Глава 1
– Не лезь, девка, не мешай, – староста вскочил с завалинки, навис надо мной огромной тучей, но я не дрогнула.
– Не для того я здесь, чтобы в сторонке сидеть! – вскинулась я, сжимая в ладони пучок травы.
Черно-фиолетовый налет на стеблях мяты и зверобоя обжигал пальцы, как чумное пятно. А местным хоть бы хны! Под нос им суешь – ничего не видят. Не хотят!
– Опять твои столичные бредни? Ты у нас кто? Травница назначенная, – хмуро отрезал староста, будто выплюнул. – Так и сиди в своей конуре, собирай корешки от брюха. Землю нашу не тронь. Она крепче твоих столичных знаний.
И ведь сколько раз я объясняла, что я не травница. Травовед. Ведунья, которая должна изучать урожаи, помогать взращивать поля и леса. Да только они все одно: или травница, или ведьма.
– Вот именно, что это ваша земля! Как вы можете так безответственно относиться к ней? – потеряв терпение, я ткнула в старосту пучком травы.
– Лето! Травы сохнут – это нормально, – рявкнул мужик.
– Этот черный мор, он не от солнца! Это гниль! И это только начало! Вы должны уже сейчас что-то делать!
– Должен? – староста сжал в руке нож, который точил, а его усы, желтые от табака, раздраженно шевельнулись. – Каждому свое дело! Без году неделя тут, а строишь из себя абы кого! Бабка Аграфена, вот кто знает нашу землю! Корни ее тут! Пока она глядит да бормочет, что все ладно, значит, так и есть! Не тебе меня, Игната, учить!
По спине пробежал холодок и заставил оглянуться. Та самая бабка выглядывала из-за соседнего забора, на меня не отрываясь смотрела, словно искала что-то.
Швырнув под ноги старосте пораженные порчей травы, развернулась и пошла к своему домику. С ним можно было до заката спорить, а у меня еще было дело: у дочки кузнеца жар не спадал, отвар надо было приготовить. Ходила в лес собирать ягоды и листья, но они все попрятались, не хотели помогать, едва на одну порцию набрала.
В шелесте листьев только и слышала: “Беда! Беда!” А когда ходила в поля, там травы шумели: “Худо нам! Худо!” Земля стонала. Я что ни делала, из того, чему нас в академии учили, лучше не становилось.
А староста все как игрушка заводная, которые так любили в столице, “лучше тебя, городской, ведаем”, “нечего нас учить, коли сама жизни не знаешь”. Я уже и бестолковой была, и бесстыжей, и слабоумной.
Аж злость пробирала каждый раз такая, что хотелось собрать вещи да уехать отсюда куда подальше, оставив эту богами забытую деревеньку разбираться со своими проблемами самим.