А что значит хозяйственная?
– Она ни разу не заказала ужин из наших кафе. И в рестораны по вечерам не ходит. Готовит сама, это редкость.
Она ревнует или ей все безразлично? Ее лицо спокойное, как будто и правда ей все равно.
– Тебя задело, что я хотел с ней поболтать?
– Ни в коей мере! Живи так, как тебе нравится. Только не забудь – отчет каждые десять дней. Я загрузила расписание тебе в телефон, он будет напоминать.
Ага, ревнует! Я заметил, что ее голос немного дрогнул.
– Так… Значит, ты можешь залезать в мой телефон?
– Только в корпоративную область памяти. Куратору это разрешается. Твои личные секреты я не узнаю, да и не хочу узнавать.
Замолчала, смотрит в сторону. Хочет еще что-то сказать или мне кажется?
– Я сегодня говорил с Аналитиком.
– Я знаю.
– Он предложил в выходные устроить пикник. Я, ты и он. Что-то хочет обсудить.
Ольга долго молчала, ответила сухо.
– Пока не знаю, посмотрю свое расписание. Может, в воскресенье найду время. Я вам напишу.
Встала, поправила рукава у блузки, не прощаясь ушла. Я почувствовал, как сжалось сердце. Впрочем, это все ерунда, у нее нормальные женские эмоции. А я-то почему так разволновался?
Цвейг
Дальнейшие дни были не такими насыщенными. В дневнике я нашел только краткие записи: «встречался с редактором, он просил поторопиться с инструкцией», «инженер по технике безопасности и правда попросил сделать фон графиков серым – молодец, Ольга, все предвидела!» Хуан забегал по два раза в день и требовал ускорить работу, айтишники вели себя скромнее, один раз они подошли и спросили, когда им начинать. Влажность, наконец, нормализовалась, и я начал заниматься в спортзале на какой-то сложной машине. Липат выдал спортивный костюм, показал, как я должен себя истязать, посоветовал начинать с пятнадцати минут и прибавлять по минуте на каждом занятии.
По вечерам я гулял по жилому комплексу – от моего дома до дома Ольги. Хотел я ли я ее встретить? Да, конечно. Но на улице она не появлялась. На работе я иногда встречал ее в коридоре, мы раскланивались и расходились. Иногда она изображала улыбку. Именно изображала. Бывает так, что губы улыбаются, а глаза – нет. Смотрят сквозь тебя, как будто сзади что-то более интересное.
На одной из прогулок я встретил Цвейга. Мы оба обрадовались, как радуются встрече старые друзья, разлученные непреодолимыми обстоятельствами. Даже обнялись на радостях.
– Ну, как устроился? Очень рад тебя видеть, – Цвейг прямо светился от счастья. Странно, но и я светился. Встретились два одиночества, по-другому не скажешь.
Я рассказал о своих новостях, о влажности, мешавшей жить в первые дни, о моей команде для выполнения проекта.
– А кто куратор? – Цвейг знал правила корпорации.
Узнав, что мой куратор Ольга, Цвейг поднял большой палец, сказал, что лучшего куратора быть не может, он помогал ей перевозить вещи, когда она купила квартиру, и они почти подружились.
– Что значит почти? – спросил я.
– Ну, как сказать. Она, конечно, в верхах парит, а я кто? Но с тех пор иногда болтаем, когда встречаемся. Помогла мне однажды.
– Расскажешь? – мне было интересно все, что связано с Ольгой.
– Без проблем. Я люблю пиво и из рейса часто привожу пару коробок. Не злоупотребляю, конечно, но люблю вечерком уговорить бутылочку. Я и Ольге привожу. Вино, обычно. Она белое любит, я ей пару бутылок прихватываю. Она в основном овощи ест и белым вином запивает, но по субботам – мясо. Тогда она красное пьет. Это она сама покупает, какие-то определенные сорта любит, это я запомнить не могу. А с белым я редко ошибался. В тот раз привез две коробки с пивом, перетащил к себе, но, видно, кто-то из соседей заметил и стукнул. А может на камере засветился, тут они везде понатыканы. В общем, на следующий день мне сообщение от Хелен – зайти, дескать, разговор есть. Ну я пришел, ты ведь Хелен знаешь, я помню.
Я кивнул, разговор становился все интереснее.
– Ну вот, прихожу к ней в кабинет, а она как тигрица. Красивая, лапы мягкие, а в глазах явное желание сожрать. «Что, – говорит, – забыл историю с твоим приятелем? Правила нарушаешь?» А правила у шоферов такие: пару бутылок можно привезти, а так чтобы коробками – запрещено. А вдруг я продавать начну? Или сопьюсь, чего доброго. В общем, Хелен так ласково читает мне лекцию, а потом говорит: «Надо тебя уволить, но нам сейчас шоферы нужны. А пока штрафую тебя на месячную заплату. Повторится – вылетишь в течение часа». И так ладонью презрительно махнула – уходи с глаз долой, видеть тебя не могу. Я вышел, ноги ватные, как будто марафон пробежал. Звоню Ольге – так и так. Не знаю, что делать. Ольга молчит – есть у нее такая привычка. Не любит говорить, пока все не продумает. Потом коротко: «Я тебе завтра позвоню». И все, разговор закончен. Но я успокоился, знаю, что она на ветер слов не бросает. На следующий день звонит в обед: «Все в порядке, зарплату получишь, но будь дальше аккуратнее». И все, конец связи.
– И что дальше, ты перестал пиво возить? – история мне очень понравилась.
Цвейг оглянулся, кашлянул.
– На следующий день звонит. «Выходи, – говорит, – погуляем». Пошли мы с ней в парк. Я интересуюсь, как она Хелен переубедила. Она плечами пожимает, не хочет рассказывать. Говорит, чтобы я был осторожнее и коробки в дом не таскал. «Возьми сумку, – говорит, – и носи по четыре бутылки. Зачем тебе сразу коробка?» Умная она, почему мне это в голову не пришло?
– Я не понял – разве есть закон, запрещающий продажу алкоголя? – спросил я.
– При чем тут закон? Ты я вижу еще ничего не понял. Тут правила корпорации а все магазины принадлежат ей. Если заметят, что они продают пиво, то уволят директора. Говорят, что так они о нашем здоровье беспокоятся. И о безопасности. Все как вши по струне ходят. Шаг влево, шаг вправо – сразу вниз. На вокзал, точнее. А эти идиотские правила? Про пять тысяч шагов в день тебе сказали?
– А как же!
– Мне немного проще – в дни рейсов ходить не надо. А так – дождь ли, снег – вставай и иди! Я приноровился на Северный холм ходить. Туда-обратно как раз пять тысяч выходит. Вечерами там красиво. Солнце заходит, прерия до горизонта, речка внизу, там лесок небольшой. Выпьешь бутылочку и назад под горку. Но знаешь, что скажу?
Тут Цвейг опять оглянулся.
– Странные вещи на том холме происходят.
Он замялся.
– Да что мы тут стоим. Я сегодня из рейса, никуда идти не надо. Пойдем ко мне. Есть свежее пиво, рыбка соленая, хлеб нормальный, а не эти пресные багеты из «Метелки». Огурцы, помидоры… Все с рынка, домашнее, а не из теплиц на гидропонике. Покажу, как живу, расскажу много интересного. Тебе пригодится, если собрался тут оставаться.
Студия Цвейга было точной копией моей. Аккуратно, чисто, но на письменном столе и на комоде стояли десятки безделушек, покрытых пылью. Цвейг перехватил мой взгляд.
– Уборщица ворчала, что ей долго пыль с них вытирать. Я ей сказал, чтобы ничего тут не трогала. Сам иногда пыль вытираю, но редко, если честно. Это мне все подарили. Приедешь перевозить кого-нибудь, а он сидит и вздыхает, не успел все упаковать. «Бери, – говорит, – что хочешь». А один мне даже картины подарил.
Над столом и диваном висели копии картин Рубенса. Полные обнаженные женщины смотрели куда-то вбок, не обращая на нас внимания. Я подошел ближе и увидел мазки масляных красок.
– Он это сам нарисовал. У него еще Мона Лиза была, вот это вообще класс. Настоящая, которая в Лувре, какая-то малахольная. Улыбка – как будто все про тебя знает и сейчас скандал устроит. А цвет лица – прямо в гроб можно класть. А у него Лиза как Лиза. Кровь с молоком, глаза сверкают, улыбается, как будто вкусный ужин приготовила и тебя приглашает. Короче – готова хоть в койку, хоть под венец.
– А имя Цвейг ты здесь получил? – спросил я.
– Ага, мне Хелен сказала, что у меня тут новая жизнь и новое имя поможет забыть старую. А я что. Раньше у меня жизнь тоскливая была. Ни денег, ни квартиры нормальной. Я и решил назваться Цвейгом. Это писатель такой был. Я с одной барышней встречался, так она его книгу «Нетерпение сердца» чуть ли не наизусть выучила. Сам я не читал, но имя запомнил и решил так называться. А что, он нормальный мужик был?
– Нормальный, только с собой покончил.
– Это бывает, когда болеешь или все потерял. Ты садись, я быстро.
Цвейг достал из холодильника две бутылки пива, тарелку с копченой скумбрией, помидоры, огурцы… Быстро накрыл стол, стал нарезать огурцы.
– Чувствуешь, как пахнет! Огуречный запах для меня самый полезный. Моя бабка, когда огурцы резала, звала меня в помощь. С тех пор, как разрежу огурец, так детство вспоминаю. Здоровый я был, резвый. Вот сейчас режу огурец и хочется босиком бежать на речку рыбу ловить или в соседский сад залезть и яблок нарвать.
– А что там на холме? Ты обещал рассказать.
Цвейг разлил пиво по стаканам, мы сделали по глотку.
– Как тебе сказать. Придешь – вроде все нормально. Там плоский камень лежит, за день нагреется, тепло на нем сидеть. Вот сижу я минуту, другую и вдруг начинаю дрожь ощущать. Как будто по камню ток идет. Знаешь, когда к включенному утюгу палец приложишь, а он дрожит. Вот так и там. А потом начинаю голоса слышать. Иногда как будто спорят двое. Или кто-то лекцию читает. Слов не разобрать – бу-бу-бу… Но голоса явно человеческие. Но это не всегда, один раз в три дня, примерно. Я уже загадывать стал: если голоса, то быть неприятностям. И ты знаешь – сбывается. То деньги потеряю, то ключи дома забуду, то в аварию чуть не попаду.
– Может, тебе кажется? Ветер, например, воет.
– Если бы один раз, то я бы и внимания не обратил, а так ведь один раз на третий.
– А неприятности… это возможно совпадение. Знаешь, как бывает? Совпадет – запомнишь. Не совпадет – забудешь.
– Все возможно. Ладно, ты закусывай, рыбка вкусная, свежая.
Я выпил пиво и стал разглядывать картины.
– Этого художника я потом в корпорации встретил, – сказал Цвейг. – Он тут корректором работает. Спросил его: «Доволен?» А он начал ныть, что делать ему тут нечего. У них там редактор, так он лучше всякого корректора. И стиль поправит, и ошибки заметит. Корректор этот только текст прочитает, да распишется, что все нормально. «Работаю, – говорит, – десять минут в день. Остальное время совещания». Он спасается тем, что книгу пишет. Кажется, «Особенности стиля корпоративных документов» называется. Ему это разрешили в рабочее время. Я сдуру попросил почитать, он мне прислал файл с тремя главами. Я посмотрел… Ну, я скажу тебе! Как можно за это деньги платить! Так и я могу написать «Особенности вождения корпоративного грузовика». Бла-бла-бла на триста страниц.
– Будешь писать – добавь главу о перевозке пива.
Цвейг расхохотался.
– Верно! С такой главой книга будет нарасхват, я миллионером стану.
Он открыл вторую бутылку.
– А про Ольгу я тебе так скажу. У нее тут авторитет такой, что нам и не снился.
– С чего бы это? – удивился я.
– Контроль! – Цвейг поднял вверх указательный палец.
– Она в отделе контроля работает?
– Неее… Отдел контроля ваши проекты контролирует, а она из отдела социальной безопасности. Все камеры, телефоны, переписка наша – это все через ее отдел проходит. Не знаю, кто она по должности, но у нее все под контролем. И на каждого у нее досье. Вот мы сидим тут, а она это знает. Или узнает потом, если заинтересуется.
– Подслушивает?
– Нет, запрещено это без специального разрешения. Но геолокацию телефонов она видит.
– Что за специальное разрешение?
– Это если подозревают, если ты что-то делаешь во вред корпорации.
– А по телефону через микрофон могут прослушивать?
– Могут, но я тебе говорю, что специальное разрешение для этого нужно. Так что звони мне спокойно, если, конечно, не хочешь что-нибудь тут взорвать.
Разговор становился все более интересным. Значит, у Ольги работа такая – все про всех знать!
– А откуда у нее досье на каждого? – спросил я.
– Есть у них умная машина с искусственным интеллектом. Она из того, куда человек пошел, что купил, с кем встречался может очень много выводов сделать. Понимаешь, о чем я?
– То есть любая тайная организация сразу станет явной?
– Мгновенно! Даже и не думай тут подполье устраивать.
– Какое подполье? Чтобы украсть пончики из «Метелки»?
Цвейг хмыкнул.
– Как сказать, как сказать. В корпорации огромные деньги крутятся. Знаешь какие тут зарплаты? Знаешь, конечно. Бездельникам всяким платят и не морщатся. Да еще этот холм с голосами.
Мы допили пиво, съели все, что было на столе и я стал прощаться. У двери Цвейг подошел ко мне почти вплотную и тихо сказал:
– Ты если с Ольгой задумаешь замутить, то знай – только время потеряешь. Она вся в своей работе. И задумала что-то. Мне намекала, что может попросить помочь ей кое-что отвести.
– А ты Аналитика знаешь? – спросил я.
– Чернявого такого, длинного? Конечно, личность известная. Знаешь… Ты от него подальше держись. У него что-то не то на уме. Он, кстати, с Ольгой много общается. Так что думай…
Цвейг выпил много больше, чем я. Провожая, он долго смотрел на меня мутными, но веселыми глазами, потом посерьезнел, похлопал меня по груди и сказал почти шепотом:
– Ты это… Ты бди. А то сам знаешь, как бывает…
У подъезда я посмотрел в телефон – всего четыре тысячи шагов. Пробурчал все, что думаю о правилах корпорации, и пошел наверстывать недостающее. У сквера остановился, спрятал телефон под кустом и направился к клинике. «Вот, – думаю, – никто не узнает о моих слабостях. И черт с ними, с шагами, завтра наверстаю». У клиники я долго прикидывал, где находится окно лаборатории, подошел к нему, увидел плотно закрытые жалюзи и отправился домой.
Мысли о том, что мне придется так жить еще три года, привели меня в состояние, близкому к депрессии. В дневнике появилась длинная запись, которую я приводить не буду. Не хочу вспоминать то состояние еще раз.
Пикник
Вечером в пятницу пришло сообщение от Ольги: «Воскресенье, десять утра, у моего подъезда». Вот так, кратко, четко, без каких-либо эмоций. И никаких дискуссий и возражений. Приказ, как у военных. Мы с Аналитиком должны прибыть в десять утра к ее подъезду, даже если начнется конец света. В субботу я заказал в «Метелке» буженину, фрукты, какие-то овощи, сварил три картофелины, купил в магазине несколько бутылок «кока-колы». Ничего больше придумать не смог и решил, что этого достаточно.
Аналитик стоял у автомобиля и что-то разглядывал в открытом багажнике.
– Выбрал самую большую машину, – сказал он, не поздоровавшись. – Вот смотрю, не забыл ли чего.
В багажнике аккуратно были упакованы складные стулья, столик, газовая плитка с баллонами, шашлычница, мешок с углями, сумка-холодильник. Для моих скромных пакетов тоже нашлось место.
– Что принес? – Аналитик заглянул в пакет. – Буженина из «Метелки»? Отлично. Готовить ее они не умеют, но я сделал чесночный соус с хреном, так что будет вкусно. Закусим, пока будет жариться шашлык. Вот, смотри!
Это был совсем другой человек, не сухой, не деловой, а какой-то домашний, с мягким шутливым голосом. Он открыл сумку-холодильник и показал мне большой пакет с мясом, перемешанным с репчатым луком.