Сомелье с ЧПУ

Глава 1

Если Александра Ивановича Пробкина из вежливости спрашивали, чем он в жизни занимается, ответ следовал не сразу. Выдерживалась пауза. Пробкин пафосно прищуривался, и незнакомец уже мысленно готовился к приглашению на экскурсию в местный цирк. Однако вместо этого ему торжественно протягивалась белая шершавая карточка. Изящная визитка с закругленными уголками вручалась в атмосфере неуловимого трепета. В подобные моменты на героев фильмов обычно проливается дождь из банкнот в стабильной валюте. Однако случайные собеседники Александра Ивановича реагировали более чем сдержанно.

Иссиня-черное тиснение на карточке предостерегало, что:

А. Пробкин. Сомелье. тел. +7 123 456 78 90

Близкие знакомые винного специалиста, конечно, знали, что сомелье – в действительности хобби Александра Ивановича, а сам он работает оператором станка с ЧПУ (Числовым Программным Управлением – прим. автора) на местном инструментальном заводе.

Оператор был худощав, бледен, слегка сутул и всегда чисто выбрит. Его пальцы, длинные, как у пианиста, казалось, были созданы для клавиатуры станка. Но к карьере настройщика заводского фортепиано душа у Пробкина не лежала. Работалось по инерции, без огонька.

На контрасте с основной занятостью новые увлечения сегодняшнего сомелье сменялись регулярно. Александр Иванович обожал посещать бесплатные вебинары в соцсетях. У него уже скопилась целая кипа шершавых визиток, на которых менялся только род занятий.

Оператор станка успел «поработать» байером, психологом, экстрасенсом и даже финансовым советником.

Увы, разносторонней личности катастрофически не везло. После того как единственный друг Александра Ивановича, гаишник Леха, потерял тысячу рублей на биткойнах, карьера финансового консультанта оказалась под угрозой. В результате недолгого мужского разговора ударнику крипто-валютного труда пришлось надевать на работе солнцезащитные очки. Впрочем, они ему шли.

Только‑только глаз Пробкина стал открываться, а альтернативная грань Александра Ивановича запустила режим аварийного выброса его безудержной энергии. Удобный случай не заставил себя долго ждать.

Итак: свет, мотор, камера! В центре кадра сам Пробкин по пояс. На нем клетчатая хлопковая пижама болотного цвета. Рукава засучены по локоть. Ладони застыли в пантомиме «стеклянная стена». В воздухе витает тонкий аромат хлорочки. Смотрим!

Маэстро натужено пытается силой мысли сдвинуть с места прозрачный бокал, наполненный водой. Несчастный сосуд располагается на столешнице, покрытой усталой ламинацией со следами каракулей от шариковой ручки. Фокус камеры на бокале. Телеобъектив почему‑то надвигается на него рывками, что нервирует. Наконец, изображение бокала занимает все пространство экрана. На хрустальной поверхности проступают чьи‑то жирные отпечатки пальцев и конденсат. Оптика переключается на окружающих и акцентирует внимание на тревожных лицах. У мужчины одухотворенной наружности приоткрыт рот. Подбородок с широкой эспаньолкой начинает движение вниз.

Общий план. Зрители, очевидно, присутствуют при сеансе телекинеза. Действие происходит летом в душном павильоне. Киноаппарат четко фиксирует в руке одной из женщин краешек шершавой визитки с закругленными уголками. Фокус перемещается и окончательно замирает на главном действующем лице. Тонкая фигура в полный рост. Почему‑то в спортивных трусах общества «Динамо».

Все ждут катарсиса. Женщина с кусочком пластика, зажатым между пальцами, ждет счастья. Пальцы давно ждут маникюра.

Во время титанического напряжения у экстрасенса лопается аппендикс. Пробкин падает на правое колено. Голой коленке больно от поцелуя бетонного пола, покрытого ветхим линолеумом. На лице медиума застыла гримаса, как у Пьера Безухова при встрече с Долоховым. Зрители гадают: то ли у маэстро развязался пупок, то ли шнурки. Финал. Стоп. Снято!

Александру Ивановичу повезло. Колосс духа спасло чудо. Сеанс экстрасенсорики стихийно организовался во время плановой диспансеризации от родного завода, поэтому медицинскую помощь потерпевшему оказали своевременно. Адепту телекинеза было категорически запрещено напрягаться до полного снятия швов, из‑за чего к увлечению сверхчувственным Пробкин охладел окончательно.

Впрочем, это не спасло Маргариту Анатольевну, кладовщицу первой категории, которая имела неосторожность принять из рук коллеги Вольфа Мессинга шершавую визитку. Ей только что диагностировали обострение радикулита и некстати оставили на каталке в коридоре на целых десять минут. Рядышком на такой же каталке покоился очнувшийся после наркоза Пробкин. У медбратьев, перевозящих тележки с больными, скоропостижно случился приступ перекура.

Маргарита Анатольевна географической близостью спровоцировала маэстро на откровенный разговор. Александр Иванович воспользовался беспомощностью женщины, которая физически не могла от него уползти. За шестьсот секунд, растянувшихся в вечность, кладовщица узнала, как будет «да» по‑румынски, интересные факты о смерти, забавные случаи из жизни мохнатых пауков и дождевых червей.

Женщина старалась не вступать в диалог с Пробкиным и не устанавливать с ним зрительный контакт. Она безуспешно отворачивалась в сторону, рискуя защемить себе еще и шею. Вынужденное молчание с ее стороны было воспринято, как проявление интереса. Поэтому лектор не сдерживался.

«Гравитация – это состояние материи…», – вещал Александр Иванович, стараясь оттолкнуть свою кушетку от стены ногой и еще теснее приблизиться к Маргарите Анатольевне. К сожалению, с перекура вернулись медбратья и развезли каталки по разным палатам.

Стоит ли говорить, что за регулярные чудачества Пробкина на родном заводе чурались. Начальство его избегало. По мнению Александра Ивановича безосновательно.

Этой зимой Сергей Гаврилович, уже немолодой главный инженер, имел неосторожность икнуть на планерке в цеху в присутствии всего коллектива. Икота не утихала. Через пару минут это стало раздражать Пробкина.

Маленький Саша жил с бабушкой и с детства усвоил, что непроизвольные физиологические реакции прекрасно исцеляются испугом. Бабушка Александра Ивановича часто применяла такой прогрессивный метод врачевания по отношению к своей сестре Алевтине. К сожалению, Алевтина вместе с мужем переехала от них подальше в другой город, а маленький Саша опасался лишний раз кашлянуть при бабушке.

Издавать громкие звуки или размахивать руками при Сергее Гавриловиче Пробкин не осмелился, а подошел к лечению безобидной икоты творчески. В то время на заводе по какой‑то глупости «запороли» целых три импортных станка. Оборудование стоило баснословных денег. Генеральному директору сообщать о происшествии трусили. Поэтому Александр Иванович тихо подошел к главному инженеру и на ухо прошептал, что генеральный лично приехал на завод и срочно вызывает Сергея Гавриловича к себе.

Народный целитель не учел, что у такой радикальной терапии с запрещенной техникой НЛП могут быть побочные эффекты. Главный инженер действительно перестал икать, но одновременно с этим обмяк и схватился за сердце. Другим побочным эффектом стало лишение терапевта премии.

Вебинар «Сомелье за три шага», в котором ознакомительное участие было бесплатным, грезился Александру Ивановичу шансом кардинально сменить род деятельности. Впрочем, на основную часть мероприятия денег у него так и не хватило.

«Дегустируйте винтажные вина! Так вы научитесь в них разбираться», – слоган на зажиточном из прошедшего вебинара обещал много приятных моментов.

«Немного потренируюсь и брошу завод!» – говорил себе Александр Иванович. Перспективы открывались грандиозные. Можно будет устроиться на работу в винный бутик или в какой‑нибудь шикарный ресторан… В городке Пробкина сомелье признавались редкостью, видом из «Красной книги» для элиты и прочей селебрити.

Александр Иванович к любому делу подходил основательно. Монументально. Покупая куриное яйцо в магазине, он дотошно проверял каждое яичко из упаковки на предмет свежести и трещин. Иногда прямо на кассе. Упаковка в тридцать яиц мысленно разделялась им на четыре части. Проверка проводилась по одному яйцу из каждого квадранта по очереди. «Научный подход!» – как‑то сделал ему комплимент Леха и передвинул свою тележку к другой кассе.

Пробкин решил применить тот же метод к тренировкам по дегустации. Его мощная, если говорить о силе духа, фигура вырастала опорой ЛЭП в уголке винного отдела. Здесь он мысленно делил полки с напитками на квадранты, при этом отбрасывая самые дорогие. В голове неявно проступала винная карта, следуя которой, начинающий сомелье смог бы окончательно натренироваться года за два. Если принять во внимание бюджет и текущий уровень здоровья.

Делу мешали коварные мерчандайзеры, которые постоянно переставляли бутылки на полках с места на место. Пробкин ощущал себя пациентом отделения малой психиатрии. Еще выяснилось, что стоило Александру Ивановичу перепробовать несколько ассамбляжей неизвестного производителя, как они тут же пропадали из продажи. Вместо них появлялись новые этикетки, от которых уже рябило в глазах и почему‑то утром болела голова.

После недели таких тренировок сомелье однозначно научился отличать шираз от шардоне. Если не по вкусу, то хотя бы по цвету. Впрочем, когда Пробкин пробовал тихое вино одного оттенка вслепую, шардоне для него ничем не отличалось от совиньон блан, а мерло – от каберне совиньон.

«Мировой заговор! Спаивают народ виноматериалами, – объяснял друг Леха неудачи Александра Ивановича, – на винтаже с нижней полки магазина ты профессионалом не станешь».

И в чем‑то гаишник был прав. Но на приличное вино у Пробкина денег катастрофически не хватало, а игристое само готово было спрятаться от Александра Ивановича обратно в бутылку…

Однажды Леха, которого коллеги прозвали Алкотестером за способность безошибочно выявлять нарушителей подшофе на дороге, позвал Саню на новоселье. Пробкин зачем-то долго спорил со своим приятелем относительно выбранного названия для мероприятия. Поводом встречи был всего лишь косметический ремонт в квартире друга. Он вместе с женой так провел летний отпуск. Но Александр Иванович любил точность формулировок. По его мнению, данное событие до новоселья категорически не дотягивало. Это не помешало сомелье заявиться в гости с бутылочкой кавы.

Товарищ Пробкина жил неподалеку. Кварталах в трех. Итак, мотор, камера! Локация: угол дома‑сталинки Александра Ивановича.

В отражении витрины магазина зритель видит круглый циферблат часов с автобусной остановки. Стрелки и цифры расположены зеркально. Минутная стрелка указывает на три часа. Возможно, это скрытая метафора. Пробкин с шипучим напитком энергично просачивается из дверей, которые нехотя разъезжаются в разные стороны. Главный герой озирается и в упор смотрит на часы. На такси денег очевидно не осталось, как и времени до встречи. Это нервирует. Высокая фигура с бутылкой игристого бросается рысью в направлении Лехиной многоэтажки.

Общий план с квадрокоптера. Летний полдень нещадно обволакивает жаром мостовые и редкие авто. Пыль забивает все отверстия в голове марафонца. Оператор показывает на дороге мираж от горячего воздуха. В мареве отражается летящий галопом по тротуару Пробкин. Лицо напряжено. За кадром отстукивает мгновения метроном.

Сомелье не выносит опаздывать, а до официального приема у Лехи остается три минуты. Александр Иванович нежно стискивает бутылку пальцами за вытянутое горлышко. В кадре мелькают побелевшие костяшки. Со стороны может показаться, что это спринтер умирает на эстафете. И вскоре сомелье действительно устает, переходит на иноходь… Видимо его укачало, как белку в плохо отцентрированном колесе.

Стоп, снято!

За недолгий отпуск скромная обитель Лехи заметно посвежела. На кухне в глаза било сияние побелки на потолке. На отмытую от жира газовую плиту было неловко ставить старую чугунную сковородку.

Александр Иванович гордо поставил теплую бутылку кавы на стол и в полупоклоне сорвал с пробки мюзле… Жена Алкотестера Ираида Сергеевна после такого залпа из Катюши продолжительно лежала в обмороке. Бутылку растрясло еще на старте от магазина. Игристое, изготовленное методом традиционной шампанизации, оценили по достоинству лишь потолок и кухонная скатерть.

Вот поэтому сомелье отчаянно требовался выход в свет и практика. Фуршеты на работе у Алкотестера не были вариантом. Коллеги Лехи пили и белое, и красное, но на бутылках с красным армянского производства обычно красовались пять звезд, а бутылки с белым доставались из морозилки и закусывались исключительно маринованными огурцами.

Шансом для Пробкина представилась встреча выпускников школы‑лицея № 92. В этом году они с классом должны были вспоминать двадцатипятилетие окончания школы.

Сегодня это учебное заведение гордо зовется лицеем, а в школьные годы Александра Ивановича все в округе называли ее школой для детей «с пониженной тягой к учебе и криминальными наклонностями».

Найдя по фамилии старосту класса 11 Д в «Одноклассниках», Александр Иванович с трудом узнал в лысеющем джентльмене на фотографии Колю Мяговкина. Без лишних прелюдий Пробкин продал ему идею «фешенебельного», как он выразился, юбилея. После обработки Александром Ивановичем Коля выдал идею юбилея за свою.

Все опрошенные ими одноклассники единогласно согласились, и из двадцати восьми выпускников на встречу пообещали прийти семнадцать. После недолгих размышлений, юбилей решили объединить с выпускниками из класса Б. В итоге народу набиралось человек под сорок. Отмечать решили в местном кафе‑ресторане «Елочка», куда разрешалось приносить свой алкоголь.

День, а точнее вечер встречи, застал Александра Ивановича у Лехи. Ираида Сергеевна все еще серчала на Пробкина за испорченный потолок, но по душевной доброте подгоняла на нем старый Лехин костюм. На кухонном столе в пивном бокале стоял свежий букетик ирисов.

Наш сомелье выглядел теперь солидно и появился на пороге «Елочки» в состоянии возбуждения близкого к кататоническому. План был прост: без фанатизма перепробовать как можно больше разного вина, тем самым натренировав свои вкусовые сосочки, и, если получится, устроить небольшой перфоманс.

Одноклассники Сашу поначалу не узнавали, поскольку в молодости он был похож на Гоголя с портрета в кабинете литературы. Либо путали с Гошей Емельяновым, который опаздывал. Однако после недолгого разогрева все стали общаться на одной волне, расспрашивая друг друга, кто, где и как устроился в жизни. Известие о том, что Пробкин работает сомелье, вызвало всеобщий интерес.

После череды тостов Нина Еременко, которой каких‑то пятнадцать минут назад было восемнадцать лет, которая когда‑то сидела с Сашей за одной партой, призналась всем, что всегда мечтала научиться разбираться в вине. Звездный час Александра Ивановича приближался. Собравшийся beau monde практически единодушно, Коле Мяговкину стало плохо в туалете, потребовал сеанса культпросвета от Пробкина.

Сомелье почти не артачился. Он попросил у персонала кафе зачистить от закусок ближайший стол и принести ему белую тканевую салфетку с чистым, что важно, бокалом для красного вина. Расчет Пробкина был бесхитростен: нужно воспроизвести на всю аудиторию бесплатную часть вебинара «Сомелье за три шага» и этим завоевать популярность.

Итак, весь необходимый реквизит предоставлен. Мотор, камера!

Вид сверху. Телеобъектив плавно надвигается на одинокую фигуру в строгом костюме. Вокруг свет софитов. Пробкин, стоя перед столом, приступает к откупориванию «Мерлот» из Краснодарского края. Камера фокусируется на этикетке. Надпись искусно выполнена шрифтом заголовка газеты «Правда». Внимание зрителя переключается на штопор в руках Александра Ивановича. Штопор почему‑то вкручивается в пробку со скрипом против часовой стрелки. После нескольких безуспешных попыток сомелье движением бровей призывает официанта. Тот смотрит на него, как турист на выходе из кофе‑шопа Амстердама. Затем с опаской подходит, прячет штопор в карман и молча отвинчивает пробку от бутылки. Зрителю передается волнение главного героя. Это угадывается по легкому подрагиванию рук маэстро.

Вино лениво заполняет собой бокал практически до верха. Пробкин изящно отставляет бутылку в сторону. Затем наклоняет пузатую чашу над белой салфеткой. Зритель должен сам оценить плотность и структуру вина. Так как угол наклона сомелье не рассчитал, примерно треть жидкости выплескивается наружу.

Александр Иванович не теряется, картинно отставляет бокал с вином в сторону и нагибается к расплывающемуся пятну на салфетке. Он поднимает ее на свет и с умным видом изучает винную кляксу в фиолетовой тени люминесцентных ламп. Камера на уровне лица. Мнительный Пробкин поджимает губы и покачивает головой, затем резко бросает салфетку на пол. Из невидимой толпы доносится «ах!», а на заднем плане уборщица кафе лишается чувств.

Фигура Александра Ивановича в профиль. Сомелье берется за ножку бокала двумя пальцами.

«Как же там было на вебинаре? Верхний нос, средний нос… нижний нос…» – озвучиваются мысли Пробкина за кадром. «Верхний нос – действие, при котором сомелье наклоняется к чаше и вдыхает ароматику вина, чуть касаясь носом верхнего края бокала изнутри».

Пробкин промахивается. Его нос оказывается снаружи чаши. Чтобы заполнить неловкую паузу, он не перемещает нос внутрь бокала, а балакает языком в жидкости. Язык от купания в мерло напоминает цветом спелый баклажан. Блики светомузыки скрывают этот факт от зачарованной публики. Сомелье закрывает глаза и причмокивает.

Крупный план. Из темноты выныривает кисть Александра Ивановича с бокалом. Наконец, ножка чаши приземляется на скатерть.

Стоп, снято!

Сомелье объявил всем, что ощущает на языке танины. Мерло было признано годным к употреблению. В глубоком поклоне Александр Иванович сорвал аплодисменты.

В качестве заключительного штриха Пробкин поболтал вино по бокалу, любуясь на стекающие винные слезы, на этот раз не пролив ни капли.

Распознать танины в красной амброзии оказалось для Александра Ивановича титанической задачей, так как он зачем‑то перед этим отведал суши с маринованным имбирем. И васаби попробовал в первый раз в жизни.

Такого фурора Пробкин не ожидал. Окружающие смотрели на него, как паровоз на Анну Каренину. «Сашка, ты крутой!» – орала ему в ухо Нина, когда все сидели за столом, а оконные рамы содрогались от густого баса шансонье, певшего про тяжелую судьбу. Присутствующие пытались подпевать.

«Коля! – сипел расслабленный в дым Александр Иванович старосте класса: – Понюхай это вино, чувствуешь аромат лесных ягод?» Староста лишь мрачно качал лысеющей головой, пока крабовый салат в тарелке полировал его полные щеки.

На волне популярности после выпускного Пробкина в качестве сомелье пригласили на свадьбу и несколько поминок. Иногда память о покойных требовала особой торжественности, а наличие сомелье на мероприятии уменьшало количество драк с участием местного похоронного оркестра. С какой‑то поминальной трапезы Александру Ивановичу даже перепал новый костюм, который оказался мал виновнику встречи.

Через неделю в трубку Александра Ивановича, тяжело дыша и почти задыхаясь, ворвалась Нина.

«Сашка! – привычно заорала она: – У меня сестра Маруся, ну, ты ее помнишь, конечно, приезжает со своим офисом из Москвы. Им нужен сомелье».

Еще в двух громких словах Нина обрисовала предстоящий визит москвичей, находившийся на грани отмены.

Ежегодно их маленький городок подвергался набегу гостей из столицы, устраивавших выездное rendez vous для поддержания духа сотрудников местного офиса. Основной движущей силой в данном предприятии был уже немолодой директор компании Михаил Борисович Бобров, покинувший городок в ‘90‑х. Оказалось, что ’90‑е уехали из города вместе с «дядей Мишей». Нескольких начальников местной милиции даже премировали за снижение уровня преступности в городе.

Дядя Миша, помощницей которого работала Нинина сестра, был с причудами. Одной из них являлось употребление алкогольных напитков любой градусности. Михаил Борисович доводил до истерики столичных сомелье спорами и дуэлями на выпивание. Излюбленной темой директора были состязания на дегустациях: кто отгадает больше сортов вина. Всегда побеждал земляк Пробкина. Оппоненты выживали не все. Сомелье местного ресторана «Рука Надежды», в котором и предполагалось провести выездное культурное мероприятие, скоропостижно уволился, узнав о приезде Михаила Борисовича.

«В общем, ты им нужен… корпоратив через месяц», – закончила Нина и бросила трубку.

Глава 2

Пробкину не было свойственно чувство неловкости. Испанский стыд обычно испытывали окружающие. Но число эпизодов на грани стыда и позора в последнее время непривычно умножилось. Сомелье занервничал. Играть моноспектакли в театре абсурда ему категорически не хотелось.

От искушения с кавой Александра Ивановича лихорадило целую неделю. Перляж вместе с побелкой капал с Лехиного потолка на пробор волос гостя – можно было схватить тепловой удар. И если Ираиду Сергеевну после обморока закоротило истерически, то Алкотестер напротив засахарился после осознания ущерба и ледяной ноль пяти в одну калитку.

Участники новоселья слегка разошлись в понимании происходящего. Сомелье попробовал было предложить помощь в восстановлении внешнего облика кухни, но был выставлен вместе с остатками игристого за дверь.

Спустя неделю после успеха на школьном юбилее Александр Иванович обнаружил в кармане чужую вставную челюсть: примерял новый костюм, подаренный на поминках. Челюсть виновника торжества Пробкин так и не вернул, а выбрасывать было совестно.

Следующую поминальную трапезу в Макдоналдс сомелье проигнорировал, поскольку там наливали только газировку. Посещение мероприятий «в последний путь» вообще положительно не сказывалось на репутации Александра Ивановича. И от них он теперь старался мягко отказываться.

Его будоражило желание согласиться на предложение Нины. Пробкин расценивал это как вызов, но стеснялся авторитета дяди Миши. В ассоциативный ряд почему‑то врывались утюг и паяльник не комнатной температуры. Поэтому сомелье официально взял время на подумать, сославшись на плотный график.

Принимать решение нужно было спешно. Пробкину мысли в голову лезли разные, однако к делу напрямую не относились. На заводе за простои и бреши в бюджете их цех отправили в вынужденный неоплачиваемый отпуск. Пустоту во времени, пространстве и средствах нужно было срочно чем‑то заполнить.

Александр Иванович, как человек действия, решил пройтись до магазина. Там на него набросилась бутылочка азовского хереса. Вечер намечался приятный.

Сомелье и сам не заметил, как очутился у металлической двери Лехиной квартиры. Был отличный повод коллективно посовещаться и попытаться придумать достойную причину для отказа Михаилу Борисовичу. На кнопку дверного звонка Пробкин нажимать не стал, а достал из сумки гаечный ключ и постучал им об дверь гаишника на весь подъезд артиллерийским залпом… С зуммерами у сомелье были старые счеты.

Так как в приличные многоэтажки давно провели домофоны, по логике Лехи в звонок на двери могла позвонить только какая‑то мелкая шантрапа или сосед‑участковый. Поэтому гаишник свою кнопку перевесил повыше. А для надежности Алкотестер недавно раскрутил ее и сдернул проводок с одного из контактов.

Однажды Лехина жена пришла из магазина с тяжелыми сумками. Она кое‑как открыла дверь подъезда коленкой, домофон не работал. Ираида Сергеевна смотрела на недосягаемую высоту коробки родного звонка, как турист на Эйфелеву башню. Сумки на пол ставить категорически не хотелось: там кишели болезнетворные бактерии и бубонная чума.

На ее удачу в гости пришел Пробкин. Он галантно нажал на кнопочку зуммера мизинцем. Ничего не произошло. Костяшки пальцев Лехиной супруги побелели, но она шла на принцип. Холера, чума и тиф подстерегали низ сумки повсюду. Сомелье продолжал усиленно жать на кнопку. Параллельно он названивал Лехе по телефону. Тот не отвечал, так как ему могли позвонить только мошенники из банка. Телефон гаишника находился в перманентном беззвучном режиме.

У умных людей мысли сходятся. Александр Иванович решил во всем разобраться. И разобрал коробку Лехиного звонка. Было неудобно и пришлось вставать на цыпочки. К тому же рядом крутилась Ираида Сергеевна с баулами. Шлицевая отвертка Пробкина, которую он всегда носил с собой в поясной сумке, нудно ковырялась в звонке, пока крышка, наконец, не поддалась. Усмехнувшись своей находке, сомелье поддел пальцем проводок, который слетел с контакта. На нем оказалась фаза, которая тотчас же молнией прошла через палец сомелье. Звонок затрезвонил, так как Александр Иванович обладал на редкость небольшим удельным сопротивлением организма. Из‑за этого Пробкину отказывались делать процедуры электрофореза.